Описания природы во многом уходят и из литературы индустриального общества. Это общество, создающее все более искусственную окружающую среду, постепенно теряет непосредственный контакт с природой. Оно видит ее по преимуществу глазами туриста или глазами горожанина, выехавшего на недолгий пикник. «Пейзаж» как среда либидозного опыта становится все уже. Одновременно расширяется сфера сексуального, постепенно лишающегося таинственности и романтического ореола и становящегося все более открытым и прямолинейным.
Будущее капитализма
Из своей критики капиталистического общества Маркузе делает вывод, что капитализм как особый исторический проект исчерпал себя и настало время не только выдвинуть, но и реализовать новый, принципиально иной проект. Однако то, что говорит Маркузе о сути последнего, сразу же показывает, что предлагаемый им проект не просто преждевремен, но по сути своей утопичен. Попытка реализовать его привела бы не к некоему более совершенному обществу, а к одной из версий уже известного из истории тоталитарного общественного устройства. Это в общем-то характерно для утопий: они обещают одно, а получается нечто неожиданное и едва ли не прямо противоположное.
Пока новый проект излагается в общих терминах, он кажется в известном смысле привлекательным. Но как только речь доходит до тех важных деталей, без которых невозможно обойтись при переустройстве общества, оказывается, что проект Маркузе – это только новый вариант коллективистического общества, избегающего, как кажется автору, недостатков и капитализма, и коммунизма. Однако все усовершенствования капитализма, предлагаемые Маркузе, способны привести в конечном счете только к современному (индустриальному) коллективизму. У Маркузе нет никаких доказательств того, что предлагаемый им коллективизм не окажется обычным тоталитаризмом, родственным коммунистическому варианту последнего.
«В настоящий период, – пишет Маркузе, – все исторические проекты имеют тенденцию поляризоваться на два конфликтующих целых – капитализм и коммунизм, и результат, по-видимому, зависит от двух антагонистических рядов факторов: (1) большей силы разрушения; (2) более высокой производительности, не связанной с разрушительными последствиями. Иными словами, исторически ближе истине та система, которая предложит большую вероятность умиротворения». В чем же заключается это «умиротворение», мыслимое как третий путь между двумя крайними и явно неприемлемыми вариантами – капитализмом и коммунизмом?
Умиротворенное существование включает, по Маркузе, отказ от всякой жестокости, клановости, равнодушие к мнению большинства, исповедание страха и слабости, чувствительную интеллигентность и т. п. Но прежде всего умиротворение – это количественное изменение в капиталистическом уровне жизни, т. е. сокращение чрезмерного развития. «Уровень жизни, достигнутый в наиболее развитых странах, – пишет Маркузе, – вряд ли может служить подходящей моделью развития, если целью является умиротворение. Принимая во внимание то, что этот уровень сделал с Человеком и Природой, необходимо снова поставить вопрос, стоит ли он принесенных во имя него жертв. Этот вопрос уже не звучит несерьезно с тех пор, как „общество изобилия“ стало обществом всеобщей мобилизации против риска уничтожения, и с тех пор, как спутниками продаваемых им благ стали оболванивание, увековечение тяжелого труда и рост неудовлетворенности». Освобождение от общества изобилия, отказ от прибыльной расточительности не означает, полагает Маркузе, возврата к здоровой и простой бедности, моральной чистоте и простоте. Напротив, общественное богатство, предназначенное для распределения, должно даже увеличиться.
Общество изобилия нуждается во всевозрастающем количестве клиентов и сторонников. Когда же вопрос касается ограничения производства новой жизни, оно демонстрирует моральные и религиозные колебания. «Новый жизненный стандарт, приспособленный к умиротворению существования, в будущем предполагает также сокращение населения».
В проекте Маркузе меры по совершенствованию капитализма сочетаются с мерами по радикальному его преобразованию и утверждению вместо него коллективистического общества. К последним относятся централизованное планирование, исключающее стихию рынка; удовлетворение прежде всего (а возможно, и исключительно) первостепенных жизненных потребностей (или «истинных» потребностей, противопоставляемых «ложным» потребностям); придание нового смысла свободе, превращающего ее из «свободы для» в «свободу от» (свободу от экономики, от политики и т. д.); отказ от демократии масс и т. п. Все это – типично коллективистические меры, осуществление которых способно не оставить от капитализма и камня на камне. Странным является, однако, то, что Маркузе совершенно не затрагивает вопрос о ликвидации частной собственности, ее огосударствлении, подчинении ее центральному планирующему органу и т. п. Нет у Маркузе и проблемы создания особого объединения людей, которое являлось бы «умом, честью и совестью» нового общества и осуществляло бы управление им. Если нет политической свободы и пришлось отказаться от демократии, откуда возьмутся те, кто управляет обществом? Их может предоставить и поддержать только «партия нового типа», сама подчиненная железной дисциплине и руководимая мудрым вождем.
Хотя Маркузе и обходит многие острые вопросы (частная собственность, антикапиталистическая революция, характер централизованного планирования, элита нового общества, идущего на смену капитализму, и др.), его проект перестройки капитализма радикален. Правильно замечая больные места капиталистического общества, он вместо последовательного процесса его лечения предлагает хирургическую операцию, в результате которой с операционного стола встанет уже не современный индивидуализм, а какая-то форма современного коллективизма.
Капитализм, однако, не настолько болен, чтобы его оперировать. Да и кто будет хирургом? Нельзя же принимать всерьез узников тюрем, заведений для умалишенных и т. п., положение которых при капитализме кажется Маркузе нестерпимым. С другой стороны, Маркузе как бы не замечает того, что современный коллективизм приносит подавляющему большинству общества гораздо большие бедствия и страдания, чем зазнавшееся и не видящее других альтернатив общество растущего потребления.
Решительных и проницательных критиков современного капитализма достаточно. Еще в конце XIX в. Э. Дюркгейм указал целый ряд тех черт капиталистического общества, которые не делают жизнь человека в нем легкой и приятной. С тех пор эти черты в чем-то стали даже более резкими. Жизнь этого общества не регламентируется обычаем и не является ровной и установившейся. Индивиды постоянно соперничают друг с другом. Они многого ждут от жизни, их запросы велики, диспропорция между чаяниями и их удовлетворением порождает недовольство жизнью и страдания. Всему этому сопутствует атмосфера тревоги за индивидуальное будущее. Отсутствует автоматическое слияние индивида с коллективом, индивид не столько подражает коллективному правилу, сколько подчиняется ему. Сознание индивида не сливается с коллективным сознанием, что требует от него постоянного размышления и принятия собственных решений. Индивидуалистический принцип справедливости, требующий воздаяния каждому прежде всего по его личным достоинствам, а не по традиции или решению коллектива, предполагает необходимость постоянно подтверждать эти достоинства. Индивиды интенсивно борются за жизнь, их чувствительность утончена, а потому уязвима. Интенсифицирован процесс коммуникации, растет рационализм общественной жизни. Ослабляются общие верования и коллективные чувства.
Резкой критике подвергал капиталистическое общество Н.А. Бердяев, стоявший на коллективистических позициях, впрочем, довольно неясных. Новая история, писал Бердяев, создала общество, основывающееся на индивидуализме и атомизме. Для этого общества характерны противоположные интересы разных индивидов, постоянная конкуренция, отсутствие общей для всех цели, единого центра и единой верховной воли, постоянный рост потребностей и безудержная похоть жизни, упадок веры и ослабление духовной жизни. Человек этого общества глубоко одинок. Он свободен, но непонятно, для каких больших целей нужна его свобода. Человеку не к чему восходить, так что его свобода оказывается чисто формальной. Индивидуализм, заключал Бердяев, изживает себя, и человек восходит к общности с другими людьми. Бердяев предсказывал возврат к средневековью, но на новом, более высоком уровне. Центральными идеями нового общества должны стать бог и коллективизм. Религиозный коллективизм Бердяева является в условиях современного индустриального общества несомненным анахронизмом.
Многие из критиков современного капитализма находятся, подобно Г. Маркузе, под несомненным влиянием Маркса. Особенно отчетливо это чувствуется в тех характеристиках, которые они дают человеку, сформированному капиталистическим обществом.
Э. Фромм, пытавшийся соединить марксизм с психоанализом, пишет, в частности, о таком человеке: «Современный капитализм нуждается в людях… которые стремятся потреблять все больше и больше, в людях, чьи вкусы невелированы, легко поддаются влияниям и легко изменяются. Он нуждается в людях, которые считают себя свободными и независимыми, не подчиненными какой бы то ни было власти или принципам совести, но при этом хотят получать распоряжения и делать то, что от них ждут; в людях, хорошо прилаженных к социальной машине, которыми можно управлять без принуждения, которых можно вести без вождя, побуждать к действию без всякой цели, кроме одной: что-нибудь производить, быть в движении, функционировать, куда-то идти». Следствием является то, что человеческие отношения становятся похожими на отношения автоматов, отчужденных друг от друга, каждый из которых стремится не выделяться из толпы, не отличаться от других мыслями, чувствами, действиями. «Стараясь как можно меньше отделяться от окружающих, каждый остается бесконечно одиноким; он преисполнен чувства неуверенности, тревоги и вины, которое появляется всегда, когда человек не может преодолеть свое одиночество». Фромм отмечает, что, в сущности, облик современного человека близок к тому, который изобразил О. Хаксли в своей знаменитой книге «Прекрасный новый мир». Это человек сытый, хорошо одетый, сексуально удовлетворенный, но лишенный своего Я, лишенный сколько-нибудь глубоких контактов со своими ближними, руководствующийся лозунгами, которые Хаксли формулирует сжато и выразительно: «Если ты чувствовать будешь – общество этим погубишь», или: «Не откладывай на завтра удовольствие, которое можно получить сегодня», или: «В наше время все счастливы». «В наши дни счастье человека состоит в получении удовольствия, – констатирует Фромм. – Удовольствие заключается в удовлетворении от потребления и „поглощения“ товаров, зрительных впечатлений, пищи, напитков, сигарет, людей, лекций, книг, кинокартин – все это потребляется, поглощается».
Фромм не раз возвращается к одной из характерных черт человека капиталистического общества – его одиночеству и отчужденности. Как станет ясно из дальнейшего, эта черта напрочь отсутствует у людей современного коллективистического общества. Они, если и страдают, то как раз от прямо противоположного – от чрезмерной вовлеченности в разнообразные коллективы с их неугомонной, ни на минуту не затихающей деятельностью, от невозможности укрыть от зоркого взгляда коллектива даже самые интимные стороны своей жизни. Пиком же страданий коллективистического человека является устранение его из коллективной жизни, отторжение его коллективом и, как следствие, те одиночество и отчужденность, которые представляют собой обычное состояние человека капиталистического общества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Будущее капитализма
Из своей критики капиталистического общества Маркузе делает вывод, что капитализм как особый исторический проект исчерпал себя и настало время не только выдвинуть, но и реализовать новый, принципиально иной проект. Однако то, что говорит Маркузе о сути последнего, сразу же показывает, что предлагаемый им проект не просто преждевремен, но по сути своей утопичен. Попытка реализовать его привела бы не к некоему более совершенному обществу, а к одной из версий уже известного из истории тоталитарного общественного устройства. Это в общем-то характерно для утопий: они обещают одно, а получается нечто неожиданное и едва ли не прямо противоположное.
Пока новый проект излагается в общих терминах, он кажется в известном смысле привлекательным. Но как только речь доходит до тех важных деталей, без которых невозможно обойтись при переустройстве общества, оказывается, что проект Маркузе – это только новый вариант коллективистического общества, избегающего, как кажется автору, недостатков и капитализма, и коммунизма. Однако все усовершенствования капитализма, предлагаемые Маркузе, способны привести в конечном счете только к современному (индустриальному) коллективизму. У Маркузе нет никаких доказательств того, что предлагаемый им коллективизм не окажется обычным тоталитаризмом, родственным коммунистическому варианту последнего.
«В настоящий период, – пишет Маркузе, – все исторические проекты имеют тенденцию поляризоваться на два конфликтующих целых – капитализм и коммунизм, и результат, по-видимому, зависит от двух антагонистических рядов факторов: (1) большей силы разрушения; (2) более высокой производительности, не связанной с разрушительными последствиями. Иными словами, исторически ближе истине та система, которая предложит большую вероятность умиротворения». В чем же заключается это «умиротворение», мыслимое как третий путь между двумя крайними и явно неприемлемыми вариантами – капитализмом и коммунизмом?
Умиротворенное существование включает, по Маркузе, отказ от всякой жестокости, клановости, равнодушие к мнению большинства, исповедание страха и слабости, чувствительную интеллигентность и т. п. Но прежде всего умиротворение – это количественное изменение в капиталистическом уровне жизни, т. е. сокращение чрезмерного развития. «Уровень жизни, достигнутый в наиболее развитых странах, – пишет Маркузе, – вряд ли может служить подходящей моделью развития, если целью является умиротворение. Принимая во внимание то, что этот уровень сделал с Человеком и Природой, необходимо снова поставить вопрос, стоит ли он принесенных во имя него жертв. Этот вопрос уже не звучит несерьезно с тех пор, как „общество изобилия“ стало обществом всеобщей мобилизации против риска уничтожения, и с тех пор, как спутниками продаваемых им благ стали оболванивание, увековечение тяжелого труда и рост неудовлетворенности». Освобождение от общества изобилия, отказ от прибыльной расточительности не означает, полагает Маркузе, возврата к здоровой и простой бедности, моральной чистоте и простоте. Напротив, общественное богатство, предназначенное для распределения, должно даже увеличиться.
Общество изобилия нуждается во всевозрастающем количестве клиентов и сторонников. Когда же вопрос касается ограничения производства новой жизни, оно демонстрирует моральные и религиозные колебания. «Новый жизненный стандарт, приспособленный к умиротворению существования, в будущем предполагает также сокращение населения».
В проекте Маркузе меры по совершенствованию капитализма сочетаются с мерами по радикальному его преобразованию и утверждению вместо него коллективистического общества. К последним относятся централизованное планирование, исключающее стихию рынка; удовлетворение прежде всего (а возможно, и исключительно) первостепенных жизненных потребностей (или «истинных» потребностей, противопоставляемых «ложным» потребностям); придание нового смысла свободе, превращающего ее из «свободы для» в «свободу от» (свободу от экономики, от политики и т. д.); отказ от демократии масс и т. п. Все это – типично коллективистические меры, осуществление которых способно не оставить от капитализма и камня на камне. Странным является, однако, то, что Маркузе совершенно не затрагивает вопрос о ликвидации частной собственности, ее огосударствлении, подчинении ее центральному планирующему органу и т. п. Нет у Маркузе и проблемы создания особого объединения людей, которое являлось бы «умом, честью и совестью» нового общества и осуществляло бы управление им. Если нет политической свободы и пришлось отказаться от демократии, откуда возьмутся те, кто управляет обществом? Их может предоставить и поддержать только «партия нового типа», сама подчиненная железной дисциплине и руководимая мудрым вождем.
Хотя Маркузе и обходит многие острые вопросы (частная собственность, антикапиталистическая революция, характер централизованного планирования, элита нового общества, идущего на смену капитализму, и др.), его проект перестройки капитализма радикален. Правильно замечая больные места капиталистического общества, он вместо последовательного процесса его лечения предлагает хирургическую операцию, в результате которой с операционного стола встанет уже не современный индивидуализм, а какая-то форма современного коллективизма.
Капитализм, однако, не настолько болен, чтобы его оперировать. Да и кто будет хирургом? Нельзя же принимать всерьез узников тюрем, заведений для умалишенных и т. п., положение которых при капитализме кажется Маркузе нестерпимым. С другой стороны, Маркузе как бы не замечает того, что современный коллективизм приносит подавляющему большинству общества гораздо большие бедствия и страдания, чем зазнавшееся и не видящее других альтернатив общество растущего потребления.
Решительных и проницательных критиков современного капитализма достаточно. Еще в конце XIX в. Э. Дюркгейм указал целый ряд тех черт капиталистического общества, которые не делают жизнь человека в нем легкой и приятной. С тех пор эти черты в чем-то стали даже более резкими. Жизнь этого общества не регламентируется обычаем и не является ровной и установившейся. Индивиды постоянно соперничают друг с другом. Они многого ждут от жизни, их запросы велики, диспропорция между чаяниями и их удовлетворением порождает недовольство жизнью и страдания. Всему этому сопутствует атмосфера тревоги за индивидуальное будущее. Отсутствует автоматическое слияние индивида с коллективом, индивид не столько подражает коллективному правилу, сколько подчиняется ему. Сознание индивида не сливается с коллективным сознанием, что требует от него постоянного размышления и принятия собственных решений. Индивидуалистический принцип справедливости, требующий воздаяния каждому прежде всего по его личным достоинствам, а не по традиции или решению коллектива, предполагает необходимость постоянно подтверждать эти достоинства. Индивиды интенсивно борются за жизнь, их чувствительность утончена, а потому уязвима. Интенсифицирован процесс коммуникации, растет рационализм общественной жизни. Ослабляются общие верования и коллективные чувства.
Резкой критике подвергал капиталистическое общество Н.А. Бердяев, стоявший на коллективистических позициях, впрочем, довольно неясных. Новая история, писал Бердяев, создала общество, основывающееся на индивидуализме и атомизме. Для этого общества характерны противоположные интересы разных индивидов, постоянная конкуренция, отсутствие общей для всех цели, единого центра и единой верховной воли, постоянный рост потребностей и безудержная похоть жизни, упадок веры и ослабление духовной жизни. Человек этого общества глубоко одинок. Он свободен, но непонятно, для каких больших целей нужна его свобода. Человеку не к чему восходить, так что его свобода оказывается чисто формальной. Индивидуализм, заключал Бердяев, изживает себя, и человек восходит к общности с другими людьми. Бердяев предсказывал возврат к средневековью, но на новом, более высоком уровне. Центральными идеями нового общества должны стать бог и коллективизм. Религиозный коллективизм Бердяева является в условиях современного индустриального общества несомненным анахронизмом.
Многие из критиков современного капитализма находятся, подобно Г. Маркузе, под несомненным влиянием Маркса. Особенно отчетливо это чувствуется в тех характеристиках, которые они дают человеку, сформированному капиталистическим обществом.
Э. Фромм, пытавшийся соединить марксизм с психоанализом, пишет, в частности, о таком человеке: «Современный капитализм нуждается в людях… которые стремятся потреблять все больше и больше, в людях, чьи вкусы невелированы, легко поддаются влияниям и легко изменяются. Он нуждается в людях, которые считают себя свободными и независимыми, не подчиненными какой бы то ни было власти или принципам совести, но при этом хотят получать распоряжения и делать то, что от них ждут; в людях, хорошо прилаженных к социальной машине, которыми можно управлять без принуждения, которых можно вести без вождя, побуждать к действию без всякой цели, кроме одной: что-нибудь производить, быть в движении, функционировать, куда-то идти». Следствием является то, что человеческие отношения становятся похожими на отношения автоматов, отчужденных друг от друга, каждый из которых стремится не выделяться из толпы, не отличаться от других мыслями, чувствами, действиями. «Стараясь как можно меньше отделяться от окружающих, каждый остается бесконечно одиноким; он преисполнен чувства неуверенности, тревоги и вины, которое появляется всегда, когда человек не может преодолеть свое одиночество». Фромм отмечает, что, в сущности, облик современного человека близок к тому, который изобразил О. Хаксли в своей знаменитой книге «Прекрасный новый мир». Это человек сытый, хорошо одетый, сексуально удовлетворенный, но лишенный своего Я, лишенный сколько-нибудь глубоких контактов со своими ближними, руководствующийся лозунгами, которые Хаксли формулирует сжато и выразительно: «Если ты чувствовать будешь – общество этим погубишь», или: «Не откладывай на завтра удовольствие, которое можно получить сегодня», или: «В наше время все счастливы». «В наши дни счастье человека состоит в получении удовольствия, – констатирует Фромм. – Удовольствие заключается в удовлетворении от потребления и „поглощения“ товаров, зрительных впечатлений, пищи, напитков, сигарет, людей, лекций, книг, кинокартин – все это потребляется, поглощается».
Фромм не раз возвращается к одной из характерных черт человека капиталистического общества – его одиночеству и отчужденности. Как станет ясно из дальнейшего, эта черта напрочь отсутствует у людей современного коллективистического общества. Они, если и страдают, то как раз от прямо противоположного – от чрезмерной вовлеченности в разнообразные коллективы с их неугомонной, ни на минуту не затихающей деятельностью, от невозможности укрыть от зоркого взгляда коллектива даже самые интимные стороны своей жизни. Пиком же страданий коллективистического человека является устранение его из коллективной жизни, отторжение его коллективом и, как следствие, те одиночество и отчужденность, которые представляют собой обычное состояние человека капиталистического общества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110