А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Женщины в неглиже, совокупляющиеся с козлами и псами; монстры, одолженные или похищенные из научно-фантастических картин и ужастиков, набрасывались на мужчин и женщин, насилуя их и пожирая детей.
Здесь, конечно, появятся и натуральные люди голышом, они будут совокупляться во все отверстия, будут образовывать гомосексуальные пары, лесбийские трио и гетеросексуальные квартеты, но это произойдет уже в ходе самого праздника.
Если не считать темы и смысла предстоящего представления, то изобретательности и технологическому уровню задуманного мог бы позавидовать любой Диснейленд.
Застыв на мгновение у расписного окна, Килрой залюбовался закатом. Деревья и кусты практически скрывали ресторан от взгляда любого, кому вздумалось бы прогуляться по пляжу. Заходящее солнце было похоже на кроваво-красный грейпфрут, скользящий по оберточной бумаге на дно океанского ящика.
Глава тринадцатая
Тело Кении Гоча доставили в окружной морг примерно в пять вечера.
Небо было бледно-пастелевой копией американского флага: похожие на конские хвосты белые полосы чередовались с алыми сполохами заходящего солнца, яркая синева цвела на юго-западе, а Полярная звезда уже загорелась, обещая, что вот-вот на небе проступят и другие созвездия. Небо из «Фантазий» киноверсии журнала «Плейбой» или из мультяшек Диснея образца сороковых или пятидесятых.
Морг в лос-анджелесском хосписе всегда бывал битком набит, потому что само учреждение имело дело исключительно с умиранием и со смертью.
Окружной морг всегда был переполнен, потому что по общему закону развития цивилизаций мегаполисы, перейдя через определенную грань в плане количества населения, испытывают хроническую нехватку общественных туалетов, бесплатных больниц и моргов, а уж тут о мертвых думают в последнюю очередь.
Тело Гоча оставили на носилках в коридоре возле дверей зала, в котором производится вскрытие и люди в масках и в белых халатах, похожие на жрецов, разрезают тела и гадают о прошлом по внутренностям, тогда как будущее остается совершенно одинаковым для всех и, соответственно, никого не заботит.
Кении никогда не проявлял нетерпения, дожидаясь своей очереди войти в душевую где-нибудь в бане или сесть на освободившийся стул в кинотеатре; ожидание само по себе ему нравилось, создавая иллюзию, будто он находится в дружеской компании.
И сейчас он и не подумал жаловаться, дожидаясь приема к облаченным в белое мясникам: он спокойно лежал под окровавленной простыней, а орудие убийства по-прежнему торчало у него в горле.
Глава четырнадцатая
Свистун встал, зажег свет и вернулся в спальню, чтобы окинуть ее последним взглядом. Дьяво-лоподобные музыканты в косматых париках с обведенными красным глазами и покрытыми зеленой помадой губами, ухмыляясь, уставились на него, искушая, как ему самому некогда удалось искусить Франческу Изис, согласившись выслушать любой ее магический вздор, лишь бы в конце концов залезть ей под юбку.
Чувство, что он упустил из виду нечто вроде мумифицированного детского пальчика и что поэтому следует еще раз перерыть весь здешний хлам, не оставляло Свистуна. Что-то он здесь увидел и, прежде чем успел отреагировать, забыл. В таком состоянии можно бесплодно потратить кучу времени на поиски, но, когда они уже позади, испытываешь смутное чувство, будто ты все равно упустил что-то важное.
Он вернулся в спальню. За окном зажегся фонарь, заливший резким светом все помещение. Свет пролился на пол и на телефонный аппарат голубым дождем и Свистун увидел то, на что не обратил внимания в ходе первого осмотра. Телефон был не какой-нибудь дешевой подделкой, а вполне современной конструкцией с автоответчиком и определителем номера.
Он присел на матрас и поставил телефон себе на колени. Это был «панасоник» с памятью на двадцать восемь номеров. Такие штуковины продают за сто двадцать девять баксов или, если со скидкой, за девяносто девять. Такими приборами не обзаводятся нищие наркоманы, если только не покупают их за десять баксов у другого наркомана, который их где-нибудь спер, или не выпрашивают сами у клиента в качестве платы за услуги. Среди домашнего хлама – самое настоящее сокровище, наряду с серебряной посудой, телевизором и микроволновкой. Нечто, приобретенное или украденное для личного пользования, потому что, если решишь его сбагрить, все равно никто не даст больше десятки.
Маленькая роскошь из числа тех, что греют душу. Свистун живо представил себе, как Кении Гоч, лежа на несвежих простынях, малость выпив и малость подкурившись, когда кровь играет в жилах и звенит в голове, хватается за свой «панасоник» и нажимает одну из многочисленных кнопок, чтобы призвать какого-нибудь влюбленного мальчика или задолжавшего ему мелкого наркосбытчика, – одним словом, кого угодно, кто, по свистку, готов продать то и это, включая мать родную, – или чтобы в очередной раз упрекнуть кого-нибудь неверного в вероломстве. Как он набирает номера и видит, как они высвечиваются на маленьком мониторе. Как он шепчет в трубку те или иные слова, предназначенные другому, точно такому же, как он сам, неудачнику или, напротив, удачливому торговцу, лишь бы на пять минут почувствовать себя не в одиночестве. Маленький картонный справочник в верхней части аппарата был заполнен не до конца. И заполнялся он не в один присест, судя по тому, что номера были записаны чернилами разных цветов. Книжный магазин, Джей Т., Майк, Пуч, Джет, Бобби Д., Бобби Б., Чик, Дж. Дж., Пицца, Флик, Чинк и еще с полдюжины имен и кличек, общим числом в восемнадцать. Восемь из них были записаны дважды, таким образом общее число номеров в памяти достигало двадцати шести. Восемь повторно введенных в память имен с номерами имели пометку «р», означавшую, несомненно, что речь идет о рабочем телефоне.
Имена, введенные дважды, были вынесены в отдельный столбец под основным. На телефоне имелась для этого нижнего столбца и особая кнопка, благодаря чему общая емкость памяти увеличивалась.
Свистун достал перетянутую резинкой стопку карточек три на пять дюймов, служившую ему дневником, записной книжкой и личным справочником, не говоря уж об органайзере. Выбрал чистую карточку и занес на нее имена и расположение кнопок на аппарате.
Он начал нажимать на кнопки, в результате чего каждый раз на мониторе появлялся набираемый номер, и после первого же звонка прерывал связь и заносил номер на карточку. За десять минут он управился с основным столбцом и еще за пять – с нижним.
Он сверил свои записи с телефонным справочником. Тринадцать номеров в верхнем столбце. Тринадцать – в нижнем. Лишь одна кнопка в каждом из столбцов оставалась незанятой. Он проверил ее – и номер оказался одним и тем же и вверху, и внизу. 213-00-00-213 – общий код всего Голливуда, значит, эти ячейки оставались просто-напросто неиспользованными.
А почему, собственно говоря, две ячейки из двадцати восьми были оставлены незанятыми? На всякий случай, должно быть. Ведь далеко не у каждого, даже у проститутки мужского пола, имеются двадцать восемь абонентов, которым он звонит так часто, что их номера имеет смысл ввести в электронную память. Но если уж ты заполнил двадцать шесть ячеек из двадцати восьми, то почему не все двадцать восемь, хотя бы для красоты, пусть и придется тебе занести последними службу погоды и круглосуточную торговлю поп-корном?
Он поднес телефон поближе к глазам, пытаясь разобрать сделанные мелким шрифтом карандашные пометки. Но тут в гостиную осторожно вошли и это заставило его резко вскинуть голову. Он сел, покрепче ухватившись за телефон на случай, если его придется использовать в качестве оружия. Но в дверном проеме появилась Мэри Бакет.
– В чем дело? – спросила она.
– Вы меня страшно напугали. Подкрались незаметно.
– Я не была уверена в том, что это вы, а никому другому здесь вроде бы быть не полагается.
– А что вы сами здесь делаете?
– Заехала посмотреть, не понадобится ли вам кто-нибудь, кто отвез бы вас к вашей машине. Мой рабочий день уже закончился. А вы тут со всем управились?
– Я увидел почти все, что мне нужно было увидеть.
– И это вы разложили все на такие аккуратные стопки?
– Мы с Форстменом застали тут страшный разгром. Кто-то успел порыться в квартире до нашего прибытия. Может быть, тот же тип, который стащил вещи Кении из хосписа.
– Его вещи всего лишь временно затерялись, – не столько сказала, сколько рявкнула она.
Он кивнул, решив не спорить на эту тему. Поставил телефон на пол и начал подниматься с матраса. Ему хотелось сделать это изящно и непринужденно, однако усилие оказалось чрезмерным, и его повело в сторону. Мэри, подавшись вперед, успела поддержать его.
– Где мои двадцать один, – вздохнул он.
– Что?
Он улыбнулся. Он никогда не понимал, что его улыбка производит на некоторые женские сердца сокрушительное воздействие.
– Это строчка из одного стихотворения. Мой приятель часто цитирует ее, чтобы напомнить, что мы все уже не молоды.
– А когда мне было двадцать один, я услышала такой стишок:
Раздай все кроны, фунты, все гинеи раздай,
А сердце – ни в какую, его не отдавай,
Уж лучше все до нитки раздай и растеряй.
Но мне было всего двадцать один и я этого, конечно, не поняла.
– А я в том же возрасте, в двадцать один, услышал:
Коль разобьется сердце, накинется тоска И не отпустит горе тебя наверняка.
Теперь мне сорок два, и я в полной мере оценил правоту этих слов. – Он снова улыбнулся. – Хотя, собственно говоря, мне было тогда не двадцать один, а двадцать два.
– Значит, теперь вам сорок два?
– В этом роде.
– Хотелось бы мне познакомиться с этим вашим приятелем, который любит стихи.
– Если вы хотите выпить кофе, то это можно сделать прямо сейчас.
Последний раз застыв в дверном проеме, он выключил свет. Словно понадеявшись на то, что темная квартира в последний миг что-нибудь подскажет.
– Эй, что там происходит? – донеслось с нижней лестничной площадки.
Свистун закрыл дверь и следом за Мэри спустился по лестнице.
Пожилая женщина в халате, волосы которой были убраны под сетку, с явным подозрением уставилась на них обоих.
– Кто вы такие? – спросила она.
– Я пришел с родственником мистера Гоча, – ответил Свистун.
– А вы тоже родственница? – язвительно спросила женщина у Мэри.
– Нет, она со мной. А родственник мистера Гоча уже уехал.
Старик, который приехал с вами? Я его ви-дела. А как насчет мужчины в черном? Он что, тоже Родственник?
Что еще за мужчина в черном?
– Он прибыл на место первым.
– А как он выглядел?
– Ему, по-моему, лет тридцать. Черная рубашка, черные брюки. Черные волосы на пробор, сзади заплетенные в косичку красной резинкой или ленточкой.
– Вам бы на суде свидетельницей выступать.
Свистун поглядел на Мэри. Она вроде бы смутно вспомнила человека из закусочной, но тут старуха сказала:
– А я и выступала, причем не раз.
– Не знаю я никакого мужчину в черном, – сказал Свистун. – Я прибыл со стариком. Он попросил меня задержаться и все хорошенько осмотреть.
– Чего ради?
– Просто, чтобы проверить, все ли в порядке.
– В каком смысле?
– Сам не знаю.
– О чем вас ни спроси, ничего-то вы не знаете.
– Но вам не о чем беспокоиться, – сказал Свистун. – Просто объясните мне…
– А я и не беспокоюсь. Что я, по-вашему, беспокоюсь?
– … как найти управляющего.
– Это как раз я и буду. Иначе чего ради я бы тут разгуливала в халате. Как вас зовут?
– Свистун. То есть Уистлер. Моя фамилия Уист-лер. А это вот Мэри Бакет.
– Свистун и Бакет! Нарочно не придумаешь. Но вы-то это как раз придумали.
– Мы вас не обманываем, – сказала Мэри. -Миссис…?
– Прагер.
– Вы уже слышали, миссис Прагер, что мистер Гоч сегодня умер? – спросила Мэри.
Миссис Прагер старалась казаться суровой женщиной и все же на глаза ей навернулись слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43