В вестибюле по-прежнему висела доска с объявлениями о шерифском аукционе конфискованных машин; скользкий пол из желтоватого мрамора упирался в подножие внушительной широкой лестницы, которая вела в различные отделы городского департамента финансов. Но наверху иллюзия величия рассеивалась. В комнате № 205 облупившаяся краска свисала с потолка как отставшая кора сикоморы. Сама комната была разделена на отдел регистрации и просмотровый зал, в котором перенесенные на микрофиши регистрационные записи можно было просматривать с помощью читального аппарата.
Всех приходящих сюда можно разделить на две группы: адвокатов в дорогих костюмах и всех остальных. Эти последние, как правило, выглядят как самые настоящие наркоманы, пьяницы, уголовные преступники и психи – обычные представители городского дна. Но, несмотря на непрезентабельный внешний вид, эти мужчины и женщины играют важную роль в экономической жизни города, так как на самом деле это внештатные делопроизводители, секретари или эксперты, работающие на ту или иную титульную компанию или юридическую фирму. Все они небрежно приятельствуют между собой, ссорятся из-за свободных читальных аппаратов, распечатывающих сводные таблицы текстовых процессоров, и внимания разговорчивого русского парня, выдающего микрофиши. На то, что человек, выросший в коммунистическом Советском Союзе, имеет доступ к наиболее полным и точным сведениям о том, что и кому принадлежит в Нью-Йорке – этой столице мировой торговли, никто не обращает внимания.
Порядок работы тоже остается без изменений. Сначала надо дать клерку адрес, который вы хотите проверить. Он сообщает вам регистрационный номер дома и участка. В соседнем помещении эти номера вводятся в компьютер, который выдает номера регистрационных и залоговых записей, а также картотечный номер соответствующей микрофиши и номера страниц. Эта информация поступает обратно к служащему вместе с небольшим жетоном (который необходимо приобрести в расчетной кассе в конце коридора, где сидят средних лет чернокожие женщины, обожающие поболтать в рабочее время о своих любовных похождениях), после чего вам вручают соответствующую кассету с нечетким расплывчатым текстом. Если у вас возникают какие-то затруднения, вам помогут, но весьма неохотно, ибо служащие изначально считают всех приходящих сюда никчемными дураками.
Путаные иероглифы налоговых штампов на документах могли бы поставить в тупик самого Шампольона , но если знаешь, что искать (а я знал), можно получить довольно много очень интересной информации, в том числе о неизменно растущих ценах на ман-хэттенскую недвижимость. С давно забытого 1697-го по апрель 1983 года великий город Нью-Йорк взимал со своих граждан налог на продажу недвижимости в размере одного доллара десяти центов с каждых ста тысяч долларов оценочной стоимости. С 1983 года из-за роста цен на кондоминиумы налог на продажу поднялся до четырех долларов с каждой сотни тысяч; на этом уровне он остается и поныне, и возможно, продержится еще долго. Именно так я подсчитал, что здание на Рид-стрит, которое Джей Рейни приобрел или, вернее, обменял прошлой ночью в Кубинском зале, стоило в 1912 году девять тысяч долларов, пятьдесят шесть тысяч в 1946-м, сто двенадцать тысяч в 1964-м, четыреста две тысячи в 1972-м, восемьсот семьдесят пять тысяч в 1988-м, полтора миллиона в 1996-м и два миллиона двести тысяч в 1998 году. Эта последняя сумма была выплачена юридическим лицом, скрывавшимся под названием «Бонго партнере». Никакой «Буду Лимитед» – компании, значившейся владельцем объекта недвижимости в подписанном Джеем контракте, – в списке собственников здания не было вообще.
Некоторое время я сидел неподвижно, испытывая одновременно и раздражение, и растерянность. Я почти физически ощущал, как вокруг моих лодыжек обвиваются холодные щупальца чудовища под названием «отчуждение незаконно приобретенного имущества». Разумеется, с продажей здания дело было нечисто. Да и с чего бы подобной сделке быть прозрачной? Законные дела никогда не начинаются в отдельном зале ресторана и не заканчиваются примерзшим к бульдозеру трупом. Поделом тебе, Билл Уайет! Ты сел в лужу – в лужу дерьма! Согласно регистрационным записям города Нью-Йорка, а в настоящее время – сейчас, в этот самый момент – владельцем офисного здания на Рид-стрит была фирма «Бонго партнере». И если компания «Буду Лимитед» не имела прав на его продажу, следовательно, Джей Рейни продал свою драгоценную землю на побережье Лонг-Айленда за бесценок – за каких-то шестьсот с небольшим тысяч, которые он получил наличными. Иначе говоря, его элементарно кинули, и теперь Джей имел полное право подать на меня в суд за профессиональную небрежность и злоупотребление доверием клиента. Эксперт титульной компании должен был убедиться, что право собственности на здание не принадлежит никому другому, кроме «Буду Лимитед», но в спешке я не задал ему ни одного вопроса. Но почему, почему мистер Баррет не сказал нам, что зарегистрированным собственником здания числится «Бонго партнере»? Я мог выдать сразу несколько возможных ответов на этот вопрос, но ни один из них не способен был меня утешить. Правда, если судить по названиям, то обе компании были как-то связаны между собой, барабаны вуду – барабаны бонго, что-то в этом роде, но и это не внушало мне оптимизма. Очевидно было одно – я слишком рано распрощался с Джеем Рейни, ничего еще не кончилось.
Сняв копии с документов, я убрал их в кейс и уже собирался уходить, когда мне вдруг вспомнилось, как Липпер рассказывал, будто стейкхаусом когда-то владел Фрэнк Синатра. Возможно, он не врал; в любом случае это был, как говорится, «повод улыбнуться», и я решил потратить еще немного времени, чтобы отвлечься от мрачных размышлений. И я заказал список сделок с рестораном на Западной Тридцать третьей улице.
История этого объекта недвижимости напоминала историю Нью-Йорка в миниатюре. Поначалу это было даже не здание, а два необработанных участка земли, принадлежавших Первой Пресвитерианской церкви. Пятнадцать лет спустя первый, более узкий участок – все еще не обработанный – был продан Пенсильванской железнодорожной компании, проложившей в этой части города несколько рельсовых путей. Компания воздвигла на западном краю участка свое «ремонтное вагонное депо из рифленого железа». Узкий длинный прямоугольник на плане совпадал с очертаниями Кубинского зала, и я понял, почему он находился гораздо ниже остальных помещений стейкхауса – очевидно, в депо была ремонтная яма. В 1845 году второй участок был продан братьями-пресвитерианами некоему англичанину, который два года спустя построил на нем первый вариант ресторана – постоялый двор под названием «Эль и бифштексы». В 1851 году тот же англичанин выкупил ремонтное депо, перестроил и присоединил к своему заведению. В промежутке между 1877-м и 1879 годами ресторан (уже как объединенная собственность) несколько раз переходил из рук в руки, возможно – благодаря разразившемуся в тот же период экономическому кризису. В 1921 году, когда экономика немного оживилась и люди снова начали ходить в рестораны, стейкхаус оказался присоединен к примыкавшему к нему с восточной стороны дому из коричневого песчаника – и снова продан. Сумма удержанного налога на продажу оказалась довольно солидной, и я догадался, что после реконструкции все три здания оказались под одной крышей. Несомненно, новый ресторан пользовался известностью, но продолжалось это не слишком долго. Во времена Великой депрессии здание было конфисковано городскими властями за неуплату налогов и продано с молотка. С тех пор конструкция здания не изменялась, зато владельцы сменяли друг друга примерно раз в десятилетие, что продолжалось с тридцатых по конец шестидесятых годов, когда ресторанный бизнес был лишь немногим проще, чем в наши дни. В конце концов наступил период относительной стабильности, когда ресторан находился в собственности юридического лица, именовавшегося с 1972-го по 1984 год «Сити партнере Лимитед», с 1984-го по 1988-й – «Сити партнерз энд К», а с 1988-го по настоящее время – инвестиционный фонд «Сити партнере риэл эстейт» – и представлявшего собой холдинговую компанию открытого типа по торговле недвижимостью. Никаких сюрпризов я так и не обнаружил – перечень владельцев ресторана вряд ли мог быть более обыкновенным и скучным. Фрэнк Синатра – романтический певец с «медовым» голосом, любимец и любитель женщин, отчаянный эгоманьяк – никогда не имел к ресторану никакого отношения. Как, впрочем, и старина Липпер, что, откровенно говоря, удивило меня гораздо больше.
Но, по большому счету, меня это не касалось. Сейчас мне необходимо было как можно скорее отыскать Джея и рассказать ему о «Бонго партнере» и о сделке, которая вполне могла оказаться незаконной.
Купленное Джеем здание располагалось недалеко от мэрии – меньше чем в десяти минутах ходьбы, и я отправился туда пешком, но шум и сутолока Бродвея не успокоили меня. Стоял самый обыкновенный холодный четверг. Выпавший ночью снег успел превратиться в слякоть, а низкое серое небо грозило дождем, который, как я тут же подумал, смоет остатки снега не только в городе, но и на участке Джея. Отпечатки наших ног и колес на снегу, разумеется, исчезнут, но обнажатся следы трактора, по которым можно будет прочесть, чем занимался Хершел перед тем, как свалился с обрыва. Хорошо это или плохо, продолжал рассуждать я. Что, если следы на земле поставят под сомнение рассказанную Поппи версию событий? В ней – казалось мне – было что-то смущавшее меня, но что?
Нужно воспользоваться методами, которым меня когда-то учили, подумал я. Еще в юридической школе я проходил летнюю практику в офисе заместителя окружного прокурора Бруклина. Среди прочих служащих там работал пожилой обвинитель по фамилии Кувер, регулярно отказывавшийся от повышений, ибо это означало переход из практиков в управленцы. Вместо этого он предпочитал и дальше портить зубы (у него была привычка жевать пластмассовые ложечки для размешивания кофе) и отправлять в тюрьму одного правонарушителя за другим. Он действительно умел добиваться обвинительных приговоров и в своем кругу слыл человеком-легендой. На своем веку Кувер перевидал немало юристов-практикантов, которые приходили и уходили (в основном, конечно, уходили, предпочитая работе в прокуратуре доходную службу в юридических отделах крупных корпораций), и был не слишком высокого мнения об их профессиональных способностях. Я, разумеется, не был, да и не стремился быть исключением из общего правила, и часто оказывался в тупике, пытаясь сопоставить нормы доказательного права с жаргоном полицейских докладных записок и рапортов. Но однажды в самом начале моей практики, когда я корпел над простеньким отчетом об аресте по обвинению в продаже наркотиков на весьма незначительную сумму, Кувер обратил на меня внимание и мимоходом бросил: «Чти Хроноса, сынок». Поначалу это заявление меня озадачило, но потом я вспомнил, что в греческой, кажется, мифологии Хронос был богом времени, и это привело меня к мысли составить простейшую хронологическую последовательность событий. Я запомнил урок, и теперь попытался вспомнить, в какой очередности развивались события прошедшей ночью.
Но я так и не успел ни в чем разобраться, так как достиг Рид-стрит и вынужден был смотреть на номера домов. Номер 162 я нашел довольно быстро; дом стоял в ряду однотипных зданий с выходящими на улицу высокими окнами. Его архитектура была самой утилитарной, но казалась элегантной в своей простоте. Рамы были двойными, с полированными стеклами, отмытый фасад сверкал свежей краской, подъезд в духе современных веяний был застеклен, латунная фурнитура – тщательно отполирована.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Всех приходящих сюда можно разделить на две группы: адвокатов в дорогих костюмах и всех остальных. Эти последние, как правило, выглядят как самые настоящие наркоманы, пьяницы, уголовные преступники и психи – обычные представители городского дна. Но, несмотря на непрезентабельный внешний вид, эти мужчины и женщины играют важную роль в экономической жизни города, так как на самом деле это внештатные делопроизводители, секретари или эксперты, работающие на ту или иную титульную компанию или юридическую фирму. Все они небрежно приятельствуют между собой, ссорятся из-за свободных читальных аппаратов, распечатывающих сводные таблицы текстовых процессоров, и внимания разговорчивого русского парня, выдающего микрофиши. На то, что человек, выросший в коммунистическом Советском Союзе, имеет доступ к наиболее полным и точным сведениям о том, что и кому принадлежит в Нью-Йорке – этой столице мировой торговли, никто не обращает внимания.
Порядок работы тоже остается без изменений. Сначала надо дать клерку адрес, который вы хотите проверить. Он сообщает вам регистрационный номер дома и участка. В соседнем помещении эти номера вводятся в компьютер, который выдает номера регистрационных и залоговых записей, а также картотечный номер соответствующей микрофиши и номера страниц. Эта информация поступает обратно к служащему вместе с небольшим жетоном (который необходимо приобрести в расчетной кассе в конце коридора, где сидят средних лет чернокожие женщины, обожающие поболтать в рабочее время о своих любовных похождениях), после чего вам вручают соответствующую кассету с нечетким расплывчатым текстом. Если у вас возникают какие-то затруднения, вам помогут, но весьма неохотно, ибо служащие изначально считают всех приходящих сюда никчемными дураками.
Путаные иероглифы налоговых штампов на документах могли бы поставить в тупик самого Шампольона , но если знаешь, что искать (а я знал), можно получить довольно много очень интересной информации, в том числе о неизменно растущих ценах на ман-хэттенскую недвижимость. С давно забытого 1697-го по апрель 1983 года великий город Нью-Йорк взимал со своих граждан налог на продажу недвижимости в размере одного доллара десяти центов с каждых ста тысяч долларов оценочной стоимости. С 1983 года из-за роста цен на кондоминиумы налог на продажу поднялся до четырех долларов с каждой сотни тысяч; на этом уровне он остается и поныне, и возможно, продержится еще долго. Именно так я подсчитал, что здание на Рид-стрит, которое Джей Рейни приобрел или, вернее, обменял прошлой ночью в Кубинском зале, стоило в 1912 году девять тысяч долларов, пятьдесят шесть тысяч в 1946-м, сто двенадцать тысяч в 1964-м, четыреста две тысячи в 1972-м, восемьсот семьдесят пять тысяч в 1988-м, полтора миллиона в 1996-м и два миллиона двести тысяч в 1998 году. Эта последняя сумма была выплачена юридическим лицом, скрывавшимся под названием «Бонго партнере». Никакой «Буду Лимитед» – компании, значившейся владельцем объекта недвижимости в подписанном Джеем контракте, – в списке собственников здания не было вообще.
Некоторое время я сидел неподвижно, испытывая одновременно и раздражение, и растерянность. Я почти физически ощущал, как вокруг моих лодыжек обвиваются холодные щупальца чудовища под названием «отчуждение незаконно приобретенного имущества». Разумеется, с продажей здания дело было нечисто. Да и с чего бы подобной сделке быть прозрачной? Законные дела никогда не начинаются в отдельном зале ресторана и не заканчиваются примерзшим к бульдозеру трупом. Поделом тебе, Билл Уайет! Ты сел в лужу – в лужу дерьма! Согласно регистрационным записям города Нью-Йорка, а в настоящее время – сейчас, в этот самый момент – владельцем офисного здания на Рид-стрит была фирма «Бонго партнере». И если компания «Буду Лимитед» не имела прав на его продажу, следовательно, Джей Рейни продал свою драгоценную землю на побережье Лонг-Айленда за бесценок – за каких-то шестьсот с небольшим тысяч, которые он получил наличными. Иначе говоря, его элементарно кинули, и теперь Джей имел полное право подать на меня в суд за профессиональную небрежность и злоупотребление доверием клиента. Эксперт титульной компании должен был убедиться, что право собственности на здание не принадлежит никому другому, кроме «Буду Лимитед», но в спешке я не задал ему ни одного вопроса. Но почему, почему мистер Баррет не сказал нам, что зарегистрированным собственником здания числится «Бонго партнере»? Я мог выдать сразу несколько возможных ответов на этот вопрос, но ни один из них не способен был меня утешить. Правда, если судить по названиям, то обе компании были как-то связаны между собой, барабаны вуду – барабаны бонго, что-то в этом роде, но и это не внушало мне оптимизма. Очевидно было одно – я слишком рано распрощался с Джеем Рейни, ничего еще не кончилось.
Сняв копии с документов, я убрал их в кейс и уже собирался уходить, когда мне вдруг вспомнилось, как Липпер рассказывал, будто стейкхаусом когда-то владел Фрэнк Синатра. Возможно, он не врал; в любом случае это был, как говорится, «повод улыбнуться», и я решил потратить еще немного времени, чтобы отвлечься от мрачных размышлений. И я заказал список сделок с рестораном на Западной Тридцать третьей улице.
История этого объекта недвижимости напоминала историю Нью-Йорка в миниатюре. Поначалу это было даже не здание, а два необработанных участка земли, принадлежавших Первой Пресвитерианской церкви. Пятнадцать лет спустя первый, более узкий участок – все еще не обработанный – был продан Пенсильванской железнодорожной компании, проложившей в этой части города несколько рельсовых путей. Компания воздвигла на западном краю участка свое «ремонтное вагонное депо из рифленого железа». Узкий длинный прямоугольник на плане совпадал с очертаниями Кубинского зала, и я понял, почему он находился гораздо ниже остальных помещений стейкхауса – очевидно, в депо была ремонтная яма. В 1845 году второй участок был продан братьями-пресвитерианами некоему англичанину, который два года спустя построил на нем первый вариант ресторана – постоялый двор под названием «Эль и бифштексы». В 1851 году тот же англичанин выкупил ремонтное депо, перестроил и присоединил к своему заведению. В промежутке между 1877-м и 1879 годами ресторан (уже как объединенная собственность) несколько раз переходил из рук в руки, возможно – благодаря разразившемуся в тот же период экономическому кризису. В 1921 году, когда экономика немного оживилась и люди снова начали ходить в рестораны, стейкхаус оказался присоединен к примыкавшему к нему с восточной стороны дому из коричневого песчаника – и снова продан. Сумма удержанного налога на продажу оказалась довольно солидной, и я догадался, что после реконструкции все три здания оказались под одной крышей. Несомненно, новый ресторан пользовался известностью, но продолжалось это не слишком долго. Во времена Великой депрессии здание было конфисковано городскими властями за неуплату налогов и продано с молотка. С тех пор конструкция здания не изменялась, зато владельцы сменяли друг друга примерно раз в десятилетие, что продолжалось с тридцатых по конец шестидесятых годов, когда ресторанный бизнес был лишь немногим проще, чем в наши дни. В конце концов наступил период относительной стабильности, когда ресторан находился в собственности юридического лица, именовавшегося с 1972-го по 1984 год «Сити партнере Лимитед», с 1984-го по 1988-й – «Сити партнерз энд К», а с 1988-го по настоящее время – инвестиционный фонд «Сити партнере риэл эстейт» – и представлявшего собой холдинговую компанию открытого типа по торговле недвижимостью. Никаких сюрпризов я так и не обнаружил – перечень владельцев ресторана вряд ли мог быть более обыкновенным и скучным. Фрэнк Синатра – романтический певец с «медовым» голосом, любимец и любитель женщин, отчаянный эгоманьяк – никогда не имел к ресторану никакого отношения. Как, впрочем, и старина Липпер, что, откровенно говоря, удивило меня гораздо больше.
Но, по большому счету, меня это не касалось. Сейчас мне необходимо было как можно скорее отыскать Джея и рассказать ему о «Бонго партнере» и о сделке, которая вполне могла оказаться незаконной.
Купленное Джеем здание располагалось недалеко от мэрии – меньше чем в десяти минутах ходьбы, и я отправился туда пешком, но шум и сутолока Бродвея не успокоили меня. Стоял самый обыкновенный холодный четверг. Выпавший ночью снег успел превратиться в слякоть, а низкое серое небо грозило дождем, который, как я тут же подумал, смоет остатки снега не только в городе, но и на участке Джея. Отпечатки наших ног и колес на снегу, разумеется, исчезнут, но обнажатся следы трактора, по которым можно будет прочесть, чем занимался Хершел перед тем, как свалился с обрыва. Хорошо это или плохо, продолжал рассуждать я. Что, если следы на земле поставят под сомнение рассказанную Поппи версию событий? В ней – казалось мне – было что-то смущавшее меня, но что?
Нужно воспользоваться методами, которым меня когда-то учили, подумал я. Еще в юридической школе я проходил летнюю практику в офисе заместителя окружного прокурора Бруклина. Среди прочих служащих там работал пожилой обвинитель по фамилии Кувер, регулярно отказывавшийся от повышений, ибо это означало переход из практиков в управленцы. Вместо этого он предпочитал и дальше портить зубы (у него была привычка жевать пластмассовые ложечки для размешивания кофе) и отправлять в тюрьму одного правонарушителя за другим. Он действительно умел добиваться обвинительных приговоров и в своем кругу слыл человеком-легендой. На своем веку Кувер перевидал немало юристов-практикантов, которые приходили и уходили (в основном, конечно, уходили, предпочитая работе в прокуратуре доходную службу в юридических отделах крупных корпораций), и был не слишком высокого мнения об их профессиональных способностях. Я, разумеется, не был, да и не стремился быть исключением из общего правила, и часто оказывался в тупике, пытаясь сопоставить нормы доказательного права с жаргоном полицейских докладных записок и рапортов. Но однажды в самом начале моей практики, когда я корпел над простеньким отчетом об аресте по обвинению в продаже наркотиков на весьма незначительную сумму, Кувер обратил на меня внимание и мимоходом бросил: «Чти Хроноса, сынок». Поначалу это заявление меня озадачило, но потом я вспомнил, что в греческой, кажется, мифологии Хронос был богом времени, и это привело меня к мысли составить простейшую хронологическую последовательность событий. Я запомнил урок, и теперь попытался вспомнить, в какой очередности развивались события прошедшей ночью.
Но я так и не успел ни в чем разобраться, так как достиг Рид-стрит и вынужден был смотреть на номера домов. Номер 162 я нашел довольно быстро; дом стоял в ряду однотипных зданий с выходящими на улицу высокими окнами. Его архитектура была самой утилитарной, но казалась элегантной в своей простоте. Рамы были двойными, с полированными стеклами, отмытый фасад сверкал свежей краской, подъезд в духе современных веяний был застеклен, латунная фурнитура – тщательно отполирована.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86