И я дожил до сладкого времени, когда на крупных реках успешно осваивается сплав леса в хлыстах, а на самой мелководной испытывается первый плот…
Слушать не хотелось. Оставалось единственное: незаметно наблюдать за Левашевым – загадочным и притягательным человеком. Хотелось понять, почему Левашев сейчас вел себя так, словно работал у Валентинова вторым заместителем. Он так слушал главного инженера, что казалось – сам произносит речь. Даже шевелил губами. Мало того, было известно, что после совещания Левашев и Олег Олегович Прончатов на специальном катере отправляются на Коло-Юл, чтобы на месте познакомиться с обстановкой. Какого, спрашивается, черта нужно Левашеву на Коло-Юле, если еще два года назад он открыто заявил, что доверяет опыту и знаниям Валентинова; для чего же ему надо сидеть на совещании, ездить на Коло-Юл?
– Как праздника, друзья и товарищи, жду я дня, когда по Коло-Юлу на рассвете, в благодатном безветрии, пройдет первый большегрузный плот… К этому часу мы с вами готовились тридцать лет, мы выстрадали Коло-Юльский плот, и мы проведем его, друзья мои! Мы проведем его, товарищи!
Первый секретарь обкома партии Левашев слушал главного инженера не дыша, увлеченный и взволнованный, а управляющий трестом Николаев отсутствовал – дикое, невозможное положение, которое Игорь Саввович, как ни старался, объяснить не мог. Что творилось в этом лучшем из миров?
– Плот, наш долгожданный плот благополучно пройдет коварный Коло-Юл, если все службы треста, все работники, весь коллектив объединятся в едином стремлении быть на высоте инженерного мастерства и благостной интуиции…
Сто слов вместо одного, романтические штучки-дрючки, сентиментальная торжественность – бог знает как раздражал Игоря Саввовича главный инженер. Дело, дело извольте говорить, Ваше Сплавное Величество! Интересно будет посмотреть, какую учалку плота примените вы, Бог Сплава, на большегрузном Коло-Юльском плоте. Жесткую или гибкую учалку примените, дорогой папаша?
– Прошу выступать, товарищи. Слово имеет Виктор Леонидович Татищев, работник отдела новой техники…
Игорь Саввович усмехнулся, попятился, согнувшись в три погибели, бесшумной серенькой мышкой выбрался из исторического в эти минуты кабинета главного инженера. В пустом коридоре он подмигнул прошлогодней стенной газете, по-валентиновски заложил руки за спину, развинченной походкой направился к приемной управляющего трестом Ромсксплав товарища Николаева. До чертиков, до изнеможения было интересно, как и почему осмелился не прийти на совещание, где был сам Левашев, прожженный карьерист Николаев.
– У себя? – не здороваясь и не глядя на молоденькую секретаршу управляющего, тускло спросил Игорь Саввович. – Один?
– У себя, один… Входите, Игорь Саввович, пожалуйста!
Вот тебе, бабушка, и юрьев день! Один шанс из ста был за то, что Николаев во время исторического совещания находится в сорока метрах от Левашева, но и этот шанс оказался темной лошадкой! Ля-ля-ля! Игорь Саввович, собственно, для того и убежал с совещания, что ждал слов: «Болен! В поликлинике». А управляющий Николаев осмелился сидеть в своем кабинете. Может быть, на этот раз управляющий Николаев болен по-настоящему, а не симулирует, как обычно?
– Входите, входите, Игорь Саввович!
Игорь Саввович вошел и, демонстративно не глядя на управляющего Николаева, с порога принялся разглядывать знакомый до тошноты кабинет – самый, пожалуй, нелепый из всех возможных кабинетов. Он был длинный и узкий, точно пенал, окна – два – имелись только в первой половине длиннющей стены, что делало комнату темной. Поэтому на столе Николаева всегда горела сильная настольная лампа под зеленым абажуром. Ромские старожилы рассказывали, что в этой комнате когда-то жил и правил глава духовной семинарии, слепой от рождения отец Изосим.
– Приветствую, Николай Андреевич!
– Рад вас видеть, Игорь Саввович!
Раздался тяжелый страшноватый стук дерева о дерево. Это управляющий Николаев медленно-медленно шел навстречу Игорю Саввовичу на двух протезах, и заместитель главного инженера ждал, когда Николаев доберется до середины громадного кабинета. Идти дальше центра кабинета не полагалось, так как Николаев, истерично перекосившись от злости, орал: «Не смейте жалеть меня! Не смейте!»
Они молча обменялись рукопожатием, Николаев со стуком вернулся на место, а Игорь Саввович сел в удобное поролоновое кресло. Изловчившись, он по-валентиновски заложил руки за спину, вытянутые длинные ноги скрестил. После этого Игорь Саввович принялся глядеть Николаеву в переносицу и молчать. У него так болела грудь и страхи были такими сильными, что хотелось кричать, выть, кататься по ковру или торопливо вязать на бельевой веревке просторную петлю…
– Понедельник – день тяжелый! – вздохнув, наконец мягко сказал Николаев. – Хоть разорвись! Через полчаса будут звонить из главка, потом из министерства, потом опять из главка. – Он еще раз вздохнул. – А около одиннадцати должен позвонить министр!
Он неожиданно поднялся, опять застучали протезы, и Николаев – это было выражением предельной доверчивости и дружелюбия – сел в кресло напротив Игоря Саввовича. Теперь со стороны они выглядели посетителями, ожидающими прихода того, кто пользовался зеленым светом настольной лампы и громадным креслом слепого Изосима. Легкая улыбка осветила длинное лицо управляющего – открытое и, если быть честным, хорошее. Такие лица Игорь Саввович видел у положительных, трезвых, умелых рабочих, недавно переселившихся в город: природный ум, сметка, сказочная приспособляемость к новому, непонятному. И только глаза у Николаева были страшными – бесцветными, неулыбающимися, вороватыми, притом такими вороватыми, что это мгновенно понимал каждый, удивлялся поначалу, а потом так же мгновенно привыкал, ибо человек быстро привыкает к тому, что понятно и открыто.
– Вы забегали на совещание? – добродушно спросил Николаев и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Важное, важное дело начал наш Сергей Сергеевич! Голова! Светлая голова!
Игорь Саввович покивал, но по-прежнему молчал, продолжая смотреть Николаеву в переносицу. Из главка и министерства, сам министр, естественно, звонить Николаеву не собирались и даже не могли. С работниками главка обычно разговаривал Валентинов, а начальник главка, с которым изредка разговаривал Николаев, загорал в Пицунде. Министр позвонить мог, но только во второй половине дня, из-за разницы поясного времени. Так какого же черта Николаев не пошел на совещание?!
– Да! – лениво протянул Игорь Саввович. – Сергей Сергеевич, как говорится, на взлете. Думаю, что Коло-Юльский плот – дело самой ближайшей перспективы. Мало того, я уверен: плот пройдет. Мы зря боимся Коло-Юла. Абсолютно верное дело.
Ура! Ура тебе, Игорь Гольцов! Управляющий завозился в кресле, вороватые глаза забегали, потом остановились, как бы устремленные на чернильницу, на самом деле невидящие, так как в голове Николаева шла сейчас напряженная вычислительная работа. Тестем Гольцова, уверенного в том, что Коло-Юльский плот пройдет, был первый заместитель председателя облисполкома Карцев, который бывал в доме Левашева. Не значило ли это, что Левашев, сидящий сейчас на совещании у Валентинова, тоже верит в успех? Но если это так, зачем Левашеву сидеть на совещании, где обсуждается заведомо удачное дело? Ох, как трудно было сейчас управляющему!
– Да! Чуть не забыл! – зная, о чем думает Николаев, театрально воскликнул Игорь Саввович. – Мне только что позвонили из УВД области. Сестра дворника будет прописана к больной матери.
Николаев немного оживился.
– Отлично, отлично! – обрадовался он, по-прежнему, однако, затуманенный и как бы слепой. – Этакий бюрократизм развели наши блюстители порядка… Простите, ради бога, Игорь Саввович, что пришлось взвалить на вас такое мелочное дело… У меня, представьте, не выкроилось и минутки, чтобы самому позвонить генералу. Занят!
Отлично! Пре-во-схо-дно! Капкан лязгнул, мертво схватил Николаева за пальцы.. Игорь Саввович потому и сказал, что ему, Гольцову, звонили из УВД, что хотел спровоцировать Николаева на открытую ложь.
– Очень и очень хорошо! – с деланным энтузиазмом продолжал Николаев. – Вы умеете быть настойчивым, Игорь Саввович.
Лжец! О какой настойчивости можно говорить, если органы внутренних дел были ведомством облисполкома, а в Ромском облисполкоме УВД курировал первый заместитель председателя облисполкома Иван Иванович Карцев – тесть Игоря Саввовича Гольцова? Генерал Попов, начальник УВД области, входил в число тех немногих людей, кто запросто бывал у Карцева дома. Понятно, что Геннадий Георгиевич Попов разрешил прописку сестры дворника, когда узнал, что об этом просит Игорь Саввович.
– Я, собственно, не принимал участия в прописке сестры Бочинина… – вежливо сказал Игорь Саввович и изысканно улыбнулся. – Будет вам известно, Николай Андреевич, что я знаю, почему вы хлопочете о прописке этой сестры. – Он сделал паузу. – Якобы смертельно больную мать дворника Бочинина вчера видели в магазине! Покупала, болезная, макароны…
Лицо управляющего медленно багровело. «Проняло тебя, сволочь!» – подумал Игорь Саввович и еще изысканней прежнего улыбнулся. Он наслаждался победой, ликовал и праздновал. Торжествующий, топчущий ногами управляющего, Игорь Саввович не обратил внимания на то, что в эти секунды он был абсолютно здоровым человеком, что грудь полна молодой легкости и восторга.
– Макароны покупала и подсолнечное масло, – медленно повторил Игорь Саввович, глядя уже не в переносицу, а прямо в воровские глаза Николаева.
Игорь Саввович ненавидел управляющего Николаева за трусость и карьеризм, за иезуитскую хитрость в борьбе за теплое и легкое место под солнцем, за поразительное невежество и апломб тупицы; он люто ненавидел Николаева за то, что управляющий из желания угодить Карцеву сделал начальника отдела новой техники Гольцова заместителем главного инженера ровно через месяц после того, как Карцев занял высокий пост. А за два месяца до этого Николаев никак не мог запомнить имя-отчество начальника отдела новой техники.
– А вы молодец! – с крестьянской терпеливой усмешкой на крестьянском лице сказал Николаев. – Служба информации у вас хорошо организована, ничего не скажешь…
А вот за это Игорь Саввович ненавидел Николаева с невозможной лютостью Эта рабская выдержка, это позволение плевать себе в лицо, когда это делают сильные, и надежда на то, что придет время, когда роли переменятся. Будь его воля, Николаев сейчас без раздумий отправил бы Гольцова на эшафот, но за спиной Игоря Саввовича стояли такие полки, каких управляющий сегодня не имел. Поэтому молчал, терпел, даже улыбался…
– Вы, как всегда, правы! – засмеялся Игорь Саввович. – Служба информации исправно сработала… Из сообщений известно, что от вас, Николай Андреевич, ушла домработница. Не выдержала легкого характера вашей молодой супруги! А без домработницы Вероника Яковлевна, естественно, жить не может. Вот вы и прописываете через меня, то есть Карцева, сестру Бочинина – будущую домработницу… – Игорь Саввович немного передохнул. – «Сейчас сполна заплатит мне за домработницу! Вы меня за человека не держите, вы меня считаете куклой, нулем, за которым стоит Карцев… Так получайте!» – Вам дорого обойдется прописка домработницы, если хоть один раз сестра Бочинина появится в вашем доме. Карцев сейчас ни о чем не знает и не узнает, но вот если вы меня не послушаетесь…
Игорь Саввович не просто рисковал, он вкладывал голову в пасть разъяренного льва. Управляющий трестом был, пожалуй, во сто крат сильнее, чем о нем многие думали.
– И за Валентинова вы рассчитаетесь! – совсем тихо сказал Игорь Саввович, заставив себя успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Слушать не хотелось. Оставалось единственное: незаметно наблюдать за Левашевым – загадочным и притягательным человеком. Хотелось понять, почему Левашев сейчас вел себя так, словно работал у Валентинова вторым заместителем. Он так слушал главного инженера, что казалось – сам произносит речь. Даже шевелил губами. Мало того, было известно, что после совещания Левашев и Олег Олегович Прончатов на специальном катере отправляются на Коло-Юл, чтобы на месте познакомиться с обстановкой. Какого, спрашивается, черта нужно Левашеву на Коло-Юле, если еще два года назад он открыто заявил, что доверяет опыту и знаниям Валентинова; для чего же ему надо сидеть на совещании, ездить на Коло-Юл?
– Как праздника, друзья и товарищи, жду я дня, когда по Коло-Юлу на рассвете, в благодатном безветрии, пройдет первый большегрузный плот… К этому часу мы с вами готовились тридцать лет, мы выстрадали Коло-Юльский плот, и мы проведем его, друзья мои! Мы проведем его, товарищи!
Первый секретарь обкома партии Левашев слушал главного инженера не дыша, увлеченный и взволнованный, а управляющий трестом Николаев отсутствовал – дикое, невозможное положение, которое Игорь Саввович, как ни старался, объяснить не мог. Что творилось в этом лучшем из миров?
– Плот, наш долгожданный плот благополучно пройдет коварный Коло-Юл, если все службы треста, все работники, весь коллектив объединятся в едином стремлении быть на высоте инженерного мастерства и благостной интуиции…
Сто слов вместо одного, романтические штучки-дрючки, сентиментальная торжественность – бог знает как раздражал Игоря Саввовича главный инженер. Дело, дело извольте говорить, Ваше Сплавное Величество! Интересно будет посмотреть, какую учалку плота примените вы, Бог Сплава, на большегрузном Коло-Юльском плоте. Жесткую или гибкую учалку примените, дорогой папаша?
– Прошу выступать, товарищи. Слово имеет Виктор Леонидович Татищев, работник отдела новой техники…
Игорь Саввович усмехнулся, попятился, согнувшись в три погибели, бесшумной серенькой мышкой выбрался из исторического в эти минуты кабинета главного инженера. В пустом коридоре он подмигнул прошлогодней стенной газете, по-валентиновски заложил руки за спину, развинченной походкой направился к приемной управляющего трестом Ромсксплав товарища Николаева. До чертиков, до изнеможения было интересно, как и почему осмелился не прийти на совещание, где был сам Левашев, прожженный карьерист Николаев.
– У себя? – не здороваясь и не глядя на молоденькую секретаршу управляющего, тускло спросил Игорь Саввович. – Один?
– У себя, один… Входите, Игорь Саввович, пожалуйста!
Вот тебе, бабушка, и юрьев день! Один шанс из ста был за то, что Николаев во время исторического совещания находится в сорока метрах от Левашева, но и этот шанс оказался темной лошадкой! Ля-ля-ля! Игорь Саввович, собственно, для того и убежал с совещания, что ждал слов: «Болен! В поликлинике». А управляющий Николаев осмелился сидеть в своем кабинете. Может быть, на этот раз управляющий Николаев болен по-настоящему, а не симулирует, как обычно?
– Входите, входите, Игорь Саввович!
Игорь Саввович вошел и, демонстративно не глядя на управляющего Николаева, с порога принялся разглядывать знакомый до тошноты кабинет – самый, пожалуй, нелепый из всех возможных кабинетов. Он был длинный и узкий, точно пенал, окна – два – имелись только в первой половине длиннющей стены, что делало комнату темной. Поэтому на столе Николаева всегда горела сильная настольная лампа под зеленым абажуром. Ромские старожилы рассказывали, что в этой комнате когда-то жил и правил глава духовной семинарии, слепой от рождения отец Изосим.
– Приветствую, Николай Андреевич!
– Рад вас видеть, Игорь Саввович!
Раздался тяжелый страшноватый стук дерева о дерево. Это управляющий Николаев медленно-медленно шел навстречу Игорю Саввовичу на двух протезах, и заместитель главного инженера ждал, когда Николаев доберется до середины громадного кабинета. Идти дальше центра кабинета не полагалось, так как Николаев, истерично перекосившись от злости, орал: «Не смейте жалеть меня! Не смейте!»
Они молча обменялись рукопожатием, Николаев со стуком вернулся на место, а Игорь Саввович сел в удобное поролоновое кресло. Изловчившись, он по-валентиновски заложил руки за спину, вытянутые длинные ноги скрестил. После этого Игорь Саввович принялся глядеть Николаеву в переносицу и молчать. У него так болела грудь и страхи были такими сильными, что хотелось кричать, выть, кататься по ковру или торопливо вязать на бельевой веревке просторную петлю…
– Понедельник – день тяжелый! – вздохнув, наконец мягко сказал Николаев. – Хоть разорвись! Через полчаса будут звонить из главка, потом из министерства, потом опять из главка. – Он еще раз вздохнул. – А около одиннадцати должен позвонить министр!
Он неожиданно поднялся, опять застучали протезы, и Николаев – это было выражением предельной доверчивости и дружелюбия – сел в кресло напротив Игоря Саввовича. Теперь со стороны они выглядели посетителями, ожидающими прихода того, кто пользовался зеленым светом настольной лампы и громадным креслом слепого Изосима. Легкая улыбка осветила длинное лицо управляющего – открытое и, если быть честным, хорошее. Такие лица Игорь Саввович видел у положительных, трезвых, умелых рабочих, недавно переселившихся в город: природный ум, сметка, сказочная приспособляемость к новому, непонятному. И только глаза у Николаева были страшными – бесцветными, неулыбающимися, вороватыми, притом такими вороватыми, что это мгновенно понимал каждый, удивлялся поначалу, а потом так же мгновенно привыкал, ибо человек быстро привыкает к тому, что понятно и открыто.
– Вы забегали на совещание? – добродушно спросил Николаев и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Важное, важное дело начал наш Сергей Сергеевич! Голова! Светлая голова!
Игорь Саввович покивал, но по-прежнему молчал, продолжая смотреть Николаеву в переносицу. Из главка и министерства, сам министр, естественно, звонить Николаеву не собирались и даже не могли. С работниками главка обычно разговаривал Валентинов, а начальник главка, с которым изредка разговаривал Николаев, загорал в Пицунде. Министр позвонить мог, но только во второй половине дня, из-за разницы поясного времени. Так какого же черта Николаев не пошел на совещание?!
– Да! – лениво протянул Игорь Саввович. – Сергей Сергеевич, как говорится, на взлете. Думаю, что Коло-Юльский плот – дело самой ближайшей перспективы. Мало того, я уверен: плот пройдет. Мы зря боимся Коло-Юла. Абсолютно верное дело.
Ура! Ура тебе, Игорь Гольцов! Управляющий завозился в кресле, вороватые глаза забегали, потом остановились, как бы устремленные на чернильницу, на самом деле невидящие, так как в голове Николаева шла сейчас напряженная вычислительная работа. Тестем Гольцова, уверенного в том, что Коло-Юльский плот пройдет, был первый заместитель председателя облисполкома Карцев, который бывал в доме Левашева. Не значило ли это, что Левашев, сидящий сейчас на совещании у Валентинова, тоже верит в успех? Но если это так, зачем Левашеву сидеть на совещании, где обсуждается заведомо удачное дело? Ох, как трудно было сейчас управляющему!
– Да! Чуть не забыл! – зная, о чем думает Николаев, театрально воскликнул Игорь Саввович. – Мне только что позвонили из УВД области. Сестра дворника будет прописана к больной матери.
Николаев немного оживился.
– Отлично, отлично! – обрадовался он, по-прежнему, однако, затуманенный и как бы слепой. – Этакий бюрократизм развели наши блюстители порядка… Простите, ради бога, Игорь Саввович, что пришлось взвалить на вас такое мелочное дело… У меня, представьте, не выкроилось и минутки, чтобы самому позвонить генералу. Занят!
Отлично! Пре-во-схо-дно! Капкан лязгнул, мертво схватил Николаева за пальцы.. Игорь Саввович потому и сказал, что ему, Гольцову, звонили из УВД, что хотел спровоцировать Николаева на открытую ложь.
– Очень и очень хорошо! – с деланным энтузиазмом продолжал Николаев. – Вы умеете быть настойчивым, Игорь Саввович.
Лжец! О какой настойчивости можно говорить, если органы внутренних дел были ведомством облисполкома, а в Ромском облисполкоме УВД курировал первый заместитель председателя облисполкома Иван Иванович Карцев – тесть Игоря Саввовича Гольцова? Генерал Попов, начальник УВД области, входил в число тех немногих людей, кто запросто бывал у Карцева дома. Понятно, что Геннадий Георгиевич Попов разрешил прописку сестры дворника, когда узнал, что об этом просит Игорь Саввович.
– Я, собственно, не принимал участия в прописке сестры Бочинина… – вежливо сказал Игорь Саввович и изысканно улыбнулся. – Будет вам известно, Николай Андреевич, что я знаю, почему вы хлопочете о прописке этой сестры. – Он сделал паузу. – Якобы смертельно больную мать дворника Бочинина вчера видели в магазине! Покупала, болезная, макароны…
Лицо управляющего медленно багровело. «Проняло тебя, сволочь!» – подумал Игорь Саввович и еще изысканней прежнего улыбнулся. Он наслаждался победой, ликовал и праздновал. Торжествующий, топчущий ногами управляющего, Игорь Саввович не обратил внимания на то, что в эти секунды он был абсолютно здоровым человеком, что грудь полна молодой легкости и восторга.
– Макароны покупала и подсолнечное масло, – медленно повторил Игорь Саввович, глядя уже не в переносицу, а прямо в воровские глаза Николаева.
Игорь Саввович ненавидел управляющего Николаева за трусость и карьеризм, за иезуитскую хитрость в борьбе за теплое и легкое место под солнцем, за поразительное невежество и апломб тупицы; он люто ненавидел Николаева за то, что управляющий из желания угодить Карцеву сделал начальника отдела новой техники Гольцова заместителем главного инженера ровно через месяц после того, как Карцев занял высокий пост. А за два месяца до этого Николаев никак не мог запомнить имя-отчество начальника отдела новой техники.
– А вы молодец! – с крестьянской терпеливой усмешкой на крестьянском лице сказал Николаев. – Служба информации у вас хорошо организована, ничего не скажешь…
А вот за это Игорь Саввович ненавидел Николаева с невозможной лютостью Эта рабская выдержка, это позволение плевать себе в лицо, когда это делают сильные, и надежда на то, что придет время, когда роли переменятся. Будь его воля, Николаев сейчас без раздумий отправил бы Гольцова на эшафот, но за спиной Игоря Саввовича стояли такие полки, каких управляющий сегодня не имел. Поэтому молчал, терпел, даже улыбался…
– Вы, как всегда, правы! – засмеялся Игорь Саввович. – Служба информации исправно сработала… Из сообщений известно, что от вас, Николай Андреевич, ушла домработница. Не выдержала легкого характера вашей молодой супруги! А без домработницы Вероника Яковлевна, естественно, жить не может. Вот вы и прописываете через меня, то есть Карцева, сестру Бочинина – будущую домработницу… – Игорь Саввович немного передохнул. – «Сейчас сполна заплатит мне за домработницу! Вы меня за человека не держите, вы меня считаете куклой, нулем, за которым стоит Карцев… Так получайте!» – Вам дорого обойдется прописка домработницы, если хоть один раз сестра Бочинина появится в вашем доме. Карцев сейчас ни о чем не знает и не узнает, но вот если вы меня не послушаетесь…
Игорь Саввович не просто рисковал, он вкладывал голову в пасть разъяренного льва. Управляющий трестом был, пожалуй, во сто крат сильнее, чем о нем многие думали.
– И за Валентинова вы рассчитаетесь! – совсем тихо сказал Игорь Саввович, заставив себя успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68