Вот только бы знать, кто эти люди и почему следят за фотографом.
Барашков поднялся со стула и заходил по комнате. Лиходедов подумал, что трубка и кепи Шерлока Холмса пришлись бы сейчас студенту-химику весьма кстати.
– Судя по всему, Ценципер не случайно нарисовался в Аксайской. Он что-то привез или принес. Он – связной. Эх, я, конечно, понимаю, что Сергей торопился к условленному времени сюда, к Анатолию, – Вениамин остановился возле Журавлева и, подчеркивая произнесенную фразу, наклонил голову, – но нужно было проследить именно за «шинелями».
– Коню понятно, «шинели» охотятся за грузом, – пробурчал Мельников. – Только мы его уже нашли, так-разэтак. Нужно или перевозить его оттуда, или…
– Или убирать тех, кто в курсе, – завершил Барашков, – а то нас опередят. Они ведь катером не просто так интересуются.
– Что, предлагаешь просто взять всех и перестрелять? – не понял Алексей.
– В зависимости от того, чего мы хотим добиться.
– А чего мы хотим? – спросил Журавлев. – Сорокин сказал, что ты, Алешка, у нас главный. Ты чего хочешь?
– Ступичева поймать, так-разэтак, чтоб честь полковника Смолякова спасти! – ответил за Алешку Серега.
Барашков подошел к Лиходедову, ожидая ответа от него.
Алексей напряженно соображал. Вопросы друзей застали его врасплох. До последнего момента он всерьез не задумывался над тем, что будет, когда они выследят Ступичева и найдут груз.
– А ящики точно внутри?
– Точно. Проверяли.
– Тогда нужно срочно перепрятать. А подъесаул нам живым нужен, пока бумагу не подпишет, что это он полковника Смолякова подставил.
– Правильно, Алешка, так-разэтак! – поддержал друга Мельников.
Журавлев на это только вздохнул, а Барашков деловито хлопнул ладонью об ладонь:
– Концепция верная, но тут дилемма. Куда вперед бежать – схрон копать или на дом вдовы Семеновой налет устраивать?
– Копать, так-разэтак! – сказал Мельников.
– Копать! – почти хором ответили Алешка и Журавлев.
Барашков удовлетворенно кивнул:
– Завидное единодушие. Я тоже подумал: а вдруг наши оппоненты перепьются и ринутся добычу делить, пока мы тут прожекты строим? Ну что, айда?
– Айда! – сказал за всех Лиходедов.
Во дворе у старенькой бабуси, пустившей на постой Мельникова с Журавлевым, нашлись и телега, и хомуты. Кроме того, в сарае вместе с упряжью были обнаружены кирка и лопаты.
– Слава Богу! – радовался Барашков, причмокивая на лошадей. – А я-то думал, придется к вашему Митрофану на станцию бежать и в нагрузку выслушивать его цицеронство.
– Лучше цицеронство, чем ценциперство, так-разэтак! – скаламбурил Мельников. Журавлев схватился за живот:
– Ой-ой-ой! Ха-ха! Я не могу! Он сказал, что греческое краснобайство милее ему, чем еврейская беспринципность!
– На языке последних это то же самое, что уникальность или избранность, – заметил Вениамин.
Алешка, рассматривавший огромную, одурело светящую, почти полную луну, вдруг спросил:
– Интересно, а Ленин еврей?
Барашков пожал плечами:
– Точно неизвестно. Хотя все его «народные» комиссары – жиды. Нерусь он – это точно. Не стал бы русский вместе с жидами народ свой продавать. Да еще кому – немцам!
– Гы-гы! А без жидов стал бы, в тряпки их душу? – гагакнул Серега.
Пока Вениамин думал что ответить, показался поворот к сожженной усадьбе. Журавлев констатировал:
– Конечная остановка, господа философы, – замок «аркемолога». Доставайте ваше оружие.
Все четверо с браунингами в руках, поставив упряжку поперек выезда, двинулись к развалинам.
После тщательного осмотра подворья, убедившись, что других посетителей этого таинственного места нет, друзья принялись расчищать вход в погреб.
– Все как мы тогда с Толиком оставили, – подтвердил Мельников. – Никого не было, так-разэтак.
Луна светила как хороший фонарь, словно заботясь о том, чтобы партизанам не приходилось разжигать костра. Лаз расчистили быстро. Выставив в караул Журавлева и подпалив факел, стали спускаться вниз. Гнилистый запах протухшей квашеной капусты ударил в ноздри, прошибая до слез.
Лиходедов пошутил:
– Такая химическая атака любого неприятеля свалит!
Но на юмор времени не было. Оглядев похищенный груз, «кладоискатели» принялись считать ящики.
– Не сходится у меня! – первым произнес Барашков возмущенным тоном ограбленного хозяина.
Ящики пересчитывали вновь и вновь, но вместо двенадцати все время получалось одиннадцать.
– Вот чертово семя! – ругнулся Серега. – Все-таки сперли один, так-разэтак! Ладно, потащили наверх.
Таская тяжеленные ящики, Лиходедов становился все злее. Он почувствовал, как гнев начинает захватывать его, клокоча внутри, как пар в паровозном котле. Ему захотелось прыгнуть на коня и лететь в Аксайскую, чтобы размозжить голову первому, кто попадется под руку в известном им доме. Он даже не слышал, что говорили товарищи, – кровь бросилась в голову так, что уши заложило.
– Подонки… ублюдки… христопродавцы! Думаете, хитрее всех…
Барашков и Мельников удивленно застыли.
– Леха, ты чего?
Лиходедов посмотрел на их вытянувшиеся лица, и только тогда понял, что говорит сам с собой. Тогда он выпрямился и рубанул тоном, не терпящим возражений:
– Закопаем груз, и в Аксайскую. Церемониться не будем – никому никакой пощады.
Новое место выбрали неподалеку, на дне соседней балки. Схрон укрывал частый кустарник, росший вокруг вяло сочащегося ручейка. Работали по очереди, парами, в свете луны и факела, переводя дух в карауле. По площади яма получилась, как две могилы, только глубиной вполовину мельче. Умаялись страшно. Под конец с непривычки заболели спины и заныли предплечья, а ладони вздулись кровавыми пузырями. Но Мельников пытался шутить:
– Теперь нас точно от пролетариев не отличить, колотить их в гроб, – трудовые мозоли и грязь под ногтями мы себе надолго обеспечили.
– Слушай, Леха, – спросил он в очередной передых, – а чего ты так взбесился недавно? Ящик-то этот где-то по дороге осел, без нас, так-разэтак. Тут его точно не было.
– Понимаешь Серега, мне так обидно стало… Это все романтические книжные представления. Сначала воображаешь себе грозного, изворотливого, матерого врага, у которого свои, хоть и черные, но серьезные цели. И вдруг он превращается в жулика, умыкнувшего на базаре кошелек. И спрашивается тогда, какого хрена мы с Барашковым делали у красных в Ростове, выискивая немецкий след? На черта нам этот след? Каково мне умирать за этот груз, если я даже не знаю, что там?
– А давай посмотрим? – предложил Мельников. – Наплевать. – И, не дожидаясь ответа, сорвал пломбу с одного из ящиков.
Под деревянной крышкой оказался короб-сейф с кодовым замком.
– Вот зараза, – разочарованно плюнул Серега, – а я как раз ключи дома забыл!
– Вы чего там? – окликнул друзей Барашков.
– А ты погляди.
Студенты подошли оба.
– Решили удовлетворить любопытство? Ну что, видит око, а зуб неймет? – сыронизировал Вениамин, покрутив пальцами колесики замка. – Так можно и до второго пришествия угадывать.
– Я еще одну пословицу знаю – хохлячью, тяни ее налево, – мрачно заметил Серега. – Бачили очи, шо куповалы – ижте, хоть повылазьте.
Студент-химик, продолжая машинально перебирать секретную цифирь, согласился:
– Тоже неплохо.
Вдруг замок щелкнул.
– Мать моя женщина, никак сработало! – удивился Барашков и осторожно приподнял крышку короба.
Алешка и Серегей как подползли на карачках, так и остались, позабыв про то, что человек – существо прямоходящее.
В лучах лунного света матово отливали уложенные в три ряда слитки.
Лиходедов вынул один и приблизил к глазам. Даже без дополнительного света можно было различить клеймо Российского Императорского Банка и пробу. Рука задрожала от волнения и тяжести. Он протянул слиток Вениамину:
– Это что, з-золото?
– Аурум, – подтвердил Барашков.
Четверо участников тайной операции, забыв обо всем, сидели около вырытой ямы и молча смотрели то друг на друга, то на ящики.
Лиходедов, чтобы не заговорить первым, остервенело грыз какую-то прошлогоднюю травинку. Постепенно слюна во рту наполнялась горечью, но юноша какое-то время этого не замечал. Постепенно знакомый запах защекотал ноздри. Алешка сплюнул. Он понял, что жует полынь.
Первым заговорил Мельников:
– Так вот за чем все охотятся… А я-то, дурак безмозглый, так-разэтак, все думал – отчего это Сиверс спит и видит наши станки у себя в обозе?
– У немцев, – поправил Барашков.
– Чего?
– У немцев в обозе. Этот налет Сиверсу заказывали. Он, может, и получил бы свою долю, но остальное пошло бы к немцам.
– Но оно же у нас.
– Прошу заметить, только у нас четверых, – Вениамин сделал акцент. – А мы не красные, не немцы, и даже не добровольцы, в смысле – корниловцы. Мы донские партизаны. А командир наш – полковник Чернецов – убит. Вопрос: чье золото?
– Казачье, – без колебаний ответил Лиходедов. – И точка.
– Донское, – поддержал друга Мельников.
– Так-то оно так. А где теперь оно – Донское правительство? В подвале от большевиков прячется? Казачество где? Оно с добровольцами или с драпанувшим Походным атаманом? Или это аксайцы, которые с красными перемирия заключают? Кто казачество?
– Ты не обижайся, Леха, но Вениамин прав, – сказал Журавлев. – Вопрос приобретает исторический масштаб.
– Знаю, сейчас скажете, что история ошибок не прощает. Только я вот что думаю: пока с большевиками всерьез только Добрармия сражается – там лучшие, и мы в этом убедились. Золото Корнилову для борьбы нужно, для оружия, для переговоров с союзниками. Мой командир – полковник Смоляков. Это, как говорится, его война. Да нам самим и не доставить груз Алексееву.
– А как же байки про оборудование? – спросил Барашков. – Тебе не кажется, что тобой воспользовались, как маскировочным халатом? Дескать, какие-то гимназисты охраняют какие-то железяки. Никаких пересудов, и забрать груз можно по-тихому, когда захочешь.
В душу Лиходедова холодной змеей стало заползать сомнение. А что если студенты захотят завладеть золотом, как захотел Ступичев? В книжках написано, что презренный металл поедает человеческий разум, а тут золота столько…
Алешка встал, как будто потягиваясь, а сам незаметно нащупал в кармане браунинг. Серега, наверное, тоже почувствовал нечто подобное и встал рядом со своим другом.
Но Барашков, окинув их взглядом, обезоруживающе улыбнулся:
– И я в детстве Стивенсона читал. Не волнуйтесь, мне ведь тоже хотелось прояснить ваши намерения. Теперь я их знаю.
– И что с того? – мрачно произнес Мельников. Серега не мог так быстро переключаться от подозрений на дружелюбные отношения.
– Я думаю то же самое. Только у меня есть непременное требование. Оно для нашей же безопасности. Даже Смоляков не должен знать, что мы на самом деле узнали, что в ящиках. Пока не должен. Идет?
– Согласен, – Лиходедов протянул руку Барашкову. – Когда говорить, решим все вместе. А теперь как командир нашей группы приказываю зарыть груз и выступить в направлении станицы Аксайской.
Четверо конных теней проскользили по станице, топя отзвуки копыт в незамерзающей уличной грязи. На околице станицы было еще темнее, чем в степи. Редкие огоньки в окошках хат говорили о том, что подавляющее большинство хозяев ночью предпочитает спать.
Привязав лошадей к дереву неподалеку от угла нужной улицы, партизаны осторожно направились вдоль плетней и заборов к дому вдовы Семеновой.
Еще на подходе друзья заметили отсветы за плотными шторами выходящего во двор оконца. Из трубы пепельной струйкой на фоне черного неба шел дым. Под утро в хате еще не спали.
– Припозднились они, однако, – шепнул Алешке Серега. – Но тем лучше – наверняка в солидном подпитии находятся, так-разэтак. Легче эту кодлу брать будет.
Но Алексей запротестовал:
– Мы же договорились, живьем брать только Ступичева, а с остальными – как получится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Барашков поднялся со стула и заходил по комнате. Лиходедов подумал, что трубка и кепи Шерлока Холмса пришлись бы сейчас студенту-химику весьма кстати.
– Судя по всему, Ценципер не случайно нарисовался в Аксайской. Он что-то привез или принес. Он – связной. Эх, я, конечно, понимаю, что Сергей торопился к условленному времени сюда, к Анатолию, – Вениамин остановился возле Журавлева и, подчеркивая произнесенную фразу, наклонил голову, – но нужно было проследить именно за «шинелями».
– Коню понятно, «шинели» охотятся за грузом, – пробурчал Мельников. – Только мы его уже нашли, так-разэтак. Нужно или перевозить его оттуда, или…
– Или убирать тех, кто в курсе, – завершил Барашков, – а то нас опередят. Они ведь катером не просто так интересуются.
– Что, предлагаешь просто взять всех и перестрелять? – не понял Алексей.
– В зависимости от того, чего мы хотим добиться.
– А чего мы хотим? – спросил Журавлев. – Сорокин сказал, что ты, Алешка, у нас главный. Ты чего хочешь?
– Ступичева поймать, так-разэтак, чтоб честь полковника Смолякова спасти! – ответил за Алешку Серега.
Барашков подошел к Лиходедову, ожидая ответа от него.
Алексей напряженно соображал. Вопросы друзей застали его врасплох. До последнего момента он всерьез не задумывался над тем, что будет, когда они выследят Ступичева и найдут груз.
– А ящики точно внутри?
– Точно. Проверяли.
– Тогда нужно срочно перепрятать. А подъесаул нам живым нужен, пока бумагу не подпишет, что это он полковника Смолякова подставил.
– Правильно, Алешка, так-разэтак! – поддержал друга Мельников.
Журавлев на это только вздохнул, а Барашков деловито хлопнул ладонью об ладонь:
– Концепция верная, но тут дилемма. Куда вперед бежать – схрон копать или на дом вдовы Семеновой налет устраивать?
– Копать, так-разэтак! – сказал Мельников.
– Копать! – почти хором ответили Алешка и Журавлев.
Барашков удовлетворенно кивнул:
– Завидное единодушие. Я тоже подумал: а вдруг наши оппоненты перепьются и ринутся добычу делить, пока мы тут прожекты строим? Ну что, айда?
– Айда! – сказал за всех Лиходедов.
Во дворе у старенькой бабуси, пустившей на постой Мельникова с Журавлевым, нашлись и телега, и хомуты. Кроме того, в сарае вместе с упряжью были обнаружены кирка и лопаты.
– Слава Богу! – радовался Барашков, причмокивая на лошадей. – А я-то думал, придется к вашему Митрофану на станцию бежать и в нагрузку выслушивать его цицеронство.
– Лучше цицеронство, чем ценциперство, так-разэтак! – скаламбурил Мельников. Журавлев схватился за живот:
– Ой-ой-ой! Ха-ха! Я не могу! Он сказал, что греческое краснобайство милее ему, чем еврейская беспринципность!
– На языке последних это то же самое, что уникальность или избранность, – заметил Вениамин.
Алешка, рассматривавший огромную, одурело светящую, почти полную луну, вдруг спросил:
– Интересно, а Ленин еврей?
Барашков пожал плечами:
– Точно неизвестно. Хотя все его «народные» комиссары – жиды. Нерусь он – это точно. Не стал бы русский вместе с жидами народ свой продавать. Да еще кому – немцам!
– Гы-гы! А без жидов стал бы, в тряпки их душу? – гагакнул Серега.
Пока Вениамин думал что ответить, показался поворот к сожженной усадьбе. Журавлев констатировал:
– Конечная остановка, господа философы, – замок «аркемолога». Доставайте ваше оружие.
Все четверо с браунингами в руках, поставив упряжку поперек выезда, двинулись к развалинам.
После тщательного осмотра подворья, убедившись, что других посетителей этого таинственного места нет, друзья принялись расчищать вход в погреб.
– Все как мы тогда с Толиком оставили, – подтвердил Мельников. – Никого не было, так-разэтак.
Луна светила как хороший фонарь, словно заботясь о том, чтобы партизанам не приходилось разжигать костра. Лаз расчистили быстро. Выставив в караул Журавлева и подпалив факел, стали спускаться вниз. Гнилистый запах протухшей квашеной капусты ударил в ноздри, прошибая до слез.
Лиходедов пошутил:
– Такая химическая атака любого неприятеля свалит!
Но на юмор времени не было. Оглядев похищенный груз, «кладоискатели» принялись считать ящики.
– Не сходится у меня! – первым произнес Барашков возмущенным тоном ограбленного хозяина.
Ящики пересчитывали вновь и вновь, но вместо двенадцати все время получалось одиннадцать.
– Вот чертово семя! – ругнулся Серега. – Все-таки сперли один, так-разэтак! Ладно, потащили наверх.
Таская тяжеленные ящики, Лиходедов становился все злее. Он почувствовал, как гнев начинает захватывать его, клокоча внутри, как пар в паровозном котле. Ему захотелось прыгнуть на коня и лететь в Аксайскую, чтобы размозжить голову первому, кто попадется под руку в известном им доме. Он даже не слышал, что говорили товарищи, – кровь бросилась в голову так, что уши заложило.
– Подонки… ублюдки… христопродавцы! Думаете, хитрее всех…
Барашков и Мельников удивленно застыли.
– Леха, ты чего?
Лиходедов посмотрел на их вытянувшиеся лица, и только тогда понял, что говорит сам с собой. Тогда он выпрямился и рубанул тоном, не терпящим возражений:
– Закопаем груз, и в Аксайскую. Церемониться не будем – никому никакой пощады.
Новое место выбрали неподалеку, на дне соседней балки. Схрон укрывал частый кустарник, росший вокруг вяло сочащегося ручейка. Работали по очереди, парами, в свете луны и факела, переводя дух в карауле. По площади яма получилась, как две могилы, только глубиной вполовину мельче. Умаялись страшно. Под конец с непривычки заболели спины и заныли предплечья, а ладони вздулись кровавыми пузырями. Но Мельников пытался шутить:
– Теперь нас точно от пролетариев не отличить, колотить их в гроб, – трудовые мозоли и грязь под ногтями мы себе надолго обеспечили.
– Слушай, Леха, – спросил он в очередной передых, – а чего ты так взбесился недавно? Ящик-то этот где-то по дороге осел, без нас, так-разэтак. Тут его точно не было.
– Понимаешь Серега, мне так обидно стало… Это все романтические книжные представления. Сначала воображаешь себе грозного, изворотливого, матерого врага, у которого свои, хоть и черные, но серьезные цели. И вдруг он превращается в жулика, умыкнувшего на базаре кошелек. И спрашивается тогда, какого хрена мы с Барашковым делали у красных в Ростове, выискивая немецкий след? На черта нам этот след? Каково мне умирать за этот груз, если я даже не знаю, что там?
– А давай посмотрим? – предложил Мельников. – Наплевать. – И, не дожидаясь ответа, сорвал пломбу с одного из ящиков.
Под деревянной крышкой оказался короб-сейф с кодовым замком.
– Вот зараза, – разочарованно плюнул Серега, – а я как раз ключи дома забыл!
– Вы чего там? – окликнул друзей Барашков.
– А ты погляди.
Студенты подошли оба.
– Решили удовлетворить любопытство? Ну что, видит око, а зуб неймет? – сыронизировал Вениамин, покрутив пальцами колесики замка. – Так можно и до второго пришествия угадывать.
– Я еще одну пословицу знаю – хохлячью, тяни ее налево, – мрачно заметил Серега. – Бачили очи, шо куповалы – ижте, хоть повылазьте.
Студент-химик, продолжая машинально перебирать секретную цифирь, согласился:
– Тоже неплохо.
Вдруг замок щелкнул.
– Мать моя женщина, никак сработало! – удивился Барашков и осторожно приподнял крышку короба.
Алешка и Серегей как подползли на карачках, так и остались, позабыв про то, что человек – существо прямоходящее.
В лучах лунного света матово отливали уложенные в три ряда слитки.
Лиходедов вынул один и приблизил к глазам. Даже без дополнительного света можно было различить клеймо Российского Императорского Банка и пробу. Рука задрожала от волнения и тяжести. Он протянул слиток Вениамину:
– Это что, з-золото?
– Аурум, – подтвердил Барашков.
Четверо участников тайной операции, забыв обо всем, сидели около вырытой ямы и молча смотрели то друг на друга, то на ящики.
Лиходедов, чтобы не заговорить первым, остервенело грыз какую-то прошлогоднюю травинку. Постепенно слюна во рту наполнялась горечью, но юноша какое-то время этого не замечал. Постепенно знакомый запах защекотал ноздри. Алешка сплюнул. Он понял, что жует полынь.
Первым заговорил Мельников:
– Так вот за чем все охотятся… А я-то, дурак безмозглый, так-разэтак, все думал – отчего это Сиверс спит и видит наши станки у себя в обозе?
– У немцев, – поправил Барашков.
– Чего?
– У немцев в обозе. Этот налет Сиверсу заказывали. Он, может, и получил бы свою долю, но остальное пошло бы к немцам.
– Но оно же у нас.
– Прошу заметить, только у нас четверых, – Вениамин сделал акцент. – А мы не красные, не немцы, и даже не добровольцы, в смысле – корниловцы. Мы донские партизаны. А командир наш – полковник Чернецов – убит. Вопрос: чье золото?
– Казачье, – без колебаний ответил Лиходедов. – И точка.
– Донское, – поддержал друга Мельников.
– Так-то оно так. А где теперь оно – Донское правительство? В подвале от большевиков прячется? Казачество где? Оно с добровольцами или с драпанувшим Походным атаманом? Или это аксайцы, которые с красными перемирия заключают? Кто казачество?
– Ты не обижайся, Леха, но Вениамин прав, – сказал Журавлев. – Вопрос приобретает исторический масштаб.
– Знаю, сейчас скажете, что история ошибок не прощает. Только я вот что думаю: пока с большевиками всерьез только Добрармия сражается – там лучшие, и мы в этом убедились. Золото Корнилову для борьбы нужно, для оружия, для переговоров с союзниками. Мой командир – полковник Смоляков. Это, как говорится, его война. Да нам самим и не доставить груз Алексееву.
– А как же байки про оборудование? – спросил Барашков. – Тебе не кажется, что тобой воспользовались, как маскировочным халатом? Дескать, какие-то гимназисты охраняют какие-то железяки. Никаких пересудов, и забрать груз можно по-тихому, когда захочешь.
В душу Лиходедова холодной змеей стало заползать сомнение. А что если студенты захотят завладеть золотом, как захотел Ступичев? В книжках написано, что презренный металл поедает человеческий разум, а тут золота столько…
Алешка встал, как будто потягиваясь, а сам незаметно нащупал в кармане браунинг. Серега, наверное, тоже почувствовал нечто подобное и встал рядом со своим другом.
Но Барашков, окинув их взглядом, обезоруживающе улыбнулся:
– И я в детстве Стивенсона читал. Не волнуйтесь, мне ведь тоже хотелось прояснить ваши намерения. Теперь я их знаю.
– И что с того? – мрачно произнес Мельников. Серега не мог так быстро переключаться от подозрений на дружелюбные отношения.
– Я думаю то же самое. Только у меня есть непременное требование. Оно для нашей же безопасности. Даже Смоляков не должен знать, что мы на самом деле узнали, что в ящиках. Пока не должен. Идет?
– Согласен, – Лиходедов протянул руку Барашкову. – Когда говорить, решим все вместе. А теперь как командир нашей группы приказываю зарыть груз и выступить в направлении станицы Аксайской.
Четверо конных теней проскользили по станице, топя отзвуки копыт в незамерзающей уличной грязи. На околице станицы было еще темнее, чем в степи. Редкие огоньки в окошках хат говорили о том, что подавляющее большинство хозяев ночью предпочитает спать.
Привязав лошадей к дереву неподалеку от угла нужной улицы, партизаны осторожно направились вдоль плетней и заборов к дому вдовы Семеновой.
Еще на подходе друзья заметили отсветы за плотными шторами выходящего во двор оконца. Из трубы пепельной струйкой на фоне черного неба шел дым. Под утро в хате еще не спали.
– Припозднились они, однако, – шепнул Алешке Серега. – Но тем лучше – наверняка в солидном подпитии находятся, так-разэтак. Легче эту кодлу брать будет.
Но Алексей запротестовал:
– Мы же договорились, живьем брать только Ступичева, а с остальными – как получится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47