– Джон, – проговорил он. – Я уверен, что тут замешана полиция. Особенно когда вы мне рассказали про ферму в Пунголе. Там сфабриковали фальшивый отчет. Они следят за мной в гостинице. Я узнал это из надежного источника. Люди, напавшие на меня на Буджис-стрит, – осведомители Специального бюро...
Американец задумчиво покрутил карандашом.
– Это предположения, – сказал он. – Прямых доказательств у нас нет. То, что за вами следят, доказывает только, что ваша «крыша» была слишком прозрачной. Остальное – лишь догадки. Эта Линда внушает мало доверия.
– Надеюсь, что вы правы, – промолвил Малко. – А пока сделайте для меня две вещи.
– Пожалуйста, – сказал американец. – Что именно?
– Во-первых, сообщите в Специальное бюро, что я отправлюсь в США, как только мне позволит состояние здоровья. Во-вторых, вызовите «скорую помощь», чтобы отвезти меня в отель.
Джон Кэнон с беспокойством взглянул на него.
– Вы себя плохо чувствуете?
– Ничего, – ответил Малко, – пройдет. Но я хотел бы выглядеть похуже. Чем больше меня будут считать больным, тем вернее оставят в покое. Кроме того, я хотел бы иметь надежную защиту. Можете вы это устроить?
Джон Кэнон с озадаченным видом провел рукой по своей густо-седой шевелюре.
– У меня тут нет телохранителей... Это не Вьетнам... Может быть, Ибрагим...
– Кто такой Ибрагим?
– Мой шофер. Он мусульманин. Честный парень, преданный мне, потому что я одолжил ему денег на квартиру, когда разрушили его жилье. Он живет здесь один. А жена его в Индии. Он посещает ее раз в три года.
– Раз в три года!
Джон Кэнон улыбнулся.
– Да. Он ничего не тратит и не предается развлечениям.
– Пусть будет Ибрагим, – сказал Малко. – Я рискую оказаться в положении, когда он мне понадобится. Если Тонг Лим еще жив, то снова могут попробовать помешать мне явиться на эти похороны...
– О'кей, – сказал Джон Кэнон, – я пришлю его вам после обеда. А пока закройтесь в вашем номере и никому не открывайте.
* * *
– Я Ибрагим, – объявил огромный мужчина тоненьким голосом.
Он едва мог пройти в дверь. На нем были брюки и рубашка без воротника. С метр девяносто ростом и килограммов 120 весом, он был весь сколочен из мускулов. Малко рядом с ним казался ребенком. В одной руке шофер Джона Кэнона держал какой-то предмет, завернутый в тряпку, а в другой – пластиковый пакет с чаем.
– Входите, – сказал Малко.
Индиец вошел и встал навытяжку посреди комнаты.
– Что это у вас?
Ибрагим развернул тряпку с ангельской улыбкой. В свете лапы блеснуло лезвие тесака. Впрочем, Ибрагим со своим лысым черепом, выпученными глазами и мягкой улыбкой выглядел совсем безобидно. Он сделал жесту словно отрубает голову.
– В 1947 году я убил многих сикхов, – сказал он слабым голосом. – Я не боюсь сражаться.
Еще один голубь мира!
Шофер Джона Кэнона восхищенно осмотрел гостиничный номер.
– Я буду спать здесь? – спросил он, указав место на ковре рядом с кроватью.
Малко не сдержал улыбки.
– Нет, в соседней комнате.
Малко подошел к двери, ведущей в соседний номер, который он снял, и распахнул ее. Ибрагим молча последовал за ним, подавленный такой щедростью.
– Дверь будет прикрыта, – сказал Малко. – Вы знаете, что надо будет делать.
Индиец энергично кивнул головой.
– О да, сэр. Если кто-нибудь входит, я его убиваю! И завтра в четыре часа я вас отвожу на похороны мисс Лим.
– Не надо убивать кого попало, – уточнил Малко.
...Возвращение в гостиницу на «скорой помощи» было весьма впечатляющим. Его на носилках пронесли через холл. Репортер криминальной хроники из «Стройтс тайм» на ходу задал ему несколько вопросов перед тем, как санитары запихнули его в лифт под вспышки фотографов.
Теперь ему оставалось лишь дожидаться похорон. Он еще не наметил никакого плана. Даже если пришлось бы «оседлать» машину Тонга Лима, он сумеет с ним переговорить. Имея рядом Ибрагима, Малко чувствовал себя увереннее. Расслабившись, он стал перебирать в памяти все, что случилось с ним после приезда в Сингапур. Это было похоже на решение головоломки. Те, кто вызволил его из гроба, должны были с самого начала следить за делом Лима. Но ему требовались доказательства.
Он поднялся, подошел к телефону и набрал номер Сакры.
– Алло? – услышал он ее мягкий и низкий голос.
– Это журналист Малко Линге, – представился он.
На другом конце провода долго молчали, потом Сакра Убин сказала нерешительно:
– Я видела газеты сегодня вечером... Вас похитили. Надеюсь, вы не ранены?
– Я хотел бы повидать вас, – сказал Малко. – У меня есть многое, что я мог бы вам рассказать.
Она промолчала, а потом проговорила:
– Я работаю. И не знаю, что вы можете мне сказать...
Несмотря на сухость тона, Малко почувствовал неуловимое смягчение ее голоса.
– Я еще слишком слаб, чтобы выходить, – промолвил он. – Но может быть, вы зайдете в отель пообедать со мной?
И снова продолжительное молчание. Потом она сказала еще более тихо:
– Не знаю. Возможно, я зайду.
* * *
Сакра Убин с отвращением взглянула на бутылку шампанского, опустевшую на три четверти, и отодвинула стул. Она с удовольствием съела лангусту, фруктовый салат с коньяком, поданные на стол, который был накрыт в номере. Она почти не говорила, словно стыдясь своего пребывания здесь.
Теперь ее черные, как агат, глаза блестели в мягком свете лампы, оживленные вином. Ее пухлые фиолетовые губы были полуоткрыты, обнажая ослепительные зубы. Она странно вырядилась во что-то среднее между платьем и костюмом из черного шелка со множеством застежек, но этот наряд не очень портил ее цветущую фигуру. Можно было подумать, что это огромный надушенный муравей. Малко заметил, что она надушилась или скорее опрыскала всю себя духами.
Чтобы не волновать ее, он закрыл дверь в соседнюю комнату, где расположился Ибрагим.
Сакра вдруг встала, слегка пошатываясь.
– У меня кружится голова, – сказала она. – Мне нехорошо, вы заставили меня пить.
– Прилягте отдохнуть, – предложил Малко.
Сакра отпрянула назад, словно он предложил ей что-то непристойное.
– Нет-нет, я сейчас уйду...
Но она не двигалась, опершись лбом о стеклянную дверь в прихожую. Во время еды Малко так и не смог ничего вытянуть из нее. Каждый раз, когда он касался смерти ее мужа, она уходила в себя, словно улитка.
Он подошел к ней и положил руку на плечо.
– Сакра, – сказал он, – у меня к вам есть один вопрос.
Она покачала головой и отстранилась.
– Пустите меня. Я хочу уйти. Мне нечего вам сказать.
– Вы что-то знаете о смерти вашего мужа, но не хотите мне рассказать, – настаивал Малко.
– Нет! Пустите меня!
Она отпрянула в сторону, в ее голосе послышались истерические нотки. Малко, раздосадованный, хотел взять ее за руку. Сакра вырвалась так резко и порывисто, что кусок черного шелка остался у него в руке вместе с бретелькой лифчика! Часть ее тяжелой, крепкой груди с почти голубым соском обнажилась.
Сакра издала пронзительный вопль, хотела убежать, но споткнулась туфлей о ковер и упала на кровать! В этот момент дверь из соседней комнаты распахнулась, и появился на пороге Ибрагим с тесаком в руке. Молодая малайка повернула голову, и ее глаза еще больше расширились.
– Ибрагим, все в порядке! – прокричал Малко. Ибрагим исчез, успокоенный, но дело было сделано. Сакра мгновенно перевернулась и схватила телефон. Она смотрела на Малко безумными глазами.
– Негодяй! – промолвила она. – Гнусный тип! Я вызову полицию.
Это означало бы полную катастрофу, особенно если учесть господствующее здесь пуританство.
Малко бросился на кровать и удержал ее руку, пытаясь успокоить. Но шампанское совершенно помутило ее сознание. Ничего не отвечая, она повернулась и попыталась выцарапать ему глаза! А потом снова схватила телефон.
Одним рывком Малко перевернул ее и стал трясти, как сливу. Он был вне себя от ярости.
– Успокойтесь! – повторял он. – Я не собираюсь ни насиловать вас, ни убивать!
Сакра не двигалась, тяжело дыша и глядя в глаза Малко, как затравленное животное. Пытаясь успокоить, он погладил ее обнаженное плечо.
– Не бойтесь, Сакра, – сказал он тихо. – Это недоразумение.
Он положил ладонь на смуглую и гладкую кожу, задев мимоходом грудь.
Словно разъяренный хищник, Сакра вытянула голову с открытым ртом и впилась зубами ему в запястье. В тот же момент она бедрами отбросила его в сторону. Его голова ударилась о край ночного столика как раз там, где был наклеен лейкопластырь. Он испытал такую острую боль, что несколько секунд ничего не осознавал.
А Сакра, расточая оскорбления и угрозы, уже держала телефонную трубку.
Преодолев головокружение, Малко вырвал у нее аппарат, и они оказались лицом к лицу, ожесточенно борясь друг с другом. Он чувствовал, как сильно бьется его сердце. Вдруг она сказала чуть слышно, что не вязалось с ее разъяренным видом:
– Оставьте меня. Почему вы это делаете? Я хочу уйти. Я ничего не знаю.
Она говорила как во сне, с неподвижным взглядом, полуоткрыв рот, опьяненная шампанским и борьбой. Малко не хотел ее отпускать. Даже если она ничего не знала. Вид ее великолепной груди, которая вздымалась в нескольких сантиметрах от него, едва прикрытая остатками черного шелка, мутил его рассудок. Ободренный внезапным спокойствием Сакры, он провел рукой вдоль ее тела. Когда он слегка коснулся ее живота через черную ткань, она отчаянно встрепенулась, издала какой-то птичий крик, и ее тело расслабилось. На этот раз она не пыталась его укусить.
Малко раздел ее, не встречая сопротивления. Когда он проник в нее, она была горячей и мягкой, как мед. Два черных, как смоль, глаза продолжали смотреть в потолок, но полный рот с фиолетовыми губами был искривлен какой-то мучительной гримасой. Малко впивался в ее чуть полноватые бедра, мял ее пышную и твердую грудь, упорно продвигаясь по пути к удовольствию, и Сакра, казалось, пробудилась к жизни. Она внезапно обхватила его руками, прижалась к нему, ее твердый язык проник в его рот, а затем на него обрушился фейерверк яростных ощущений. Сакра, неистовствующая, вся в поту, словно в истерике, отдавалась любви, как дервиш своему танцу. Неожиданные слова рвались из ее полуоткрытого рта как непристойная молитва, скорее выкрикиваемые, чем произносимые, в невиданном противоречии с ее обычной сдержанностью.
Чувствуя, что Малко уже испытал удовольствие, она еще сильнее вцепившиь в него.
– Трахните меня!
Она произнесла это каким-то инертным, отсутствующим голосом. Но когда он захотел отодвинуться от нее, она стала удерживать его ногами, руками, ртом, всем телом, каждым сантиметром своей кожи. Они снова занялись любовью, сначала нежно, а затем с неистовством.
Малко не мог оторваться от этой странной вдовы. Он распинал ее, молотил как кузнец наковальню, врывался в нее снова и снова, а она, казалось, все не могла им насытиться. Без единого слова, только глухие стоны, прерывистое дыхание, краткие восклицания. Чем грубее становились его ласки, тем больше она млела в его руках, гибкая и всегда готовая снова принять его в себя. Неловкая, жадная и агрессивная. Он мял ее словно пекарь тесто, надеясь вырвать из нее хоть крик, но она предпочитала кусать до крови свои полные губы.
Все это продолжалось бесконечно долго. Они вздремнули. Затем она вновь прильнула к нему, и они занимались любовью почти во сне. У Малко мелькнула мысль об Ибрагиме, находившемся по ту сторону двери.
Был уже час ночи. Сакра смотрела на Малко, и большие круги виднелись у нее под глазами. Он улыбнулся ей, но она ответила хмурым, почти злым взглядом. Проворным жестом она подобрала блузку и прикрыла ею свою пышную грудь. Когда Малко склонился к ней, она отпрянула и хрипло проговорила:
– Негодяй! Вы меня изнасиловали.
Он внимательно посмотрел на нее. Короткий, чуть приплюснутый нос, пухлые фиолетовые губы, глубокий разрез черных глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28