И потому что генерал боялся предательства, – подумал Смайли. – Старик видел это повсюду, подозревал всех окружающих. И если, в конечном счете, судьей является смерть, то он оказался прав».
– И все получилось? – наконец крайне осторожно поинтересовался Смайли у Виллема. – Передача произошла?
– Точно. Все прошло отлично, – пылко произнес Виллем и бросил на Стеллу вызывающий взгляд.
– Есть ли у вас, к примеру, какое-либо представление о том, кто с вами контактировал на этой встрече?
Тогда, после долгих колебаний и всяческих подталкиваний, причем и со стороны Стеллы, Виллем рассказал и об этом – о лице со впалыми щеками и выражением безграничного отчаяния, напомнившем ему отца, об упреждающем взгляде, который то ли был, то ли ему привиделся, в таком он находился волнении. Так иногда смотришь по телевизору футбол, – а он это очень любит, – и видишь, как камера выхватывает чье-то лицо или выражение, и оно до конца матча застревает у тебя в памяти, хотя больше его ни разу не покажут, – вот таким же оказалось и лицо человека на пароходе. Виллем описал непокорные вихры и кончиками пальцев отчертил глубокие морщины на гладком лице. Человек этот был маленький, какой-то по-мужски обаятельный – это, добавил Виллем, он сразу распознал. Описал, как почувствовал, что человек предупреждает его, – предупреждает беречь полученную им ценность. Виллем сам глядел бы вот так же, сказал он Стелле, внезапно вообразив возможную трагедию, если бы началась война или драка и ему пришлось бы препоручить Бекки незнакомцу. И это дало повод для новых слез, и новых примирений, и новой скорби по поводу смерти старика, чему неизбежно способствовал и следующий вопрос Смайли.
– Значит, вы привезли назад желтый конверт и вчера, когда генерал приехал с уткой для Бекки, вручили этот конверт ему, – предположил он, стараясь говорить как можно мягче, но прошло какое-то время, прежде чем он услышал весь рассказ целиком.
По словам Виллема, у него вошло в привычку по пятницам, прежде чем двинуться в обратный путь, поспать несколько часов на складе в кабине своего трейлера, потом побриться, выпить с ребятами чашку чаю, чтобы приехать домой в нормальном состоянии, а не взвинченным и в плохом настроении. «Это все бывалые шоферы, – пояснил он, – поспешишь домой – только пожалеешь. Но вчера было иначе, – сказал он, – да к тому же, – тут он вдруг стал употреблять укороченные имена, – Стелл, забрав с собой Бекк, отправилась в Стейнз навещать маму». Так что Виллем сразу поехал домой, позвонил Владимиру и произнес кодовое слово, о котором они договорились заранее.
– Позвонили куда? – быстро прервал его Смайли.
– На квартиру. Он предупреждал меня: «Звони мне только на квартиру. Никогда не звони в библиотеку. Михель хороший человек, но он не в курсе».
И скоро – он не помнит, через сколько времени, – Владимир приехал на мини-такси, чего никогда прежде не делал, и привез Бекк утку. Виллем вручил ему желтый конверт с фотографиями, и Владимир подошел с ним к окну, повернулся спиной к Виллему и очень медленно, «точно это были священные предметы из церкви, Макс», стал просматривать негативы на свет, один за другим, пока, видимо, не обнаружил того, что искал, а тогда уже совсем засмотрелся.
– Только на один? – быстро спросил Смайли, снова вспомнив про два доказательства. – На один негатив?
– Точно.
– На один кадр или на одну пленку?
На кадр, Виллем в этом не сомневался. На один маленький кадрик. Да, тридцатипятимиллиметровая пленка, как для автомата «Агфа», которым он пользуется. Нет, Виллем не мог видеть, что там было – текст или что-то другое. Он просто видел, как смотрел Владимир – вот и все.
– Влади был красный, Макс, лицо безумное, Макс, глаза горят. А он ведь человек старый.
– А по пути домой, – сказал Смайли, прерывая рассказ Виллема и задавая кардинальный вопрос: – По пути из Гамбурга вы ни разу не подумали сами взглянуть?
– Это же секрет, Макс. Военная тайна.
Смайли взглянул на Стеллу.
– Он не стал бы смотреть, – ответила она на его немой вопрос. – Слишком он порядочный.
И Смайли ей поверил.
Виллем продолжил рассказ. Владимир положил желтый конверт в карман, вывел Виллема в сад и, взяв его руку в свои, поблагодарил, сказав, что он сделал большое дело, замечательное; что Виллем – сын своего отца, настоящий боец, даже лучше отца, истинная эстонская порода – человек уравновешенный, совестливый, надежный; что с помощью этой фотографии можно оплатить многие долги и причинить серьезный вред большевикам; что эта фотография – доказательство, доказательство, которое невозможно отмести. Но доказательство чего – он не уточнил; сказал только, что Макс увидит эту фотографию, поверит и все вспомнит. Виллем не вполне понял, зачем понадобилось для этого выходить в сад, но, очевидно, старик сильно разволновался и боялся микрофонов – недаром он то и дело говорил о соблюдении правил безопасности.
– Я довел его до калитки, не до такси. Он сказал, чтобы я не выходил. «Виллем, я – человек старый, – напомнил он. (Мы говорили по-русски.) – Я могу упасть и умереть на будущей неделе. Кто станет горевать? Но сегодня мы выиграли великую битву. Макс будет очень гордиться нами».
Внезапно пораженный тем, как сбылись последние слова генерала, Виллем в ярости снова вскочил на ноги, карие глаза его горели.
– Это Советы! – выкрикнул он. – Советские шпионы, Макс, они убили Владимира! Слишком много он знал!
– Как и ты! – тут же подхватила Стелла, и наступило долгое, неловкое молчание. – Как и все мы, – добавила она, бросив взгляд на Смайли.
– И это все, что он сказал? – спросил Смайли. – Ничего, к примеру, насчет того, насколько ценно то, что ты сделал? Только, что Макс поверит?
Виллем отрицательно помотал головой.
– Насчет того, к примеру, что есть еще доказательства?
– Ничего, – сказал Виллем, – больше ничего.
– Ничего такого, что объяснило бы, как он связывался с Гамбургом, как договаривался? И были ли задействованы другие члены Группы? Соберитесь с мыслями.
Виллем задумался, но ничего не вспомнил.
– А кому вы рассказывали об этом, Уильям, помимо меня?
– Никому! Никому, Макс!
– У него же не было для этого времени, – вмешалась в разговор Стелла.
– Никому! В дороге я сплю в кабине – сберегаю десять фунтов за ночь, которые дают мне на постой. Мы на эти деньги купим дом! В Гамбурге я не говорил никому! На складе – никому!
– А Владимир говорил кому-нибудь – я имею в виду, про кого ты знаешь?
– Из Группы никому, только Михелю, потому что иначе было нельзя, да и то не все – даже Михелю. Я его спрашиваю: «Владимир, кто знает, что я для вас делаю?» – «Только Михель совсем немного, – говорит он. – Михель одалживает мне денег, одалживает машину для фотографии, он – мой друг. Но даже друзьям нельзя доверять. Врагов я не боюсь, Виллем. А вот друзей очень боюсь».
Смайли обратился к Стелле.
– Если полиция все-таки сюда явится, – сказал он, – если полицейские явятся, знают они лишь то, что Владимир приезжал сюда вчера. Они вполне способны добраться до шофера такси, подобно мне.
Стелла внимательно смотрела на него своими большими умными глазами.
– Ну и? – не выдержала она.
– Ну и ничего больше им не говорите. Все, что они должны знать, они знают. Любые дополнительные сведения могут лишь поставить их в затруднительное положение.
– Их или вас? – немедленно уточнила Стелла.
– Владимир приезжал вчера сюда, чтобы повидать Бекки, и привез ей подарок. Это для прикрытия – история, которую сначала рассказал нам Уильям. Владимир не знал, что вы уехали с ней навестить вашу матушку. Он нашел здесь лишь Уильяма, они поговорили о старых временах и побродили по саду. Владимир не мог долго ждать из-за такси, поэтому он уехал, не повидав ни вас, ни своей крестницы. Вот и все.
– А вы сюда приезжали? – поинтересовалась Стелла, не сводя с него глаз.
– Если они спросят обо мне, то – да. Я приезжал сегодня и сообщил вам скорбную весть. Полиции безразлично, был ли Виллем членом Группы. Для них важно только настоящее.
Теперь Смайли повернулся к Виллему.
– Скажите, а больше вы ничего не привезли для Владимира? – спросил он. – Помимо того, что было в конверте? Быть может, какой-нибудь подарок? Что-нибудь такое, что он любит и не может себе купить?
Виллем усиленно старался припомнить и ответил не сразу.
– Сигареты! – внезапно воскликнул он. – На пароходике я купил ему в подарок французские сигареты. «Голуаз», Макс. Он очень их любит! «Голуаз-Капораль», с фильтром. Точно!
– А пятьдесят фунтов, которые он занял у Михеля? – продолжал выспрашивать Смайли.
– Я отдал назад. Точно.
– Все пятьдесят? – сказал Смайли.
– Все. Сигареты – это ему в подарок. Я любил этого человека, Макс.
Стелла проводила Смайли до дверей, и у порога он нежно взял ее под локоть и заставил сойти по ступенькам в сад, где их не мог слышать ее муж.
– Вы шагаете не в ногу со временем, – упрекнула она. – Рано или поздно одной из сторон придется прекратить заниматься тем, чем вы занимаетесь. Вы прямо как Группа.
– Помолчите и послушайте, – оборвал ее Смайли. – Вы меня слушаете?
– Да.
– Втолкуйте Уильяму – об этом никому ни слова. С кем он общается на складе?
– Да со всеми.
– Ну, постарайтесь, как можете, на него повлиять. Кто-нибудь еще, кроме Михеля, звонил? Может, кто-то ошибся номером? Позвонил, потом повесил трубку?
Она подумала, затем покачала головой.
– И никто не приходил? Какой-нибудь торговец, маркетолог, евангелист. Сборщик пожертвований. Никто? Вы уверены?
Она все так же неотрывно смотрела на него, и в глазах ее появилось настоящее понимание его сути. Потом она опять покачала головой, отказывая в содействии, о котором он просил:
– Не встревайте в нашу жизнь, Макс, все вы. Что бы ни случилось, как бы нам ни было худа Уильям – взрослый человек. Ему не нужен больше викарий.
Она проследила за Смайли взглядом – возможно, чтобы удостовериться, что он действительно уехал. Какое-то время в пути им всецело владели мысли о негативе Владимира, лежащем в коробке, как припрятанное золото, – сохранен ли негатив, не проверить ли и не проявить ли – ведь перевоз его через границы оплачен жизнью. Но к тому времени, когда Смайли подъехал к реке, он уже думал о другом, перед ним стояли иные задачи. Вместо того чтобы ехать в Челси, он влился в поток машин, мчавшихся в субботу на север, – это были главным образом старые машины с молодыми семействами. И среди них – мотоцикл с черной коляской, преданно сидевший у Смайли на «хвосте» вплоть до Блумсбери.
ГЛАВА 10
Библиотека Свободной Балтики находилась на третьем этаже, над пропыленным магазином антикварной книги, специализировавшимся на духовной тематике. Маленькие окошечки библиотеки глядели, прищурясь, во двор Британского музея. Смайли забрался туда по винтовой деревянной лестнице, заметив, несмотря на такое тяжкое восхождение, несколько потрепанных временем плакатиков, написанных от руки и еле державшихся на кнопках, а также коробки с коричневыми дезодорантами для уборной, принадлежащие соседней аптеке. Добравшись до верха, он обнаружил, что задыхается, и разумно помедлил, прежде чем нажать на звонок. И тут ему померещилось, будто он все это время только и делает, что лезет по лестнице в одно и то же место – и когда посещал конспиративную квартиру в Хэмпстеде, и когда взбирался на чердак Владимира на Уэстбурн-террейс, и сейчас, когда стоял у этого населенного призраками болота, возникшего в пятидесятые годы и некогда служившего сборным пунктом так называемых Бойцов Блумсбери. Все эти осмотренные им места представлялись ему единым полигоном, где проявлялись не выявленные раньше доблести. Галлюцинация исчезла, и он дал три коротких звонка и один длинный, подумав при этом, не изменили ли они сигнала, и сомневаясь, что это так;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– И все получилось? – наконец крайне осторожно поинтересовался Смайли у Виллема. – Передача произошла?
– Точно. Все прошло отлично, – пылко произнес Виллем и бросил на Стеллу вызывающий взгляд.
– Есть ли у вас, к примеру, какое-либо представление о том, кто с вами контактировал на этой встрече?
Тогда, после долгих колебаний и всяческих подталкиваний, причем и со стороны Стеллы, Виллем рассказал и об этом – о лице со впалыми щеками и выражением безграничного отчаяния, напомнившем ему отца, об упреждающем взгляде, который то ли был, то ли ему привиделся, в таком он находился волнении. Так иногда смотришь по телевизору футбол, – а он это очень любит, – и видишь, как камера выхватывает чье-то лицо или выражение, и оно до конца матча застревает у тебя в памяти, хотя больше его ни разу не покажут, – вот таким же оказалось и лицо человека на пароходе. Виллем описал непокорные вихры и кончиками пальцев отчертил глубокие морщины на гладком лице. Человек этот был маленький, какой-то по-мужски обаятельный – это, добавил Виллем, он сразу распознал. Описал, как почувствовал, что человек предупреждает его, – предупреждает беречь полученную им ценность. Виллем сам глядел бы вот так же, сказал он Стелле, внезапно вообразив возможную трагедию, если бы началась война или драка и ему пришлось бы препоручить Бекки незнакомцу. И это дало повод для новых слез, и новых примирений, и новой скорби по поводу смерти старика, чему неизбежно способствовал и следующий вопрос Смайли.
– Значит, вы привезли назад желтый конверт и вчера, когда генерал приехал с уткой для Бекки, вручили этот конверт ему, – предположил он, стараясь говорить как можно мягче, но прошло какое-то время, прежде чем он услышал весь рассказ целиком.
По словам Виллема, у него вошло в привычку по пятницам, прежде чем двинуться в обратный путь, поспать несколько часов на складе в кабине своего трейлера, потом побриться, выпить с ребятами чашку чаю, чтобы приехать домой в нормальном состоянии, а не взвинченным и в плохом настроении. «Это все бывалые шоферы, – пояснил он, – поспешишь домой – только пожалеешь. Но вчера было иначе, – сказал он, – да к тому же, – тут он вдруг стал употреблять укороченные имена, – Стелл, забрав с собой Бекк, отправилась в Стейнз навещать маму». Так что Виллем сразу поехал домой, позвонил Владимиру и произнес кодовое слово, о котором они договорились заранее.
– Позвонили куда? – быстро прервал его Смайли.
– На квартиру. Он предупреждал меня: «Звони мне только на квартиру. Никогда не звони в библиотеку. Михель хороший человек, но он не в курсе».
И скоро – он не помнит, через сколько времени, – Владимир приехал на мини-такси, чего никогда прежде не делал, и привез Бекк утку. Виллем вручил ему желтый конверт с фотографиями, и Владимир подошел с ним к окну, повернулся спиной к Виллему и очень медленно, «точно это были священные предметы из церкви, Макс», стал просматривать негативы на свет, один за другим, пока, видимо, не обнаружил того, что искал, а тогда уже совсем засмотрелся.
– Только на один? – быстро спросил Смайли, снова вспомнив про два доказательства. – На один негатив?
– Точно.
– На один кадр или на одну пленку?
На кадр, Виллем в этом не сомневался. На один маленький кадрик. Да, тридцатипятимиллиметровая пленка, как для автомата «Агфа», которым он пользуется. Нет, Виллем не мог видеть, что там было – текст или что-то другое. Он просто видел, как смотрел Владимир – вот и все.
– Влади был красный, Макс, лицо безумное, Макс, глаза горят. А он ведь человек старый.
– А по пути домой, – сказал Смайли, прерывая рассказ Виллема и задавая кардинальный вопрос: – По пути из Гамбурга вы ни разу не подумали сами взглянуть?
– Это же секрет, Макс. Военная тайна.
Смайли взглянул на Стеллу.
– Он не стал бы смотреть, – ответила она на его немой вопрос. – Слишком он порядочный.
И Смайли ей поверил.
Виллем продолжил рассказ. Владимир положил желтый конверт в карман, вывел Виллема в сад и, взяв его руку в свои, поблагодарил, сказав, что он сделал большое дело, замечательное; что Виллем – сын своего отца, настоящий боец, даже лучше отца, истинная эстонская порода – человек уравновешенный, совестливый, надежный; что с помощью этой фотографии можно оплатить многие долги и причинить серьезный вред большевикам; что эта фотография – доказательство, доказательство, которое невозможно отмести. Но доказательство чего – он не уточнил; сказал только, что Макс увидит эту фотографию, поверит и все вспомнит. Виллем не вполне понял, зачем понадобилось для этого выходить в сад, но, очевидно, старик сильно разволновался и боялся микрофонов – недаром он то и дело говорил о соблюдении правил безопасности.
– Я довел его до калитки, не до такси. Он сказал, чтобы я не выходил. «Виллем, я – человек старый, – напомнил он. (Мы говорили по-русски.) – Я могу упасть и умереть на будущей неделе. Кто станет горевать? Но сегодня мы выиграли великую битву. Макс будет очень гордиться нами».
Внезапно пораженный тем, как сбылись последние слова генерала, Виллем в ярости снова вскочил на ноги, карие глаза его горели.
– Это Советы! – выкрикнул он. – Советские шпионы, Макс, они убили Владимира! Слишком много он знал!
– Как и ты! – тут же подхватила Стелла, и наступило долгое, неловкое молчание. – Как и все мы, – добавила она, бросив взгляд на Смайли.
– И это все, что он сказал? – спросил Смайли. – Ничего, к примеру, насчет того, насколько ценно то, что ты сделал? Только, что Макс поверит?
Виллем отрицательно помотал головой.
– Насчет того, к примеру, что есть еще доказательства?
– Ничего, – сказал Виллем, – больше ничего.
– Ничего такого, что объяснило бы, как он связывался с Гамбургом, как договаривался? И были ли задействованы другие члены Группы? Соберитесь с мыслями.
Виллем задумался, но ничего не вспомнил.
– А кому вы рассказывали об этом, Уильям, помимо меня?
– Никому! Никому, Макс!
– У него же не было для этого времени, – вмешалась в разговор Стелла.
– Никому! В дороге я сплю в кабине – сберегаю десять фунтов за ночь, которые дают мне на постой. Мы на эти деньги купим дом! В Гамбурге я не говорил никому! На складе – никому!
– А Владимир говорил кому-нибудь – я имею в виду, про кого ты знаешь?
– Из Группы никому, только Михелю, потому что иначе было нельзя, да и то не все – даже Михелю. Я его спрашиваю: «Владимир, кто знает, что я для вас делаю?» – «Только Михель совсем немного, – говорит он. – Михель одалживает мне денег, одалживает машину для фотографии, он – мой друг. Но даже друзьям нельзя доверять. Врагов я не боюсь, Виллем. А вот друзей очень боюсь».
Смайли обратился к Стелле.
– Если полиция все-таки сюда явится, – сказал он, – если полицейские явятся, знают они лишь то, что Владимир приезжал сюда вчера. Они вполне способны добраться до шофера такси, подобно мне.
Стелла внимательно смотрела на него своими большими умными глазами.
– Ну и? – не выдержала она.
– Ну и ничего больше им не говорите. Все, что они должны знать, они знают. Любые дополнительные сведения могут лишь поставить их в затруднительное положение.
– Их или вас? – немедленно уточнила Стелла.
– Владимир приезжал вчера сюда, чтобы повидать Бекки, и привез ей подарок. Это для прикрытия – история, которую сначала рассказал нам Уильям. Владимир не знал, что вы уехали с ней навестить вашу матушку. Он нашел здесь лишь Уильяма, они поговорили о старых временах и побродили по саду. Владимир не мог долго ждать из-за такси, поэтому он уехал, не повидав ни вас, ни своей крестницы. Вот и все.
– А вы сюда приезжали? – поинтересовалась Стелла, не сводя с него глаз.
– Если они спросят обо мне, то – да. Я приезжал сегодня и сообщил вам скорбную весть. Полиции безразлично, был ли Виллем членом Группы. Для них важно только настоящее.
Теперь Смайли повернулся к Виллему.
– Скажите, а больше вы ничего не привезли для Владимира? – спросил он. – Помимо того, что было в конверте? Быть может, какой-нибудь подарок? Что-нибудь такое, что он любит и не может себе купить?
Виллем усиленно старался припомнить и ответил не сразу.
– Сигареты! – внезапно воскликнул он. – На пароходике я купил ему в подарок французские сигареты. «Голуаз», Макс. Он очень их любит! «Голуаз-Капораль», с фильтром. Точно!
– А пятьдесят фунтов, которые он занял у Михеля? – продолжал выспрашивать Смайли.
– Я отдал назад. Точно.
– Все пятьдесят? – сказал Смайли.
– Все. Сигареты – это ему в подарок. Я любил этого человека, Макс.
Стелла проводила Смайли до дверей, и у порога он нежно взял ее под локоть и заставил сойти по ступенькам в сад, где их не мог слышать ее муж.
– Вы шагаете не в ногу со временем, – упрекнула она. – Рано или поздно одной из сторон придется прекратить заниматься тем, чем вы занимаетесь. Вы прямо как Группа.
– Помолчите и послушайте, – оборвал ее Смайли. – Вы меня слушаете?
– Да.
– Втолкуйте Уильяму – об этом никому ни слова. С кем он общается на складе?
– Да со всеми.
– Ну, постарайтесь, как можете, на него повлиять. Кто-нибудь еще, кроме Михеля, звонил? Может, кто-то ошибся номером? Позвонил, потом повесил трубку?
Она подумала, затем покачала головой.
– И никто не приходил? Какой-нибудь торговец, маркетолог, евангелист. Сборщик пожертвований. Никто? Вы уверены?
Она все так же неотрывно смотрела на него, и в глазах ее появилось настоящее понимание его сути. Потом она опять покачала головой, отказывая в содействии, о котором он просил:
– Не встревайте в нашу жизнь, Макс, все вы. Что бы ни случилось, как бы нам ни было худа Уильям – взрослый человек. Ему не нужен больше викарий.
Она проследила за Смайли взглядом – возможно, чтобы удостовериться, что он действительно уехал. Какое-то время в пути им всецело владели мысли о негативе Владимира, лежащем в коробке, как припрятанное золото, – сохранен ли негатив, не проверить ли и не проявить ли – ведь перевоз его через границы оплачен жизнью. Но к тому времени, когда Смайли подъехал к реке, он уже думал о другом, перед ним стояли иные задачи. Вместо того чтобы ехать в Челси, он влился в поток машин, мчавшихся в субботу на север, – это были главным образом старые машины с молодыми семействами. И среди них – мотоцикл с черной коляской, преданно сидевший у Смайли на «хвосте» вплоть до Блумсбери.
ГЛАВА 10
Библиотека Свободной Балтики находилась на третьем этаже, над пропыленным магазином антикварной книги, специализировавшимся на духовной тематике. Маленькие окошечки библиотеки глядели, прищурясь, во двор Британского музея. Смайли забрался туда по винтовой деревянной лестнице, заметив, несмотря на такое тяжкое восхождение, несколько потрепанных временем плакатиков, написанных от руки и еле державшихся на кнопках, а также коробки с коричневыми дезодорантами для уборной, принадлежащие соседней аптеке. Добравшись до верха, он обнаружил, что задыхается, и разумно помедлил, прежде чем нажать на звонок. И тут ему померещилось, будто он все это время только и делает, что лезет по лестнице в одно и то же место – и когда посещал конспиративную квартиру в Хэмпстеде, и когда взбирался на чердак Владимира на Уэстбурн-террейс, и сейчас, когда стоял у этого населенного призраками болота, возникшего в пятидесятые годы и некогда служившего сборным пунктом так называемых Бойцов Блумсбери. Все эти осмотренные им места представлялись ему единым полигоном, где проявлялись не выявленные раньше доблести. Галлюцинация исчезла, и он дал три коротких звонка и один длинный, подумав при этом, не изменили ли они сигнала, и сомневаясь, что это так;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65