Однако такие беседы продолжались, храбрый боевик оказался податливым, как воск, и очень скоро не только проникся вредной идеологией жены, но и во многом превзошел ее. Зная все методы работы КГБ, он вел откровенные беседы с Инге только там, где их не могли подслушать, более того, они договорились внешне сохранять образ законопослушных советских граждан.
Однако трудно обмануть всесильную службу: нос у нее чуток, как у борзой, к тому же слишком независимое поведение Сташинского и его привязанность к Инге посеяли сомнения у его шефов.

* * *
– Мы боремся с американцами, – говорил Степан Федорович другому генералу, – а главный враг сидит внутри у нас, наш заклятый враг – это бабы! Это проклятое племя взрывает планы КГБ и мешает работать. Столько сил и денег потрачено на Сташинского! И какой был хороший парень! Придется пока закрыть ему выезд на Запад и подержать эту парочку под хорошим контролем…
– Но она рвется рожать в Восточный Берлин, там ее родители.
– Возражать неудобно, все-таки мы – гуманная организация… – вздыхал Степан Федорович. – Но его будем держать в Москве… мало ли что?
Перед отъездом Богдан вывел Инге на прогулку.
– У меня к тебе очень серьезный разговор. Мои начальники не хотят выпускать меня на Запад, они даже боятся направить меня с тобой в Восточный Берлин. Но это не все: я – убийца, Инге, я убил двоих
– Ребета и Бандеру.
Инге побледнела, и они долго шли молча.
– Я люблю тебя, – сказала она наконец. – Всегда помни, что я тебя люблю.
Она улетела в Восточный Берлин. Супруги, зная о контроле КГБ, разработали ряд условностей для переписки.
31 марта 1961 года Инге родила сына. Богдан рвался в Восточный Берлин, он забросал своих шефов рапортами и просьбами, однако «в связи с новой оперативно-агентурной обстановкой в Берлине» к Инге его не пускали.
8 августа раздался телефонный звонок.
– Мальчик умер от воспаления легких… – Она говорила тихо, сдерживая рыдания.
Тут скалы дрогнули, и Сташинскому разрешили вылететь на похороны в сопровождении офицера КГБ.
– У нас есть информация, – говорил ему мудрый офицер в самолете, – что вашего сына отравили американские или западногерманские спецслужбы. Мы также не исключаем, что его убила сама Инге, чтобы заманить вас в Восточный Берлин. Будьте осторожны, бандеровцы ведут за вами охоту.
В Восточном Берлине за Богданом и Инге выставили плотное наружное наблюдение якобы для защиты от происков врагов.

* * *
На следующий день после приезда между супругами в шумной толпе состоялась решающая беседа.
– Послушай, Богдан, мы должны уйти на Запад. Я не могу больше оставаться в этой рабской стране!
– Меня там арестуют, посадят или казнят, – отвечал он.
– Если ты признаешься, тебя простят. Если ты боишься, я уйду сама. Я это сделаю сегодня же! Завтра будет поздно: уже объявили о берлинской стене.
– А как же похороны?
– Неужели ты не понимаешь, что сразу же после похорон нас арестуют и вывезут в Россию?
В тот же вечер 12 августа они выбрались из дома через задний ход, прошли по задворкам, которые Инге знала с детства, взяли такси, добрались до вокзала, переправились в Западный Берлин и явились в полицию, где Сташинский рассказал о себе и попросил контакта с американцами.
Он не просил снисхождения, он требовал наказания – это было покаяние, искреннее желание очистить душу.
Пораженные цэрэушники с недоверием выслушали Сташинского и решили, что это очередной психопат, никто из них не допускал и мысли, что убийца двух человек жаждет сам подписать себе приговор. Однако врачи нашли его совершенно здоровым, проверки на «детекторе лжи» показали, что он говорит правду. Тогда его передали западногерманской полиции, которая начала следствие, – немцы тоже не поверили ни одному слову Сташинского. Дотошная полиция постепенно раскопала массу доказательств его вины, нашла свидетелей, которые видели его на месте преступления, выброшенное оружие и даже кусочек сломанного ключа.
– Будь мужественным, пройди через все это, как через чистилище! Я люблю тебя, я всегда буду любить тебя… – говорила Инге.
Открытый процесс над Богданом Сташинским начался лишь в октябре 1962 года в Карлсруэ. Его разоблачения получили такой резонанс, что Политбюро приняло решение больше не проводить террористических актов за границей, Шелепину влетело за то, что его сотрудники – слабаки и трусы, в свою очередь председатель учинил разгон подчиненным.
– Я хочу только очистить свою совесть! – повторял на суде Богдан.
Учитывая признание и раскаяние, суд дал ему лишь восемь лет, главным преступником был признан КГБ.
– Я горжусь тобой, Богдан, я еще больше люблю тебя. Ты настоящий герой! – говорила Инге.
Просидел он недолго и вскоре попал под амнистию.
Потом оба сменили фамилии, скрываясь и от бандеровцев, и от КГБ, и затерялись в нашем огромном мире.
(М. Любимов. // Совершенно секретно. – 1995. – №9)
Черные гонорары
Предложение был заманчивым: речь о копии истории болезни Президента. За документ весьма конфиденциального характера запрашивалась кругленькая сумма – 10 тысяч долларов. Но не дороговизна щекотливой сделки остановила Игоря Е., ответственного сотрудника одного из информационных агентств. (Плата за супергорячую, к тому же документально подтвержденную информацию колеблется от трех до десяти тысяч «зеленых»). И не соображения морально-этического характера заставили его сказать «нет». Игорь К. отказался по той простой причине, что заподозрил провокацию. Специалисту ничего не стоило вписать в историю болезни Ельцина пару-тройку несуществующих диагнозов, которые затем со ссылкой на агентство пойдут по страницам журналов и газет.
Читатель и телезритель, получая на тарелочке «жареный» факт или очередное скандальное разоблачение, и не подозревает об истинной цене этой новости. Журналисту не пришлось «трое суток не спать, трое суток шагать ради нескольких строчек в газете». Все было намного проще и циничнее: разгадка публикации того или иного документа или неожиданная разговорчивость господина X. таится в чьей-то чековой книжке. Так что секрет поразительной осведомленности некоторых изданий достаточно прост. Целый ряд пресс-служб российских ведомств давно уже перешел на коммерческую основу.
– Существует нормальная плата сотрудникам пресс-служб, – рассказывает Игорь К. – Классический вариант – ежемесячная зарплата наличными из «черной» кассы. Платишь за попадание на все мероприятия, проводимые по линии пресс-служб, за любой пул. Иногда достаточно и 50 тысяч рублей, бывает, что сумма доходит до 200–300 долларов.
Здесь все зависит от значимости мероприятия. Причем это никогда не скрывается. Сегодня не надо ходить вокруг да около, тебе обычно банально предлагают раскошелиться просто за хорошее отношение. Как правило, 200 долларов – это сумма, на которую соглашаются все. Берут спокойно. Некоторые не глядя смахивают конверт в ящик стола, другие не стесняются пересчитывать, третьи ждут, пока я уйду. При этом не произносится ни слова: чиновники боятся спрятанных микрофонов.
На Западе «чековый журнализм» не в почете. Солидные издания не считают возможным платить деньги за информацию. Шеф московского бюро журнала «Шпигель» Йорг Меттке резко отвергал все намеки на астрономические суммы, якобы выплаченные редакцией за скандально известные видеокассеты с допросами членов ГКЧП. Факт передачи материалов следствия западному журналу объясняли просто: продавец нашел богатого покупателя. Но дело в том, что «Шпигель» отнюдь не Рокфеллер в мире средств массовой информации. Вполне возможно, что дар был бескорыстным, через серьезный политический журнал организовывалась утечка.
«Горячая» информация, за которую не требуют денег, часто оказывается обыкновенной утечкой, выгодной тем или иным кругам. Через одно из агентств запускалась информация о том, что юрист Скоков является неназванным кандидатом оппозиции на президентских выборах. Или шумная история с «Версией №2», растиражированная со ссылкой на агентство «Постфактум»…
Два года назад Ассоциация иностранных корреспондентов выпустила «Белую книгу» с перечнем случаев, когда российские официальные лица и организации требовали от иностранных журналистов деньги за интервью или телевизионные съемки. Подробности поражают воображение. За организацию поездки на военную базу в целях освещения жизни военнослужащих представители Министерства обороны запросили с агентства «Ассошиэйтед Пресс» 600 долларов. Американскому журналу, обратившемуся в пресс-центр МО с аналогичной просьбой, было сообщено, что переводческие услуги, транспорт и прочая подготовительная работа обойдутся в 700 американских долларов в день. Корреспондент газеты «Филадельфия Инквайер» вынужден был отказаться от посещения танковой дивизии в Нижнем Новгороде, так как 500 «зеленых» наличными, назначенные пресс-центром Генерального штаба, показались ему слишком высокой платой. Репортаж о Рязанской десантной дивизии для французской газеты «Либерасьон» оценивался в один факс и один видеомагнитофон. Корреспонденту той же газеты Бернарду Коэну, обратившемуся с просьбой предоставить интервью с маршалом Евгением Шапошниковым, было сказано, что «целая группа людей уже ждет этого интервью и многие из них богаче…».
Экскурсия по зданию КГБ обошлась мексиканскому телевидению в 300 долларов. В 400 баксов оценивалось интервью с бывшим главой КГБ. Беседы с бывшими агентами когда-то всесильного ведомства организовывались тоже на коммерческой основе. Наиболее последовательным и жестким в своей позиции не платить за «оборудование пресс-центров» порой удавалось подготовить нужный материал бесплатно. Или приходилось искать некоммерческие темы.
Ставки варьируются в зависимости от издания, которое представляет корреспондент, и от страны, конечно. Фотосъемка, а в особенности телесюжеты обходятся традиционно дороже, чем газетно-журнальные варианты. Но бывает, когда редакции в поисках горячей информации рады бы заплатить весьма крупные суммы, не торгуясь, а продавца не находится. За факты торговли ядерными материалами, о которых шла речь в закрытом докладе для Ельцина, один известный журнал готов был выписать солидный гонорар, однако старания не увенчались успехом.
Давно уже считается в порядке вещей готовить к празднику для сотрудников нужных пресс-служб приятные подношения. Пакуется увесистая коробка с милыми сюрпризами: для женщин – конфеты и шампанское, для мужчин – бутылки приличного виски. Это такая же норма жизни, как несколько «штук» инспектору ГАИ, чтобы отвязался.
Телекомпании и издания, пользующиеся мировой известностью, стараются не платить. Исключения делаются крайне редко. И эти случаи хранятся в строжайшей тайне, дабы не нарушать этику и не выдать источник информации.
– Примерно раз в месяц кто-то приходит и предлагает продать какую-то информацию, – рассказывает Маттиас Шепп, руководитель московской редакции журнала «Штерн», – но обычно это некому не нужная чушь. Мы готовы заплатить за эксклюзив, как, впрочем, и за документы. Это, по-моему, не нарушает журналистской этики, потому что человек, который тебе доверяется, многим рискует. Были случаи, когда мы что-то покупали в московских и петербургских архивах. Один раз была информация, связанная с Лениным, другой раз – с Распутиным. Обычно мы рассчитываем на то, что всегда есть люди, готовые без денег дать информацию. Последний случай касался аварии на нефтепроводе в Усинске. Люди были готовы говорить откровенно: рабочие, которые получают мало или вообще полгода сидят без зарплаты, уволенные. Но когда для подготовки статьи нам понадобилось узнать некоторые статистические данные – протяженность нефтепровода в России, количество аварий за прошлый год и так далее, – мы столкнулись с большими трудностями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68