Я, честно говоря, понятия не имел. И в любой другой ситуации не сильно бы обрадовался, услышав. Но сейчас это почему-то казалось нормальным. Так что я обнял ее и притянул к себе. Я все еще нервничал из-за сна, так что чем ближе она была ко мне, тем лучше мне было.
– Ну да, – сказал я. – Наверное, знаю.
Она посмотрела на меня снизу вверх, в ее голубых глазах не было и следа обычной жестокости.
– Ты любишь меня, Блэйк? Любишь? Только честно.
Бет мне как-то раз задала этот вопрос. Я тогда не очень знал, как надо на него отвечать, и брякнул наугад. И ошибся. Но на ошибках учатся, я не собирался еще раз наступать на те же грабли. Если деваха задает тебе такой вопрос, ответ может быть только один. И вот что я вам скажу – если ответите неправильно, будут неприятности. Я открыл глаза и подмигнул ей.
– Ну конечно.
Мы немного пообжимались. А когда я уже начал заводиться, Сэл встала и куда-то пошла. Я смотрел, как ее ягодицы ходят вверх-вниз, а потом исчезают за дверью. Когда она вернулась, из гостиной стала доноситься тихая музыка.
«Endless Love», пел Лайонел Ричи и какая-то деваха.
Я смотрел, как она, тряся сиськами, возвращается в кровать. Вместо того чтобы залезть под простыню, она уселась на меня и стала разглядывать меня сверху. Мне открывался весьма нехреновый вид, и я начал двигаться под ней. Но ее потянуло на разговоры.
А когда Сэл тянет поговорить, она говорит.
– Тогда почему мы не уедем?
Я внимательно посмотрел ей в глаза в поисках какого-нибудь признака того, что она шутит. Или, может, я ее так долго и тщательно ебал, что у нее мозги повредились? С чего у нее вдруг безумные идеи? Мне очень хотелось узнать. Но я не мог спросить. Это, типа, может ранить ее чувства.
– Что с тобой? – спросил я вместо этого. – Мы не можем уехать.
– Почему?
– Ну, мы ж тут живем, вроде того. Всегда жили и будем жить.
– Но…
– Никто не уезжает из Мэнджела, Сэл. Это не вариант для таких, как мы с тобой. Есть куча всяких разных препятствий.
Она знала, о чем я. Все знали. Но я не хотел называть эти причины вслух. Никто не хотел.
– Ну, Блэйк! – закричала она, глаза горят, сиськи трясутся, на заднем фоне Лайонел завывает про то, что не может сопротивляться чарам какой-то телки. – Неужели ты не видишь? Как мы тут живем, а? Каждый день одно и то же. И не спрячешься. Все всех знают, блин. И все называют меня блядью. А теперь и тебя стали называть ссыклом.
– Этого больше не будет, – сказал я, типа, глубоким голосом и очень категорично. Почти как Клинт Иствуд.
– Почему? – спросила она, скрестив руки на груди и как-то странно глядя на меня.
Но я знал, что все будет продолжаться. На меня будут все так же наезжать, если только я не расскажу, что сделал с Базом. А я рассказывать не собирался. – Этого больше не будет, потому что… я просто докажу, что это неправда.
– Ну да, и что ты сделаешь? Завалишь одного из Мантонов, что ли?
Я помолчал и сказал:
– Ну, это уж, пожалуй, слишком. Но ты не бери в голову. Очень скоро у меня будет возможность все разрулить.
Она легла на меня. Мы немного так повалялись. Я смотрел на тюлевые занавески, которые слегка колыхались от теплого ветра. На улице солнце паковало шмотки и отваливало в какую-то другую часть света, уступая место вечеру, который уже почти наступил. Мне очень хотелось остаться там, где я был, а они там, снаружи, пусть сами собачатся и наезжают друг на друга Но так никогда не получалось. Рано или поздно кто-нибудь припрется и начнет долбиться в дверь. А если ты не откроешь, запустит кирпичом в окно.
– Пора выдвигаться, – сказал я. – Я сегодня работаю.
– Блэйки…
– Да?
– Я не блядь.
– Я знаю, милая, – сказал я, натягивая трусы.
– И никому не дам больше повода так говорить. Никогда. Это все в прошлом.
Я поцеловал ее. Хороший, долгий поцелуй получился. Кажется, она это серьезно.
– Сэл, – сказал я, остановившись в дверях. – Одолжи десятку.
– Иди на хер. Нет у меня десятки.
– Да ладно, Сэл.
Через несколько секунд она выбралась из кровати и пошла к сумочке, которая лежала на туалетном столике.
– Вот. У меня только пятерка. – Она протянула ее через плечо, повернувшись ко мне спиной, типа обиделась.
Я обнял ее и поцеловал в шею. Потом взял пятерку и отвалил.
Я поехал домой, мне явно становилось лучше. Добравшись до дома, я разделся и запихнул шмотки в мешок для мусора. Я не думал, что у меня будут проблемы с легавыми, но подстраховаться не мешало. Я залез в душ, почувствовал на своем теле запах Салли и снова завелся. А потом увидел кладбищенскую землю под ногтями, и все как рукой сняло. Чтобы как-то отвлечься, я запел. Я пел «You are always on my mind» минут двадцать, потом вышел из душа.
После этого полил шею лосьоном после бритья и надел чистое белье. Открыл гардероб и снова начал думать про Салли. Но не то чтобы как-то сентиментально. Я думал о том, что мы делали в ее квартире, пока я не отрубился. Раньше такого не бывало. Какие-то моменты я даже не мог вспомнить, как во сне. Но я знал, что это был не сон.
Еще я подумал про настоящий сон, который видел после, и тут же посмотрел на кровать, ту, которую я делил с Бет. Не знаю, чего я там искал. Может, ожидал увидеть там лежащую Бет, длинные светлые волосы разбросаны по подушке, как солома, сама храпит, как солдат с гайморитом. Но ее там не было. И никогда больше не будет.
– Успокойся, – прошептал я, увидев свой взгляд в зеркале. – Если не будешь вести себя спокойно, пацаны начнут пытать, в чем дело.
Я застегнул белую рубашку и убедился, что бабочка надета чуть криво, ну, как и должна быть надета бабочка.
Мне стало интересно, серьезно ли Сэл говорила про то, чтобы слить из Мэнджела. Она только об этом и твердила. Но она же знала, как и все тут, что народ из Мэнджела не уезжает из города. Если честно, я представить себе не мог, что живу где-то еще, да и ее тоже. Даже будь такая возможность. Мы, собственно, продукт своей среды, типа того. В школе нас учили, что мы все листья на одном дереве, и когда лист опадает, то сохнет и умирает. Мы не можем прожить без дерева, а дерево не справится без нас. Когда мы были мелкими, это даже казалось правильным. Поэтому большинство восприняло это как завет. И если я время от времени ездил на Ист-Блоатер-роуд и смотрел на поля вдали, что с того? Я же только смотрел.
Я надел черные штаны, черный пиджак и черные ботинки. Я был в полной боевой готовности. Но не пошел. Еще не время. Я подольше посмотрел на себя в зеркало, покрутился, повыпендривался. Выглядел я, прямо скажем, неплохо. Немного толще, чем когда был помоложе и больше тренировался, но этим приходится жертвовать ради других вещей. Черты лица с возрастом стали более зрелыми, даже, может, уникальными. Бет как-то сказала, что я немного похож на Клинта Иствуда.
– Бет, – спросил я ее. – Как ты думаешь, на кого я похож?
Она, не глядя на меня, пожала плечами.
– Не знаю. Ни на кого, если честно.
– А на Клинта?
– Какого Клинта? – Она сидела на кровати в лифчике и трусиках и красила ногти на ногах.
– Иствуда. Ну, ты знаешь.
– А, этот. Ну да.
– Что – ну да? Ну да, ты знаешь Клинта Иствуда? Или ну да, ты думаешь, я на него похож?
– Ну да.
– Я так и думал. Спасибо.
– Ты чего улыбаешься? – спросила она, закончив одну ногу и переходя к другой.
– Клинт Иствуд, вот чего. Я на него похож.
– Но, Блэйки, дело совсем не во внешности. Важно то, что ты делаешь. Поступки. Вот это считается. – И на этом разговор закончился.
Я сбежал по лестнице, глядя на часы. Я опаздывал. Я вышел через переднюю дверь и завел свою машину с объемом двигателя 2,8 литра.
Знаете, Бет тогда была права. Насчет того, как подавать себя. Неважно, каким крутым ты выглядишь. Неважно, насколько у тебя широкие плечи и короткая стрижка. Выглядеть крутым – это фигня. Если нужно, чтобы пацаны тебя уважали, ты должен показать, на что ты способен. Нужно напомнить им, что случится, если они будут совать нос не в свое дело.
И вот такие мысли крутились у меня в башке, когда я разогнался до шестидесяти миль в час на Уолл-роуд. Теперь все казалось намного проще. Может быть, дело в ветре, который дул в окно. Может, в сигарете, которую я курил. Может, это было из-за приятного ощущения в паху, из-за того, что я весь день трахал Салли. Но скорее всего дело не в этом.
Не совсем в этом.
Все дело в том, что я убил База Мантона.
Когда я зашел в «Хопперз», там вообще никого не было. Просто рано еще. Я обычно выпивал пару пинт у дверей, пока народ подтягивается, иногда перекидывался шутками с Рэйчел. И я как раз собирался этим заняться, когда из офиса выплыл Фентон с сигарой в руке.
– Здрасте, мистер Фентон.
– Блэйк, надо бы поговорить.
Фентон купил «Хопперз» несколько месяцев назад, когда он еще был кучей обугленных головешек. Классический случай – чужак приезжает в город на большой тачке и ищет хороший участок, чтобы воткнуть туда свой флагшток. Никто ни хрена о нем не знал кроме того, что это пижонистый пидор из большого города с быстрой тачкой и весь на понтах. Но пацанам много знать и не требовалось. Достаточно было того, что он не местный. Если ты не из Мэнджела, местные чуваки начинают доебываться, почему. Какого хера ты не из Мэнджела, если все остальные уроды отсюда? Им, конечно, интересно было, но очко играло спросить. Понимаете, чужака в Мэнджеле типа как уважают, завидуют, но уважают. Он же, типа, был там, за пределами Мэнджела, видел места, которые пацаны из Мэнджела никогда не видели и не увидят. Они могут его не любить, но трогать все равно не будут, только пялиться, как будто у него две головы и три жопы.
Ну я-то никогда так на него не смотрел. Для начала, у него были длинные волосы, по плечи, поэтому я сразу стал считать его шизанутым. У нормального пацана волосы короткие, если только он не бомж. Ну и еще были вещи, которые мне в нем не нравились.
К примеру, он не понимал, на что ведутся чуваки в Мэнджеле. Если ты дворник или на складе работаешь, это по-любому не проблема, но если ты заправляешь чуть ли не лучшим кабаком в Мэнджеле, все куда хуже. У него с самого начала была куча новомодных идей по поводу того, что сделать с «Хопперз». Я сперва думал, это только треп. Но потом я увидел, во что начал превращаться «Хопперз». Это было неправильно. Он превратил охренительный кабак в какую-то пидорню. Вот название, к примеру. До того момента это был просто старый добрый «Хопперз». Ничего плохого в этом не было, и менять название было незачем. Но Фентон выебнулся и назвал его «Винный бар и бистро». Я ни разу не видел, чтобы кто-то там пил вино, а что такое бистро, ваще хуй проссыт.
Конечно, когда клиенты увидели эти перемены, их торкнуло, и просто перестали ходить. Тогда-то Фентон дорубился, что где-то слажал и вернул почти все обратно, только название оставил новое. Мне это по-прежнему казалось неправильным, но все-таки прогресс был налицо. И пацаны вроде с этим согласились. Конечно, «Хопперз» был уже не тем, что раньше, зато там можно было спокойно побухать. Клиенты вернулись. А потом к названию привыкли. Если вдуматься, отличное название. Ну, из тех отличных названий, которые выдумывают заезжие.
– Ага, – ответил я на его слова про то, что нужно поговорить. – Почему нет.
– Что случилось вчера вечером, Блэйк?
– Вчера вечером? А в чем дело?
– Ты куда-то исчез. – На нем был темно-серый костюм и зеленый галстук. Ну не урод ли, на хрена носить костюм, если это не обязательно. Какой тут понт? Но он всегда ходил в костюме и галстуке. – У двери был какой-то инцидент, а потом ты исчез. Я хочу знать почему.
И знаете, он был прав. После случая с Базом вчера вечером я как-то перестал ощущать себя вышибалой. Так что пошел за угол подышать воздухом. Вы можете сказать, что это вполне логично. Но раньше я такого не делал. И вообще Фентон был прав – вышибала не имеет права отходить от дверей. А я со всеми запарками забыл про это. И даже когда вошел в «Хопперз», не вспомнил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36