Теодор сгорал от нетерпения, желая поскорее свести их с Рамоном.
- Пора, идемте, - объявил, наконец, доктор Лоэра.
Вслед за Теодором он направился в комнату для гостей, дверь которой была открыта. Рамон с удивлением оторвался от книги.
- Сеньор Сервантер, - сказал Теодор, - это мой друг Рамон Отеро. Рамон, это и есть тот джентльмен, который интересуется моими картинами.
Рамон кивнул и что-то пробормотал в ответ, после чего встал с кресла, не выпуская из рук книгу.
- А вы тоже художник? - спросил доктор Лоэра, хотя, на взгляд Теодора, это было не самое удачное начало для разговора, ибо благодаря газетам имя Рамона оказалось, как говорится, у всех на слуху.
- Нет, я не художник, - ответил Рамон.
Доктор Лоэра непринужденно прошелся по комнате и остановился у стены, на которой висела одна из немногочисленных, но тем не менее любимых его картин, на которой была изображена ваза с цветами. - Милая комнатка, не правда ли?
Рамон кивнул. Он не сводил глаз с доктора и повернулся так, чтобы всегда находиться лицом к нему. Затем Рамон вдруг швырнул книгу на кровать, вышел из комнаты и спустился вниз.
Теодор вопросительно взглянул на доктора Лоэру, который лишь пожал пдечами. Теодора же это уже начинала утомлять.
- Ну и...
- Что ж, мы отправимся следом за ним, - объявил доктор Лоэра, широко улыбаясь.
Они спустились в гостиную и, сделав вид, что увлечены беседой, непринужденно подошли к маленькому столику на колесеках, на котором был сервирован чай. Рамон сидел в дальнем конце комнаты, где стоял обеденный стол.
- Меня больше интересуют ваши абстрактные полотна, - говорил психиатр. - Например, та картина в желтых тонах. Вы, случайно, не собираетесь её продавать?
- Пока ещё не знаю. Это одна из моих самых последних работ.
- На вернисаже осенью прошлого года ваши работы получили хорошие отзывы, - учтиво продолжал доктор Лоэра. - Помню, как сейчас. Замечательный был вернисаж. Вы там ещё впервые выставляли "Досамантес", верно?
- Да, - подтвердил Теодор. Те три работы, что он представил на вернисаже, Лелия выбирала сама.
- "Досамантес" - пробормотал Рамон, водя пальцем по краю круглой деревянной подставки, на которой лежали остатки огромного торта.
Доктор Лоэра неспешно направился к Рамону, который отступил в сторону, обходя вокруг стола. Доктор же сделал вид, что его интересует исключительно старинная гравюра, висевшая на стене над буфетом. Затем он как бы невзначай бросил взгляд на широкую дугу белой глазури, застывшей на деревянной подставке и вслех заметил:
- Да уж, а пирожок, наверное, был не маленький! Так что это было? Свадебный торт?
Собравшись с духом и приготовившись выслушать реакцию Рамона, Теодор ответил:
- Его принес один наш знакомый булочник - его зовут Алехандро Нуньес. Он испек этот торт в память о нашей общей знакомой, которая совсем недавно умерла, Лелии Бальестерос.
Рамон с недоумением глядел на Теодора, словно только что впервые услышал об этом торте. Первоначально верхний ярус торта венчала фигурка Лелии, сделанная из бело-розовой глазури, а по краям слоев голубой глазурью были выведены строки трогательного стихотворения.
- Тео, а ты разве его так и не попробовал? Ведь это же был подарок от всего сердца, не так ли? - спросил Рамон.
- Ну конечно же, я съел несколько кусочков. Ведь он стоит здесь уже две недели. Рамон, я же сказал тебе о нем, сразу же, как только Алехандро его принес.
Рамон разглядывал торт, и с его лица не сходило недоуменное выражение. Может быть, он размышлял о том, куда исчезла сахарная фигурка Лелии? Теодор убрал её, улучив момент, когда никого не было дома, будучи не в силах больше смотреть на дурацкие ярко-алые губы и темно-синие волосы, которые по задумке кондитера должны были воплощать черные волосы Лелии.
- Сеньор... Тео, прошу меня извинить, - отрывисто сказал Рамон и направился к лестнице.
Доктор Лоэра взял в руки чашку с остатками остывшего чая, который он и допил, но от второй чашки категорически отказался.
Теодору нетерпелось поскорее отправиться туда, где они могли бы спокойно поговорить и где их никто бы не услышал. Вместе с доктором он вышел на улицу и продолжил вместе с ним путь по тротуару, в то время, как доктор, похоже, мысленно формулировал свое заключение.
- Полагаю, вы надеетесь услышать от меня какой-нибудь дельный совет. Однако, вынужден вас разочаровать, - в конце концов нарушил затянувшееся молчание доктор Лоэра.
- Я надеюсь услышать хоть что-нибудь.
- Я мог бы рискнуть и упомянуть, что я слышал о постигшем вас несчастье - смерти вашей общей знакомой. Но это могло бы его насторожить и лишь настроило бы его против вас, сеньор. Чрезвычайно подозрительная натура. Возможно, это паранойя. Такие люди чрезвычайно сложны в общении.
- Еще бы, это я и сам знаю. То он тихий и смирный, а в следующий момент начинает вести себя вызывающе. Но в основном он ведет себя смиренно, даже уничижительно. Считает себя не в праве сидеть за столом и есть по-человечеки!
- А вот потакать ему в этом его как раз и не надо. Обращайтесь с ним как с нормальным человеком. Постарайтесь не заводить разговоров о том, что может его расстроить или вызвать депрессию, но и относиться к нему, как к инвалиду тоже не надо. Этим вы сделаете ему лишь ещё хуже. Он проникнется ещё большей жалостью к себе, или даже с новой силой начнет убеждать себя и окружающих в том, что это он один во всем виноват. У него развился непомерный комплекс вины. Вы понимаете?
Разумеется, Теодор понимал. Но этого ему было мало, теперь ему хотелось услышать нечто более конкретное.
Доктор же невозмутимо продолжал развивать свою мысль.
- Он считает, что, убив женщину, в которую вы оба были влюблены, он подвел вас. Его чувства к вам противоречивы. Ему хочется причинить вам боль, ибо он сгорает от стыда, и в тоже время извиниться и постараться загладить свою вину.
- А он может попытаться навредить мне?
- Не физически, нет. Вредить тоже можно по-разному. Хотя не исключено, что противоречивость натуры удержит его от подобного шага. - Доктор Лоэра шел не спеша, сосредоточенно глядя на тротуар. - Вот, такова в общих чертах ваша проблема, всего лишь одна из деталей целостной картины. Поверьте, сеньор, я бы с превеликим удовольствием провел с ним больше времени, но, к сожалению, это практически невозможно. Иначе у него могло бы сложиться впечатление, что я его проследую. - Врач остановился на углу. - Что ж, тут мы с вами и расстанемся. У меня на сегодня запланирован ещё один визит. Он взмахнул рукой, останавливая такси. - Сеньор, мне было очень приятно познакомиться с вашим другом, а также увидеть ваши картины. Adios.
- Adios. - Теодор смотрел, как он садится в такси, как захлопывается дверца машины, и думал о том, что ему, пожалуй, следовало бы недвусмысленно дать понять своему врачу, что он заплатит доктору Лоэре за визит. Однако, он в свое время не догадался это уточнить. К тому же, думал Теодор, наверняка счет придет по почте в любом случае. Повернув обратно к дому, он заметил, что примерно в квартале от него уже знакомый ему худощавый парнишка переходит улицу и при этом поглядывает в его сторону. И так же, как и в прошлый раз, подмышкой у него был зажат какой-то сверток. Теодор язвительно подумал о том, что ему следует попытать счастья со своими кашне где-нибудь в другом районе. Итак, он возвращался домой, перебирая в памяти уже знакомые, расплывчатые ответы, и все эти многочисленные "если" и "возможно" начинали давить ему на психику, словно парализуя сознание. Ведь он хотел спросить у психиатра, стоит ли уговорить Рамона пойти на карнавальную вечеринку. Но затем это соврешенно вылетело у него из головы, и казалось теперь чем-то неважным и второстепенным, типа бормотания Рамона про "Досамантес", что по-испански означает "двое влюбленых".
Когда он вернулся, Рамон стоял посреди гостиной. Иносенса убирала сервировку с чайного столика.
- Кто это был? - спросил Рамон.
- Сеньор Сервантес, - ответил Теодор. - Я никогда с ним раньше не встречался.
- Ну и что, купил он твою картину?
- Думаю, он хочет купить ту в желтых тонах.
- И дорого дает?
- Шесть тысяч песо.
Глаза Рамона удивленно округлились, но вслух он сказал:
- И всего-то?
- Так ведь и я не Пикассо. И это Мексика. - "И я пока ещё жив," хотел было добавить Теодор, но не стал.
- Я ему не доверяю. Он не производит впечатления порядочного человека.
Теодор закурил сигарету, чувствуя внезапный приступ нервозности и раздражения. Ему вдруг стало не по себе.
- Да брось ты, в этой сделке - если, конечно, она вообще состоится нет ничего сложного. К тому же тебе с ним больше видеться вообще не придется.
Рамон включил проигрыватель, осторожно достал пластинку из альбома Дебюсси и поставил её в агрегат. Это был один из любимых этюдов Рамона, этот и ещё два других. Казалось, он мог слушать их бесконечно.
- Завтра у Ольги вечеринка, - сказал Теодор, дождавшись окончания произведения. Рамон всегда выключал пластинку после этого самого первого этюда, хотя на ней были записаны и другие. - Хочешь пойти?
- На карнавал-то? А ты сам идешь? - спросил Рамон.
- Вообще-то, собирался. Она очень настаивала, чтобы я пришел. Это не надолго. И Иносенса тоже будет там. Она поможет обслуживать гостей.
- И, полагаю, ты приведешь с собой ещё кого-то? - недоверчиво уточнил Рамон.
- Нет, никого я вести не собираюсь. Рамон, тебя никто не неволит. Ты никому и ничем не обязам. - Он улыбнулся. - А теперь идем со мной наверх. Я хочу показать тебе кое-что.
Рамон неохотно последовал за ним.
Теодор прошел в свою комнату и достал из нижнего ящика камода объемистый сверток.
- Костюмы я купил вчера. Ведь это карнавал, так что сам понимаешь, все должны быть в маскарадных костюмах. Для себя я выбрал кенгуру. Ну, как тебе? Нравится? Как раз под мой большой размер ботинок. Должно хорошо смотреться, как думаешь? - Теодор поднял длинные полотняные ступни, подошвы которык мзнутри были для большей жесткости проложены картоном. Голова с зияющими пустотой круглыми дырочками-глазницами и выдающаяся вперед, добродушно улыбающаяся морда. - А второй костюм - просто клоун, но к нему можно подобрать любую маску. Вот, взгляни. - Теодор открыл бумажную сумку и вытащил две маски - голова гориллы и кошачья мордочка с торчащими в стороны резиновыми усами. - Выбирай. А если не хочешь, то и вообще не ходи, останься дома.
- Одна личина лучше другой, - задумчиво изрек Рамон, разглядывая маски. При свете лампы его высокий, бледный лоб казался словно выточенным из куска белого мрамора. - Но ими все равно никого не обманешь.
Глава 17
Дом, в котором жили супруги Веласкес, был совсем небольшим, и Теодор был откровенно удивлен, что в него смогло набиться столько много народу. Гости танцевали даже в прихожей под музыку в кубинских ритмах в исполнении оркестра из четырех музыкантов, расположившегося в гостиной. Несколько танцующих радостно приветствовали вновь прибывших гостей. Единственным источником освещения были свечи, в воздухе витал запах ладана, в котором угадывалась нотка легкого аромата гордении, и смешанный аромат дорогих духов многих женщин. Рамон с явным удовольствием разглядывал вечелящуюся толпу сквозь прорези своей клоунской маски.
Теодор разыскал Констансию, пожалуй, единственного человека на этой вечеринке, кого можно было узнать без труда, и спросил:
- Где сеньора Веласкес?
- Сеньор или сеньора? - переспросила констанчия, пытаясь перекричать музыку.
- Сеньора!
Констансия огляделась по сторонам, а затем указала.
- Вон, мышка! - хихикая, сказала она.
Крепко взяв Рамона за руку, Теодор принялся прокладывать себе путь сквозь толпу, направляясь к изящной фигурке в костюми серой мышки, сидевшей на подлокотнике кресла.
- Ольга, это вы? Добрый вечер! Это я, Теодор!
- Ах! - Ольга распахнула объятья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
- Пора, идемте, - объявил, наконец, доктор Лоэра.
Вслед за Теодором он направился в комнату для гостей, дверь которой была открыта. Рамон с удивлением оторвался от книги.
- Сеньор Сервантер, - сказал Теодор, - это мой друг Рамон Отеро. Рамон, это и есть тот джентльмен, который интересуется моими картинами.
Рамон кивнул и что-то пробормотал в ответ, после чего встал с кресла, не выпуская из рук книгу.
- А вы тоже художник? - спросил доктор Лоэра, хотя, на взгляд Теодора, это было не самое удачное начало для разговора, ибо благодаря газетам имя Рамона оказалось, как говорится, у всех на слуху.
- Нет, я не художник, - ответил Рамон.
Доктор Лоэра непринужденно прошелся по комнате и остановился у стены, на которой висела одна из немногочисленных, но тем не менее любимых его картин, на которой была изображена ваза с цветами. - Милая комнатка, не правда ли?
Рамон кивнул. Он не сводил глаз с доктора и повернулся так, чтобы всегда находиться лицом к нему. Затем Рамон вдруг швырнул книгу на кровать, вышел из комнаты и спустился вниз.
Теодор вопросительно взглянул на доктора Лоэру, который лишь пожал пдечами. Теодора же это уже начинала утомлять.
- Ну и...
- Что ж, мы отправимся следом за ним, - объявил доктор Лоэра, широко улыбаясь.
Они спустились в гостиную и, сделав вид, что увлечены беседой, непринужденно подошли к маленькому столику на колесеках, на котором был сервирован чай. Рамон сидел в дальнем конце комнаты, где стоял обеденный стол.
- Меня больше интересуют ваши абстрактные полотна, - говорил психиатр. - Например, та картина в желтых тонах. Вы, случайно, не собираетесь её продавать?
- Пока ещё не знаю. Это одна из моих самых последних работ.
- На вернисаже осенью прошлого года ваши работы получили хорошие отзывы, - учтиво продолжал доктор Лоэра. - Помню, как сейчас. Замечательный был вернисаж. Вы там ещё впервые выставляли "Досамантес", верно?
- Да, - подтвердил Теодор. Те три работы, что он представил на вернисаже, Лелия выбирала сама.
- "Досамантес" - пробормотал Рамон, водя пальцем по краю круглой деревянной подставки, на которой лежали остатки огромного торта.
Доктор Лоэра неспешно направился к Рамону, который отступил в сторону, обходя вокруг стола. Доктор же сделал вид, что его интересует исключительно старинная гравюра, висевшая на стене над буфетом. Затем он как бы невзначай бросил взгляд на широкую дугу белой глазури, застывшей на деревянной подставке и вслех заметил:
- Да уж, а пирожок, наверное, был не маленький! Так что это было? Свадебный торт?
Собравшись с духом и приготовившись выслушать реакцию Рамона, Теодор ответил:
- Его принес один наш знакомый булочник - его зовут Алехандро Нуньес. Он испек этот торт в память о нашей общей знакомой, которая совсем недавно умерла, Лелии Бальестерос.
Рамон с недоумением глядел на Теодора, словно только что впервые услышал об этом торте. Первоначально верхний ярус торта венчала фигурка Лелии, сделанная из бело-розовой глазури, а по краям слоев голубой глазурью были выведены строки трогательного стихотворения.
- Тео, а ты разве его так и не попробовал? Ведь это же был подарок от всего сердца, не так ли? - спросил Рамон.
- Ну конечно же, я съел несколько кусочков. Ведь он стоит здесь уже две недели. Рамон, я же сказал тебе о нем, сразу же, как только Алехандро его принес.
Рамон разглядывал торт, и с его лица не сходило недоуменное выражение. Может быть, он размышлял о том, куда исчезла сахарная фигурка Лелии? Теодор убрал её, улучив момент, когда никого не было дома, будучи не в силах больше смотреть на дурацкие ярко-алые губы и темно-синие волосы, которые по задумке кондитера должны были воплощать черные волосы Лелии.
- Сеньор... Тео, прошу меня извинить, - отрывисто сказал Рамон и направился к лестнице.
Доктор Лоэра взял в руки чашку с остатками остывшего чая, который он и допил, но от второй чашки категорически отказался.
Теодору нетерпелось поскорее отправиться туда, где они могли бы спокойно поговорить и где их никто бы не услышал. Вместе с доктором он вышел на улицу и продолжил вместе с ним путь по тротуару, в то время, как доктор, похоже, мысленно формулировал свое заключение.
- Полагаю, вы надеетесь услышать от меня какой-нибудь дельный совет. Однако, вынужден вас разочаровать, - в конце концов нарушил затянувшееся молчание доктор Лоэра.
- Я надеюсь услышать хоть что-нибудь.
- Я мог бы рискнуть и упомянуть, что я слышал о постигшем вас несчастье - смерти вашей общей знакомой. Но это могло бы его насторожить и лишь настроило бы его против вас, сеньор. Чрезвычайно подозрительная натура. Возможно, это паранойя. Такие люди чрезвычайно сложны в общении.
- Еще бы, это я и сам знаю. То он тихий и смирный, а в следующий момент начинает вести себя вызывающе. Но в основном он ведет себя смиренно, даже уничижительно. Считает себя не в праве сидеть за столом и есть по-человечеки!
- А вот потакать ему в этом его как раз и не надо. Обращайтесь с ним как с нормальным человеком. Постарайтесь не заводить разговоров о том, что может его расстроить или вызвать депрессию, но и относиться к нему, как к инвалиду тоже не надо. Этим вы сделаете ему лишь ещё хуже. Он проникнется ещё большей жалостью к себе, или даже с новой силой начнет убеждать себя и окружающих в том, что это он один во всем виноват. У него развился непомерный комплекс вины. Вы понимаете?
Разумеется, Теодор понимал. Но этого ему было мало, теперь ему хотелось услышать нечто более конкретное.
Доктор же невозмутимо продолжал развивать свою мысль.
- Он считает, что, убив женщину, в которую вы оба были влюблены, он подвел вас. Его чувства к вам противоречивы. Ему хочется причинить вам боль, ибо он сгорает от стыда, и в тоже время извиниться и постараться загладить свою вину.
- А он может попытаться навредить мне?
- Не физически, нет. Вредить тоже можно по-разному. Хотя не исключено, что противоречивость натуры удержит его от подобного шага. - Доктор Лоэра шел не спеша, сосредоточенно глядя на тротуар. - Вот, такова в общих чертах ваша проблема, всего лишь одна из деталей целостной картины. Поверьте, сеньор, я бы с превеликим удовольствием провел с ним больше времени, но, к сожалению, это практически невозможно. Иначе у него могло бы сложиться впечатление, что я его проследую. - Врач остановился на углу. - Что ж, тут мы с вами и расстанемся. У меня на сегодня запланирован ещё один визит. Он взмахнул рукой, останавливая такси. - Сеньор, мне было очень приятно познакомиться с вашим другом, а также увидеть ваши картины. Adios.
- Adios. - Теодор смотрел, как он садится в такси, как захлопывается дверца машины, и думал о том, что ему, пожалуй, следовало бы недвусмысленно дать понять своему врачу, что он заплатит доктору Лоэре за визит. Однако, он в свое время не догадался это уточнить. К тому же, думал Теодор, наверняка счет придет по почте в любом случае. Повернув обратно к дому, он заметил, что примерно в квартале от него уже знакомый ему худощавый парнишка переходит улицу и при этом поглядывает в его сторону. И так же, как и в прошлый раз, подмышкой у него был зажат какой-то сверток. Теодор язвительно подумал о том, что ему следует попытать счастья со своими кашне где-нибудь в другом районе. Итак, он возвращался домой, перебирая в памяти уже знакомые, расплывчатые ответы, и все эти многочисленные "если" и "возможно" начинали давить ему на психику, словно парализуя сознание. Ведь он хотел спросить у психиатра, стоит ли уговорить Рамона пойти на карнавальную вечеринку. Но затем это соврешенно вылетело у него из головы, и казалось теперь чем-то неважным и второстепенным, типа бормотания Рамона про "Досамантес", что по-испански означает "двое влюбленых".
Когда он вернулся, Рамон стоял посреди гостиной. Иносенса убирала сервировку с чайного столика.
- Кто это был? - спросил Рамон.
- Сеньор Сервантес, - ответил Теодор. - Я никогда с ним раньше не встречался.
- Ну и что, купил он твою картину?
- Думаю, он хочет купить ту в желтых тонах.
- И дорого дает?
- Шесть тысяч песо.
Глаза Рамона удивленно округлились, но вслух он сказал:
- И всего-то?
- Так ведь и я не Пикассо. И это Мексика. - "И я пока ещё жив," хотел было добавить Теодор, но не стал.
- Я ему не доверяю. Он не производит впечатления порядочного человека.
Теодор закурил сигарету, чувствуя внезапный приступ нервозности и раздражения. Ему вдруг стало не по себе.
- Да брось ты, в этой сделке - если, конечно, она вообще состоится нет ничего сложного. К тому же тебе с ним больше видеться вообще не придется.
Рамон включил проигрыватель, осторожно достал пластинку из альбома Дебюсси и поставил её в агрегат. Это был один из любимых этюдов Рамона, этот и ещё два других. Казалось, он мог слушать их бесконечно.
- Завтра у Ольги вечеринка, - сказал Теодор, дождавшись окончания произведения. Рамон всегда выключал пластинку после этого самого первого этюда, хотя на ней были записаны и другие. - Хочешь пойти?
- На карнавал-то? А ты сам идешь? - спросил Рамон.
- Вообще-то, собирался. Она очень настаивала, чтобы я пришел. Это не надолго. И Иносенса тоже будет там. Она поможет обслуживать гостей.
- И, полагаю, ты приведешь с собой ещё кого-то? - недоверчиво уточнил Рамон.
- Нет, никого я вести не собираюсь. Рамон, тебя никто не неволит. Ты никому и ничем не обязам. - Он улыбнулся. - А теперь идем со мной наверх. Я хочу показать тебе кое-что.
Рамон неохотно последовал за ним.
Теодор прошел в свою комнату и достал из нижнего ящика камода объемистый сверток.
- Костюмы я купил вчера. Ведь это карнавал, так что сам понимаешь, все должны быть в маскарадных костюмах. Для себя я выбрал кенгуру. Ну, как тебе? Нравится? Как раз под мой большой размер ботинок. Должно хорошо смотреться, как думаешь? - Теодор поднял длинные полотняные ступни, подошвы которык мзнутри были для большей жесткости проложены картоном. Голова с зияющими пустотой круглыми дырочками-глазницами и выдающаяся вперед, добродушно улыбающаяся морда. - А второй костюм - просто клоун, но к нему можно подобрать любую маску. Вот, взгляни. - Теодор открыл бумажную сумку и вытащил две маски - голова гориллы и кошачья мордочка с торчащими в стороны резиновыми усами. - Выбирай. А если не хочешь, то и вообще не ходи, останься дома.
- Одна личина лучше другой, - задумчиво изрек Рамон, разглядывая маски. При свете лампы его высокий, бледный лоб казался словно выточенным из куска белого мрамора. - Но ими все равно никого не обманешь.
Глава 17
Дом, в котором жили супруги Веласкес, был совсем небольшим, и Теодор был откровенно удивлен, что в него смогло набиться столько много народу. Гости танцевали даже в прихожей под музыку в кубинских ритмах в исполнении оркестра из четырех музыкантов, расположившегося в гостиной. Несколько танцующих радостно приветствовали вновь прибывших гостей. Единственным источником освещения были свечи, в воздухе витал запах ладана, в котором угадывалась нотка легкого аромата гордении, и смешанный аромат дорогих духов многих женщин. Рамон с явным удовольствием разглядывал вечелящуюся толпу сквозь прорези своей клоунской маски.
Теодор разыскал Констансию, пожалуй, единственного человека на этой вечеринке, кого можно было узнать без труда, и спросил:
- Где сеньора Веласкес?
- Сеньор или сеньора? - переспросила констанчия, пытаясь перекричать музыку.
- Сеньора!
Констансия огляделась по сторонам, а затем указала.
- Вон, мышка! - хихикая, сказала она.
Крепко взяв Рамона за руку, Теодор принялся прокладывать себе путь сквозь толпу, направляясь к изящной фигурке в костюми серой мышки, сидевшей на подлокотнике кресла.
- Ольга, это вы? Добрый вечер! Это я, Теодор!
- Ах! - Ольга распахнула объятья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49