Он наверняка торчал в одном из своих клубов, о которых непочтительно отзывался как о "Храмах Предстательной Железы". Названий такого рода в справочнике не найдешь, и Эмми пришлось мучительно вспоминать, как на самом деле называется излюбленный клуб отчима. Она и вспомнила, и дозвонилась – но Джастина там не оказалось.
Уборщица тем временем перебралась в холл верхнего этажа. Она сообщила Эмми, что накануне виделась с Агнес. Агнес сказала ей, что уезжает к племяннице на длинный уик-энд (бесконечно длинный, вздохнула про себя Эмми) и дала ключ от черного хода в квартиру, который располагался возле кухни.
Эмми с досадой попеняла себе за то, что вчера не заперла черный ход – даже не проверила, закрыт ли он на задвижку! Впредь надо быть в сто раз осмотрительней! Но сейчас не до рассуждений... Она второпях надела костюм, схватила сумочку и перчатки, стремглав сбежала вниз и поймала такси.
Мистер Эллердайс, как обычно, принял Эмми с таким радушием, точно банк принадлежит ей. Эмми подозревала, что подобное обращение – ласковое, почти отеческое – банкиры культивируют специально для молодых богатых клиентов. Ей, как ни печально, пришлось без утайки поведать мистеру Эллердайсу историю о том, как Джастин наделал долгов. Банкир качал головой, цокал языком, возводил глаза к потолку и разве что не стонал. Потом он сказал, что всему на свете есть предел, даже богатству Ван Сейдемов; сказал, что Эмми слишком часто запускает руку в основной капитал; сказал, что она должна понимать всю меру своей ответственности; сказал, что Джастин никогда не умел распоряжаться деньгами и что она, Эмми, должна его контролировать.
– Контролировать Джастина?!
Мистер Эллердайс снова горестно покачал головой:
– Да-да, понимаю. Те же трудности были и у вашей матушки. То есть, я не припоминаю, чтобы прежде он делал такие – Боже, Боже! – такие чудовищные долги; но он всегда был ужасно расточителен, и ваша матушка знала, что свой кошелек нужно держать на замке... И все равно она то и дело потакала его безумным прихотям. Конечно, после ее кончины, когда треть ее состояния была разделена между вами и Дианой, остаток капитала Ван Сейдемов уменьшился больше чем наполовину... Мы не хотим, чтобы богатство Ван Сейдемов превратилось в легенду. – Он ласково улыбнулся Эмми и внезапно нахмурился: – Я читал утренние газеты. Это ужасно!
– Да, – кивнула Эмми. – Знаете... полиция нашла пистолет.
Мистер Эллердайс поднял брови:
– В газетах об этом ничего не сказано.
– Наверное, когда его нашли, газеты уже печатались. Или... или они решили молчать, пока факты не подтвердятся. Но Диана не убивала его, мистер Эллердайс!
– Я не сомневаюсь в этом – и не хотел бы усомниться, – строго ответил банкир. – Посыльный вашего брокера принес чек. Боюсь, ростовщику это не понравится. Опыт показывает, что они не любят иметь дело с чеками. С другой стороны, я не доверил бы Джастину такую сумму наличными. И я не хотел бы, чтобы вы носили при себе такие деньги... – Он потер переносицу, снял очки, тщательно протер их и снова надел. – Честно говоря, я не знаю, как поступить. Я не привык к такого рода сделкам.
– Я думала, Сэнди мне поможет.
– Сэнди?
– Сэнди Путнэм. Он работает у мистера Бигэма.
– Ах, да, помню. – Он побарабанил холеными пальцами по столу. – Господи, как же я не хочу выпускать вас на улицу с такой суммой! У вас дома есть сейф, не правда ли?
– Есть; но его откроет и ребенок шпилькой для волос.
– А где вы храните свою долю драгоценностей?
– Здесь. В банковском сейфе.
– Ах, да, конечно. Эмми! Я очень хочу, чтобы вы осознали: нельзя разгуливать по городу, имея в сумочку столько денег! Я настаиваю!
– Понимаю. – Эмми лукаво усмехнулась. – Когда-то вы мне говорили, что нельзя иметь при себе больше трех долларов.
– Ну, теперь вы выросли, и я думаю, что эту сумму можно увеличить до двадцати. Но не больше! И если кто-то попытается вырвать у вас сумочку – не сопротивляйтесь. Конечно, у вас там ключи и клубные карточки с вашим адресом. Но ведь всегда можно сменить замки...
Эмми послушно кивнула. Ей было смешно, но в то же время она испытывала признательность.
Мистер Эллердайс тяжко вздохнул:
– Но эти деньги... подозреваю, что это все-таки будут наличные. Иного пути я не вижу. Распишитесь здесь, Эмми.
Она поставила подпись, и банкир нажал на кнопку. Вошла эффектная молодая женщина. Мистер Эллердайс протянул ей чек:
– Наличными.
Женщина глянула на сумму, и брови ее сами собой поползли вверх. Это не укрылось от взгляда мистера Эллердайса.
– Наличными, – твердо повторил он.
Женщина вышла, покосившись на Эмми. Мистер Эллердайс снова погрузился в размышления. Он хмурился и то и дело протирал очки. Наконец женщина вернулась, держа в руке толстый белый конверт.
– Пожалуйста, мистер Эллердайс.
Она снова посмотрела на Эмми – не то чтобы подозрительно, но удивленно. Мистер Эллердайс поблагодарил сотрудницу, подождал, пока она выйдет и задумчиво постучал пальцами по конверту:
– Я скажу вам, как мы с вами поступим. Я велю одному из наших охранников пойти с вами и сопровождать вас до той самой минуты, пока вы не отдадите деньги ростовщику. И, если удастся, возьмите с него расписку!
Эмми затолкала конверт в сумочку. Только банковского охранника ей и не хватало!
– Вы хотите, чтобы я чувствовала себя бронированным автомобилем? – засмеялась она, но смех прозвучал натянуто.
– Да, хочу. И правильно делаю. Я сейчас все устрою...
– Ох, нет, нет! Не надо! Правда, не надо! Ну кому придет в голову, что у меня в сумочке такая уйма денег? Ради Бога, не беспокойтесь. Я поеду прямо домой, на такси! Я буду очень осторожна!
– С вами поедет охранник.
Мистер Эллердайс снова потянулся к кнопке.
– Нет! – Эмми вскочила. – Нет, нет! Все будет хорошо. Я благодарна вам за помощь, но...
Мистер Эллердайс поджал губы:
– Вы даже не пересчитали деньги!
– Да, но... – Эмми готова была бежать без оглядки при одной только мысли о том, как по пятам за ней ступает дюжий охранник. – Мне пора. Спасибо, спасибо!
Мистер Эллердайс начал было подниматься из-за стола, но Эмми, зажав сумочку под мышкой, уже выбежала из кабинета. На Пятой Авеню она почти мгновенно поймала такси. Деньги через сумочку жгли ей руку! Она вспомнила, как в особо торжественных случаях надевала бабушкино бриллиантовое колье, а на следующий день после праздника колье вновь исчезало в банковском сейфе – и, видит Бог, как же она была рада от него избавиться!
Конечно, размышляла Эмми, глядя в окно на витрины "Сакса", "Бонуита", "Бергдорфа" (юбки в этом сезоне стали длинней, рассеянно отметила она), конечно, что толку в драгоценностях, если они покоятся на дне банковского сейфа! С другой стороны, времена изменились... В дни ее матери (не говоря уж – бабушки) деньги текли золотой Ниагарой... Впрочем, поправила себя Эмми, в случае с их семьей такое сравнение неуместно: Ван Сейдемы тратили деньги осмотрительно, с толком, вкладывая их в вечные ценности. Бриллианты, к примеру. Пускать деньги на ветер – такое было не в правилах Ван Сейдемов.
Возвращаясь мыслями к дню сегодняшнему, Эмми в сотый раз дала себе слово серьезно поговорить с Джастином, хотя прекрасно понимала, что, какие бы весомые аргументы она ни приводила, толковать с Джастином о деньгах – все равно что с несмышленым младенцем.
Когда такси подъехало к дому, никто не прогуливался по тротуару с нарочитой неспешностью, как вчерашний человечек в больших очках. Но ведь Сэнди велел ей быть осторожной!
Эмми решила слушаться. Она расплатилась с таксистом, старательно прикрывая рукой пухлый белый конверт. Швейцар отворил ей двери; в вестибюле она встретила управляющего домом и, памятуя давешние наставления Сэнди, сказала, что ей хотелось бы беседовать с посетителями по домофону прежде, чем впускать их в квартиру. Управляющий участливо покивал:
– Разумеется, мисс Ван Сейдем. Никаких репортеров. Я читал газеты. Мне очень, очень жаль.
Эмми поблагодарила его (ну вот, опять ситуация – глупее некуда!) и двинулась по сверкающему чистотой вестибюлю. В огромных бронзовых вазах красовались свежие цветы. Лифт мягко понес ее вверх; лифтер, как всегда, спросил: "Девятый или десятый, мисс Ван Сейдем?" и она ответила "Девятый". Джастин, конечно, еще не вернулся...
Но он, как ни странно, оказался дома. Более того, там была и Диана, и, судя по всему, они отчаянно ссорились. Пока Эмми шла по холлу к гостиной, она слышала пронзительные, сердитые выкрики Дианы; а войдя, увидела, что Джастин стоит лицом к окну, крутя в пальцах толстый витой шнур от занавеси, и тихонько насвистывает.
Диана первой заметила Эмми:
– Эмми, представляешь, полиция нашла то подлое письмо от Джастина! Они перерыли все бумаги в доме, перечитали все письма до единого!
Джастин выпустил шнур и повернулся к Эмми; взгляд его блекло-голубых глаз был прикован к ее сумочке:
– Принесла?
– Принесла?! – глаза Дианы округлились; она вскочила с кресла: – Эмми! Уж не хочешь ли ты сказать, что намерена отдавать его безумные долги?!
Эмми положила сумочку и села, внезапно почувствовав себя очень уставшей:
– Не вижу другого выхода. Ростовщик угрожает Джастину...
– Да, – вмешался Джастин, – угрожает! А ты, Диана, и глазом не моргнешь, если в одно прекрасное утро меня выловят в Ист-Ривер. С камнем на шее! – добавил он с пафосом.
– Не моргну! – парировала Диана. – Не понимаю, как ты его терпишь, Эмми!
– А что ей остается делать? – Джастину явно нравилось глумиться над Дианой. – Я имею право жить в этой квартире до конца своих дней. Времена изменились; я просто не мог бы сводить концы с концами, если бы Эмми время от времени не подставляла мне плечо. К тому же, я был хорошим отцом вам обеим!
– Хорошим отцом! – Диана окончательно пришла в ярость. На щеках ее полыхали красные пятна, глаза горели. – Ты считаешь, быть хорошим отцом – значит, играть на бегах и бросаться в объятия к ростовщикам?! Я нарочно не говорила тебе, Эмми! Я боялась, что ты тут же помчишься платить за него! Ну как нам от него избавиться?!
– Она не хочет избавляться от меня, Ди. Она меня любит. – Джастин помолчал минутку, затем добавил: – Она верна памяти вашей матери. Чего никто не скажет о тебе, Диана. Готов спорить, ты даже Дугу не хранишь верность. Взять хотя бы этого несчастного, Гила Сэнфорда. Тебя с ним видели повсюду. Что, далеко у вас зашло дело? Молчишь? Правильно, молчи. Кстати: это ты его убила?
Диана в ярости топнула по ковру хорошенькой ножкой в туфельке-лодочке.
– Осторожно, – сказал Джастин. – Ковер старинный, дорогой; он немного обветшал. Смотри не продырявь его.
– Ты... – у Дианы перехватило дыхание. – Ты просто старый дурак, Джастин. Но вот что я тебе скажу. Если ты намерен на каждом углу кричать, что, мол, это я убила Гила, то... в общем, я не советовала бы тебе это делать.
Джастин приподнял бровь:
– Ты не сможешь подать на меня в суд за клевету. С меня взятки гладки. Равно как и ограничить в средствах – все мои небольшие расходы берет на себя Эмми.
– Эмми проще – ей не нужно содержать огромный дом, – огрызнулась Диана. – К суду я тебя, может, и не привлеку, но найду способ укоротить твой язычок!
Нечего и пытаться их утихомирить, подумала Эмми и попробовала увести разговор в сторону:
– Ди, а что сказала полиция о письме Джастина?
– А, – махнула рукой Диана, – ничего особенного. Мерзкое письмо. С угрозами. Мол, когда-нибудь я получу по заслугам. И прочее в том же духе. Если бы убили меня, Джастин, – ты первый попал бы под подозрение. Но поскольку случилось то, что случилось... Короче, они не придали этому письму особого значения – разве что поняли, что мой отчим – негодяй и мерзавец.
– А моя падчерица – жалкое создание. – Джастин вымученно улыбнулся, и взгляд его снова скользнул по сумочке Эмми. – Они там? Если ты сейчас их мне отдашь, я немедленно пойду и расплачусь, и.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34