А я сяду рядом вот с этим.
И он поднял шинель, чтобы снова показать пистолет.
Шарп покорно забрался на облучок. Лебек устроился рядом, а двое остальных сели сзади. У них тоже были пистолеты, но теперь они оказались там, где нужно было Шарпу, и сам он тоже оказался там, где хотел. Он вырвался с фермы, и теперь готовился нанести ответный удар.
Он прищелкнул языком, придержал вороную, и телега стала подниматься по крутому склону в деревню. Тихо падал снег, медленно кружась среди голых ветвей, но небо мрачнело все сильней, и Шарп знал, что скоро снегопад начнется всерьез. Еще он знал, что в метель ни за что не успеет вернуться из Кана до темноты, но он туда и не собирался, потому что никакого месье Плакэ не существовало в природе, как и обитого железом сундука в каменном подвале на рю Дюавиль. Существовали только женщина и ребенок, которых надо было спасти, и пока что телега Шарпа с грохотом тащилась по деревенской улочке. Люди уже собирались на рождественскую мессу. Шарп кивнул нескольким своим знакомым, а потом увидел Жака Малэна. Тот стоял у дверей трактира и, когда появился Шарп, как раз собирался зайти внутрь, но специально дождался на холоде, чтобы плюнуть на дорогу, когда Шарп проедет мимо.
— Бонжур, сержант Малэн, — по-дружески поздоровался Шарп, но Малэн нырнул в трактир и захлопнул за собой дверь. Шарп натянул вожжи и свернул в проулок за трактиром.
— Почему не по главной дороге? — подозрительно осведомился Лебек.
— Срезаю угол, — ответил Шарп. — Чем быстрее доедем, тем быстрее согреемся.
— Господи, ну и холодина! — проворчал Лебек. Капрал плотнее завернулся в шинель, прикрывавшую его тощее тело, и Шарп знал, что из-за тяжелой шинели он наверняка замешкается, когда станет вытаскивать пистолет. На это Шарп и рассчитывал, но вот потом? Ладно, там видно будет.
Проулок вывел их на узкую дорожку за двором мясника, которая шла вниз между высокими, огороженными изгородями откосами. У подножия холма она резко сворачивала на восток, а потом огибала крутой и поросший лесом берег ручья. В обычный день Шарп соскочил бы с телеги, чтобы свести лошадей вниз, но сегодня он отпустил поводья, так что повозка всем своим весом подталкивала лошадей, и когда те выскочили на крутой поворот у ручья, то уже неслись во весь опор.
— Поосторожней, ты! — рявкнул Лебек.
— Я здесь каждый день езжу, — соврал Шарп, изо всех сил щелкнул кнутом и рванул вожжи. Лошади ринулись за поворот, и тут, как он и рассчитывал, колеса телеги застряли в глубокой колее, и повозка, немного протащившись, резко осела на крутом склоне. Он услыхал за спиной крики охранников, которых бросило поперек телеги, но успел кинуть и кнут, и поводья, и схватить Лебека за косицу. Он выбросился из телеги, волоча Лебека за собой, пока повозка заваливалась на правый бок. Перепуганные лошади внезапно встали, и полуопрокинутая телега с треском врезалась в дерево. Шарп с Лебеком рухнули на обломок оглобли между лошадиных ног, и Шарп, не выпуская косицы, рубанул ребром левой ладони по горлу капрала. Тот задохнулся, и Шарп снова врезал ему по кадыку, потом рванул полу шинели, чтобы достать пистолет, и капрал, которого каждый вздох обжигал как огнем, был бессилен ему помешать. Шарп саданул его прикладом в левый висок, и, выбравшись из груды перепутавшейся упряжи, обнаружил двух остальных охранников на полдороге с крутого склона ручья. Когда телега стала опрокидываться, один из них ударился головой о дерево, и теперь с бледным лицом неподвижно лежал на траве. Второго забросило в терновый куст, где он торопливо пытался вытащить пистолет.
— Не двигайся, — велел Шарп и взвел курок.
— Нет, месье! Я вас умоляю! — простонал тот. Колеса перевернутой телеги все еще продолжали вращаться.
— Как я ненавижу гусар, — процедил Шарп, приближаясь к нему. — Надо было перебить вас всех, когда была возможность. Я люблю убивать гусар.
Он вытянул руку с пистолетом и щелкнул курком.
— Нет, месье!
Он думал, что Шарп его пристрелит, но тот вместо этого поставил пистолет на предохранитель, перехватил его и изо всех сил засадил прикладом по черепу гусара. Тот громко завопил и осел, и Шарп выволок его из тернового куста, и саданул еще раз, чтобы оглушить наверняка.
— Трое гусар против одного стрелка, — сказал Шарп. — Теперь понятно, почему мы выиграли эту долбаную войну. Лебек! Перестань квакать, как долбаный лягушатник, и вали сюда.
У Шарпа все еще оставался нож, которым он отрубил лисий хвост, и с его помощью он нарезал вожжи на короткие ремни. Делать этого ему совсем не хотелось: упряжь стоила немалых денег, но ему надо было связать трех человек, и ничего больше под рукой не было. Пришлось пожертвовать упряжной кожей. После того, как все трое были надежно связаны, он пинком поднял их на ноги, стянул вместе еще одним куском ремня, и погнал вверх по склону в деревню. Церковный колокол, который все это время сзывал прихожан на мессу, затих. Сквозь ветви деревьев падал снег. Снегопад усиливался, и изгороди и дорожная колея постепенно покрывались белым слоем. Утро еще не кончилось, но из-за тяжелых туч было сумеречно.
Что ж, подумал Шарп, пока все идет как задумано. Он снова свободен, и половина маленького отряда Лорсэ попала к нему в руки, но для опытного солдата, каким был Шарп, это было легче всего. Самое трудное было впереди. Как стрелок, он знал, как обращаться с врагами, но теперь ему предстояло обзавестись друзьями.
* * * * *
Гусь, предназначенный для рождественского обеда Шарпа, запекался в духовке, но на это требовалось время, а сержант Шаллон был слишком голоден и не хотел ждать. Поэтому Люсиль жарила яичницу с беконом, чтобы накормить сержанта и одного из двух оставшихся гусар. Второй в это время нес караул на надвратной башне, откуда ему были видны оба моста, пересекавших замковый ров, а Лорсэ заявил, что не любит яичницу и позавтракает хлебом с яблоками.
— Мясо животных, — пояснил адвокат, — сгущает кровь, и человек становится неповоротливым. Поэтому я не ем ничего, кроме фруктов, овощей и орехов.
— Я люблю, чтобы кровь была погуще, — сказал сержан Шаллон, придвигаясь поближе к Люсиль. — Так почему ты вышла замуж за англичанина? — спросил он.
— Мы не женаты, — ответила Люсиль, поливая яйца горячим жиром.
— А француз для тебя уже недостаточно хорош, а?
Люсиль пожала плечами и промолчала. Лорсэ нахмурился. Он сидел за столом, пытаясь разобраться в хозяйственных счетах Шарпа.
— Оставь ее в покое, — сказал он Шаллону.
Но тот пропустил его слова мимо ушей.
— Так чем же плохи французы? — снова спросил он.
— Просто мне попался англичанин, вот и все, — ответила Люсиль.
Шаллон положил руку ей на талию, и она напряглась.
— А я думаю, что ты подлая изменница, — сказал он, и потянулся к ее груди. Он улыбнулся, сжал грудь, и тут же взвыл и отскочил от плиты.
— Вот сука! — прорычал он, хватаясь за руку, на которую Люсиль плеснула ложку раскаленного жира. Он отпустил обожженную руку, собираясь ударить Люсиль, и замер, потому что понял, что сейчас она швырнет ему в лицо полную сковороду яиц, бекона и скворчащего жира. Мари, державшая Патрика на коленях, рассмеялась.
— Сядьте, сержант, — устало сказал Лорсэ, — и оставьте ее в покое. У вас есть еще яблоки, мадам?
— В кладовой, у вас за спиной, — ответила Люсиль. Она принесла сковородку, положила яичницу с беконом в тарелку, и помедлила, прежде чем начать накладывать вторую. — Сержант, вам не кажется, что следует извиниться?
Он хотел послать ее к черту, но увидел, что сковородка нацелена прямо ему в пах.
— Простите, мадам, — пробурчал он.
Люсиль выложила остальную яичницу ему на тарелку.
— Приятного аппетита, — сладко пропела она.
— Так почему вы живете с англичанином? — спросил адвокат, достав еще одно яблоко с полки в кладовой.
— Я же говорю, — ответила Люсиль, — просто однажды он очутился здесь и остался.
— Вы позволили ему остаться, — поправил ее Лорсэ.
— Это правда, — согласилась Люсиль.
— Англичанину нечего делать во Франции, — сказал Лорсэ.
— Ему дело нашлось, — ответила Люсиль. — Чинить мельницу, выращивать ягнят, разводить скот и ухаживать за садом. Кофе пить будете?
— Кофе вреден для печени, — неодобрительно произнес Лорсэ, — и я к нему даже не прикасаюсь. Но объясните мне, мадам, почему вашу мельницу чинит, а за вашим садом ухаживает англичанин, когда хватает французов, которые и могут, и должны делать тоже самое? В стране нет работы, мадам. Эти двое, — он указал на гусар, которые ели так, как будто месяц у них крошки во рту не было, — они сражались за Францию. Они истекали кровью, задыхались в огне, они голодали и умирали от жажды, и когда они вернулись обратно, что их ждало? Толстяк на троне [Король Людовик XVIII — прим. перев. ] и богачи в каретах, а им не досталось ничего! Ничего!
— И поэтому они вправе воровать?
— Ваш англичанин сам украл наше золото, — сказал Лорсэ. — Я просто собираюсь вернуть его законным владельцам.
Он повернулся и взглянул в окно.
— Снег все еще идет?
— Еще сильнее, чем раньше, — сказала Люсиль.
— Тогда помолитесь, чтобы ваш англичанин не застрял по дороге.
Люсиль улыбнулась.
— На вашем месте, мэтр, — она впервые употребила его официальное звание, — я бы помолилась, чтобы он застрял.
Лорсэ непонимающе нахмурился и Люсиль пояснила:
— Потому что если снега будет много, он не сумеет добраться обратно. И тогда вы останетесь в живых.
— Ах, как страшно! — ухмыльнулся сержан Шаллон.
— Вы отправили с ним только троих, — спокойно продолжила Люсиль и перекрестилась. — Упокой, Господи, их души. Не волнуйтесь, сержант. Майор Шарп вернется.
Налетел ветер, стукнула дверь, и Шаллон резко развернулся, схватившись за винтовку Шарпа, которую успел себе присвоить. Люсиль, которую, казалось, позабавила его тревога, взялась за шитье.
— Мой стрелок вернется, сержант, — сказала она. — Можете быть уверены — он вернется.
* * * * *
Отец Дефуа завершил мессу, благословил прихожан и перешел к объявлениям: завтра месса состоится на час раньше, урок катехизиса отменяется, а потом он при всех обратился к вдове Малэн с призывом напомнить сыну, что тот обещал доставить дрова для отопления дома кюре, и это обещание до сих пор не выполнено. Мадам Малэн сидела с каменным лицом, хотя все в церкви понимали, как ей стыдно за Жака. Может, солдат из него вышел и хороший, но человек — никудышный, и она не знала, как с ним быть и сможет ли она кормить его и дальше. Отец Дефуа тоже очень тревожился о Жаке Малэне, потому что от этого силача в деревне были одни неприятности и никакого проку.
— Так вы напомните ему, мадам? — обратился отец Дефуа к вдове.
— Да, святой отец, — ответила мадам Малэн.
— Я могу сам привезти вам дрова, святой отец, — вмешался один из прихожан.
— Мне кажется, Жак тоже мог бы сделать что-то полезное, — мягко сказал отец Дефуа и бросил встревоженный взгляд на входную дверь, которая внезапно распахнулась настежь. От сильного порыва ветра по церкви закружился снег, а пламя свечей, горевших у статуи девы Марии, по случаю Рождества украшенной красными ягодами омелы, заколебалось.
В церковь ввалились три человека, двое — с окровавленными лицами, и все трое — со связанными за спиной руками, а следом за ними вошел англичанин, месье Шарп, сжимая в руке огромный пистолет.
— Месье Шарп, — не выдержал отец Дефуа. — Это — дом Божий!
— Прошу прощения, святой отец, — сказал Шарп, запихивая пистолет в карман и сдергивая с головы запорошенную снегом шапку. — Я тут раздобыл для вас троих грешников, у которых душа горит исповедаться.
Он пинком направил капрала Лебеки в проход между скамьями.
— Троих несчастных грешников, святой отец, которым требуется отпущение грехов, прежде чем я отправлю их в ад.
— Месье Шарп! — снова возмутился кюре. — Вы оставили дверь открытой!
1 2 3 4 5 6 7