– Да, – отчетливо ответил Томми. Он неотрывно смотрел на меня.
– Через какое время?
– Не знаю.
– Через неделю? – спросил я. – Через месяц? Год?
– Через несколько дней, – сказал Томми.
Три, четыре, пять дней болезненного напряжения, мучительных догадок, навсегда ли бросил его друг.
– Ты был рад снова его увидеть?
– Да. – Можно было представить себе восторг Томми, когда он понял, что его друг вернулся, но сейчас в суде он не улыбался.
– Что вы делали вместе? – спросил я.
– То, что делают друзья: катались на машине, разговаривали, смеялись над анекдотами.
Остин дотрагивался до его руки или ноги, и Томми тут же пугался, но касания были невинными.
– Что-то еще произошло?
– Нет! – выпалил Томми.
Это была правда.
– Ты продолжал видеться с обвиняемым?
– Да.
Я рискнул.
– Тогда давай поговорим о том самом дне. Ты понимаешь, какой день я имею в виду, Томми. Какое это было число? Первый раз?
Томми не пришлось долго раздумывать. Он сглотнул, но лишь потому, что его голос еще не окреп. Он смотрел на меня, отвечая на вопрос.
– Двадцать третье мая, – сказал он. – Тысяча девятьсот девяностого года.
– Ты пошел к дому?
– Да.
– Ты пошел туда в первый раз?
– О нет. Я был там… много раз прежде.
– Ты уже разговаривал с Остином с глазу на глаз?
– Да.
– Он тебе нравился, Томми?
– Да, – снова сказал он.
Ответ на этот простой вопрос снова чуть не заставил его разрыдаться.
– Как он обращался с тобой?
Томми задумался.
– Он говорил со мной так, будто ему было интересно, о чем я думал. Иногда это было заметно, когда говорил кто-то другой, Уолдо как будто подмигивал: "Слушай! Что за дурень!" Мы смеялись, а все остальные не понимали, в чем дело.
Томми выдал все это как ребенок, рассказывающий про свое последнее увлечение.
– Так в тот день, двадцать третьего мая, когда ты пошел к дому, Уолдо был снаружи?
– Нет.
– Там играли другие дети?
– Нет. – Томми казался озадаченным.
– Что ты сделал?
– Я хотел вернуться домой. Но вместо этого постучал в дверь, просто чтобы… – он пожал плечами, – он открыл дверь и сказал, что ждал меня.
– В доме был кто-то еще?
– Нет.
– Как выглядел дом изнутри?
Томми наморщил нос.
– Было похоже, что там никто не живет. Там стоял диван и несколько складных стульев, вот и все. Я спросил Уолдо, не хочет ли он купить мебель, но он только засмеялся.
– Что вы там делали?
– Мы разговаривали, играли в игры. Другие дети стучали в дверь, но Уолдо не пустил их. Мы стояли у двери и как заговорщики шептались.
– Как он объяснил, что не хочет их впускать?
– Просто нам одним было хорошо.
– Вы остались дома?
– Уолдо все говорил, что слишком жарко, чтобы что-то делать во дворе.
– Было жарко?
– Пожалуй.
– Ты помнишь, что на тебе было надето?
– Шорты, по-моему, и майка. В общем, то, что я всегда надеваю после школы.
– Где были твои родители, Томми?
– Они еще не пришли с работы к тому времени.
– Но ты был дома.
– Обычно я оставался на продленку после школы, но иногда, два раза в неделю, приходила няня, которая присматривала за мной, пока папа и мама не придут с работы.
– Но она отпускала тебя играть на улицу?
– Да.
Родители Томми сидели в зале. Я не повернулся, чтобы посмотреть, как они отреагировали, и Томми не обернулся назад. Возможно, среди публики были родители, которые почувствовали себя виноватыми, может быть, даже среди присяжных.
– В чем был Уолдо? – спросил я.
– Он был… это было похоже на костюм, но без пиджака и галстука.
– Вы куда-нибудь выходили в тот день?
– Через некоторое время Уолдо сказал: "Я знаю, что мы будем делать" – и вскочил, но не сказал мне что. Он пошел в другую комнату и переоделся.
– Ты пошел с ним?
– Нет, но он был в соседней комнате и оставил дверь открытой.
Томми выглядел смущенным.
– Что он надел?
– Шорты и рубашку.
– И что было дальше?
– Мы сели в машину и поехали. Уолдо знал другой дом, не очень далеко, с бассейном.
– Там был кто-то еще?
– Нет. На доме висела табличка, что он продается.
– Обстановка внутри была такая же, как в первом доме?
– О нет, – сказал Томми.
Конечно, Остин не хотел вступать с ним в половые отношения в спартанской обстановке пустого дома, с ободранными стенами и старым диваном. Томми все еще с восхищением описывал тот дом.
– Такой красивый! Там были золотые светильники, стеклянные столы, и занавески, и бассейн.
– Это дом обвиняемого?
– Не думаю. Мы больше никогда туда не возвращались.
– Но он знал, где что находится.
– О да. Он налил себе выпить, а мне колы, а потом мы немного походили по дому.
– А потом что вы делали?
Томми колебался. Я не давил на него. Его взгляд скользнул мимо меня, но он не остановился на Остине. Томми закусил губу.
– Он сказал, что мы можем искупаться. Я ответил, что у меня нет с собой плавок, но Уолдо возразил, что в этом нет ничего страшного, потому что мы одни.
– И?
– Он вышел и стал раздеваться, потом остановился и посмотрел на меня, словно хотел спросить: "В чем дело?", и я тоже снял одежду. – Он скрестил руки. – Было как-то неловко вот так стоять голышом на улице.
– Там были соседи?
– Вокруг дома была высокая ограда.
Я кивнул.
– Вы купались?
– Да.
– Тебе понравилось?
Томми посмотрел на меня, будто вопрос был неожиданным или ответ вызывал неловкость. Я бросил на него все тот же прямой взгляд, который не менял с тех пор, как занял прокурорское место.
– Да, – наконец сказал он, потупив взгляд. – Мы плавали и лежали на надувных матрасах, играли в догонялки и в подводную лодку.
– Он касался тебя в воде?
– Да.
Томми не совсем так рассказывал мне в первый раз. Остину приходилось соблазнять Томми при каждой встрече, может, это и привлекало в сексе с детьми? Как только ребенок становился податливым и уставал, пора было сматывать удочки. В тот момент, когда больше не требовалось прилагать усилий, не надо было преодолевать сопротивление, Остин покинул Томми.
– Ты пугался, когда он касался тебя?
– Сначала это было похоже на случайность.
– Что произошло потом?
– Я лежал на надувном матрасе.
– На спине или на животе?
– На спине.
– Где был Остин?
– Он плавал около меня. Нырял под матрас и выныривал с другой стороны. А потом он подплыл, как будто очень устал, и положил голову и руки на матрас.
– Это был очень большой матрас? – спросил я. Мой голос был ровным, как будто все ответы были правильными и ничто меня не удивляло.
Томми показал ширину руками.
– Так значит, он дотронулся до тебя, – сказал я.
Томми кивнул.
– Его голова лежала у моей ноги, а руки сверху.
– Сверху где, Томми?
Он сглотнул.
– Одна на ногах, а вторая около пояса.
– Ты все еще был без одежды?
– Да.
– Так значит, его голова и одна рука лежали недалеко от твоего пениса?
Элиот выдвинул протест, сформулировав это как подсказку. Судья Хернандес принял протест. Я хотел сказать это первым, чтобы Томми было легче.
– И что произошло? – спросил я.
Я думал, Томми замкнется. Он сжал губы так, что они побелели. Я слышал, как он скреб ногтями перегородку. Я же собирался задать следующий вопрос, когда он отозвался:
– Он повернул голову, посмотрел на меня и улыбнулся, позвал меня по имени, и, глядя на него, я чувствовал, как его рука ползет к моей ноге, и потом он задержал ее там, прямо на… прямо наверху.
– А потом?
– А потом он сказал что-то вроде: "Ой, что это?" И я посмотрел туда, куда смотрел он, – на мой пенис. – Томми не замялся, прежде чем сказать это слово, он проговорил его быстро, на одном дыхании. – Он уставился на него, как будто никогда раньше не видел.
Я задавал вопросы, только когда Томми прерывался, и после моего вопроса он начинал торопиться, как будто его подгоняли.
– Он дотронулся до него? – спросил я.
– Сначала он просто смотрел, и мне стало очень… неловко, я начал прикрываться, но он остановил меня и потом посмотрел мне в лицо и перестал улыбаться, он казался очень серьезным, и потом он сказал: "Все хорошо. Тебе нечего стыдиться". Что-то в этом роде, а я спросил: "Что ты имеешь в виду?" Он ответил: "Возбуждение. Этого нечего стыдиться, это происходит со всеми".
– Ты знал, о чем он говорил?
– Нет, тогда еще нет. Но я… но, знаете, я знал, куда он смотрит. Так что я догадывался. Затем он сказал: "Это очень здорово". Не просто хорошо, а очень здорово. Потом он сказал…
Он замолчал. Томми ни на кого больше не смотрел, он почти совсем не поднимал глаз. Иногда он впивался взглядом мне в лицо, как будто не мог оторваться, а затем уносился прочь, его взгляд блуждал по залу.
– Что? – спросил я.
– Он спросил: "Можно, я его потрогаю?"
– А ты что ответил?
– Не помню, чтобы я что-то говорил, но, может, я кивнул или что-то в этом роде, потому что он повел себя так, будто я разрешил. Он поднял руку, очень осторожно, словно хотел кого-то поймать, а потом опустил ее и накрыл ею мой пенис.
– Накрыл его?
– Так что его больше не было видно. Его ладонь просто закрыла его. Потом он…
– Что, Томми?
– Он просто дышал. Просто… дышал. Я слышал его дыхание. Это было все, что я слышал.
Мне показалось, что зал перестал дышать. В обязанности Бекки входило наблюдение за присяжными, но тут я сам бросил взгляд в их сторону, когда Томми упомянул о том, как дышал преступник. Один мужчина уставился в пол, будто желал провалиться сквозь землю. Двое или трое других приложили руку к губам.
– Что было дальше, Томми?
– Он убрал руку, как будто снова хотел взглянуть, и улыбнулся. Он сказал мне, что все в порядке. Потом он… он поцеловал его.
Мальчик почти шепотом это произнес, и я испугался, что не все присяжные расслышат его слова. Мне не хотелось подливать масла в огонь, но пришлось переспросить, чтобы все слышали.
– Что поцеловал, Томми?
– Мой пенис.
Томми смотрел на свои сцепленные пальцы.
Я не позволил ему отвлечься.
– И что произошло потом?
Томми поднял голову, явно обрадованный тем, что сумел одолеть свое смущение.
– Потом он встал, улыбнулся и начал подтаскивать матрас к краю бассейна.
– Что ты тогда чувствовал, Томми?
– Я был рад, что все кончилось. Я чувствовал себя очень странно.
– Как это "странно"?
– Как будто не знал, что произойдет в следующий момент. Я был рад, когда он прекратил.
Я не мог заставить его сказать, что он боялся. Я ждал, но Томми не добавил. Он продолжил.
– Он подтащил матрас к мелкой части бассейна, и я решил, что пора вылезать, а за мной Уолдо поднялся по лесенке.
Томми замолчал. Он был охвачен противоречивыми чувствами; на его лице отразилось превосходство, столь знакомое мне по предыдущим встречам, но внутри зрело возбуждение, которое готово было выплеснуться наружу, и тогда уже справиться с ним не будет никакой возможности. Он заговорил, и меня охватила жуть, я услышал точную копию тона Остина.
– И он сказал: "Видишь? Я же говорил тебе, что это случается с каждым".
– О чем он говорил, Томми?
Я думал, что мне придется задавать наводящие вопросы, но, когда он заговорил, из его уст полилась плавная речь:
– О его пенисе. Он напрягся.
– И что сделал Остин?
– Он подошел ко мне, обнял и сказал: "Давай обсохнем". И мы пошли туда, где оставили полотенца. Они долго лежали на солнце и нагрелись. Уолдо взял одно из них и начал меня вытирать. Сначала он стоял передо мной и…
– Его пенис коснулся тебя? – спросил я. Я впервые прервал его.
– Да.
– Где?
– Здесь. – Томми быстро ткнул пальцем в грудь, как будто там была татуировка. – И здесь. Он провел им по моей спине, когда наклонился, чтобы вытереть мне ноги.
– А что делал ты?
– Я просто стоял. Когда он меня вытер, я потянулся за шортами и майкой, но он схватил меня за руку и сказал: "Давай сначала немного позагораем".
– Уложил меня на раскладное кресло и лег рядом, и мы лежали некоторое время.
– Остин лег на живот или на спину?
– На спину, – сказал Томми.
– Он прикрылся?
– Нет.
– Он что-нибудь говорил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60