А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

То, что он увидел перед со бой, заставило Рогатулина вздрогнуть.
- Ты чё надумала?.. - пробормотал он, прижимаясь спиной к столу. - А ну брось кочережку! А то я и шею могу своротить. Брось, по-хорошему тебе говорю...
Первый удар пришелся в нижнюю челюсть. Рогатулин утробно хрюкнул, перекошенный рот его конвульсивно задергался. Он взмахнул руками, наступил на разбитую тарелку, поскользнулся. Второй удар Юля направляла в грудь, но Рогатулин падал, и ко черга со смачным треском врезалась в его висок.
Он мешком повалился на разбитую посуду, несколько раз дер нулся и затих. Юля побледнела, замерла, уставившись широко раскрытыми глазами на кровавую лужу, которая расплывалась под его головой.
- Вставай и убирайся отсюда, - дрожащим голосом сказала она и толкнула кочергой плечо лежащего. - Убирайся, я никому не расскажу... Почему ты молчишь?..
А кровавая лужа становилась все больше и больше. Юля отб росила кочергу, наклонилась, перевернула Рогатулина на спину. Мутные глаза безжизненно смотрели мимо неё - в потолок...
Громко завыл во дворе пес.
Юля испуганно вскрикнула и, обхватив лицо ладонями, помча лась в дом.
Григорий Малюков протрезвел в то мгновение, когда, шагнув через порог кухни, увидел на полу мертвого Рогатулина. До этого он никак не мог понять, почему дочка настойчиво тормошит его за плечо и кричит, чтобы он поднимался. Куда подниматься, если за окном темнота? На работу ещё рано...
- Пошли, пошли, - тянула его за рукав Юля. - Ты сам увидишь, там такое... такое... Папа, пошли в кухню!
О своем собутыльнике Малюков вспомнил лишь тогда, когда увидел его на полу в кухне. И хмель - как рукой сняло.
- Он что, упал? Ударился?
- Это я его, папа, я! Кочергой стукнула.
Малюков наклонился, но тут же резко выпрямился.
- Ты... ты убила его, Юля...
- Папа! - Юля зарыдала, уткнувшись лицом в его плечо. - А что мне... оставалось делать? - выкрикивала она сквозь слезы. - Он пришел, сказал, что тебе плохо, сердце болит. Я открыла дверь, а он сразу ударил меня в грудь и полез... Он хотел, что бы я... чтобы я... Папа, а что было делать?!.
- Скотина... - заскрипел зубами Малюков. - А я думал он хо роший человек. Скотина! - он обнял Юлю за плечи, повел к двери. - Пойдем, дочка, в дом, подумаем, что дальше делать.
- Надо в милицию сообщить, - пробормотала Юля.
- Сообщим, - мрачно усмехнулся Малюков.
В комнате он усадил дочку на кровать, сел рядом, склонил голову к её пышным каштановым волосам и снова заскрипел зубами. Несколько минут они сидели молча, а потом Малюков сказал:
- Я виноват перед тобой, дочка. Крепко виноват. И только за эту сволочь, тут и говорить нечего. Я давно перед тобой ви новат, Юлюшка. Столько нервов тебе попортил, столько глупостей натворил... Как Раиса, мать твоя, бросила нас, так все и пошло наперекосяк. Если б не ты, давно бы сдох где-нибудь под забо ром... Красивая ты у меня, доча, умница, радость моя... А я разве радовался? Все хотел горе свое залить, а оно только пуще разгоралось...
- Не надо, папа, ты у меня хороший... - всхлипнула Юля.
- Дурак я, доча. Ну а раз такое дело, кругом виноват перед тобой, слушай меня внимательно. Рогатулина убил я.
- Нет, папа, нет!..
- Не перебивай отца. Дело было так. Мы сидели на кухне, выпивали, я временно отключился, а ты пришла сказать мне, что пора спать, завтра на работу вставать рано и все такое. Рогату лин полез к тебе. Ты закричала, я очухался, увидел и врезал ему кочергой. Сколько раз?
- Два... Но, папа, нет! Я все расскажу, мне поверят. Я же защищалась...
- Ты молодая, красивая девушка, тебе жить, да жить. Как начнут таскать по допросам, да посадят, хоть бы и временно, да кто знает, чего они там надумают... Не спорь с отцом. Я вино ват, мне и отвечать. Строго не станут спрашивать, я же тебя за щищал. Значит, что нам нужно сделать? Кровать в другой комнате, где он должен был спать, заправь. Бутылку и всю посуду отсюда унесем на кухню, как будто мы там сидели. Табуретки поставим, кочергу я подержу в руках. Он полез к тебе, ты испугалась и закричала. Все, больше ничего не помнишь.
- Погоди, папа, тогда я не смогу рассказать, что он обма нул меня, сказал, что тебе плохо.
- Это мелочи, доченька... Ты мне подробно расскажешь, как все было, где он стоял, когда ты его стукнула, и все будет хо рошо. А потом я побегу на кондитерскую фабрику, позвоню с про ходной в милицию. Юля... Юлюшка... ты без меня не пропадешь, я знаю... Даже легче станет... Ты у меня умница, доча...
Слеза потекла по небритой щеке Григория Малюкова.
- Папа! - закричала Юля, крепко обнимая его. - Папочка!..
- А-а!.. - он махнул рукой, жадно вдыхая чистый запах её волос. - Не был бы я дураком, так ничего б и не случилось. Ну а раз натворил дел, так мне и отвечать. Ты вот что, Юлюшка, не вздумай говорить лишнего. Испугалась, растерялась, закрыла от ужаса глаза, видела, как я схватил кочергу, вот и все. Запомни это крепко-накрепко, если любишь меня... голос его дрогнул. - Если не хочешь, чтобы я тут один загнулся под забором. И, зна ешь что?.. В случае чего, напиши матери, или поезжай в Москву, найди её. Все ж таки мать, глядишь, и поможет.
- Матери? - Юля никак не могла сообразить, о ком он гово рит. Разве у неё есть мать?
- Ну да, Раисе... Это - если что...
- Не надо мне "если что"! Не надо никакой Раисы! Папа, да вай я все расскажу, как было. Это же я, я убила его, папа.. - плакала Юля.
- Нет, доча, это - я. И это запомни раз и навсегда: не ты, а я, - он поцеловал Юлю в лоб и решительно поднялся. - Пошли, де вочка. Придется тебе немного потерпеть...
Здравствуй, мама!
Извини, что решила тебя побеспокоить. Ты, может, и не ста нешь читать это письмо, но я все равно пишу его, потому что у нас тут случилось большое несчастье. Случилась драка, и папа нечаянно убил одного пьяницу, который приставал ко мне. Он не хотел, чтобы так вышло, а просто защищал меня. Он всегда меня защищал, и помогал во всем и всегда, он был очень хорошим и добрым отцом. Мы тут без тебя жили дружно и никогда не руга лись, хотя было и трудно. После того, как случилась драка с од ним негодяем, который приставал ко мне, приехали милиционеры и папу забрали. Они сразу поняли, что он не виноват, и даже ска зали, что правильно сделал, но все равно увезли папу, потому что хотели все точно узнать, как это произошло. Я хотела пое хать вместе с ним, но мне сказали, что с ним поговорят и отпус тят, а папа даже рассердился на меня за это. На следующий день я поехала к нему, но там сказали, что ночью у него был сердеч ный приступ, и он умер. В последнее время у него часто болело сердце, потому что он сильно переживал, что ты нас бросила. Он никому не жаловался и мне говорил, что все нормально, а я-то все видела, и все понимала. Сколько раз упрашивала его, чтобы лег в больницу, подлечился, как следует, но он и слушать меня не хотел. Вот поэтому все и получилось так ужасно. Это было две недели назад. Я не могу тебе подробно описать, что мне пришлось пережить за эти две недели. Даже седые волосы в голове появи лись, хотя мне всего только восемнадцать лет. А перед тем, как его увезли в милицию, он попросил, чтобы я написала тебе. Он все эти десять лет очень переживал, что ты нас бросила, и любил тебя. Но теперь у меня больше нет папы, осталась только ты. Я видела тебя по телевизору, знаю, что ты стала большим начальни ком в Москве, и наверное, у тебя много дел. Но ты можешь выб рать время и приехать, я тебе все подробно расскажу, если, ко нечно, хочешь. Я живу теперь одна в нашем доме, работаю в книж ном магазине, где раньше работала ты. Тебя там до сих пор пом нят, и ко мне относятся очень хорошо.
Вот и все. Еще раз извини за длинное письмо. А если не сможешь приехать, напиши мне. Адрес прежний, а если ты забыла его, я напишу на конверте.
До свидания, мама.
Твоя дочь Юлия.
Когда Юля перечитывала свое послание, написанное мелким, аккуратным почерком на двух тетрадных листах, пальцы её дрожа ли, глаза были влажными. Потом положила письмо в конверт и за думалась. Домашнего адреса матери она не знала, а отправлять письмо в фирму со странным названием "Фермопил", её генерально му директору, казалось несерьезным делом. Вроде как: "На дере вню дедушке, Константину Макарычу". Но с другой стороны, в Москве только одна фирма с таким названием, и если про неё го ворили по телевизору, показывали рекламу, то на почте должны знать, где она находится. Как "Гермес" или "МММ". Неужели не доставят письмо генеральному директору?..
Она выглянула в окно. Яркое солнце заливало чистый дворик. Четкие тени фруктовых деревьев складывались в затейливые узоры на зеленой траве у забора.
Как хорошо было бы здесь жить в дружной семье, с любящими родителями...
И как страшно остаться совсем одной...
9
Июль 1993 года. Москва
- Але, это Лаврентий Павлович?
- Нет, Миша, это старшина Манько, - сказал в трубку Вадим Лаврентьев, узнав голос своего бывшего подопечного курсанта Чернова.
- Черт побери! А я как раз хотел передать Лаврентию Павло вичу привет от старшины.
- Ухо чешется? - усмехнулся Лаврентьев, намекая на оплеуху, полученную некогда Черновым от сурового старшины.
- Иногда чешется, жутко хочется встретить его и выяснить, наконец, почему он позволяет себе лупить беззащитных курсантов? Да теперь это уже сложно, он гражданин другого государства. Я вот не пойму, если это другое государство, на хрена мы там слу жили, а, Вадик? Муки невероятные терпели?
- Ты лучше скажи, навещал свою тетку? Я её смотрел сегод ня, по-моему, операция прошла успешно.
- Нет, навестить не смог, дел по горло, но она звонила, сказала, что собирается играть в футбол. У них там две команды, одна - с камнями в почках, другая - с камнями в печени. Тетка собирается играть за первую, надеется на победу. Ты классный хирург, Вадим Павлович. По сему поводу и звоню тебе. Хочу отб лагодарить. Ничего, если заскочу сейчас?
Лаврентьев посмотрел на Люду Носову, двадцатитрехлетнюю медсестру, с которой вот уже несколько месяцев встречался по субботам, когда родители уезжали на дачу. Коротко стриженная шатенка с большими карими глазами закинула ногу на ногу, поу добнее устроилась в мягком кресле и равнодушно пожала плечами.
- Люда не возражает, - сказал Лаврентьев. - Можешь привести свою подругу, устроим групповуху.
Люда выразительно покрутила пальцем у виска, словно отве чая на вопрос Чернова:
- Она и против этого не возражает? Ты ничего не перепутал, Вадик?
- Перепутал. Против этого возражает. И ещё хочет узнать, как именно ты хочешь отблагодарить меня?
- Бутылку коньяка привезу. Хорошего. Ты какой предпочита ешь, "Метаксу" или "Хенесси"?
- Люда спрашивает, а какой дороже стоит? - усмехнулся Лав рентьев.
- Ничего подобного я не спрашивала и не думаю спрашивать, - покачала головой Люда. - И дураку понятно, что "Хенесси" стоит намного дороже.
- Просветила? - спросил Чернов.
- Оказывается, она разбирается в коньяках куда лучше меня. Говорит, что "Хенесси" - её любимый напиток.
- Слушай, Лаврентий Павлович, ты за кого меня принимаешь? У тебя по несколько операций в день бывает, и за каждую бутылки тащат. Так что, про то, какой ты темный по части коньяков, не надо. Я вот удивляюсь, когда ты успеваешь все это выпить?
- Бутылки дарят, это верно. Но я не спрашиваю, какая сколько стоит. Просто говорю "спасибо" - и все. Ты едешь или нет?
- Еду. Правда, теперь даже не знаю, что же привезти тебе, такому одариваемому хирургу? Чем удивить? Я ж тебе не просто бедный родственник больной женщины, а...
- Богатый родственник уже здоровой женщины.
- Ну и дурак, если так думаешь. Я твой друг вот уже десять лет.
- Приезжай, как всегда, с бутылкой "кристалловской" водки и солеными огурцами, у метро купишь. И не выпендривайся, Миша.
- Да хочется же по-настоящему тебя отблагодарить. Тетка велела.
- Ну тогда купи две бутылки водки, черной и красной икры, осетрину горячего копчения, семгу холодного копчения, крабов... Люда, какие деликатесы у нас дороже всего стоят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56