– И впрямь собираемся, – ответил Холмс. – В Венецию.
11
ПРИКЛЮЧЕНИЯ В ВЕНЕЦИИ
Разумеется, все было не так-то просто. Холмс задал Рэндольфу Рэппу еще несколько вопросов об Андраде, и, когда мы вернулись к себе на Бейкер-стрит, из-под его пера одно за другим потекли письма и телеграммы. Но на следующий день путешествие наше наконец началось, в чем, конечно же, не было ничего нового для человека, связавшего свою судьбу с величайшим сыщиком всех времен.
По каким-то своим соображениям Холмс решил ехать поездом до Довера, а оттуда морем до Бельгии. На припортовом вокзале в Остенде он долго беседовал с начальником станции; о чем именно шел разговор, я не знаю, ибо не был приглашен участвовать в этом совещании. Во время плавания меня одолела морская болезнь и я лишь изредка подкреплял свои силы более или менее сносным чаем и бисквитами. Поэтому желудок мой пребывал отнюдь не в лучшем состоянии и порой мне казалось, будто стоящий передо мной в большом железнодорожном ресторане стол плавно покачивается – естественно, чистейшая иллюзия.
Холмс появился вместе с начальником вокзала, который держал в руках целую пачку железнодорожных билетов. Глаза его сияли энтузиазмом. Я знал, что за этим кроется: блистательное знание Холмсом расписания движения всех без исключения поездов не могло не поразить начальника вокзала, и вряд ли стоило сомневаться, что он разошлет все необходимые телеграммы, чтобы лично обеспечить нам беспрепятственный проезд. Холмс уже неоднократно пользовался этой уловкой. Какие бы заброшенные станции мы ни наметили, какие бы сложные маршруты ни избрали, теперь с уверенностью можно было сказать, что до Венеции мы доберемся в кратчайшее время. Разумеется, все расчеты Холмса основывались на отсутствии каких бы то ни было опозданий, однако они неизменно оправдывались. У англосаксов, а возможно, и у других народов есть склонность не только одушевлять неодушевленные предметы, но и приписывать им какой-нибудь пол. Прекрасный «Голубой экспресс», который мчится на юг Франции, всегда представлялся мне женщиной, а роскошный «Восточный экспресс» – мужчиной. Если цилиндры и колеса паровоза наделены хоть искрой живого духа, я уверен, что они, осознав присутствие Шерлока Холмса, никогда не позволят себе подвести великого сыщика. Можете считать меня безумцем, но результаты нашей поездки подтверждают мое дерзкое предположение. После четырех пересадок, уложившись в поразительно короткий срок, мы прибыли в жемчужину Адриатики. На вокзале Санта-Лючия царил обычный беспорядок, но благодаря усилиям Холмса мы в скором времени оказались в гостинице «Венеция» на берегу Большого Канала.
Во время следования по Западной Европе и самой Италии мне стало ясно, что о нашем маршруте осведомлен буквально каждый, кого это хоть немного касалось, ибо на протяжении всего пути в самых разных населенных пунктах Холмс неизменно получал телеграммы. Он почти не посвящал меня в их содержание, однако я понял, что Хоуард Андраде живет в частном доме на Рио ди Сан-Канчиано. Я догадывался, что Холмс принял необходимые меры, чтобы предуведомить этого джентльмена о своем посещении, но удовлетворить естественное любопытство по поводу его методов и планов мне мешали несварение желудка и усталость, вызванная путешествием. По приезде в Венецию, получив заверения моего друга, что ничего срочного не предвидится, я отдал себя во врачующие десницы Морфея и к вечеру проснулся свежим и отдохнувшим, в общем, совершенно другим человеком.
Холмс вышагивал по гостиной взад и вперед, попыхивая трубкой и не выказывая никаких признаков утомления, все в той же неизменной пурпурной накидке на плечах. Значит, все это время он так и не отдыхал! Сие мое предположение подтвердилось сразу же, как только я наткнулся взглядом на окурок тонкой мексиканской сигары в пепельнице.
– Здесь был Орлов! – не раздумывая воскликнул я. В глазах моего друга замерцали насмешливые искорки.
– Какой приятный сюрприз, Ватсон! Буквально в мгновение ока вы заметили единственное свидетельство того, что здесь побывал наш довольно зловещий друг. Поистине, годы, проведенные нами вместе, не прошли для вас даром!
– Но что он здесь делает? – Я щелкнул пальцами. – Вы связались со своим братом, и Вейкфилд Орлов тут же выехал в Италию.
– Естественно, после нашей небезынтересной встречи с Рэндольфом Рэппом я тут же связался с Майкрофтом. И мы обменялись с ним информацией. Он живо воспринял известие о том, что Чу Санфу направляется сюда на яхте. После некоторых усилий он выяснил, что Орлов находится в Венеции, где наблюдает за Хоуардом Андраде, экспертом по древним письменностям.
Я недоуменно сдвинул брови.
– Вы хотите сказать, что ваш брат уже знал о поездке Чу Санфу в Венецию?
– Вовсе нет. Но ему хотелось выяснить, что или кто именно в Египте является источником брожения на Среднем Востоке… Он был осведомлен о работе Хоуарда Андраде над тайными письменами фараонов, поэтому оставалось только связать факты воедино.
– Не могли бы вы уточнить свои слова, Холмс?
– Тогда мне пришлось бы связать факты с догадками. – Заложив руки за спину, он продолжал расхаживать по комнате. – Таким образом, встреча мусульманских вождей – состоявшийся факт. Встреча эта, разумеется, не сулит ничего доброго. Чтобы ответить на вопрос, почему же все-таки бурлит среднеазиатский котел, следует поразмыслить над тем, что именно объединило в это весьма своеобразное время различные секты. Несомненно, появился какой-то новый элемент, нечто необычное. Если изначальная причина брожения – Египет, естественно предположить, что тут каким-то образом замешан Андраде. Если он расшифровал тайные письмена, это, безусловно, важнейшее открытие, которое может повлечь за собой еще более глубокое постижение истории древней цивилизации. Вспомните, Ватсон, что в 1822 году француз Шампольон, используя Розеттский камень в качестве ключа, расшифровал иероглифы. Благодаря уникально сухому климату египетские надписи на камне прекрасно сохранились до сей поры. Открытие Шампольона позволило современным ученым изучить жизнь Древнего Египта лучше истории собственных саксов! Розеттский камень был обнаружен в 1799 году, но понадобилось почти четверть века, чтобы этот черный базальт выполнил свое предназначение.
Я покачал головой.
– К сожалению, у меня довольно смутные представления обо всем этом, Холмс. Помнится, в школе мы учили, что ученые сопоставили четырнадцать строк иероглифов с пятьюдесятью строками на греческом языке – их переводом. При наличии такого греческого перевода почему же ушло так много времени на расшифровку древних надписей?
– Надпись, которую вы имеете в виду, Ватсон, была приведена в трех формах. В ней насчитывалось тридцать две строки обычного демотического письма, но не это суть важно. Трудность расшифровки заключалась в том, что некоторые из знаков представляли собой буквы, другие – звуки, третьи были символами. Переводить символы весьма непросто, так ведь? Пришлось поломать голову.
Что до этих тайных письмен, то мы вправе предположить, что они были частично или полностью составлены самими правителями, посвященными благодаря своему положению в еще не раскрытые тайны Страны Нила. Надпись на Розеттском камне была сделана жрецами за двести лет до Рождества Христова, дабы воздать хвалу фараону Птолемею Пятому. Ничего особенного. Но что если одна из еще не расшифрованных золотых таблиц датируется тремя тысячелетиями до Рождества Христова и раскрывает тайны пирамиды Хуфу?
– Какие тайны? – машинально спросил я.
– Фараон Хуфу, или, по-гречески, Хеопс, построил огромную пирамиду, старина. У нее поистине впечатляющие размеры, но самое интересное – это то, что она ориентирована. Пирамида покрывает собой четырнадцать акров земли, и ее стороны почти точно ориентированы на четыре стороны света. Отклонение северной стороны достигает, например, всего нескольких минут. Такое не может быть случайностью. А знаете ли вы, что отбрасываемую ею тень можно использовать как довольно точный календарь?
Глаза Холмса возбужденно горели, не требовалось большого ума, дабы понять, как его волнуют бесчисленные нераскрытые тайны Древнего Египта. Тут я мысленно отругал себя за свою непроходимую глупость. Нет ничего более естественного, чем то, что человек, чья профессия состоит в постоянном разрешении загадок, увлечен величайшей из тайн истории человечества. Моему бедному рассудку с трудом удалось переварить мысль о цивилизации, существовавшей еще пять тысячелетий назад, способной возводить такие вот пирамиды, которые до сих пор являются дерзким вызовом нашему техническому веку со всеми его благоприобретенными знаниями.
Глаза Холмса погасли, в них появилось знакомое выражение холодного расчета, анализа; чувствовалось, что он усмирил разыгравшуюся непомерно фантазию и мысленно вернулся от времен таинственных фараонов ко временам нынешним.
– Послушайте, Ватсон, наши обязанности куда более прагматичны. Мы должны как можно скорее выяснить, в самом ли деле Андраде удалось расшифровать тайные письмена правителей. Вейкфилд Орлов устроил нам встречу с экспертом по расшифровке иероглифов: как оказалось, он живет совсем неподалеку.
Холмс подыскал гондолу, на которую, признаюсь, я смотрел не без некоторого опасения… Водная гладь Большого Канала ровная, словно стекло, и мне нечего было бояться качки, но длинная, в тридцать два фута, гондола в поперечнике имела всего лишь пять футов, к тому же кренилась налево и не казалась мне достаточно устойчивой. Однако по каналу плавало множество подобных суденышек и, преодолев свой страх, я осторожно уселся на сиденье. Холмс дал гондольеру необходимые указания и, орудуя одним-единственным веслом, тот направил гондолу в нужном направлении.
Маленькое суденышко обладало каким-то своим, особенным, достаточно приятным ритмом движения, и я воистину наслаждался этой поездкой, несмотря на то, что так и не переменил своего мнения, что подобное средство передвижения все-таки никогда не сможет заменить куда более надежный кеб. Гондол в канале было предостаточно, но гондольер с ловкостью лавировал между ними. Холмс указал на несколько замечательных дворцов на Рива дель Вин, а затем я заметил мост Риальто. Это внушительное каменное сооружение через канал вызвало у меня некоторое беспокойство.
– На этом мосту лавки, Холмс!
– В два ряда, старина, к тому же там довольно оживленное движение.
– Но этот мост явно перегружен. Надеюсь, он не рухнет нам на головы.
– Успокойтесь, Ватсон. Может, ему и не хватает изящества, но гондолы в полной безопасности плавают под ним вот уже с 1591 года.
Эти слова успокоили меня, и я замолчал. Вскоре гондола свернула с Большого Канала на Сан-Канчиано, где жил египтолог. Этот канал куда меньших размеров, через него переброшено много пешеходных мостов. По обоим берегам – ряды частных домов различной высоты и формы, впрочем, все они сооружены из камня.
Андраде жил в двухэтажном доме, парадное которого выходило на Рио ди Сан-Канчиано, а задняя сторона – на какой-то боковой канал. Здесь не было ни крыльца, ни причальных мостков, разумеется, не было и тротуаров. Посетитель подплывал к парадному входу, открывал дверь и оказывался в небольшом вестибюле. Необычной формы эркер в углу дома неожиданно привлек мое внимание. Архитектор предусмотрительно соорудил его так, чтобы из него открывался прекрасный вид на оба канала, а как чудесно, должно быть, здесь бывает вечером!
Холмс велел гондольеру подождать нас и постучал и массивную дверь. Я заметил, что фасад соседнего дома оплетен плющом, под которым прячутся небольшие каменные балкончики, что смягчало общую строгость очертаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36