– Да. Из Шамони я приехал сюда и с тех пор жду. Завтра мне предстоит выехать в Константинополь.
Френч закурил новую сигару.
– Такое путешествие без денег не совершить, – задумчиво отметил он. – Как вас снабдили в этом отношении?
– Мистер Гетинг передал мне сто фунтов десятифунтовыми купюрами. Две из них я разменял в Шамони, а остальные восемь у меня в кармане.
– Позвольте взглянуть.
Вандеркемп тотчас повиновался, и инспектор обнаружил, как и ожидал, что эти восемь купюр тоже из украденных. Он возобновил допрос.
– Вы сказали, что прибыли в контору на Хэттон-гарден около половины девятого?
– Да, а ушел около девяти. Все дело заняло лишь полчаса.
– И кроме Гетинга вы никого не видели?
– Никого.
Френч, предложив подозреваемому еще сигару, глубоко задумался. Он не сомневался, что история о беглом русском – выдумка от начала и до конца. Сама по себе маловероятная, она выдавала и своего автора. То, что Гетингу эту историю поведал мистер Дьюк и он же сам собирался приехать и рассказать ее Вандеркемпу, тоже было чистой выдумкой. Без имени мистера Дьюка истории не хватало бы достоверности, ради этого же подделали подписи мистера Дьюка в письмах Скоофсу и Вандеркемпу.
Но попытавшись продумать версию дальше, Френч столкнулся с той же трудностью, что и при рассмотрении подделанных писем. Виновен ли Гетинг, он ли придумал этот хитрый план бросить подозрение на Вандеркемпа, или преступник сам Вандеркемп, а вся история – его прикрытие на время после убийства? В этом заключалась основная сложность, и Френч сидел, прикидывая, нельзя ли каким-нибудь способом проверить свои выводы, нет ли ловушки, в которую удалось бы заманить подозреваемого?
Через некоторое время ему пришла мысль, которой, как ему показалось, можно было бы руководствоваться дальше. Из анализа манеры печатания обоих фальшивых писем получены вполне определенные данные. Умеет ли Вандеркемп печатать и если да, то сильно ли ударяет по клавишам? Он обратился к подозреваемому.
– Мне бы хотелось, чтобы вы написали мне краткое изложение своих передвижений по Лондону в день убийства, указав время вашего прихода и ухода из тех или иных мест, где бывали. Я бы предпочел в отпечатанном виде, если, конечно, вы умеете печатать. Сделаете?
– Думаю, что да, – вяло улыбнулся Вандеркемп. – Я печатаю и знаю скоропись на четырех языках. Но здесь нет пишущей машинки.
Выразив свое восхищение талантами собеседника, Френч предложил тому попросить машинку у администратора.
Вандеркемп, стремясь исполнить все пожелания инспектора, ухитрился уговорить томную темноглазую красотку, заправлявшую канцелярией, и торжествуя вернулся с машинкой. Через десять минут перед Френчем лежал отчет о переездах Вандеркемпа в ночь убийства.
Инспектор тотчас же увидел, что печатает Вандеркемп профессионально – легко и уверенно ударяя по клавиатуре, отлично отпечатывая текст, но не пробивая бумагу. Этот факт был в пользу его невиновности. И, хотя он не был окончательным доказательством, все же им пи в коей мере нельзя было пренебрегать.
Инспектор Френч недоумевал. Опыт подсказывал ему, что в этом мире все, как правило, развивается по обычной схеме, естественно и очевидно. Человек, тайно явившийся на место преступления примерно тогда, когда оно было намечено, и затем уехавший из Англии с секретной и неправдоподобной миссией, человек, у которого в кармане банкноты, украденные на месте преступления, – такой человек по обычной логике обязательно и есть преступник. Таков, подумал Френч, здравый смысл, а здравый смысл оказывается верен в девяноста девяти случаях из ста.
Но всегда есть и этот сотый случай. Невероятности и совпадения все-таки иногда случаются. В тот момент Френч много бы отдал за то, чтобы знать, действительно ли ею дело – исключение, которое лишь подтверждает правило.
Он осознавал, что его второе предположение, пусть и немного притянутое за уши, вполне может оставаться в силе. Очень даже вероятно, что Вандеркемпа одурачил и вовлек в эту сумасбродную затею сам убийца, чтобы бросить на него подозрение, под которое тот и попал, и, таким образом, дал остыть настоящему следу. Очень много фактов подтверждало это предположение: фальшивые письма, якобы переписка со Скоофсом, то, что никакого русского аристократа не появилось ни в одном из оговоренных мест, путешествие под чужим именем, предупреждение избегать контактов с фирмой и, наконец, но не в последнюю очередь, поведение Вандеркемпа во время разговора – все это несомненно подтверждало: коммивояжера использовали как большую подставную куклу.
Если так, то это дьявольская ловушка для незадачливого простака. Френч постарался представить себе, как это предполагали разыграть. Добравшись до агента мистера Дьюка в Константинополе, Вандеркемп узнает об убийстве и сразу же поймет, какому подвергается риску. Чем больше подробностей он будет узнавать, тем острее будет чувствовать, что попался. Он поймет, что если вернется в фирму и расскажет всю открывшуюся ему историю, то ему не поверят ни за что на свете. Тогда он уже по-настоящему обратится в бегство, и тем самым как бы признает свою вину. План был великолепный и выявлял характер и редкую изобретательность выдумавшего его человека.
Френч вовсе не был уверен в правильности своей догадки и полагал, что, хотя и имеет несомненные доказательства, оправдывающие взятие коммивояжера под арест и его экстрадицию, лучше было бы по возможности избежать такого развития событий. Если Вандеркемп попытается удрать, местная полиция тотчас же возьмет его. Обдумав все, он снова обратился к голландцу.
– Мистер Вандеркемп, мне очень бы хотелось верить вашим словам. Но, как опытный и рассудительный человек, вы, конечно же, понимаете, что их необходимо изучить более детально, прежде чем полностью им поверить. Теперь вопрос такой: хотите ли вы вернуться в Лондон со мной и оказать мне помощь в выяснении истины? Не могу обещать вам, что вас не арестуют по прибытии на землю Британии, но обещаю, что с вами будут обращаться достойно и вы получите любую возможность и помощь в подтверждении вашей невиновности.
Вандеркемп ответил без колебаний.
– Я поеду. Я понимаю, что вы можете арестовать меня прямо здесь, если захотите, обратившись к испанским блюстителям закона, так что у меня нет выбора. Но, пожалуй, я бы в любом случае поехал с вами. Я не совершил ничего противозаконного и мне нечего стыдиться. Теперь я не успокоюсь, пока не признают мою невиновность.
Френч серьезно кивнул.
– Скажу снова, сэр: мне кажется, вы на правильном пути. Поедем сегодня же вечером парижским экспрессом. А пока пойдемте на почту и помогите мне отправить телеграмму в Скотленд-Ярд.
Через два дня они прибыли в Лондон. Мистер Дьюк был искренне изумлен тем, что рассказал Френчу его подчиненный, и, выслушав инспектора, высказал мнение, что Вандеркемп стал жертвой одного или нескольких неизвестных мошенников. Еще важнее было то, что начальник Френча, старшин инспектор Митчелл, разделял это мнение, поэтому Вандеркемпа не арестовали, но установили за ним круглосуточное наблюдение. Френч принялся изучать обстоятельства его жизни. Они оказались не такими мрачными, как говорил ему Скоофс, но не добавили ни одного факта к делу об алмазах. Более того, ни один из алмазов невозможно было «привязать» к Вандеркемпу, как и украденные купюры, кроме тех, о которых он говорил.
В очередной раз дни поплыли, не принося на свет ни одного нового факт, и чем больше проходило времени, тем больше отчаивался Френч и тем больше требовали с него вышестоящие. А потом случилось так, что его мысли потекли в совершенно ином направлении.
Глава 7
К вопросу о свадьбе
Когда инспектор Френч чувствовал, что не может справиться с трудностями в расследовании, у пего было в привычке пересказывать обстоятельства дела во всех подробностях своей жене. Оторванная от священных забот по ведению хозяйства, которым была предана всей душой, эта женщина обычно безропотно приносила свое шитье и мирно садилась в углу большого мягкого дивана, а ее властелин и повелитель ходил взад-вперед по комнате, излагая свои размышления, оспаривая их с безжалостной логикой, при этом интенсивно жестикулируя, скрупулезно анализируя факты, перетасовывая их и пересказывая заново… Порой она вставляла несколько слов, а чаще всего предупреждала, чтобы он не наткнулся на столик у пианино, и просила ходить по менее вытершимся местам на ковре. При этом внимательно слушала его и время от времени выражала свое мнение, или, как Френч это называл, «высказывала замечания». И не раз эти «замечания» проливали совершенно новый свет на обсуждаемый вопрос, и этот свет уже не раз указывал то направление поисков, которое в результате приводило к раскрытию преступлений.
После возвращения из Испании инспектор осчастливил ее исчерпывающим изложением фактов, связанных с преступлением на Хэттон-гарден. Она слушала мужа внимательнее обычного, и вскоре он заметил, что она готова сформулировать свои «замечания».
– Не думаю, что бедный старик решился на что-либо дурное, – сказала миссис Френч. – Стыдно тебе переделывать его характер, когда он уже мертв.
Френч, перестав вышагивать по комнате, повернулся к жене.
– Да я не переделываю его характер, Эмили, дорогая, – возразил он, задетый этой неожиданной атакой с тыла. – Я просто считаю, что он единственный из известных нам, кто мог сиять слепок с ключа. А раз так, то значит, что он пошел туда, чтобы ограбить сейф.
– Ну а я считаю, что ты ошибаешься, – твердо заявила женщина и продолжила с безжалостной логикой под стать самому инспектору, – потому что если он пошел на ограбление, то у него должен быть не такой характер, как ты описал; а если у него такой характер, как ты описал, тогда он не собирался грабить. Вот что я думаю.
Френч слегка опешил. Эту неувязку он чувствовал с самого начала, но не обратил на нее внимания. Теперь же, когда его Эмили, как всегда честно и бескомпромиссно, указала ему на это противоречие, он понял, что жена абсолютно права. Если Гетинг действительно был таким, каким его описывали все его знавшие, то он не мог быть вором.
Френч сел за стол, открыл записную книжку и стал просматривать все известные факты об убитом. И все больше убеждался в правоте жены. Гетинг невиновен, если только и многочисленные свидетели не были введены в какое-то невероятное заблуждение.
Ум инспектора вернулся к другой стороне дилеммы. Если Гетинг невиновен, кто снимал слепок с ключа? Ключ не брали из банка, следовательно, копию делали с экземпляра мистера Дьюка. Кто же это сделал?
Никто из служащих конторы – по крайней мере, если мистер Дьюк не ошибался. А Френч не думал, что в таких делах директор может так сильно ошибаться. Любую вопиющую ошибку директора почти наверняка заметили бы и запомнили подчиненные. Нет, подумал Френч, пока что на слова мистера Дьюка можно полагаться.
А вот уверенность последнего в том, что никто в его доме не мог взять ключа, вызывала у инспектора большие сомнения. Судя по всему, торговец алмазами намного пристальнее следил за деловыми партнерами, чем за своими домашними. Убежденный, что вокруг свои, он мог считать достаточными свои предосторожности. Не это ли дало мистеру Дьюку основание утверждать, что никто в доме не тронул бы ключа?
Пожалуй, Френч упустил из виду такое предположение. А если так, то нужно непременно искать способ исправить свою ошибку.
Сперва он захотел поделиться своими соображениями с мистером Дьюком и попросить директора помочь ему беспрепятственно проникнуть в дом владельца фирмы. Но почти сразу Френч понял, что лучше не говорить пожилому джентльмену о своем намерении, чтобы тот случайно не предупредил возможного преступника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36