- Потому что он назвал меня "русской дурой" и "русской тварью". Со своим прибалтийским акцентом.
- Юлия Владиславовна, - вкрадчиво обратился ко мне толстяк, - так, может, вы лучше про Прибалтику что-нибудь разгромное наваяете? И по личным впечатлениям, и мы материальчику подкинем, а, Павел Степанович?
Редька тут же закивал.
- Только у нас будет одно условие: не надо про эту гостиницу писать. Согласитесь?
- Вначале надо на вашу фактуру взглянуть, - ответила я. Иногда стоит заключить сделку, отказавшись от меньшего, чтобы получить большее. Ведь я же еще сегодня днем про эту гостиницу слыхом ни слыхивала. А про Прибалтику… Нет, я не хочу писать ничего разгромного про Прибалтику. Про Москву - всегда пожалуйста, но этот идиот, с которым мне сегодня пришлось столкнуться, - скорее исключение из общего правила. Эстонские мужчины, с которыми я сталкивалась раньше, совсем другие.
Всех их отличала внешняя презентабельность: они обычно хорошо одеты, "костюмчик сидит" (а во внешности сегодняшнего знакомца чувствовалась некоторая русская расхлябанность), аккуратно причесаны (а у этого волосы были взъерошены), чисто вымыты и хорошо пахнут (а от этого дико разило луком). Может, сегодняшний образчик - финн, знающий русский язык? А мне просто акцент показался прибалтийским? Ведь эстонский и финский языки родственные? Я не могу представить, чтобы кто-то из знакомых эстонцев величал женщину "русской дурой" и "русской тварью". Да и бегающими вслед за незнакомой женщиной по лестнице - тоже. Они бы спокойно проследовали в свой номер, там после некоторого периода размышлений протянули руку к телефону (или не протянули) и вызвали бы к себе девочку (или просто легли спать).
- Меня бы заинтересовали металл и оружие, - сказала я вслух Редьке и Александру Ивановичу.
- Хорошо, - кивнул толстяк с самым серьезным видом. - Без проблем. Кстати, могу еще подсказать, где материал брать.
Я была вся внимание. Мне посоветовали попытаться взять интервью у одного подследственного, в настоящий момент содержащегося в «Крестах». Назвали имя, фамилию, отчество и другие данные. Он как раз торговал оружием с прибалтами.
- Вы, как я понимаю, в состоянии договориться о таком интервью? - посмотрел на меня толстяк.
- Попробую. Хотя мороки много - если подследственный или подсудимый. С осужденным было бы попроще. А никого из свободных граждан предложить не можете?
- Юлия Владиславовна, не сомневаюсь, у вас все получится, - расплылся в сальной улыбке Редька. - Вы же такая юркая, уж куда только не залезали…
- К сожалению, получается далеко не все, - вздохнула я.
- Это вы зятька моего, что ли, имеете в виду? Да зачем он вам? Дерьмо, я скажу, он порядочное. Правда, от такого проходимца есть польза - для фирмы. Ну, конечно, если держать его в узде.
Александр Иванович тут же поинтересовался у приятеля моими отношениями с его зятем.
Я заметила, что он бы прямо у меня мог спросить. Толстяк с ухмылочкой заметил, что ему это как-то неудобно. "Штаны через голову надевать неудобно", - ответила я. Редька же махнул рукой и сообщил:
- У Юлии Владиславовны была любовь с моим зятьком. Потом моя дура в него влюбилась и захотела замуж. Ну я их и женил.
- Павел Степанович, - тут же влезла я, - если вы считаете Серегу таким дерьмом, то зачем подсунули его своей дочери? Мне, конечно, льстит ваше беспокойство обо мне, но неужели вы о благополучии единственной дочери беспокоитесь меньше?
- Юля, - Редька забарабанил пальцами по столу, - понимаешь… Ты многого не знаешь.
И поверь: в эти дебри тебе лучше не лезть. Просто считай, что тебе в жизни повезло.
- Но если Юленька хочет замуж за твоего зятя… - подал голос Александр Иванович.
- Не хочет, - сказала я. - Юленька вообще туда не хочет.
- Мысль очень разумная, - кивнул Редька, потом стал серьезным и спросил:
- Ты чего, Серегу до сих пор любишь?
- Нет, - ответила я. Еще не хватало мне тут душу раскрывать перед этими двумя и объяснять все мои чувства. - И назад его не приму.
- А я думал: примешь, - заявил Редька и поведал Александру Ивановичу о том, как Серега закидывал меня письмами по электронной почте (о чем тесть, оказывается, прекрасно знал), как обрывал мне провод и всячески меня домогался. - Молодец, Юля. Вот поэтому я сейчас с тобой и разговариваю. Кстати, ты сегодня ночевать-то где собираешься? Мы тебя, извини, к себе пригласить не можем. Ну…
И Креницкий кивнул на дверь, за которой скрылись девушки.
- Юленька, вы, надеюсь, не станете писать не только о гостинице, но и о нас с Павлом Степановичем? - проворковал толстяк.
- Ну писать об одном и том же можно по-разному, - заметила я. - Например, рассказать читателям о привитом вам с Павлом Степановичем духе коллективизма - в советские времена, начиная со школьной скамьи, том, который в новые времена трансформировался и привел вас к групповухе.
Мужчины посмеялись вместе со мной, а потом опять уточнили, где я намерена ночевать.
Я задумалась на мгновение и решила: останусь в гостинице до утра. Идти мне сейчас все равно некуда, номер Серегой оплачен, ключ у меня, если администраторша не пустит, обращусь за помощью к Редьке и Александру Ивановичу. А завтра с утречка выясню, кто из них когда собирается возвращаться в Питер. Может, и довезут. А нет - поеду на электричке. Я не хрустальная и не депутат.
Потом Александр Иванович вдруг спросил, почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь.
- Я всегда хотела стать журналисткой, - пожала плечами я. - Сколько себя помню.
- Но почему этим - трупы, кровь, тюрьмы, задержания? Юля, я ведь почти все твои статьи читал, с удовольствием читал. Я тебя по телевизору смотрю. Тебя и Димона Петроградского. Ты, как бы это сказать… пишешь о вопросах, актуальных для меня… ну… с профессиональной точки зрения, - толстяк усмехнулся. - Димон развлекает сплетнями о звездах, с которыми я лично знаком. Но тебя что побудило?
- Я хотела стать известной, хотела, чтобы меня печатали. А на криминал самый большой спрос - в нашей стране, в наше время. Можно, конечно, о вкусной и здоровой пище писать, о теплицах и грядках, но какая там известность?
Кто будет ждать твоих статей? И их ведь, скорее всего, пришлось бы подавать как "Советы Марии Ивановны", а не подписывать своей фамилией. И не интересуют меня грядки. Но главное: читатель ждет сенсацию, причем с изюминкой.
И мне интересно их выискивать. Можно, конечно, было податься в эротику, тоже хорошо продается. Но это не для меня.
- А что тебе интересно? Лично тебе.
Я задумалась на мгновение.
- Да вот это, пожалуй, и интересно. Ну не на труп смотреть, конечно, а проводить журналистские расследования. Затягивает похуже наркотика. И нравится быть известной. Где еще я могла этого добиться? Петь я не умею, хотя для того, чтобы пробиться на нашей эстраде, это и не обязательное условие, но тем не менее…
И там нужно вложить много денег. Тут не надо.
Много работать, быть очень настойчивой с издателями, чуть-чуть удачи… И вот меня не только печатают, но еще и моя физиономия в "ящике".
На улице узнают, письма пишут. Приятно.
Александр Иванович медленно кивнул.
- А теперь вы мне на вопросик ответите? - хитро посмотрела я на него.
- Смотря на какой.
- Что за «перстни» были у вас на пальцах?
Он чуть заметно дернулся, потом посмотрел на зажившие шрамы, крякнул, глянул на меня и заявил, что сейчас нарисует. Взял салфетку, я любезно протянула ему ручку.
- Один нарисую, - сказал, уже коснувшись пером салфетки. И нарисовал. - Знаешь, что означает? - спросил.
"Перстень" имел значение "сидел в тюрьме Кресты"";
- Можно спросить, что вам больше всего запомнилось из той отсидки?
Я всегда задаю этот вопрос и каких только ответов не слышала… Александру Ивановичу больше всего запомнился Бим.
- Кто это?
Бим был крупным черным тараканом, регулярно наведывавшимся в камеру. Если в тюрьме есть тараканы, бороться с ними бесполезно, а вот с клопами, хотя и временно, справляются: поливают кипятком или выжигают.
Бим, по словам толстяка, очень любил сухарики, а когда добирался до них, то в камере был слышен хруст…
Только я собралась спросить, что больше всего удивило, как Павел Степанович, все это время молчавший, откашлялся. Я поняла, что мне пора откланяться.
Я пожелала господам приятного времяпрепровождения, они мне - спокойной ночи. Александр Иванович заявил, что я получу обещанные материалы через пару-тройку дней. Меня найдут.
Я поблагодарила и отправилась в фойе, где Люба продолжала сидеть за стойкой. На меня она посмотрела удивленно, но ничего не сказала и не остановила меня, когда я потопала вверх по лестнице.
В коридоре, с которым у меня были связаны неприятные воспоминания, никого не оказалось. Я быстро долетела до двери нашего с Серегой номера, открыла ее, вскочила внутрь, дверь захлопнула и нажала на кнопку выключателя, включающего свет над креслами. Лампы под потолком тут не было.
И увидела направленное в меня дуло.
***
- Юлия Владиславовна, - наш медиамагнат позвонил мне лично, - ко мне обратилась группа людей, которые хотят, чтобы вы осветили их инициативы в нашем городе.
"Еще кто такие?" - подумала я. Оказалось - американские проповедники.
При личной встрече выяснилось, что американские проповедники состоят исключительно из наших бывших граждан, в свое время сваливших за бугор из страны Советов. Теперь осознали, что бабки можно и нужно делать в России. И ломанулись сюда. С бизнесом не получилось, вот придумали новый ход.
- Юлия Владиславовна, чего хотите? - спросил старший в группе - мужик деловой и прекрасно понимающий значение слова «сделка». - Нам нужны хвалебные репортажи. Немного иронии, но никакого поливания грязью. Сюсюканья и щенячьих восторгов тоже не надо. Разумно, по-деловому. Вот хорошие парни, к ним нужно идти.
Итак?
Я предложила сходить в «Кресты» - с благотворительной помощью (а проповедники ее привезли). И реклама им, и на самом деле людям помогут продуктами - тем, кому «дачек» не носят.
- У вас какой-то личный интерес?
- Мне нужно, чтобы вы прошлись по камерам. А если точнее, то зашли в одну определенную.
- Легко, - сказал старший.
"Это вы так думаете". Например, для получения разрешения на то, чтобы взять интервью у осужденного, следует обратиться в пресс-службу ГУИН, мотивируя свое желание, потом представить от СМИ нужную бумагу, а также получить согласие осужденного, лучше (для самого журналиста) - письменное, чтобы потом не возникало проблем. Без согласия подследственного, подсудимого и осужденного их нельзя снимать и у них нельзя брать интервью.
Сложнее всего получить разрешение на интервью с подсудимым (тем, чье уголовное дело находится на рассмотрении в суде) - для этого журналисту требуется обращаться в суд. Решение принимает судья. Следует представить заявление от СМИ, в котором трудится журналист, с обоснованием, заявление самого журналиста и письменное согласие подсудимого. Но совсем не факт, что журналист получит желаемое даже после того, как судья изрядно потреплет ему нервы.
Разрешение на интервью с подследственным дает следователь, который ведет дело (а если официально, то "лицо или орган, в производстве которого находится дело"). Но следователя еще нужно убедить, что вы не собираетесь передавать подследственному сведения с воли, информацию по делу и т. п. А убедить ох как сложно…
Но лучше всего брать интервью у тех, кто находится по эту сторону забора. Мороки меньше.
Глава 4
С другой стороны кровати стоял Сергей, сжимая в руке вороненую сталь.
- Ты что, сдурел? - спросила я, на этот раз быстро придя в себя.
После приключений сегодняшней ночи милый друг с пистолетом показался мне не очень страшным. Этакая невинная забава для школьников. Или любовная игра с изюминкой.
Сергей опустил оружие, выдохнул, матюгнулся, потом устало посмотрел на меня.
- Где шлялась? - спросил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54