Том был уверен, что теперь крышка его гроба уже шевелится, и если только Бернард не стоит над ним и не станет наваливать на него еще землю или, наоборот, откапывать его, чтобы еще раз ударить по голове, то можно попытаться сделать мощный рывок, а потом несколько секунд отдохнуть. Том сделал мощный рывок. Дышать стало чуть легче. Он раз двадцать вдохнул сырой могильный воздух и снова принялся за дело.
Две минуты спустя он уже стоял возле могилы Мёрчисона — теперь и его собственной. Он был с ног до головы покрыт грязью и землей и шатался, как пьяный.
Уже темнело. Приближаясь нетвердой походкой к своему дому, Том увидел, что света ни в одном из окон нет. Непроизвольно он подумал, что надо бы привести могилу в порядок и задался вопросом, где может быть лопата, которой работал Бернард, а потом решил: к черту это все. Он непрестанно выковыривал песок и грязь из глаз и ушей.
Может быть, Бернард сидит в темноте в гостиной? Тогда он подкрадется и прорычит “Бу-у-у”. Шутка, которую отколол Бернард, была довольно тяжеловесной. Перед тем как войти в дом, Том снял туфли и оставил их на пороге. Стеклянные двери были распахнуты.
— Бернард! — позвал Том. Еще одного нападения он, должно быть, не выдержал бы. Молчание.
Том, пошатываясь, зашел в гостиную, затем повернул обратно и, сняв на террасе перепачканные брюки и куртку, бросил их на пол. Оставшись в трусах, он зажег свет и поднялся в свою ванную. Ванна оживила его. Шею он обмотал полотенцем. Рана на затылке кровоточила. Том удалил из раны грязь махровой салфеткой и решил не обращать больше на нее внимания. Один он все равно не мог ее обработать. Он надел халат и спустился в кухню, где сделал себе бутерброд с ветчиной и запил его большой кружкой молока. Затем он повесил куртку и брюки в ванной. “Их надо почистить щеткой и отдать в химчистку”, — сказала бы неутомимая мадам Аннет. Ему крупно повезло, что ее нет дома. Если она пошла в кино в Фонтенбло или Мелёне, то вернется к десяти или, самое позднее, к половине двенадцатого. Однако рассчитывать на это было нельзя. Часы показывали без десяти восемь.
“Что теперь предпримет Бернард? — подумал Том. — Отправится в Париж?” Том почему-то не верил, что Бернард может вернуться в Лондон, и отбросил этот вариант. Однако психика Бернарда была в данный момент настолько расстроена, что предсказать его поступки было невозможно. Кто его знает — может быть, он даже сообщит Джеффу и Эду о том, что убил Тома Рипли. А может, он залез на крышу и начнет сейчас вопить оттуда что-нибудь. Бернард покончит с собой — Том чувствовал это, как мог бы чувствовать готовящееся убийство, — ведь самоубийство, в конце концов, это одна из форм убийства. И он понимал, что, для того чтобы Бернард прошел избранный им путь и выполнил задуманное, сам он должен оставаться мертвым.
Но это абсурд, — как может он заставить их всех — мадам Аннет, Элоизу, соседей, полицию — поверить в то, что он мертв?
Том надел джинсы и, взяв фонарь из запасного туалета, опять пошел в лес. Ну конечно, лопата валялась между дорожкой и этой могилой многоразового использования. С помощью лопаты Том засыпал могилу доверху. Земля в этом месте так хорошо разрыхлена, что когда-нибудь здесь непременно вырастет прекрасное дерево, подумал Том. Он даже притащил часть старых сучьев и ветвей, которыми первоначально прикрывал могилу Мёрчисона.
“Покойся с миром, Том Рипли”, — подумал он. Не мешало бы обзавестись вторым паспортом. Он знал, к кому может обратиться за этим, — к Ривзу Мино. Давно уже пора попросить Ривза о небольшом одолжении.
Том отпечатал на машинке коротенькое послание Ривзу и на всякий случай вложил в конверт две фотографии. Он решил уехать в Париж, где можно было хотя бы на несколько часов спрятаться и подумать. Грязную одежду и туфли он отнес на чердак — туда мадам Аннет вряд ли заглянет. Том вновь переоделся и доехал на своем автофургоне до железнодорожной станции в Мелёне. В Париж он прибыл в 22.45 и прямо с Лионского вокзала отправил письмо Ривзу. Затем доехал до отеля “Ритц”, где снял номер под именем Дэниела Стивенса, сказав портье, что у него с собой нет паспорта, и назвал вымышленный адрес: Руан, улица Доктора Каве, 14. Насколько Тому было известно, такой улицы не существовало.
17
Из своего номера он позвонил Элоизе. Служанка сказала, что Элоиза вместе с родителями ушла в гости. Тогда Том заказал разговор с Гамбургом. Через двадцать минут его соединили. Ривз был на месте.
— Приветствую, Ривз. Это Том. Я в Париже. Как у тебя дела? Ты не мог бы соорудить мнр паспорт tout de suite ? Фотографии я уже выслал.
Ривз был страшно рад. Ну слава богу, наконец-то более или менее серьезная просьба! Паспорт. Ну конечно, конечно. Эти столь необходимые маленькие штучки похищались его людьми тут и там непрестанно. Том осторожно поинтересовался, во что это ему обойдется.
На это Ривз не мог ответить сразу.
— Запиши это в мой долг, — распорядился Том. — Главное, он мне нужен немедленно. Если ты получишь мои фотографии в понедельник утром, сможешь сделать его к вечеру?.. Да, так срочно. У тебя, случайно, никто из знакомых не летит в Париж в понедельник вечером? (“Если случайно никто не летит, пошли кого-нибудь”, — подумал Том.)
Да, сказал Ривз, возможно, найдется такой знакомый. Том настоятельно попросил, чтобы это не был очередной невинный “переносчик”, так как возможности обыскать его карманы или багаж у него не будет.
— Любое американское имя, — сказал Том, — и лучше бы американский паспорт, но и английский сойдет. Пока что я Дэниел Стивене, отель “Ритц”, Вандомская площадь. — На всякий случай Том дал Ривзу телефонный номер отеля и сказал, что встретит посыльного лично, только пусть Ривз сообщит, когда тот прибудет в Орли.
Элоиза тем временем уже вернулась из гостей, и Том мог поговорить с ней.
— Да-да, я в Париже. Хочешь присоединиться ко мне сегодня?
Элоиза хотела. Том был в восторге. Он представил себе, как уже через час они будут сидеть друг против друга и пить шампанское — если, конечно, Элоиза будет не против. Но обычно она не была против.
Том в нерешительности стоял на круглой Ван-домской площади. В каком направлении двинуться? Влево, к Опере, или вправо, в сторону улицы Риволи? Круги всегда раздражали Тома, он предпочитал мыслить квадратами и прямоугольниками. Интересно, где Бернард, подумал он. И на кой ляд тебе второй паспорт? — спросил он себя. Как козырь, припрятанный в рукаве? Дополнительный шанс на свободу? “Я не могу писать, как Дерватт, — сказал Бернард. — Я вообще больше не могу ничего создать, даже под своим именем”. Может быть, в этот момент Бернард перерезает себе вены в какой-нибудь парижской гостинице? Или, прислонившись к перилам моста через Сену, выжидает момент, когда никого не будет поблизости и можно будет прыгнуть?
Том пошел напрямик в сторону улицы Риволи. В этом районе после захода солнца не было ничего интересного. Витрины магазинов были закрыты ставнями со стальными брусьями или цепями, охранявшими всякую дребедень, предназначенную для туристов, — шелковые носовые платки с надписью “Париж”, шелковые галстуки и рубашки по немыслимой цене. Он подумал, не взять ли такси до шестого округа, где было оживленнее, и побродить там, выпить пива в баре “Липп”. Однако существовала опасность, что там он наткнется на Криса. Том вернулся в отель и заказал разговор со студией Джеффа.
Телефонистка предупредила, что на это потребуется минут сорок пять, так как линия перегружена. Однако спустя полчаса их уже соединили.
— Алло! Париж?.. — можно было подумать, что это не Джефф, а какой-нибудь дельфин, говорящий со дна моря.
— Да, Париж. Это Том! Ты меня слышишь?
— Плохо!
Но все-таки не настолько плохо, чтобы прерывать связь и заказывать разговор заново. Том продолжал:
— Я не знаю, где Бернард сейчас. Вы не получали от него никаких вестей?
— Почему ты звонишь из Парижа?
Объяснять это при такой слышимости вряд ли имело смысл. Спасибо, хоть удалось разобрать, что Бернард им не звонил.
— Они сбились с ног в поисках Дерватта! — прокричал Джефф. (Последовал ряд английских ругательств.) — Черт их побери! Если я не слышу тебя, вряд ли кто-нибудь на линии может понять хоть одно…
— D'accord! — откликнулся Том. — Поведай мне свои печали.
— Возможно, жена Мёрчисона…
— Что?.. — О господи! Нет, все-таки телефон — дьявольское изобретение. Надо срочно возвращаться к перу с бумагой и почтовым пароходам. — Ничего не слышу!
— Мы продали “Ванну”… Они просят… за Дерватта! Том, если бы только…
Неожиданно их прервали.
Том в ярости швырнул трубку на рычаг и тут же схватил ее, чтобы высказать телефонистке все, что он по этому поводу думает, но опять положил трубку. Телефонистка не виновата. И никто не виноват — по крайней мере, из тех, до кого можно добраться.
Итак, миссис Мёрчисон приезжает, как Том и предполагал. Возможно, ей известна теория ее мужа о фиолетовых тонах. Интересно, кому продали “Ванну”? И где Бернард? В Афинах? Может быть, он решил пойти по стопам Дерватта и утопиться на каком-нибудь из греческих островов? Том уже видел мысленно, как едет в Афины. Как называется тот остров Дерватта? Икария? Где он находится? Надо будет выяснить завтра в туристическом агентстве. Том сел за стол и настрочил записку:
“Дорогой Джефф!
Если вы вдруг встретитесь с Бернардом, то учтите, что я мертв. Бернард думает, что убил меня. Объясню позже. Не говори об этом никому — я пишу это только на тот случай, если вы увидитесь с Бернардом, и он скажет, что убил меня. Притворитесь, что верите ему, и ничего не предпринимайте. Задурите Бернарду голову и постарайтесь его утихомирить, пожалуйста.
Всего наилучшего, Том”.
Том спустился в холл, купил марку за семьдесят сантимов и отправил письмо. Джефф, наверное, получит его только во вторник. Но отправлять подобное сообщение телеграммой было бы неосторожно. Или не было бы? “Для Бернарда я — под землей”. Вряд ли Джефф с Эдом поймут, что это значит. Он все еще размышлял об этом, когда в холл вошла Элоиза. Том был рад видеть, что ее чемоданчик при ней.
— Добрый вечер, мадам Стивене, — приветствовал он ее по-французски. — Сегодня ты мадам Стивене. — Том хотел проводить ее к портье, чтобы она зарегистрировалась, но потом решил, что сойдет и так, и они направились к лифту.
Три пары глаз следили за ними. Она его жена? Гм.
— Том, ты очень бледен!
— День был утомительный.
— Ой, а что это…
— Тс-с-с…
Она имела в виду рану на голове. Элоиза всегда все замечала. Кое-что ей придется объяснить, но, конечно, не все. Описывать могилу — бр-р-р… Это было бы слишком ужасно для нее. И выставило бы Бернарда убийцей, а он им не был. Том уплатил чаевые лифтеру, который настоял на том, чтобы донести вещи Элоизы до номера.
— Что у тебя с головой?
Том снял темно-зеленый с голубым шарф, которым высоко обмотал шею, чтобы не видно было кровь.
— Бернард ударил меня. Но беспокоиться не о чем. Снимай обувь, раздевайся. Устраивайся, как дома. Шампанского хочешь?
— С удовольствием.
Он заказал по телефону шампанское. Том испытывал легкое головокружение, как при высокой температуре, но он знал, что все дело лишь в слабости и потере крови. Не накапал ли он кровью дома? Нет, он вспомнил, что проверил это перед уходом.
— А где Бернард? — Элоиза скинула туфли и осталась босиком.
— Не имею понятия. Может быть, в Париже.
— Вы подрались? Он не хотел уезжать?
— Ну, настоящей дракой это не назовешь. У него расстроены нервы. Но все это ерунда, не обращай внимания.
— Но почему ты уехал в Париж? Он что, все еще у нас дома?
А может быть, и так, вдруг подумал Том. Правда, Бернард забрал все свои вещи — Том проверял. А попасть обратно в дом он мог, только разбив стеклянные двери.
— Нет, его нет у нас дома, — сказал он.
— Я хочу осмотреть твою голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46