Ладно. Она была современной женщиной. Пусть ни к чему хорошему это не привело. Вела свою жизнь, имела свой круг общения… — Многозначительная пауза. — Я не говорю, что вам следовало ограничивать ее, это могли воспринять как нарушение равноправия полов. Я спрашиваю, как получилось в реальной жизни, что вы пребывали абсолютно не в курсе ее действий… ее расследований… ее… уж не знаю, говорить ли? Я хотела сказать, ее назойливого стремления влезть в чужие дела?
— У нас существовала договоренность, — ответил Джастин.
— Разумеется, существовала. Равные и параллельные жизни. Но в одном доме, Джастин! Неужели вы и впрямь заявляете, что она вам ничего не говорила, ничего не показывала, ничем не делилась? Я нахожу, что в это ужасно трудно поверить.
— Я тоже, — согласился Джастин. — Но, боюсь, именно так и выходит, если прячешь голову в песок. Тычок.
— Вы делили с ней компьютер?
— Я что?
— Вопрос достаточно ясен. Вы делили с ней, или имели доступ к портативному компьютеру Тессы, ее лэптопу? Вы, возможно, этого не знаете, но она посылала в Оффис очень серьезные документы, выдвигая обвинения против определенных людей. Обвиняя их в бог знает в чем. И ее деятельность потенциально могла нанести значительный урон.
— И кому ее деятельность могла нанести урон? Разумеется, потенциально? — спросил Джастин, деликатно вызнавая интересующие его сведения.
— Кому — значения не имеет, Джастин, — отчеканила Элисон. — Вопрос в том, находится ли лэптоп Тессы в данный момент у вас, а если нет, где он может сейчас находиться и какие в нем содержатся материалы?
— Я никогда не имел к нему доступа — это ответ на ваш первый вопрос. Компьютер принадлежал ей и только ей. Я даже не знал, как войти в него.
— Насчет войти, это ерунда. У вас ли он сейчас, вот в чем вопрос. Скотленд-Ярд задавал его вам, и вы приняли очень мудрое решение, придя к выводу, что его лучше передать нам, а не полиции. За это мы вам очень признательны. Ваше здравомыслие не осталось незамеченным.
Вопросительных интонаций в голосе Элисон не чувствовалось, но вопрос, однако, не снимался. Если да, нажми на кнопку А, и тебя похвалят. Если нет, нажми на кнопку Б, и уж тогда не обессудь.
— И дискеты, разумеется, — добавила Элисон, ожидая ответа. — Тесса знала свое дело, что тут скрывать, все-таки дипломированный юрист. И наверняка копировала на дискеты наиболее важные файлы. В сложившихся обстоятельствах эти дискеты тоже создают угрозу безопасности, поэтому мы хотели бы получить и их.
— Никаких дискет нет. И не было.
— Разумеется, были. Как она могла работать на компьютере без дискет?
— Я их искал. Не нашел.
— Это в высшей степени странно.
— Полностью с вами согласен.
— Вот я и думаю, что оптимальный для вас вариант, Джастин, с учетом ситуации, принести все, что у вас есть, в Оффис, как только вы распакуете вещи, и позволить нам работать с этими материалами. Избавьте себя от боли и ответственности. Да? Мы можем договориться. Все, что не имеет отношения к нашей деятельности, принадлежит исключительно вам. Эти файлы мы распечатаем и вернем, и здесь никто не будет их читать, анализировать, сохранять. Послать с вами кого-нибудь? Для оказания посильной помощи? Да?
— Я как-то не уверен.
— Не уверены, что вам нужен помощник? Это объяснимо. Мы найдем достойного человека. Которому вы сможете полностью довериться. Теперь вы уверены?
— Видите ли, компьютер принадлежал Тессе. Она его купила, она им пользовалась.
— И что?
— Вот я и не уверен, что вам следует обращаться ко мне с такой просьбой. Отдайте нам ее собственность, чтобы мы ее выпотрошили, потому что она мертва. — Ему вдруг ужасно захотелось спать. Он на мгновение закрыл глаза, тряхнул головой, чтобы проснуться. — Да и потом, все это пустые разговоры.
— Простите?
— Дело в том, что компьютера у меня нет, — Джастин встал, удивив самого себя, но уж очень хотелось размяться и глотнуть свежего воздуха. — Скорее всего его украли кенийские полицейские. Они крадут все, что попадает под руку. Спасибо вам, Элисон. Вы были очень добры.
На то, чтобы получить «гладстон» у старшего гардеробщика, потребовалось довольно много времени.
— Извините, что пришел раньше, чем вы ожидали, — сказал Джастин.
— Ничего подобного, сэр, — ответил старший гардеробщик и покраснел.
— Джастин, мой дорогой друг!
Джастин еще не успел назвать свою фамилию швейцару клуба, как Пеллегрин уже сбегал по лестнице, сияя фирменной улыбкой.
— Джимми, это мой гость, пожалуйста, возьми чемодан и пропусти его.
Он крепко пожал руку Джастина, а второй по-дружески, совсем не в английской манере, обнял за плечи.
— Ты в порядке? — понизив голос, спросил он, предварительно убедившись, что их никто не подслушивает. — Если не хочешь подниматься, можем пройтись по парку. Или встретимся в другой раз. Как скажешь.
— Я в порядке, Бернард. Правда.
— Чудовище Лендсбюри тебя не утомило?
— Ничуть.
— Я заказал нам столик. Это всего лишь ленч, но кормят тут на убой. Не желаете пи-пи?
Обеденный зал напоминал катафалк. С синего неба-потолка на них взирали нарисованные херувимы. Пеллегрин выбрал столик в углу, укрытый от лишних взглядов колонной из полированного гранита и печальной пальмой, кордил иной южной. Вокруг сидели неподвластные времени, все на одно лицо, чиновники Уайтхолла, в серых костюмах и со школьными стрижками. «Таким был мой мир, — объяснял ей Джастин. — Когда я женился на тебе, я был одним из них».
— Сначала давай покончим с тяжелой работой, — по-хозяйски предложил Пеллегрин, когда официант, уроженец Вест-Индии, в розовато-лиловом смокинге протянул им меню в форме ракеток для пинг-понга. Предложение говорило о тактичности Пеллегрина, о его желании поддержать образ славного парня, потому что изучение меню позволяло им привыкнуть друг к другу и избежать визуального контакта.
— Долетел нормально?
— Да, благодарю. С меня пылинки сдували.
— Чудесная, чудесная, чудесная женщина, Джастин, — бормотал Пеллегрин, не отрывая глаз от меню. — Что еще скажешь.
— Спасибо, Бернард.
— Великая душа, великий характер. Остальное — ерунда. Мясо или рыбу? Чему ты отдавал предпочтение там?
За свою карьеру Джастин не раз и не два сталкивался с Пеллегрином. Приехал в Оттаву, когда тот там уже работал, короткое время они вместе служили в Бейруте. В Лондоне попали на один курс выживания заложника, где их учили, что следует делать, если тебя преследует группа вооруженных головорезов, не боящихся смерти. Как сохранить достоинство, когда тебе на глаза надевают повязку, связывают руки и ноги и бросают в багажник «Мерседеса». Как выпрыгивать из окна, если ты не можешь воспользоваться лестницей, а ноги не связаны.
— Все журналисты — дерьмо, — уверенно заявил Пеллегрин, продолжая изучать меню. — Знаешь, что я собираюсь как-нибудь сделать? Поставить их на наше место. Нанять частных детективов, застукать редакторов «Грониад» или «Скруз оф те уорлд», когда те встречаются со своими любовницами. Сфотографировать их детей, когда те идут в школу. Спросить у жен, какие эти ребята в постели. Показать говнюкам, каково приходится тем, о ком они пишут. Тебе не хочется взять пулемет и перестрелять многих из них?
— Пожалуй, нет.
— Мне тоже. Безграмотная банда лицемеров. Филе сельди вполне пристойное. От копченого угря у меня пучит живот. Морской язык в тесте очень хорош, если ты любишь морской язык. Если хочешь без теста, его поджарят тебе на рашпере, — он уже что-то писал на разлинованном листочке, по верху которого тянулась надпись «Сэр Бернард П.», большими буквами. Левую колонку занимали названия блюд, правую — квадратики для галочек. Пустое место внизу предназначалось для подписи члена клуба.
— От морского языка не откажусь. Пеллегрин никогда не слушает, вспомнил Джастин. Поэтому у него репутация блестящего переговорщика.
— На рашпере?
— В тесте.
— Лендсбюри в форме?
— Самой боевой.
— Сказала тебе, что она — бисквит «мадера»?
— Боюсь, что да.
— Ей хочется, чтобы о ней так думали. Говорила с тобой о будущем?
— У меня травма, и я в бессрочном отпуске по болезни.
— Креветки пойдут?
— Думаю, я предпочту авокадо, спасибо, — ответил Джастин, наблюдая, как Пеллегрин ставит две галочки напротив «коктейля» из креветок [45].
— Довожу до твоего сведения, что формально в наши дни Форин-оффис не одобряет спиртного за ленчем, — тут Пеллегрин удивил Джастина широкой улыбкой. А потом второй, на случай, если Джастин не понял, о чем говорила первая. И Джастин вспомнил, что улыбки Пеллегрина всегда одинаковые, по раскрытию губ, продолжительности, теплоте. — Однако тебе пришлось многое пережить, а мой долг — хоть немного отвлечь тебя от тяжелых воспоминаний. Тут вполне пристойное мерсо. Не возражаешь? — Его серебряный карандашик без ошибки нашел нужный квадратик. — С тебя, между прочим, сняты все подозрения. Ты чист. Поздравляю, — Пеллегрин вырвал листок из блокнота и придавил солонкой, чтобы его не унесло ветром.
— Какие подозрения?
— В убийстве, какие же еще? Ты не убивал Тессу или ее водителя, ты не нанимал киллеров в притоне греха, и ты не подвесил Блюма за яйца на чердаке своего дома. Ты можешь покинуть зал суда без единого пятнышка на твоей репутации. Благодари полицию. — Листок с заказом, прижатый солонкой, исчез. Должно быть, его взял официант, но Джастин не заметил, как тот подходил к столу. — Что ты выращивал в своем саду? Обещал Селли, что спрошу, — речь шла о Селине, сокращенно Селли, жене Пеллегрина, ослепительной красавице. — Экзотические растения? Суккуленты? К сожалению, это не по моей части.
— Да, в общем, все, — услышал Джастин свой голос. — В Кении удивительно мягкий климат. Я не знал, что на моей репутации было пятно, Бернард. Версию такую я слышал, признаюсь. Но она была притянута за уши.
— Они предложили много версий, бедняжки. И, откровенно говоря, бросили тень на куда более высокопоставленных людей, чем ты. Тебе надо как-нибудь приехать в Дорчестер. Переговорю с Селли. На весь уик-энд. В теннис играешь?
— К сожалению, нет.
«Они предложили много версий, — повторил он про себя. — Бедняжки». Пеллегрин говорит о Робе и Лесли в той же манере, что Лендсбюри говорила о Портере Коулридже. Эта жаба Том Как-его-там получит пост посла в Белграде, тем временем рассказывал Бернард, и лишь потому, что министра тошнит от одного вида его физиономии. А кого не тошнит? Дик Какой-то скоро станет рыцарем, и тогда, при удаче, его удастся спровадить в министерство финансов. Господи, помоги национальной экономике, шутка, но ведь старина Дик последние пять лет лижет задницу новым лейбористам. А в остальном все как обычно. В Оффис продолжают приходить честолюбцы из Кройдона, которые говорят с акцентом и носят пуловеры «фер-айл» [46], их Джастин наверняка видел до отъезда в Африку. Еще десять лет, и Никого Из Нас не останется. Официант принес два «коктейля» с креветками.
— Но они еще молодые, не так ли? — в голосе Пеллегрина слышалось желание простить.
— Новые сотрудники? Разумеется.
— Полицейские, которых послали в Найроби. Молодые и голодные, благослови их господь. И мы когда-то были такими же.
— Я подумал, что они очень умны. Пеллегрин нахмурился, пережевывая креветку.
— Дэвид Куэйл — твой родственник?
— Племянник.
— Мы подписали с ним контракт на прошлой неделе. Ему только двадцать один, но как иначе нам в эти дни перебить Сити? Моего крестника намедни взяли в «Барклиз» [47]. Положили жалованье в сорок пять тысяч плюс всякие льготы. А у него еще молоко на губах не обсохло.
— Я рад за Дэвида. Не знал.
— Странный для Гридли выбор, откровенно говоря, послать такую женщину в Африку. Френк знаком с дипломатической работой. Знает обстановку. Кто там отнесется серьезно к женщине-полицейскому? Уж конечно, не приближенные Мои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— У нас существовала договоренность, — ответил Джастин.
— Разумеется, существовала. Равные и параллельные жизни. Но в одном доме, Джастин! Неужели вы и впрямь заявляете, что она вам ничего не говорила, ничего не показывала, ничем не делилась? Я нахожу, что в это ужасно трудно поверить.
— Я тоже, — согласился Джастин. — Но, боюсь, именно так и выходит, если прячешь голову в песок. Тычок.
— Вы делили с ней компьютер?
— Я что?
— Вопрос достаточно ясен. Вы делили с ней, или имели доступ к портативному компьютеру Тессы, ее лэптопу? Вы, возможно, этого не знаете, но она посылала в Оффис очень серьезные документы, выдвигая обвинения против определенных людей. Обвиняя их в бог знает в чем. И ее деятельность потенциально могла нанести значительный урон.
— И кому ее деятельность могла нанести урон? Разумеется, потенциально? — спросил Джастин, деликатно вызнавая интересующие его сведения.
— Кому — значения не имеет, Джастин, — отчеканила Элисон. — Вопрос в том, находится ли лэптоп Тессы в данный момент у вас, а если нет, где он может сейчас находиться и какие в нем содержатся материалы?
— Я никогда не имел к нему доступа — это ответ на ваш первый вопрос. Компьютер принадлежал ей и только ей. Я даже не знал, как войти в него.
— Насчет войти, это ерунда. У вас ли он сейчас, вот в чем вопрос. Скотленд-Ярд задавал его вам, и вы приняли очень мудрое решение, придя к выводу, что его лучше передать нам, а не полиции. За это мы вам очень признательны. Ваше здравомыслие не осталось незамеченным.
Вопросительных интонаций в голосе Элисон не чувствовалось, но вопрос, однако, не снимался. Если да, нажми на кнопку А, и тебя похвалят. Если нет, нажми на кнопку Б, и уж тогда не обессудь.
— И дискеты, разумеется, — добавила Элисон, ожидая ответа. — Тесса знала свое дело, что тут скрывать, все-таки дипломированный юрист. И наверняка копировала на дискеты наиболее важные файлы. В сложившихся обстоятельствах эти дискеты тоже создают угрозу безопасности, поэтому мы хотели бы получить и их.
— Никаких дискет нет. И не было.
— Разумеется, были. Как она могла работать на компьютере без дискет?
— Я их искал. Не нашел.
— Это в высшей степени странно.
— Полностью с вами согласен.
— Вот я и думаю, что оптимальный для вас вариант, Джастин, с учетом ситуации, принести все, что у вас есть, в Оффис, как только вы распакуете вещи, и позволить нам работать с этими материалами. Избавьте себя от боли и ответственности. Да? Мы можем договориться. Все, что не имеет отношения к нашей деятельности, принадлежит исключительно вам. Эти файлы мы распечатаем и вернем, и здесь никто не будет их читать, анализировать, сохранять. Послать с вами кого-нибудь? Для оказания посильной помощи? Да?
— Я как-то не уверен.
— Не уверены, что вам нужен помощник? Это объяснимо. Мы найдем достойного человека. Которому вы сможете полностью довериться. Теперь вы уверены?
— Видите ли, компьютер принадлежал Тессе. Она его купила, она им пользовалась.
— И что?
— Вот я и не уверен, что вам следует обращаться ко мне с такой просьбой. Отдайте нам ее собственность, чтобы мы ее выпотрошили, потому что она мертва. — Ему вдруг ужасно захотелось спать. Он на мгновение закрыл глаза, тряхнул головой, чтобы проснуться. — Да и потом, все это пустые разговоры.
— Простите?
— Дело в том, что компьютера у меня нет, — Джастин встал, удивив самого себя, но уж очень хотелось размяться и глотнуть свежего воздуха. — Скорее всего его украли кенийские полицейские. Они крадут все, что попадает под руку. Спасибо вам, Элисон. Вы были очень добры.
На то, чтобы получить «гладстон» у старшего гардеробщика, потребовалось довольно много времени.
— Извините, что пришел раньше, чем вы ожидали, — сказал Джастин.
— Ничего подобного, сэр, — ответил старший гардеробщик и покраснел.
— Джастин, мой дорогой друг!
Джастин еще не успел назвать свою фамилию швейцару клуба, как Пеллегрин уже сбегал по лестнице, сияя фирменной улыбкой.
— Джимми, это мой гость, пожалуйста, возьми чемодан и пропусти его.
Он крепко пожал руку Джастина, а второй по-дружески, совсем не в английской манере, обнял за плечи.
— Ты в порядке? — понизив голос, спросил он, предварительно убедившись, что их никто не подслушивает. — Если не хочешь подниматься, можем пройтись по парку. Или встретимся в другой раз. Как скажешь.
— Я в порядке, Бернард. Правда.
— Чудовище Лендсбюри тебя не утомило?
— Ничуть.
— Я заказал нам столик. Это всего лишь ленч, но кормят тут на убой. Не желаете пи-пи?
Обеденный зал напоминал катафалк. С синего неба-потолка на них взирали нарисованные херувимы. Пеллегрин выбрал столик в углу, укрытый от лишних взглядов колонной из полированного гранита и печальной пальмой, кордил иной южной. Вокруг сидели неподвластные времени, все на одно лицо, чиновники Уайтхолла, в серых костюмах и со школьными стрижками. «Таким был мой мир, — объяснял ей Джастин. — Когда я женился на тебе, я был одним из них».
— Сначала давай покончим с тяжелой работой, — по-хозяйски предложил Пеллегрин, когда официант, уроженец Вест-Индии, в розовато-лиловом смокинге протянул им меню в форме ракеток для пинг-понга. Предложение говорило о тактичности Пеллегрина, о его желании поддержать образ славного парня, потому что изучение меню позволяло им привыкнуть друг к другу и избежать визуального контакта.
— Долетел нормально?
— Да, благодарю. С меня пылинки сдували.
— Чудесная, чудесная, чудесная женщина, Джастин, — бормотал Пеллегрин, не отрывая глаз от меню. — Что еще скажешь.
— Спасибо, Бернард.
— Великая душа, великий характер. Остальное — ерунда. Мясо или рыбу? Чему ты отдавал предпочтение там?
За свою карьеру Джастин не раз и не два сталкивался с Пеллегрином. Приехал в Оттаву, когда тот там уже работал, короткое время они вместе служили в Бейруте. В Лондоне попали на один курс выживания заложника, где их учили, что следует делать, если тебя преследует группа вооруженных головорезов, не боящихся смерти. Как сохранить достоинство, когда тебе на глаза надевают повязку, связывают руки и ноги и бросают в багажник «Мерседеса». Как выпрыгивать из окна, если ты не можешь воспользоваться лестницей, а ноги не связаны.
— Все журналисты — дерьмо, — уверенно заявил Пеллегрин, продолжая изучать меню. — Знаешь, что я собираюсь как-нибудь сделать? Поставить их на наше место. Нанять частных детективов, застукать редакторов «Грониад» или «Скруз оф те уорлд», когда те встречаются со своими любовницами. Сфотографировать их детей, когда те идут в школу. Спросить у жен, какие эти ребята в постели. Показать говнюкам, каково приходится тем, о ком они пишут. Тебе не хочется взять пулемет и перестрелять многих из них?
— Пожалуй, нет.
— Мне тоже. Безграмотная банда лицемеров. Филе сельди вполне пристойное. От копченого угря у меня пучит живот. Морской язык в тесте очень хорош, если ты любишь морской язык. Если хочешь без теста, его поджарят тебе на рашпере, — он уже что-то писал на разлинованном листочке, по верху которого тянулась надпись «Сэр Бернард П.», большими буквами. Левую колонку занимали названия блюд, правую — квадратики для галочек. Пустое место внизу предназначалось для подписи члена клуба.
— От морского языка не откажусь. Пеллегрин никогда не слушает, вспомнил Джастин. Поэтому у него репутация блестящего переговорщика.
— На рашпере?
— В тесте.
— Лендсбюри в форме?
— Самой боевой.
— Сказала тебе, что она — бисквит «мадера»?
— Боюсь, что да.
— Ей хочется, чтобы о ней так думали. Говорила с тобой о будущем?
— У меня травма, и я в бессрочном отпуске по болезни.
— Креветки пойдут?
— Думаю, я предпочту авокадо, спасибо, — ответил Джастин, наблюдая, как Пеллегрин ставит две галочки напротив «коктейля» из креветок [45].
— Довожу до твоего сведения, что формально в наши дни Форин-оффис не одобряет спиртного за ленчем, — тут Пеллегрин удивил Джастина широкой улыбкой. А потом второй, на случай, если Джастин не понял, о чем говорила первая. И Джастин вспомнил, что улыбки Пеллегрина всегда одинаковые, по раскрытию губ, продолжительности, теплоте. — Однако тебе пришлось многое пережить, а мой долг — хоть немного отвлечь тебя от тяжелых воспоминаний. Тут вполне пристойное мерсо. Не возражаешь? — Его серебряный карандашик без ошибки нашел нужный квадратик. — С тебя, между прочим, сняты все подозрения. Ты чист. Поздравляю, — Пеллегрин вырвал листок из блокнота и придавил солонкой, чтобы его не унесло ветром.
— Какие подозрения?
— В убийстве, какие же еще? Ты не убивал Тессу или ее водителя, ты не нанимал киллеров в притоне греха, и ты не подвесил Блюма за яйца на чердаке своего дома. Ты можешь покинуть зал суда без единого пятнышка на твоей репутации. Благодари полицию. — Листок с заказом, прижатый солонкой, исчез. Должно быть, его взял официант, но Джастин не заметил, как тот подходил к столу. — Что ты выращивал в своем саду? Обещал Селли, что спрошу, — речь шла о Селине, сокращенно Селли, жене Пеллегрина, ослепительной красавице. — Экзотические растения? Суккуленты? К сожалению, это не по моей части.
— Да, в общем, все, — услышал Джастин свой голос. — В Кении удивительно мягкий климат. Я не знал, что на моей репутации было пятно, Бернард. Версию такую я слышал, признаюсь. Но она была притянута за уши.
— Они предложили много версий, бедняжки. И, откровенно говоря, бросили тень на куда более высокопоставленных людей, чем ты. Тебе надо как-нибудь приехать в Дорчестер. Переговорю с Селли. На весь уик-энд. В теннис играешь?
— К сожалению, нет.
«Они предложили много версий, — повторил он про себя. — Бедняжки». Пеллегрин говорит о Робе и Лесли в той же манере, что Лендсбюри говорила о Портере Коулридже. Эта жаба Том Как-его-там получит пост посла в Белграде, тем временем рассказывал Бернард, и лишь потому, что министра тошнит от одного вида его физиономии. А кого не тошнит? Дик Какой-то скоро станет рыцарем, и тогда, при удаче, его удастся спровадить в министерство финансов. Господи, помоги национальной экономике, шутка, но ведь старина Дик последние пять лет лижет задницу новым лейбористам. А в остальном все как обычно. В Оффис продолжают приходить честолюбцы из Кройдона, которые говорят с акцентом и носят пуловеры «фер-айл» [46], их Джастин наверняка видел до отъезда в Африку. Еще десять лет, и Никого Из Нас не останется. Официант принес два «коктейля» с креветками.
— Но они еще молодые, не так ли? — в голосе Пеллегрина слышалось желание простить.
— Новые сотрудники? Разумеется.
— Полицейские, которых послали в Найроби. Молодые и голодные, благослови их господь. И мы когда-то были такими же.
— Я подумал, что они очень умны. Пеллегрин нахмурился, пережевывая креветку.
— Дэвид Куэйл — твой родственник?
— Племянник.
— Мы подписали с ним контракт на прошлой неделе. Ему только двадцать один, но как иначе нам в эти дни перебить Сити? Моего крестника намедни взяли в «Барклиз» [47]. Положили жалованье в сорок пять тысяч плюс всякие льготы. А у него еще молоко на губах не обсохло.
— Я рад за Дэвида. Не знал.
— Странный для Гридли выбор, откровенно говоря, послать такую женщину в Африку. Френк знаком с дипломатической работой. Знает обстановку. Кто там отнесется серьезно к женщине-полицейскому? Уж конечно, не приближенные Мои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76