И тогда ему станет даже хуже, чем сейчас.
Последние два часа он еле высидел. К счастью, окна в обоих классах были распахнуты настежь, он садился поближе к ним и старался втянуть в горящие легкие как можно больше свежего воздуха.
Но к концу пятого урока грудь болеть не перестала и плюс к этому стала кружиться голова.
Может, пропустить тренировку и махнуть домой?
Он тут же отказался от этой мысли, вспомнив старые времена в Нью-Йорке, когда астма донимала его так, что приходилось брать такси, чтобы преодолеть пять кварталов от школы до дома. Нет, он положил слишком много сил, чтобы справиться с этой дрянью, и не позволит болячке снова испортить ему жизнь. Он стиснет зубы, плюнет на боль и слабость и выдержит тренировку. Он будет бегать и бегать, пока боль не уйдет или пока он сможет не ощущать ее больше.
С последним звонком Майкл запихал свои книги в сумку и влился в толпу школьников, с боем пробивающих себе путь к двери. Пулей вылетел во двор – и тут пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание, собраться с силами и добраться до раздевалки спортзала.
Рванув дверь, он вошел в душное помещение, где висел густой запах пота, мыла, хлорки и еще невесть каких химических соединений. Майкл открыл свой шкафчик, разделся, натянул спортивную форму, еще влажную после урока физкультуры, и принялся рыскать в поисках чистых носков, не желая надевать вонючие, в которых был с утра.
Ему стало получше, как только он влез в форму, и он почувствовал гордость, что пошел на тренировку, а не на поводу у недомогания. Покончив с переодеванием, заглянул в уборную.
И, стоя у писсуара, почувствовал какой-то новый запах и инстинктивно раздул ноздри, вдыхая. Запах был такой пряный, что даже голова закружилась, но при этом напряжение в груди слегка стихло и сил вроде прибавилось.
Обернувшись, Майкл поискал взглядом, откуда пахнет, но увидел только ту самую кладовку, в которой Джош Малани вчера нашел пузырек с нашатырным спиртом. Дверь ее была приоткрыта. Покончив со своим делом, Майкл поправил шорты, спустил воду и перешел к раковинам, расположенным между писсуарами и кладовкой. Запах усилился. Не совладав с любопытством, Майкл распахнул дверь кладовки.
Всякие моющие средства стояли в линеечку на полках так же, как и вчера. Там были средства для мытья окон, чистящие порошки, дезинфектантьг и сильные растворители, способные смыть практически все, что угодно со школьных стен, будь они крашеные, кафельные или бетонные. Но ни одно из средств не издавало того совершенно особого запаха, который так манил Майкла.
Тут он заметил давешний пузырек с нашатырем, который отнимал вчера у Джоша. Не думая, протянул к нему руку, откупорил и поднес к носу.
Тот самый запах усилился, потек в ноздри, и все тело обдало жаром.
Нахмурясь, Майкл вгляделся в этикетку. Странно. Привычно бьющий в нос запах аммиака, который он, конечно бы, сразу узнал, почему-то разительно изменился.
На этикетке значились все самые обычные рекомендации: не использовать в закрытых помещениях, не вдыхать, не принимать внутрь.
Взявшись за пробку, чтобы завинтить пузырек, Майкл почему-то помедлил. Нахмурился больше и снова поднес ее к носу, на этот раз вдохнув глубже. Тепло распространилось по всему телу, и по коже морозцем пробежал электрический заряд.
Не это ли чувствовал вчера Джош? Воровато оглядев уборную, словно собираясь вколоть себе героин, Майкл вдохнул пары аммиака еще и еще раз. С каждым вдохом он чувствовал прилив сил, и последние остатки боли и усталости, донимавших его все утро, как водой смыло. Он стоял и жадно дышал, когда дверь в уборную распахнулась.
– Черт, ну и вонища же здесь!
Проворно завинтив пузырек, Майкл вышел из кладовки и оказался лицом к лицу с уборщиком.
– Кто-то не закрыл нашатырный спирт, – объяснил он.
– Джо, кто ж еще, – сказал уборщик, да так уверенно, что Майкл понял: этот несчастный Джо, кто бы он ни был, числится причиной всех школьных бед по хозяйственной части. – Ух, да как ты тут только выдерживаешь? – не ожидая ответа, помотал головой уборщик и принялся снимать с полок нужные припасы.
– Ладно, пока, – сказал Майкл и пошел в раздевалку. Уборщик едва буркнул что-то в ответ.
Через десять минут чудное действие паров аммиака наполнило тело Майкла какой-то невиданной силой, и он пробежал стометровку как никогда быстро.
Свой личный рекорд он перекрыл почти на три пятых секунды, а школьный – на 38 сотых.
Глава 25
Стеклянные двери, ведущие из офиса Роба в сад, были настежь открыты, но Катарине казалось, что стены наползают на нее, давят. Весь день, с того самого момента, как она приехала в поместье, не оставляло ее и с каждым часом становилось сильнее омерзительное чувство, что за ней наблюдают, что чужие глаза следуют за ней повсюду. Наконец она поймала себя на мысли, что даже садовник, явившийся после обеда с метлой и совком убрать на обозримом пространстве сада палые листья и лепестки, послан с единственной целью – шпионить за ней. То, что она ни разу не заметила, чтобы он взглянул в ее сторону, не говоря уж о фотоснимках или направленном в ее сторону чем-нибудь вроде микрофонного усилителя, ничуть ее не переубедило. Не то чтобы она знала, как этот усилитель выглядит, даже если б о него споткнулась, но... все равно. Из страха, что телефон прослушивается, Катарина боялась звонить и перед самым обедом взяла и раскрутила трубку – вдруг там, где микрофон, спрятан еще один маленький микрофончик, но с этим тоже ничего не вышло.
День длился целую вечность, и если бы не боязнь, что ранний уход вызовет подозрения, она уехала бы без оглядки сразу после разговоров с Элейн Рейнолдс и Китом Шелби.
Вместо этого она сидела в офисе Роба, чувствуя нарастающий ужас, и изображала для тех, кто за ней, возможно, наблюдал, что работает, как обычно, над скелетом, выкопанным в ущелье. Но на самом деле последние три часа она только и делала, что обдумывала увиденное в лаборатории проекта «Серинус».
Вчерашние слова Роба о канарейках, которых спускают в шахты, не шли у нее из головы. Чем дольше Катарина думала, тем больше склонялась к мысли, что животные в плексигласовых клетках – именно такие «канарейки». Их используют, чтобы установить уровень загазованности, который способны выносить животные, дышащие кислородом.
Но был еще один вопрос, который не давал ей покоя.
Как эти животные ухитряются жить в такой атмосфере?
В полдень она вышла в Интернет, чтобы поискать информацию о влиянии на живые организмы некоторых составляющих газовой смеси, поступающей в плексигласовые камеры. Полученные ею сведения можно было бы и предвидеть: при такой концентрации ядовитых газов животные, все до одного должны были умереть.
Но они жили!
Логически из этого следовало только одно: проект «Серинус» явно далеко выходит за рамки рядового исследования, изучающего, как воздействует загрязнение окружающей среды на различные формы жизни.
Нет, тут явно не обошлось без экспериментов. Экспериментов, в которых животные проходят специальную подготовку с тем, чтобы сделать их жизнеспособными в условиях загазованной атмосферы.
Она снова вспомнила тот странный сферический предмет в последней комнате и то, как лаборант сказал ей: «Я думал, у новых людей могут возникнуть свежие мысли».
Не нужно большого ума, чтобы понять, что сотрудники лаборатории знали ровно столько, сколько требовалось для выполнения их служебных обязанностей, и Йошихара явно не считал нужным посвящать их в тайну сферического объекта и его содержимого. И все-таки он не спрятал сферу куда подальше.
Обязанности технического персонала заключались в том, чтобы ухаживать за животными и, может быть, следить за тем, чтобы субстанция, перекачиваемая в клетки из сферы, поступала туда в требуемых дозах.
Что там, газ? Очень может быть. И сферическая форма объекта, и тяжелый на вид металлообразный материал, из которого он изготовлен, свидетельствуют о том, что предназначался он для того, чтобы выдерживать значительное давление. Как раз такое, какое свойственно жидким газам.
Как это ни невероятно, из логики этих рассуждений следовало, что вещество, поступающее из сферы, имело целью противодействовать ядовитым газам, которыми дышали животные, И поскольку животные были живы, значит, веществу это удавалось – по крайней мере, до некоторой степени.
Но если газ, содержащийся в сфере, способен изменять дыхательные процессы животных, позволяя им выживать в губительной атмосфере, какими могут быть побочные эффекты?
Ее взгляд застыл на странном скелете. Возможно ли, чтобы это был некий антропоид, человекообразная обезьяна, претерпевшая изменения в результате опытов здесь, в исследовательском центре Такео Йошихары, и попросту зарытая после смерти?
Но, глядя на скелет, трудно было не видеть, что он принадлежал скорее человеку, чем обезьяне, и когда Катарине вспомнились тело Марка Рейнолдса, лежащее в ящике морга, и недоступные компьютерные файлы, сам собою сформулировался почти непроизносимый вопрос:
Может быть, информация, скрытая в файлах директории «Серинус», касается не только опытов над животными?
Что, если опыты проводятся и на людях тоже?
Что, если тело Марка Рейнолдса было доставлено на Мауи вовсе не потому, что он умер в результате продолжительного вдыхания окиси углерода?
Мысли неслись скачками. Все больше кусков головоломки ложилось на место.
Если вы хотите дать кому-нибудь газ, как легче всего это сделать?
С помощью кислородного аппарата для подводного плавания, конечно!
Нет никакой сложности в том, чтобы вместо кислорода зарядить баллоны чем угодно, а Марк Рейнолдс и Шейн Шелби оба погружались под воду, отдыхая на Мауи.
Что, если они были не единственными?
Файлы! Чертовы компьютерные файлы, к которым она никак не подберется! Но ведь есть же люди, которые могут...
Фил Хауэлл!
Он все время сидит на компьютере!
Катарина потянулась к телефону, чтобы позвонить ему, но тут же, как психопатка, одернула себя, вспомнив о скрытых камерах и жучках-микрофонах. Впрочем, подумала она следом, если эта чудовищная идея хотя бы на йоту верна, то в преувеличенных как угодно страхах нет ничего психопатического.
Она бросила взгляд на часы – почти четыре.
Вполне подходящее время, чтобы уехать, и тогда она с лихвой успеет в офис Фила Хауэлла в Кихей. Если его там нет, он, скорее всего, отыщется в Компьютерном центре через дорогу. И Катарина собралась уходить, изо всех сил стараясь держаться самым непринужденным образом.
Как на сцене, она боялась, что переигрывает, и думала, что выдает себя каждым своим движением. Когда писала Робу осторожно сформулированную записку: «Встретимся у Фила. Есть идея» – почти чувствовала, как объектив камеры подсматривает ей через плечо, и не просто читая, а интерпретируя подтекст. Но когда наконец она прошла через холл к выходу, охранник лишь кивнул ей, едва оторвавшись от журнала.
На пределе допустимой скорости Катарина направилась в Кихей и почти проехала Макавао, когда вдруг опять вспомнила о Майкле.
Весь последний час, когда сложилось предположение о том, что Марк Рейнолдс и Шейн Шелби при погружении надышались совсем не кислородом, она старалась не думать о том, что то же самое, не дай Бог, могло стрястись и с Майклом.
И один из мальчиков, с которыми он был в ту ночь, уже мертв!
Она пыталась внушить себе, что ее паранойя выходит из-под контроля, что смерть Киоки Сантойя не более чем страшное, бессмысленное совпадение. Но, подъезжая к повороту на Макавао, поняла, что выбора у нее нет. Майкл сейчас на тренировке и должен быть на стадионе. Если он там, она поедет в Кихей, если же нет...
Она покрылась гусиной кожей при мысли, что Майкла ждет судьба Марка Рейнолдса и Шейна Шелби.
При виде школьного стадиона Катарина снизила скорость и остановилась как можно ближе к беговой дорожке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45