А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

К сожалению, все экземпляры «Лондон сан» уже распродали. Их буквально расхватали. Мисс Кост разглядывала прилавок с профессиональным пренебрежением. Можно сказать, никаких сувениров. Только жалкий набор открыток. Она купила три штуки с изображением острова и исписала их своим красивым почерком. Это сообщение должно заинтересовать ее подруг, которые страдают от артрита и геморроя.
* * *
Майор Бэрримор дрожащей рукой поставил на блюдечко пустую кофейную чашку. Его гладко выбритые щеки отливали багрянцем, во взгляде угадывалась подавленность.
– Быстро они скумекали, – указал он на номер «Лондон сан». – Эти газетчики времени даром не теряют. А ведь все случилось только позавчера. – Он посмотрел на жену. – Читала?
– Просмотрела.
– Не понимаю, что с тобой случилось. И что это ты вдруг так окрысилась на этого репортера? По сравнению с другими его даже можно назвать приличным.
– Наверное, так оно и есть.
– Теперь все этим делом загорятся. У «Сан» огромный тираж. Не удивлюсь, если сюда хлынут толпы. От этого наша гостиница только выиграет. – Жена молчала, и он внезапно потерял самообладание. – Черт побери, Маргарет, ты сегодня похожа на дохлую рыбу. Будто на острове кто-то помер, а не вылечился.
– Извини меня, Кейт.
Майор открыл раздел скачек.
– А где Пэтрик?
– Они с Дженни Уильямс поплыли на лодке в Южный залив.
– Они очень сдружились за последнее время, а?
– В этом нет ничего плохого. Она хорошая девушка.
– Если только не обращать внимания на этот ее акцент.
– Он не такой уж и противный.
– Может, ты и права. Что ж, красивая, здоровущая девица. И ножки что надо. Они не мешают его зубрежке?
– Он и так много занимается.
– Только не рассказывай сказок. – Майор прикурил и зашуршал газетой. Зазвонил телефон.
Миссис Бэрримор сняла трубку.
– «Мальчик и омар». Да, да. – В трубке громко щелкнуло. – Это Лондон, – сказала она мужу.
– Если это миссис Уинтерботтом, меня нет дома, – предупредил майор, имея в виду владелицу острова.
– Да, – говорила в трубку миссис Бэрримор. – Разумеется, возможно. Комнату на одного? Я запишу вашу фамилию.
В тот день им еще дважды звонили. К концу недели в гостинице были заняты все пять пустовавших комнат.
В «Лондон сан» посыпались письма. В пятницу откликнулось телевидение.
Начались школьные каникулы, а с ними кончилась работа Дженни Уильямс в Порткарроу.
* * *
– Нет, ты только взгляни! – воскликнул мистер Кастерс, хлопнув ладонью по газете, которая лежала рядом с его тарелкой. – Ты только взгляни! Негодник! Он все-таки написал!
– Да, я видела, – лениво кивнула миссис Кастерс. – Посмотрим, что тут нам насчитал мясник? – И занялась изучением счетов за месяц.
– Но, Далси, это ведь слишком. Я в ярости, – не совсем уверенно сказал священник. – Я очень зол.
– Да? Но почему? Тебе это кажется вульгарным, да? Интересно, что мистер Нэнкивелл подразумевает под 2 ф. первос. выр., если мы никогда не брали у него вырезку, тем более первосортную? Может, те два тощих кусочка с костями и жилами, что я брала на суп? Он, видно, спятил…
– Дело не только в вульгарности, Далси. Это отразится на нашей деревне.
– Каким образом? А это что такое? Какие-то три пенса и полпенни…
– Конечно же, я рад за мальчика. Радуюсь и поминаю его в своих молитвах.
– Ну, ясное дело, – отозвалась жена.
– Мы должны благодарить всевышнего, но с выводами не спешить.
– Придется мне поговорить с Нэнкивеллом. С какими выводами?
– Какой-то идиот вбил Триэрнам в голову, что это… о боже мой, что это было…
– Чудо, что ли?
– Не надо! Не говори вслух! Это слово должно произноситься в редчайших случаях, а эти двое его затаскивают, словно какую-то тряпку.
– Ладно, Нэнкивелла с меня хватит, – сказала миссис Кастерс, просматривая следующий счет. – Нет, дорогой, я уверена, что здесь нет никакого чуда. Но все равно это удивительно.
– Как и все исцеления. Они свидетельствуют о милосердии господнем, моя милая.
– Триэрны тогда напились?
– Как сапожники. Ума не приложу, что делать.
– Не волнуйся по пустякам. Мне кажется, скоро все уляжется.
– У меня есть кое-какие опасения, – мрачно возразил святой отец. – Да, Далси, у меня есть свои опасения.
* * *
– А остров большой? – спрашивала Дженни, подставляя солнцу спину.
– Крошечный. Думаю, всей суши акров четырнадцать.
– И кому он принадлежит?
– Одной престарелой даме по имени Фанни Уинтерботтом, вдове короля шпилек. В нужный момент ее покойный супруг сумел переключиться на заколки, благодаря чему стал миллионером. Весь остров, так сказать, его дорогостоящий каприз.
– Ей принадлежит и гостиница, и все остальное?
– Да. Моя мать купила акции. Когда демобилизовали отчима.
– Здесь божественно. И красота не патока, как в Италии. Этот залив чем-то напоминает наш. Жаль отсюда уезжать.
– Ты скучаешь по дому, Дженни?
– Иногда. Немного. Скучаю по настоящим горам и нашему образу мыслей. И все равно интересно окунуться в новую среду. Поначалу я все воспринимала в штыки, меня тошнило от одного вида лачуги Триэрнов, бесила здешняя ограниченность. Теперь же… Все это очень странно, но я куда больше тебя возмущена по поводу той заметки в газете. И не только из-за Уолли. Мне кажется, это оскорбление всему острову.
– Я тоже страшно разозлился.
– Как подумаю о том, что этому скоту удалось выманить у Триэрнов фотографию класса, а меня нагло обвести вокруг пальца…
– «Рыжеволосая Дженнифер Уильямс говорит, что бородавки были просто омерзительные», – процитировал по памяти Пэтрик.
– Да как он смел!
– И вовсе ты не рыжая. На солнце твои волосы отливают медью. Нет, скорее золотом.
– Не кажется ли тебе, что это может повлечь за собой массовое вторжение на остров? Усыпанные бородавками, задыхающиеся от астматического удушья люди повалят сюда со всех уголков земного шара…
– Родник загородят колючей проволокой…
– И пройти к нему можно будет лишь за деньги.
– Весь остров увешают фонарями и неоновой рекламой…
– А мисс Кост откроет «Лавку чудес».
– Мрачная картина. – Пэтрик поднял камешек и швырнул его в море. – Однако это принесет выгоду.
– Конечно. – Дженни повернулась в его сторону и села. – Но что из того? Какой от всего этого прок?
– Моя дорогая добродетельная Дженни, не знаю, сталкивалась ли ты в своем идиллическом полушарии с проблемой материальных трудностей? Если нет, то могу тебя заверить, что это не слишком приятно.
– Представь себе, сталкивалась. Ну прости меня, Пэтрик. Я ведь ничего не знала.
– Прощаю. Больше того, скажу тебе, что, если дела в гостинице не поправятся или же мой отчим не согласится прекратить денежные отношения с букмекерами и не перестанет сосать виски, ты проживешь на острове дольше нас.
– Пэтрик!
– Боюсь, так и будет. Ну а джентельмены из «судебных иннов» в Лондоне будут потчевать своими обедами другого, более достойного кандидата. Мне больше не придется есть эти обеды. Я уеду из Оксфорда, буду ходить по квартирам и продавать пластмассовые расчески. «Купите расческу для ваших чудесных золотисто-каштановых волос». Но это все пустяки. А вот мама… Ей и без того несладко живется, но здесь она хотя бы… – Он встал. – Ну что ж, Дженни, перед тобой как раз тот самый случай английской сдержанности, над которой ты подтруниваешь. – Он пошел к лодке и вернулся с корзинкой. – Мне очень жаль, что пришлось говорить обо всем этом. Давай искупаемся до отлива, а потом закусим?
Наплававшись до изнеможения, они вышли на берег и набросились на еду. Пэтрик был очень внимателен и предупредителен, задал Дженни массу вопросов о Новой Зеландии и о ее планах получить работу преподавательницы английского языка в Париже. И только когда они уже собрались домой и он начал вставлять в уключины весла, снова всплыла эта тема, которая беспрестанно мучила обоих.
– Видишь тот выступ напротив нашего пляжа? – спросил Пэтрик. – За ним родник. Ты обратила внимание, что мисс Кост в своем интервью назвала его водопадом Фей?
– Да, отвратительно…
Они огибали мыс, за которым начинался Рыбачий залив.
– Сантименты и выгода приятели неуживчивые, – изрек Пэтрик. – Конечно, красиво встать в театральную позу и заявить, что лучше торговать пластмассовыми расческами, чем видеть, как туристы вытаптывают твой любимый уголок. Наш остров останется таким, каким мы его любим, Дженни. Только мы сами этого уже не увидим. Через два года все начисто забудут о случае с бородавками Уолли Триэрна.
Пэтрик ошибся. Не прошло и двух лет, как каждому грамотному человеку стали известны подробности этого события. Остров преобразился.

МИСС ЭМИЛИ
1
– Вся беда моих родственников в том, что они слишком далеко пошли, – говорила мисс Эмили на безукоризненном французском, переводя взгляд с Аллейна на какой-то отдаленный предмет.
Ее голос звучал на высокой нравоучительной ноте, которой она отдавала предпочтение, пускаясь в пространные рассказы. Он напомнил Аллейну о былом, и сердце сжалось от тоски. Вот так же когда-то сидел он в этой самой комнате – она с тех пор почти не изменилась, чего нельзя сказать ни о нем, ни о мисс Эмили. Здесь он, будущий дипломат, бился над неправильными французскими глаголами и слушал увлекательнейшие рассказы о скандальных происшествиях тех дней, когда отец мисс Эмили был священником при британском посольстве в Париже. Интересно, сколько ей теперь лет? Восемьдесят? Он заставил себя встряхнуться.
– …Моя сестра, Фанни Уинтерботтом, тоже не избежала этой ошибки. Она вышла замуж за некоего Джорджа Уинтерботтома, процветающего торгаша. Он умер, оставив ее бездетной вдовой с более чем приличным состоянием. В него входит и этот так называемый остров, о котором я вам писала в письме.
– Порткарроу.
– Именно. Разумеется, вы наслышаны о событиях на этом доселе ничем не примечательном клочке суши.
– Само собой.
– Поэтому не стану вдаваться в подробности. Достаточно напомнить вам, что в течение двух последних лет там возник, оформился и теперь процветает культ, который я резко осуждаю и который является причиной моих великих переживаний. Насчет этого я и хотела с вами посоветоваться.
– Весь к вашим услугам.
– Благодарю. Ваш акцент усилился. Но продолжу. Фанни со свойственным ей пылом поддерживала местных жителей в их заблуждениях. Она побывала на острове, расспросила того ребенка и даже опустила в родник свой большой палец, который у нее в то время нарывал. И нарыв, вероятно под действием холодной воды, лопнул. Разумеется, он просто созрел к тому времени, но Фанни поспешила заявить, что свершилось очередное чудо. Начался ажиотаж, и в карман к моей сестре рекой потекли деньги. Расширилась гостиница, родник обнесли оградой, в газетах запестрели объявления. Одним словом, местные жители, как я подозреваю, гребут деньги лопатой.
– Это наверняка.
– Итак, моя сестра Фанни умирает в возрасте восьмидесяти семи лет, и ее состояние переходит ко мне. Вы, наверное, уже догадались, что я отказалась участвовать в этом дешевом балагане, а тем более наживаться на нем.
– Вы решили продать остров?
– Вовсе нет. Соберитесь с мыслями, Родерик. У вас ведь когда-то была светлая голова.
– Прошу прощения, мисс Эмили, но она и сейчас в добром здравии.
Старая леди махнула рукой.
– Продать остров – значит нажиться на его дурной славе и открыть этому сумасбродству зеленую улицу. Я же намереваюсь вернуть остров к его прежнему состоянию. Я уже дала указания моим поверенным…
– Понимаю. – Аллейн встал и сверху вниз взглянул на свою бывшую наставницу. «Какое поразительное самообладание», – подумал он.
– Вы хотите сказать, что в мои восемьдесят три года я не должна пускаться во всякие авантюры. Верно, Родерик?
– Я слишком вас боюсь, мисс Эмили, чтобы сказать подобное.
– Пустяки! – воскликнула она по-английски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25