— Это верно, святой отец, — ответил Шарп.
Прихожане смотрели на него с осуждением, возмущенные его вторжением в святое место. Шарп, словно вовсе не обращая внимания на их суровые взгляды, толкнул всех троих пленников на колени перед алтарем.
— И чтоб не шелохнулись, сволочи! — сказал он и повернулся к кюре.
— Я оставил дверь открытой, святой отец, — объяснил он, — потому что по дороге сюда заглянул в трактир и пригласил в церковь еще несколько прихожан.
Уж не напился ли он, подумал отец Дефуа, но ему сразу стало ясно, что это не так. Кюре очень неплохо относился к англичанину. Конечно, было бы лучше, если бы тот вместе с Люсиль посещал церковь, но, если не брать в расчет этого обстоятельства, месье Шарп казался ему прямым, жестким, очень здравомыслящим и трудолюбивым человеком. К сожалению, остальные жители деревни не разделяли его мнения, а Жак Малэн пригрозил, что живого места не оставит на любом, кто отнесется к англичанину по-дружески.
А теперь, к полному изумлению отца Дефуа, сам Жак Малэн с дюжиной своих дружков появился в дверном проеме. Они и не собирались на мессу, а вместо этого распивали в трактире кальвадос, и, пока их матери, жены и дочери улаживали дела с Господом Богом, очень нескучно проводили время, когда Шарп пинком распахнул дверь и выпихнул на всеобщее обозрение окровавленного капрала Лебека.
— Мне только что пришлось выбить кучу дерьма из трех гусариков, — воинственно заявил он на весь трактир, — и если хотите знать, почему, ступайте в церковь.
Больше он не сказал ни слова и выволок пленника за дверь, поэтому все, изумленные и сгорающие от любопытства, побросали выпивку и отправились следом за ним.
Жак Малэн скинул картуз и перекрестился, впрочем, не выпуская из рук крепкой дубинки. Он хмуро кивнул кюре.
— Англичанин напрашивается на неприятности, святой отец — пробурчал он.
— Как же! — ответил Шарп.
Отец Дефуа, опасаясь, что в церкви вот-вот возникнет непотребная драка, поспешил вперед, чтобы утихомирить противников, но Шарп движением руки принудил его к молчанию. Он обвел прихожан глазами.
— Вы меня не любите, верно? — вызывающе спросил он. — Думаете, что чужак, да еще и англичанин, который полжизни провоевал с французами, вам здесь даром не нужен, верно?
— Почему же, — сказал Жак Малэн и его дружки обменялись ухмылками.
— А вот вы мне нужны, — продолжал Шарп, — потому что там, откуда я родом, у соседей принято помогать друг другу, а теперь мои соседи — вы, и мне нужна помощь. Поэтому я вам кое-что расскажу. Кое-что об императоре, золоте и жадности. Хотите послушать?
— Нет! — закричал Малэн, но все вокруг зашикали. Они были простые люди, любили складные истории, и были не прочь послушать еще одну, и Шарп, стоя над своими притихшими пленниками, поведал прихожанам, как Пьер Дюко украл императорское золото, а потом свалил все на Шарпа.
— Мне надо было доказать, что я тут не при чем, — объяснял Шарп, — а брат мадам… Вы помните Анри Лассана, упокой Господь его душу? Конечно, помните. Так вот, месье Лассан кое-что знал про Дюко, и поэтому я отправился в замок, чтобы его порасспросить, и что вы думаете? Мадам прострелила мне ногу!
Большинство прихожан рассмеялось над его негодующим тоном. Жак Малэн нахмурился, но даже он слушал, как Шарп, дождавшись, пока затихнет смех, рассказывал им про Дюко. Он сказал, что хотя Дюко и числился майором, он никогда не был солдатом. Пьер Дюко был «функционером», объяснил он, и все вздохнули, потому что в свое время сильно натерпелись от безжалостных рук революционных чиновников. Пьер Дюко служил в тайной полиции, добавил Шарп, и закутанные в черные шали головы затряслись от ужаса при это новом обвинении. «Но хуже всего», — закончил Шарп, решив, что историю не помешает слегка приукрасить, — «хуже всего, что он был стряпчим!». Некоторые женщины начали креститься, и когда он замолк, в церкви установилась мертвая тишина.
— Месье Дюко обокрал императора, — продолжал Шарп, — и я отправился в Неаполь, чтобы его разыскать. И я его прикончил и вернул золото. Тысячи и тысячи золотых франков! Императорское сокровище!
Все смотрели на него, как завороженные, потому что ничто так не чарует душу крестьянина, как мысль о золоте.
— Но я отправился в Неаполь не один, — сказал Шарп и схватил Лебека за шиворот. Деревенские жители так до сих пор и не поняли, зачем Шарп притащил с собой Лебека и еще двух пленников, и с широко раскрытыми глазами смотрели, как гусара вытащили на середину прохода и рывком поставили на ноги.
— Это — один из сообщников Дюко, — сказал Шарп. — Верно, Лебек?
Капрал кивнул.
— А теперь скажи им, капрал, кто был со мной в Неаполе, — велел Шарп.
У Лебека шла носом кровь, а руки были стянуты за спиной, поэтому он мог только сопеть.
— Солдаты, — нехотя процедил он.
— Чьи солдаты?
— Французские, — уже громче сказал Лебек.
Гляда в упор на Малэна, Шарп задал следующий вопрос:
— А что на них была за форма, а, капрал?
Лебек помрачнел, потом пожал плечами:
— Императорской гвардии, — буркнул он.
— А ну-ка, погромче! — скомандовал Шарп. — Голову поднять! Стоять смирно! Чтоб все слышали!
Лебек машинально выпрямился.
— Это были гвардейцы императора, — повторил он, и Шарп убедился, что Жак Малэн услышал ответ. Ему обязательно надо было, чтобы это услышал Жак Малэн, потому что тот сам служил в гвардии и до сих пор носил гигантские черные усищи, которые в армии Наполеона дозволялись только лучшим из лучших.
— Гвардейцы императора, — сказал Шарп, не спуская глаз с Малэна, — и я дрался вместе с ними. А командовал нами генерал Жан Калвэ.
Он увидел, как при этом имени на недоверчивом лице Малэна мелькнуло узнавание.
— И дрался я не за Англию, а за Францию. И когда мы добрались до золота, мы не взяли его себе. Мы отвезли его на Эльбу!
Вот это последнее заявление не произвело того впечатления, на которое он рассчитывал. Большинство прихожан не только не оценили его честность, но явно сочли его полным дураком, раз он упустил такие деньжищи.
— Но эти вот люди, — и Шарп указал на Лебека и его людей, — они думают, что золото все еще у меня. Поэтому они оказались здесь. Вшестером. И трое до сих пор в замке, держат в заложниках мадам, нашего ребенка и Мари.
По церкви пробежал ропот.
— Поэтому я и пришел, — заключил Шарп. — Потому что вы мои соседи и мне нужна помощь.
Он пихнул Лебека обратно, к остальным пленникам, повернулся к отцу Дюфуа и пожал плечами, как человек, который сказал все, что мог.
Несколько минут в церкви царило молчание, потом все заговорили разом. Кто-то потребовал объяснить, с чего они вообще должны помогать Шарпу, и Шарп развел руками, как будто и сам не знал, что ответить.
— Но все вы знаете мадам, — добавил он, — и Мари, она прожила здесь всю жизнь. Неужели вы оставите двух женщин на произвол воров и грабителей?
Отец Дефуа покачал головой.
— Но среди нас нет солдат! — воскликнул он. — Надо послать в Кан за жандармами.
— Пока мы доберемся до Кана, да еще в такую метель, станет уже темно, — сказал Шарп. — Люсиль умрет раньше, чем жандармы успеют натянуть сапоги.
— Но тогда чего вы от нас хотите? — спросил кто-то жалобным тоном.
— Он хочет, чтобы мы полезли в драку вместо него, — прорычал Жак Малэн с откуда-то от стены церквушки. — Потому что только так англичане и дерутся. Они умеют устроить так, чтобы за них дрались немцы, испанцы, португальцы, шотландцы, ирландцы, кто угодно, только не сами англичане. Зачем англичанам драться, когда за них это делают другие?
Из кучки дружков Малэна послышался одобрительный шум. Малэн на мгновение насторожился, когда Шарп двинулся к нему по проходу. Он взвесил на руке дубинку, но не пошевелился, когда Шарп оттолкнул его и направился к выходу.
— Пошли, потолкуем, — сказал Шарп и потянул на себя церковную дверь.
— Раскомандовался! — продолжал упорствовать Малэн.
— Что, поджилки трясутся? — бросил Шарп, выходя на снег. — Говорить-то все мастера!
Малэн кинулся наружу, как разьяренный бык, и обнаружил Шарпа, присевшего на низкую церковную ограду.
— Подымайся! — потребовал Малэн.
— Ладно, пора кончать, — сказал Шарп. — Врежь мне!
Он увидел недоумение на лице Малэна.
— Ты же об этом мечтал весь год, а? — спросил Шарп. — Ну так врежь хорошенько!
— Подымайся! — повторил Малэн, и его дружки, выскочившие вслед за ним из церкви, согласно зашумели.
— Не собираюсь я с тобой драться, Жак, — сказал Шарп, — потому что незачем. Я уж всяко повоевал не меньше тебя, и, будь я проклят, если стану что-то доказывать. А вот тебе придется. Ты меня не переносишь. Ты, похоже, вообще никого не переносишь. От тебя никакого проку, одни неприятности. Ты вроде собирался отвезти дрова в церковь? И где эти дрова? День-деньской торчишь в трактире и пропиваешь деньги своей матушки. Почему бы тебе не заняться делом? И у меня есть для тебя работа! У меня есть для тебя насквозь проржавевший мельничный затвор, который надо чинить, и мельничный сток, который надо чистить, а в будущем месяце из Кана прибудут возы с плиткой, которой надо замостить двор. Мне нужен сильный помощник, но прямо сейчас мне до зарезу нужен солдат. И хороший солдат, а не жирный пьяница, живущий за счет кошелька своей матушки.
Малэн сделал шаг и поднял дубинку.
— Вставай! — настаивал он.
— Зачем? — спросил Шарп. — Ты же все равно собьешь меня с ног.
— Боишься? — усмехнулся Малэн.
— Кого? Пьянь всякую? — презрительно спросил Шарп.
— И ты еще обзываешь меня пьянью! — не выдержал Малэн. — Ты! Англичанин! Да вы отроду трезвые не сражались!
— Это верно, — признал Шарп, — а что оставалось делать? Раз нам приходилось сражаться с вами!
Малэн недоуменно сморгнул, не зная, как понимать признание Шарпа.
— Что, и правда напивались? — удивленно спросил он.
— Я — нет, сержант, никогда, а вот парни частенько. И трудно их винить. Очень уж боялись императорской гвардии! И это лучшие солдаты в Европе!
Малэн, неверно заключив, что последние слова относились к гвардейцам, кивнул головой.
— Верно, лучше нас не было.
И он положил дубинку на плечо так, словно это был мушкет.
— И знаешь, Жак, что между мной и тобой общего? — спросил Шарп.
— Что? — подозрительно переспросил Малэн.
— Мы и сейчас здесь самые лучшие. Ты и я, Жак Малэн, и лучше нас не было, нет и не будет. Мы — настоящие солдаты, не то, что эти гусары, которых я приволок в церковь.
Малэн пожал плечами. «Гусары!». Он сплюнул: «Неженки верхом на лошадях!».
— Так что, Жак Малэн, или врежь мне, или уж помогай.
— Дай ему! — крикнул один из дружков Малэна и торопливо отступил назад, когда Шарп резко развернулся.
— Ты кто такой, чтобы указывать сержанту Малэну? — прошипел Шарп. — Он-то — настоящий солдат, а не бесполезный прихвостень. Мы с ним кое-что повидали. Войну. Кровь. Как люди криком кричат, а все вокруг огнем горит. Так что не больно тут распоряжайся, ты, вша.
Малэн, польщенный словами Шарпа, нахмурился:
— И как я тебе могу помочь, англичанин?
Он все еще был настороже, но во внезапном приступе ярости ему вдруг явился тот солдат, каким когда-то был Шарп, а таких солдат Малэн любил. Ему их не хватало.
— Как мне попасть в замок, чтобы меня не заметили? — спросил Шарп. — Они наверняка поставили на башню часового, а через ров есть только два моста, и с башни видны оба. Должен быть еще один путь.
— А мне откуда его знать? — негодующе поинтересовался Малэн.
— Оттуда, что в молодости ты сох по мадам, — сказал Шарп, — и однажды очутился на крыше, чтобы заглянуть к ней в спальню, и попал ты туда не по мосту, верно?
Малэн сначала смутился, но потом решил, что история скорее делает ему честь, и кивнул.
— Есть другой путь, — признал он.
— Так покажи мне его, — сказал Шарп, — а потом, если уж будет совсем невмоготу, можешь мне врезать.
— Это само собой, — сказал Малэн, впрочем, без всякого гнева.
1 2 3 4 5 6 7