— Выпейте и успокойтесь.
Калинин пил жадно, расплескивая воду трясущимися руками.
— Ну, успокоились?
Калинин кивнул головой.
— Читать можете?
— Могу, — еле выдавил он.
— Нате вам Уголовный кодекс. Вот статья девяносто пять. Ознакомьтесь. Да нет, так у нас ничего не получится. Ну и развезло вас! Держите себя в руках, вы же мужчина в конце концов. Слушайте. Статья девяносто пятая УК РСФСР гласит:
«Заведомо ложный донос органу судебно-следственной власти или иным, имеющим право возбуждать уголовное преследование должностным лицам, а равно заведомо ложное показание, данное свидетелем экспертом или переводчиком при производстве дознания, следствия или судебного разбирательства по делу, — лишение свободы или исправительно-трудовые работы на срок до трех месяцев».
Вы уяснили смысл статьи?
Калинин опять кивнул головой.
— Прекрасно. Прошу вас назвать номер машины.
— МТ 51-50, — выдавил из себя свидетель.
Данилову казалось, что говорил не Калинин. В этого обмякшего, потерявшего контроль над собой человека как будто кто-то вставил приспособление, похожее на сломанный старый фонограф со стертыми валиками. Нажимаешь кнопку, изношенная пружина начинает крутить валик, и в трубу сквозь шипение и треск доносится нечто похожее на человеческий голос.
— Подойдите к столу и посмотрите на эту фотографию, — резко не сказал — скомандовал Данилов. Он по опыту знал, что жесткость заставляет таких людей собраться.
Калинин встал, взглянул на фотографию Судина и кивнул головой.
— Вы его знаете?
— Да, — опять послышались хрип и шипение.
— Успокойтесь. И расскажите, при каких обстоятельствах вы познакомились.
— Возил его пару раз, — голос Калинина окреп, — я, товарищ подполковник, — он махнул рукой, — от жадности это все, от корысти моей. Еду по Арбату, они идут…
— Кто именно?
— Этот, что на фото, и полковник авиации. Руку подняли. Я остановился, довез их.
— Куда?
— Сначала в Зачатьевский, к этому, потом на Патриаршие пруды, там женщину взяли — и в коммерческий ресторан «Гранд-отель».
— Дальше что было?
— Его потом всего один раз видел. И все.
— А полковника? — Данилов напрягся внутренне.
— Его часто.
— Куда возили?
— В «Гранд-отель» и на Патриаршие, к этой, значит, женщине, она поет там.
— Где, на Патриарших?
— Нет, в ресторане. Артистка, значит.
— Кто такой этот полковник?
— Зовут Вадим Гаврилович, он здесь где-то на генерала учится.
— Это он вам сказал?
— И мне и женщине. В машине рассказывал.
— Где он живет?
— Не знаю. За городом. В Салтыковке. Я его туда один раз подвозил.
— Куда именно?
— К станции. Поехали по Горьковскому шоссе, через Балашиху, к переезду. Там как раз эшелон стоял, не проехать. Он мне и говорит: ты, мол, давай домой, я пешком доберусь, мне здесь два шага.
— Как зовут эту женщину?
— Какую?
— Певицу из ресторана.
— Он ее Ларисой называл.
— А она его?
— Вадиком. Он меня предупреждал: «Ты говори, что это машина моя». Мол, с уважением о мне, как к хозяину. А мне-то что, платил он хорошо.
— Сколько же?
— Две тысячи за поездку.
— Часто вы так ездили?
— Раз десять. Я готов, деньги могу сдать. Я…
— Не в деньгах дело, Калинин. Какая у вас была связь?
— Не понял я, вы о чем?
— Ну, как вы договаривались?
— Он мне на работу звонил. Я хозяина своего всегда к шести к его бабе отвожу.
— К жене?
— Да нет, к бабе, она у нас плановиком работает. И до пяти утра свободный.
— Прекрасно. Сейчас вас проводят в другую комнату, там все это напишете. Подробно, не упуская никаких деталей. Понятно?
— Ясно. Все как есть напишу. Спасибо вам.
Когда Калинина увели, Данилов срочно вызвал Муравьева, Самохина, Ковалева и Никитина.
— Муравьев, немедленно в Салтыковку, там разыщешь дом, где живет этот летчик. Бери людей, машину и — туда. Возьми постановление на арест и обыск у прокурора. Если его не будет дома, оставишь засаду, а сам с материалами сюда. Действуй. Самохин, звони в ресторан «Гранд-отель», уточни адрес певицы. Зовут Лариса, проживает на Патриарших прудах. Ковалев, ты едешь на автобазу, будешь сидеть и ждать звонка «полковника», возьми с собой техника, пусть он тебе отводной наушник приспособит. Никитин, в «Гранд-отель». У меня все. Выполняйте.
Через полчаса Самохин принес листок бумаги и положил его на стол перед Даниловым:
— Алфимова Лариса Евгеньевна. Патриаршие пруды, дом шесть, корпус А, квартира четыре.
Вот теперь начиналось самое главное. Все возможные контакты «полковника» были блокированы. На автобазе у телефона дежурил Ковалев, в «Гранд-отель» выслана группа во главе с Никитиным, в Салтыковке — Муравьев, к певице он поедет сам. Где-то «полковник» должен объявиться. Данилов, сидя в машине, старался не думать о том, что вопреки логике этот человек просто может исчезнуть из Москвы.
Муравьев
Он сидел в жарко натопленной дежурке Салтыковского поселкового отделения и ждал участкового, обслуживающего 5-ю Лучевую улицу. Несколько минут назад дежурный старшина подтвердил, что на даче вдовы профессора Сомова действительно проживает слушатель Академии генштаба полковник авиации Вадим Гаврилович Чистяков. Что прописка его оформлена по всем правилам. Игорь попросил принести ему из паспортного стола документы и вызвать участкового и теперь ждал. Его люди сразу же пошли к дому семь по 5-й Лучевой.
— Вот документы. — Старшина положил перед Игорем книгу прописки. — Вот заявление Сомовой.
Муравьев пробежал глазами бумаги.
— Это все?
— А чего еще, прописка-то временная — до мая. Потом мне паспортистка сказала: ей из кадров академии звонили, просили ускорить. Документы мы проверяли. Они в полном порядке. В академию звонили, там подтвердили: такой слушатель есть.
— А кто звонил?
— Начальник паспортного стола лейтенант Ракосуев.
— Ну-ка проводи меня к нему.
Паспортный стол помещался в маленькой комнате, разделенной на два пенальчика. В одном сидели две девушки-паспортистки, в другом был кабинет начальника, в котором еще помещались маленький стол и массивный сейф. Сам начальник, лейтенант Ракосуев, вполне подходил для своего кабинета. Маленький, чистенький, с бесцветными глазами и большими залысинами. Он прочитал удостоверение Игоря и записал реквизиты на отдельный лист бумаги.
— Бдительность, товарищ майор, и еще раз бдительность. Каждый чекист обязан в себе выработать данную черту. Так что же вас интересует? — он откинулся на спинку стула, сложив на животе руки.
— Телефон меня интересует, лейтенант, по которому вы в академию звонили по поводу Чистякова.
— Чистяков, — Ракосуев на секунду задумался, — это тот, что по 5-й Лучевой у Сомовой прописан? Минуту. — Лейтенант достал толстую папку, полистал какие-то бумаги: — Так. Сомова, Сомова. Вот телефончик академии — Г1-74-78. У нас строго. Учет и проверка — основа бдительности.
«Где они достали этого идиота? — Игорь почти с ненавистью глядел на лейтенанта. — Бдительность, учет, данная черта… Кто он, самовлюбленный дурак, а может быть, просто положили на этот стол пачку денег?..» — Этот номер, лейтенант, никогда не был телефоном академии. Он установлен в Зачатьевском переулке на квартире одного спекулянта. Можете позвонить туда. Там до сих пор находятся наши люди…
— Товарищ майор, — заглянул в дверь дежурный, — участковый пришел.
Выходя, Игорь краем глаза увидел, как лейтенант вытер мальчишеской ручкой покрывшийся испариной лоб.
В дежурной комнате его ожидал участковый в черном сторожевом тулупе, перетянутом поверху портупеей.
— Младший лейтенант Красиков.
— Дежурный вам объяснил, в чем дело?
— Так точно.
— Знаете этого человека?
— Никак нет, не успел, товарищ майор, познакомиться.
— Времени не было? — зло спросил Игорь.
— Он недавно у нас, товарищ майор, — вступился за Красикова дежурный.
— А где же старый участковый?
— Повысили. Да вы с ним только что говорили.
— Ракосуев? — удивился Игорь.
— Так точно, полгода назад его на паспортный перевели, участок бесхозным был. А теперь Красикова прислали из Реутова.
— Любопытно, — и повернулся к участковому, — поехали.
Когда они вышли из отделения, Красиков смущенно сказал, покосившись на сапоги Игоря:
— Туда, товарищ майор, «эмка» не пройдет, там все снегом занесло. Хоть и обувка ваша городская, а придется пёхом.
Они миновали переезд и углубились в длинные, заваленные снегом просеки. Красиков подхватил поскользнувшегося Игоря.
— Это и есть Лучевые улицы.
По обеим сторонам стояли занесенные снегом дома. Только на одной из крыш дымилась труба. Поселок показался Игорю заброшенным и вымершим. У некоторых дач были разобраны крыши, у других оборваны доски облицовки, вынуты рамы.
— Балуют, — крякнул Красиков, — руки бы им поотрубал. Люди строят, стараются, а эта хива все на дрова тащит. Но ничего, я порядок наведу.
Дача Сомовой стояла в конце просеки у самого леса. Она выглядела самой нарядной на этой улице.
— Хозяйка ее всегда на зиму сдает, — пояснил участковый. — Я так полагаю, правильно это. В жилую-то никто не полезет.
Оперативники ждали на соседнем участке.
— Дача пустая, никто не приходил, — доложил Игорю старший группы.
Муравьев открыл калитку, вошел на участок. От крыльца вели свежие, чуть присыпанные снегом следы. «Сапоги армейские, сорок второй приблизительно», — автоматически отметил Игорь.
— Ключи от дачи есть? — повернулся к Красикову.
— Никак нет.
— Я уже открыл, товарищ майор, там замки простые, английские, — сказал лейтенант Гаврилов.
— Ну пошли. Будем «академика» дожидаться.
Ковалев
Телефон звонил все время. Люди вызывали грузовики, технички, легковые машины. Был обычный рабочий день. Девушка-диспетчер, опасливо косясь на Ковалева, снимала трубку, отвечала, вызывала шоферов.
Калинин сидел здесь же, взмокший, взъерошенный, растерянный. Но страх ушел. Он не был обвиняемым. Свидетель — и все дело.
Телефон звонил, диспетчер брала трубку, на стене большие часы отсчитывали время. Полковник не звонил.
Никитин
— Ну, борода, — спросил он швейцара, — ты этого летуна, что с вашей артисткой крутит, знаешь?
— Всегда. — Швейцар покосился на молчаливых оперативников.
Он с давних пор усвоил непоколебимую истину, что с милицией лучше не связываться. И если дело не касается лично тебя, то уж надо говорить правду. Черт их знает, вдруг в тумбочку залезут? А там у него и аптека и магазин. Каждый ведь жить-то хочет.
— Если он зайдет, ты его нашему товарищу покажи. Только втихаря. Понял? — Никитин положил руку на тумбочку.
«Господи, пронеси, — подумал швейцар, — спаси и помилуй, царица небесная».
— Не сомневайтесь, товарищ начальник. Сполню.
— Смотри, дед, а то я из тебя душу выну. — Никитин повернулся к сотрудникам: — Пошли.
По лестнице, покрытой истертым, когда-то вишневого цвета ковром, они поднялись на второй этаж. Зеркальный зал ресторана поразил Никитина своей показной роскошью. Он разглядывал белые лепные стены, на которых каждый завиток, покрытый сусальным золотом, трижды отражался в огромных зеркалах.
Ресторан только что открыли: народу почти не было, за столом, в глубине зала, сидела компания офицеров в черных флотских кителях.
— Вы кого ищете? — подошел к ним официант. — Если закусить, то прошу ко мне, сам обслужу, в лучшем виде. Командированные?
— Мы из МУРа. — Никитин взял его за лацкан фрака. — Ну-ка нам метра, живенько.
Официант исчез, словно растворился. Через несколько минут к ним подплыл кругленький, толстенький человечек.
— Такие гости. Сахаров, метр.
Никитин неприязненно взглянул на него:
— Ты этого летуна, что с Ларисой крутит, знаешь?
— Как же, как же, такой солидный гость. — Сахаров развел руками.
— Так вот что, посади нас за стол у входа, но чтобы мы в глаза не бросались. Пива прикажи подать. А как тот самый «солидный» гость придет, дай нам знак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Калинин пил жадно, расплескивая воду трясущимися руками.
— Ну, успокоились?
Калинин кивнул головой.
— Читать можете?
— Могу, — еле выдавил он.
— Нате вам Уголовный кодекс. Вот статья девяносто пять. Ознакомьтесь. Да нет, так у нас ничего не получится. Ну и развезло вас! Держите себя в руках, вы же мужчина в конце концов. Слушайте. Статья девяносто пятая УК РСФСР гласит:
«Заведомо ложный донос органу судебно-следственной власти или иным, имеющим право возбуждать уголовное преследование должностным лицам, а равно заведомо ложное показание, данное свидетелем экспертом или переводчиком при производстве дознания, следствия или судебного разбирательства по делу, — лишение свободы или исправительно-трудовые работы на срок до трех месяцев».
Вы уяснили смысл статьи?
Калинин опять кивнул головой.
— Прекрасно. Прошу вас назвать номер машины.
— МТ 51-50, — выдавил из себя свидетель.
Данилову казалось, что говорил не Калинин. В этого обмякшего, потерявшего контроль над собой человека как будто кто-то вставил приспособление, похожее на сломанный старый фонограф со стертыми валиками. Нажимаешь кнопку, изношенная пружина начинает крутить валик, и в трубу сквозь шипение и треск доносится нечто похожее на человеческий голос.
— Подойдите к столу и посмотрите на эту фотографию, — резко не сказал — скомандовал Данилов. Он по опыту знал, что жесткость заставляет таких людей собраться.
Калинин встал, взглянул на фотографию Судина и кивнул головой.
— Вы его знаете?
— Да, — опять послышались хрип и шипение.
— Успокойтесь. И расскажите, при каких обстоятельствах вы познакомились.
— Возил его пару раз, — голос Калинина окреп, — я, товарищ подполковник, — он махнул рукой, — от жадности это все, от корысти моей. Еду по Арбату, они идут…
— Кто именно?
— Этот, что на фото, и полковник авиации. Руку подняли. Я остановился, довез их.
— Куда?
— Сначала в Зачатьевский, к этому, потом на Патриаршие пруды, там женщину взяли — и в коммерческий ресторан «Гранд-отель».
— Дальше что было?
— Его потом всего один раз видел. И все.
— А полковника? — Данилов напрягся внутренне.
— Его часто.
— Куда возили?
— В «Гранд-отель» и на Патриаршие, к этой, значит, женщине, она поет там.
— Где, на Патриарших?
— Нет, в ресторане. Артистка, значит.
— Кто такой этот полковник?
— Зовут Вадим Гаврилович, он здесь где-то на генерала учится.
— Это он вам сказал?
— И мне и женщине. В машине рассказывал.
— Где он живет?
— Не знаю. За городом. В Салтыковке. Я его туда один раз подвозил.
— Куда именно?
— К станции. Поехали по Горьковскому шоссе, через Балашиху, к переезду. Там как раз эшелон стоял, не проехать. Он мне и говорит: ты, мол, давай домой, я пешком доберусь, мне здесь два шага.
— Как зовут эту женщину?
— Какую?
— Певицу из ресторана.
— Он ее Ларисой называл.
— А она его?
— Вадиком. Он меня предупреждал: «Ты говори, что это машина моя». Мол, с уважением о мне, как к хозяину. А мне-то что, платил он хорошо.
— Сколько же?
— Две тысячи за поездку.
— Часто вы так ездили?
— Раз десять. Я готов, деньги могу сдать. Я…
— Не в деньгах дело, Калинин. Какая у вас была связь?
— Не понял я, вы о чем?
— Ну, как вы договаривались?
— Он мне на работу звонил. Я хозяина своего всегда к шести к его бабе отвожу.
— К жене?
— Да нет, к бабе, она у нас плановиком работает. И до пяти утра свободный.
— Прекрасно. Сейчас вас проводят в другую комнату, там все это напишете. Подробно, не упуская никаких деталей. Понятно?
— Ясно. Все как есть напишу. Спасибо вам.
Когда Калинина увели, Данилов срочно вызвал Муравьева, Самохина, Ковалева и Никитина.
— Муравьев, немедленно в Салтыковку, там разыщешь дом, где живет этот летчик. Бери людей, машину и — туда. Возьми постановление на арест и обыск у прокурора. Если его не будет дома, оставишь засаду, а сам с материалами сюда. Действуй. Самохин, звони в ресторан «Гранд-отель», уточни адрес певицы. Зовут Лариса, проживает на Патриарших прудах. Ковалев, ты едешь на автобазу, будешь сидеть и ждать звонка «полковника», возьми с собой техника, пусть он тебе отводной наушник приспособит. Никитин, в «Гранд-отель». У меня все. Выполняйте.
Через полчаса Самохин принес листок бумаги и положил его на стол перед Даниловым:
— Алфимова Лариса Евгеньевна. Патриаршие пруды, дом шесть, корпус А, квартира четыре.
Вот теперь начиналось самое главное. Все возможные контакты «полковника» были блокированы. На автобазе у телефона дежурил Ковалев, в «Гранд-отель» выслана группа во главе с Никитиным, в Салтыковке — Муравьев, к певице он поедет сам. Где-то «полковник» должен объявиться. Данилов, сидя в машине, старался не думать о том, что вопреки логике этот человек просто может исчезнуть из Москвы.
Муравьев
Он сидел в жарко натопленной дежурке Салтыковского поселкового отделения и ждал участкового, обслуживающего 5-ю Лучевую улицу. Несколько минут назад дежурный старшина подтвердил, что на даче вдовы профессора Сомова действительно проживает слушатель Академии генштаба полковник авиации Вадим Гаврилович Чистяков. Что прописка его оформлена по всем правилам. Игорь попросил принести ему из паспортного стола документы и вызвать участкового и теперь ждал. Его люди сразу же пошли к дому семь по 5-й Лучевой.
— Вот документы. — Старшина положил перед Игорем книгу прописки. — Вот заявление Сомовой.
Муравьев пробежал глазами бумаги.
— Это все?
— А чего еще, прописка-то временная — до мая. Потом мне паспортистка сказала: ей из кадров академии звонили, просили ускорить. Документы мы проверяли. Они в полном порядке. В академию звонили, там подтвердили: такой слушатель есть.
— А кто звонил?
— Начальник паспортного стола лейтенант Ракосуев.
— Ну-ка проводи меня к нему.
Паспортный стол помещался в маленькой комнате, разделенной на два пенальчика. В одном сидели две девушки-паспортистки, в другом был кабинет начальника, в котором еще помещались маленький стол и массивный сейф. Сам начальник, лейтенант Ракосуев, вполне подходил для своего кабинета. Маленький, чистенький, с бесцветными глазами и большими залысинами. Он прочитал удостоверение Игоря и записал реквизиты на отдельный лист бумаги.
— Бдительность, товарищ майор, и еще раз бдительность. Каждый чекист обязан в себе выработать данную черту. Так что же вас интересует? — он откинулся на спинку стула, сложив на животе руки.
— Телефон меня интересует, лейтенант, по которому вы в академию звонили по поводу Чистякова.
— Чистяков, — Ракосуев на секунду задумался, — это тот, что по 5-й Лучевой у Сомовой прописан? Минуту. — Лейтенант достал толстую папку, полистал какие-то бумаги: — Так. Сомова, Сомова. Вот телефончик академии — Г1-74-78. У нас строго. Учет и проверка — основа бдительности.
«Где они достали этого идиота? — Игорь почти с ненавистью глядел на лейтенанта. — Бдительность, учет, данная черта… Кто он, самовлюбленный дурак, а может быть, просто положили на этот стол пачку денег?..» — Этот номер, лейтенант, никогда не был телефоном академии. Он установлен в Зачатьевском переулке на квартире одного спекулянта. Можете позвонить туда. Там до сих пор находятся наши люди…
— Товарищ майор, — заглянул в дверь дежурный, — участковый пришел.
Выходя, Игорь краем глаза увидел, как лейтенант вытер мальчишеской ручкой покрывшийся испариной лоб.
В дежурной комнате его ожидал участковый в черном сторожевом тулупе, перетянутом поверху портупеей.
— Младший лейтенант Красиков.
— Дежурный вам объяснил, в чем дело?
— Так точно.
— Знаете этого человека?
— Никак нет, не успел, товарищ майор, познакомиться.
— Времени не было? — зло спросил Игорь.
— Он недавно у нас, товарищ майор, — вступился за Красикова дежурный.
— А где же старый участковый?
— Повысили. Да вы с ним только что говорили.
— Ракосуев? — удивился Игорь.
— Так точно, полгода назад его на паспортный перевели, участок бесхозным был. А теперь Красикова прислали из Реутова.
— Любопытно, — и повернулся к участковому, — поехали.
Когда они вышли из отделения, Красиков смущенно сказал, покосившись на сапоги Игоря:
— Туда, товарищ майор, «эмка» не пройдет, там все снегом занесло. Хоть и обувка ваша городская, а придется пёхом.
Они миновали переезд и углубились в длинные, заваленные снегом просеки. Красиков подхватил поскользнувшегося Игоря.
— Это и есть Лучевые улицы.
По обеим сторонам стояли занесенные снегом дома. Только на одной из крыш дымилась труба. Поселок показался Игорю заброшенным и вымершим. У некоторых дач были разобраны крыши, у других оборваны доски облицовки, вынуты рамы.
— Балуют, — крякнул Красиков, — руки бы им поотрубал. Люди строят, стараются, а эта хива все на дрова тащит. Но ничего, я порядок наведу.
Дача Сомовой стояла в конце просеки у самого леса. Она выглядела самой нарядной на этой улице.
— Хозяйка ее всегда на зиму сдает, — пояснил участковый. — Я так полагаю, правильно это. В жилую-то никто не полезет.
Оперативники ждали на соседнем участке.
— Дача пустая, никто не приходил, — доложил Игорю старший группы.
Муравьев открыл калитку, вошел на участок. От крыльца вели свежие, чуть присыпанные снегом следы. «Сапоги армейские, сорок второй приблизительно», — автоматически отметил Игорь.
— Ключи от дачи есть? — повернулся к Красикову.
— Никак нет.
— Я уже открыл, товарищ майор, там замки простые, английские, — сказал лейтенант Гаврилов.
— Ну пошли. Будем «академика» дожидаться.
Ковалев
Телефон звонил все время. Люди вызывали грузовики, технички, легковые машины. Был обычный рабочий день. Девушка-диспетчер, опасливо косясь на Ковалева, снимала трубку, отвечала, вызывала шоферов.
Калинин сидел здесь же, взмокший, взъерошенный, растерянный. Но страх ушел. Он не был обвиняемым. Свидетель — и все дело.
Телефон звонил, диспетчер брала трубку, на стене большие часы отсчитывали время. Полковник не звонил.
Никитин
— Ну, борода, — спросил он швейцара, — ты этого летуна, что с вашей артисткой крутит, знаешь?
— Всегда. — Швейцар покосился на молчаливых оперативников.
Он с давних пор усвоил непоколебимую истину, что с милицией лучше не связываться. И если дело не касается лично тебя, то уж надо говорить правду. Черт их знает, вдруг в тумбочку залезут? А там у него и аптека и магазин. Каждый ведь жить-то хочет.
— Если он зайдет, ты его нашему товарищу покажи. Только втихаря. Понял? — Никитин положил руку на тумбочку.
«Господи, пронеси, — подумал швейцар, — спаси и помилуй, царица небесная».
— Не сомневайтесь, товарищ начальник. Сполню.
— Смотри, дед, а то я из тебя душу выну. — Никитин повернулся к сотрудникам: — Пошли.
По лестнице, покрытой истертым, когда-то вишневого цвета ковром, они поднялись на второй этаж. Зеркальный зал ресторана поразил Никитина своей показной роскошью. Он разглядывал белые лепные стены, на которых каждый завиток, покрытый сусальным золотом, трижды отражался в огромных зеркалах.
Ресторан только что открыли: народу почти не было, за столом, в глубине зала, сидела компания офицеров в черных флотских кителях.
— Вы кого ищете? — подошел к ним официант. — Если закусить, то прошу ко мне, сам обслужу, в лучшем виде. Командированные?
— Мы из МУРа. — Никитин взял его за лацкан фрака. — Ну-ка нам метра, живенько.
Официант исчез, словно растворился. Через несколько минут к ним подплыл кругленький, толстенький человечек.
— Такие гости. Сахаров, метр.
Никитин неприязненно взглянул на него:
— Ты этого летуна, что с Ларисой крутит, знаешь?
— Как же, как же, такой солидный гость. — Сахаров развел руками.
— Так вот что, посади нас за стол у входа, но чтобы мы в глаза не бросались. Пива прикажи подать. А как тот самый «солидный» гость придет, дай нам знак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30