Когда Борис досрочно получил старлея, а потом за всякие разведывательные дела – и серебристый кружок медали «За отвагу» на грудь, когда о его делах, хоть и в иносказательном смысле, написала «Красная звезда», Иван умолк совсем. Что-то, видать, не ладилось у него со службой, и, когда через десятых знакомых отыскалось известие, что Иван уволился из армии, это не стало громом средь ясного неба – все шло к тому. Подумалось лишь о Наде: как-то теперь ей? Хорошо, что хоть оставленная родителями квартира в Москве вытащила их из уральской глухомани.
И вот долгожданная встреча. Хотя что в ней долгожданного? Кому она нужна? Ивану, чтобы еще раз почувствовать свое уязвленное самолюбие? Наде, которая тоже волей-неволей начнет сравнивать и обнаруживать множество минусов для себя? А ему самому? Нужна ли эта встреча ему, Борису Соломатину? Почему уже сейчас чувство вины бередит душу? И за что?
Задумавшись, Борис не заметил, как доехал до «Филей». Но к суворовскому не пошел. Что это даст? Никто и ничто его там не ждет, прошли сотни лет, как он закончил его. Эпоха. Это и было-то в другой стране…
– Что-то сомневаться много стал, – вдруг вслух подумал Борис и в первую очередь назло себе все же пошел вдоль забора к училищу.
И зря пошел. Вывески у ворот не оказалось, сами ворота были распахнуты, из них выезжали на иномарках коммерсанты. И никакого намека, что здесь есть хоть один суворовец. Зато рядом с забором сидел на пеньке бомж неопределенного возраста и, вывернув босую ногу, рассматривал кровоточащую ступню.
– Если бы здесь был глаз, точно бы вытек, – многозначительно произнес он. Посмотрел на Бориса, приглашая его к разговору, но что с ним было связываться?
– Извините, здесь было суворовское училище, – обратился Соломатин к проходившей мимо старушке. Вот старушки – они уж точно все знают.
– Уехали наши мальчики, перевели их куда-то на окраину Москвы, – обрадовавшись, что может остановиться и передохнуть, сообщила та. – А тут, говорят, теперь коммерсанты будут заправлять. Ездиют вон. А вы ищете кого?
Да, он ищет. Ищет то, чего теперь никогда не найти. Детство. Успокоение. Родину, в которой родился. Ищет свое желание служить. Надю… Он много чего ищет. Но даже суворовское переехало и, конечно, не в центр, а на окраину. «Если бы здесь был глаз, точно бы вытек»…
10
Собравшиеся за столом ждали первого тоста. Его мог произнести только Василий Васильевич – тучный, медлительный и одновременно властный и жесткий даже во взгляде сорокалетний мужчина. Словом, это был вовсе не тот распаренный жарой в бассейне толстяк, выгадывающий свои интересы у подводных пловцов. Сегодня он был хозяином, ему нравилось им быть, и это всячески подчеркивалось. Так радуются власти те, кто под кем-то ходит, но в редкую минуту самостоятельных действий мнит себя великим стратегом.
Он и сейчас якобы о чем-то размышлял, покуривая у открытого окна, и из троих гостей никто не мог осмелиться напомнить об ужине. Каждый будто был занят самим собой, не желая нарушать тишину гостиничного номера.
– Я думаю, пора поднять и первую рюмку, – наконец соизволил очнуться хозяин, хотя, наверное, уже все прекрасно понимали, что он выдерживает паузу, подчеркивая свою и только свою значимость. Тем более, что, сказав об ужине, он не то что не сдвинулся с места, но даже не поменял позы.
Но он все равно не ошибся в выборе манеры: двое из присутствующих бросились разливать спиртное, раскладывать по тарелкам салаты и бутерброды. Услужливость, похоже, претила им самим своей постыдной откровенностью, но, поскольку этим занимались вдвоем, то вроде как бы выходило, что все естественно и закономерно.
Третий посетитель, пощипывая небольшие усики, остался сидеть, что выдавало в нем если не значимого, то уважаемого гостя.
Василий Васильевич затянулся в последний раз, небрежно бросил окурок в открытое окно. Издали оглядел сервировку стола.
– Прошу. – Один из обслуги повел рукой, что могло означать как приглашение к столу и просьбу оценить сделанное, так и, на всякий случай, извинение: вдруг что не так.
Василий Васильевич наконец стронулся с места, тяжело опустился в кресло. Издали, из-за живота, еще раз посмотрел на стол.
– Гостя нашего не обидели? – поинтересовался он, прекрасно видя, что перед тем навалена гора продуктов и выставлена батарея бутылок.
Но и на этот раз обслуживавшие с уважением отнеслись к словам хозяина: на сантиметр, но подвинули ближе к гостю салатницы и бутерброды.
– Подняли, – пригласил Василий Васильевич, дотягиваясь к своей рюмке. – За нас с вами и хрен с ними! – неожиданно грубо опустился он до фамильярности в общении. – И прости господи.
Не успели закусить, как он вновь приказал:
– Между первой и второй не должна пролететь пуля.
Сам, однако, пить не стал, только пригубил, зорко и властно посмотрев на остальных. Дав время взять по бутерброду, вновь приказным тоном попросил помощников:
– Прогуляйтесь минут двадцать по свежему воздуху. Говорят, полезно.
Унося недоеденные бутерброды, те поспешно исчезли за дверью. Проводив их взглядом, Василий Васильевич скосил глаза на оставшегося в кресле гостя. Тот, весь вечер демонстративно подчеркивавший свою независимость, и на этот раз спокойно разбирался в своей тарелке с салатом. Весь вид его продолжал говорить: я не ваш, угождать не буду. Я вам нужен, а не вы мне.
Хозяин номера понял эту манеру, но, если бы и хотел, возразить не смог бы: да, оперативный работник налоговой полиции нужен именно ему. Нужен как воздух.
– А теперь давайте выпьем, – предложил Василий Васильевич, сам наполняя рюмки и тем давая понять, что те, которые скрылись за дверью, хоть и свои, но мелкая сошка, способная только подавать и прислуживать. А дела будут решать они.
– Нет возражений, – поднял рюмку и оперативник. Но тоже не стал пить, а лишь пригубил ее: я, дескать, не только знаю себе цену, но и во всем чувствую меру.
Кажется, это одновременно вызвало как легкое недовольство Василия Васильевича, так и такую же долю его удовлетворения: в компаньоны приходит не пьяница, не балаболка и не хвастун.
– Мне важен расклад: кто в налоговой полиции занимается нефтью. Их характеры, в первую очередь слабости, на которых можно играть. Куда, по вашему мнению, можно и нужно направить их энергию? Как далеко они продвинулись в своих наработках? Что планируется?
Дотянувшись к стоящему у стола «дипломату», Василий Васильевич положил его на колени, щелкнул замками.
– Нынешнее время – время информации. И кто этого еще не понял, тот никогда не придет к финишу первым. Эти деньги я все равно бы потратил на добывание этой информации, так что они – ваши.
Он только приоткрыл «дипломат», показав его содержимое, и оставил его на коленях.
Полицейский не без любопытства заглянул в него. Увидев несколько пачек долларов, попытался сделать вид, будто привстал за стаканом с соком. Даже отхлебнул из него.
– Надеюсь, мы не будем выяснять, что за мотивы послужили поводом для нашей встречи, – начал он, и Василий Васильевич согласно поднял руки: о чем разговор! Но, словно опасаясь, что этого недостаточно, подтвердил:
– Нас никто не наделял исповедальными полномочиями. Прости господи!
– Нефть у нас ведет лично начальник управления – полковник Моржаретов Серафим Григорьевич. Наш отдел и я, конечно, тоже проводим анализ всей информации. Кстати, Моржаретов сумел связать воедино нефть, два последних убийства в Москве, а также убийства в Берлине и Сан?Франциско. Думаю, про них вам известно.
– Та-ак, – не стал уточнять Василий Васильевич, в то же время не скрыв оживления.
– Всплыло много фамилий, в том числе и ваша. Лично я не знаю, кто вы – будущая жертва нефтяных разборок или наоборот. Но меня это не волнует, – вновь поспешил уточнить свою позицию гость.
– Эти сведения…
– Эти сведения у меня в компьютере. Что-то я вынужден буду отдать начальнику.
– А он?
– Трудно пока сказать. Департамент не имеет права самостоятельно вести следственную работу, поэтому все наработки мы отдаем в уголовный розыск. А вот уж там есть полковник Глебов, на местном жаргоне – Глебыч, бывший подчиненный Моржаретова. Их очень многое связывает. Так что все концентрируется, насколько я понял, у него.
– Значит, Моржаретов уже вышел из игры?
– Отнюдь. Перебирают ведь не один какой-то отросток, попавший в поле зрения налоговой полиции, а все корневище. Моржаретов здесь профессионален, как никто.
Василий Васильевич отпил немного коньяка и, прищурив глаза, словно выбирая из всей ситуации самую дальнюю и опасную для себя цель, помолчал, не торопя гостя. Тот напомнил о себе сам:
– В нашем отделе появился некий подполковник Тарахтелюк, давний знакомый Моржаретова. Думаю, лучше всего сейчас потеребить каким-то образом окружение моего начальника – подставить, впутать в какую-либо историю членов семьи, – не мне вас учить. Это позволит оставаться мне в центре событий и быть доверенным лицом.
Василий Васильевич, наверное, не нажил бы себе такой живот, не разбирайся он в людской психологии, а тем более в самой важной ее части – человеческих слабостях. Помимо получения денег за информацию, полицейский сводил какие-то личные счеты, запутывая это в один клубок со службой. Что ж, тем лучше, ибо в этом клубке в первую очередь оказывается сам информатор…
– Мы подумаем и, не сомневаюсь, что-нибудь сообразим, – пошел на поводу оперативника Василий Васильевич.
– Тогда пока все. Впрочем, в какой-то из ваших структур работает «под крышей» наш оперативник.
– Даже так? – насторожился Василий Васильевич. Похоже, перед его взором промелькнули десятки лиц, но он не смог сосредоточиться и вновь уставился на гостя. Однако тот, поняв нетерпение хозяина, мысль развивать дальше не стал: может, не знал больше ничего, а может, приберег новость для будущего. Хозяин номера открыл «дипломат», и полицейский, лишь на мгновение замявшись, дотянулся и взял пять пачек долларов. Взвесил их на руке, словно привыкая к их весу и значимости, разложил по карманам пиджака.
– Но было бы интересно посмотреть на то, что получилось у вас в компьютере, – словно о второстепенном проговорил Василий Васильевич, принявшись за еду.
– Если у нас не возникнет проблем по первой встрече, то может быть и вторая, – вроде и уклончиво, но и не отрицая будущего, ответил гость. И тоже потянулся за бутербродами.
– Я понял. После каждой нашей встречи я готов буду открывать перед вами «дипломат». Рынок.
– Рынок, – охотно согласился оперативник, кажется, вкладывая в это понятие и долю оправдания за то, что свершилось. – Только я бы не хотел, чтобы меня видело больше людей, чем вы один. – Он кивнул на стол с четырьмя приборами.
– Они – могила и нужны были только на первой стадии знакомства. Но я согласен с вами.
– Тогда до свидания, – протянул руку полицейский.
– До свидания, – пожал ее Василий Васильевич. – Вас проводят через запасной выход. Еще раз до свидания. До новой встречи.
Как только за полицейским закрылась дверь, хозяин номера поднял вверх руку, щелкнул пальцами. Из спальни вышел парень с небольшой видеокамерой в руках.
– Снято, – доложил он.
Василий Васильевич удовлетворенно кивнул, погладил замки на «дипломате», одновременно оказавшиеся тумблерами магнитофона. Из-под кожаной обивки послышались шорохи, потом голос оперативника: «Тогда до свидания».
– До свидания, – повторил и Василий Васильевич, выключая магнитофон. Передал «дипломат» оператору: – Готовь синхрон для шефа.
– Есть.
– За начало работы! – Василий Васильевич вновь привычно и властно кивнул на бутылку коньяка, и парень охотно потянулся к ней. – На сколько взяли ключи от номера?
– На три часа.
– Я думаю, они окупятся очень быстро. – Василий Васильевич вытащил пятидесятидолларовую бумажку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
И вот долгожданная встреча. Хотя что в ней долгожданного? Кому она нужна? Ивану, чтобы еще раз почувствовать свое уязвленное самолюбие? Наде, которая тоже волей-неволей начнет сравнивать и обнаруживать множество минусов для себя? А ему самому? Нужна ли эта встреча ему, Борису Соломатину? Почему уже сейчас чувство вины бередит душу? И за что?
Задумавшись, Борис не заметил, как доехал до «Филей». Но к суворовскому не пошел. Что это даст? Никто и ничто его там не ждет, прошли сотни лет, как он закончил его. Эпоха. Это и было-то в другой стране…
– Что-то сомневаться много стал, – вдруг вслух подумал Борис и в первую очередь назло себе все же пошел вдоль забора к училищу.
И зря пошел. Вывески у ворот не оказалось, сами ворота были распахнуты, из них выезжали на иномарках коммерсанты. И никакого намека, что здесь есть хоть один суворовец. Зато рядом с забором сидел на пеньке бомж неопределенного возраста и, вывернув босую ногу, рассматривал кровоточащую ступню.
– Если бы здесь был глаз, точно бы вытек, – многозначительно произнес он. Посмотрел на Бориса, приглашая его к разговору, но что с ним было связываться?
– Извините, здесь было суворовское училище, – обратился Соломатин к проходившей мимо старушке. Вот старушки – они уж точно все знают.
– Уехали наши мальчики, перевели их куда-то на окраину Москвы, – обрадовавшись, что может остановиться и передохнуть, сообщила та. – А тут, говорят, теперь коммерсанты будут заправлять. Ездиют вон. А вы ищете кого?
Да, он ищет. Ищет то, чего теперь никогда не найти. Детство. Успокоение. Родину, в которой родился. Ищет свое желание служить. Надю… Он много чего ищет. Но даже суворовское переехало и, конечно, не в центр, а на окраину. «Если бы здесь был глаз, точно бы вытек»…
10
Собравшиеся за столом ждали первого тоста. Его мог произнести только Василий Васильевич – тучный, медлительный и одновременно властный и жесткий даже во взгляде сорокалетний мужчина. Словом, это был вовсе не тот распаренный жарой в бассейне толстяк, выгадывающий свои интересы у подводных пловцов. Сегодня он был хозяином, ему нравилось им быть, и это всячески подчеркивалось. Так радуются власти те, кто под кем-то ходит, но в редкую минуту самостоятельных действий мнит себя великим стратегом.
Он и сейчас якобы о чем-то размышлял, покуривая у открытого окна, и из троих гостей никто не мог осмелиться напомнить об ужине. Каждый будто был занят самим собой, не желая нарушать тишину гостиничного номера.
– Я думаю, пора поднять и первую рюмку, – наконец соизволил очнуться хозяин, хотя, наверное, уже все прекрасно понимали, что он выдерживает паузу, подчеркивая свою и только свою значимость. Тем более, что, сказав об ужине, он не то что не сдвинулся с места, но даже не поменял позы.
Но он все равно не ошибся в выборе манеры: двое из присутствующих бросились разливать спиртное, раскладывать по тарелкам салаты и бутерброды. Услужливость, похоже, претила им самим своей постыдной откровенностью, но, поскольку этим занимались вдвоем, то вроде как бы выходило, что все естественно и закономерно.
Третий посетитель, пощипывая небольшие усики, остался сидеть, что выдавало в нем если не значимого, то уважаемого гостя.
Василий Васильевич затянулся в последний раз, небрежно бросил окурок в открытое окно. Издали оглядел сервировку стола.
– Прошу. – Один из обслуги повел рукой, что могло означать как приглашение к столу и просьбу оценить сделанное, так и, на всякий случай, извинение: вдруг что не так.
Василий Васильевич наконец стронулся с места, тяжело опустился в кресло. Издали, из-за живота, еще раз посмотрел на стол.
– Гостя нашего не обидели? – поинтересовался он, прекрасно видя, что перед тем навалена гора продуктов и выставлена батарея бутылок.
Но и на этот раз обслуживавшие с уважением отнеслись к словам хозяина: на сантиметр, но подвинули ближе к гостю салатницы и бутерброды.
– Подняли, – пригласил Василий Васильевич, дотягиваясь к своей рюмке. – За нас с вами и хрен с ними! – неожиданно грубо опустился он до фамильярности в общении. – И прости господи.
Не успели закусить, как он вновь приказал:
– Между первой и второй не должна пролететь пуля.
Сам, однако, пить не стал, только пригубил, зорко и властно посмотрев на остальных. Дав время взять по бутерброду, вновь приказным тоном попросил помощников:
– Прогуляйтесь минут двадцать по свежему воздуху. Говорят, полезно.
Унося недоеденные бутерброды, те поспешно исчезли за дверью. Проводив их взглядом, Василий Васильевич скосил глаза на оставшегося в кресле гостя. Тот, весь вечер демонстративно подчеркивавший свою независимость, и на этот раз спокойно разбирался в своей тарелке с салатом. Весь вид его продолжал говорить: я не ваш, угождать не буду. Я вам нужен, а не вы мне.
Хозяин номера понял эту манеру, но, если бы и хотел, возразить не смог бы: да, оперативный работник налоговой полиции нужен именно ему. Нужен как воздух.
– А теперь давайте выпьем, – предложил Василий Васильевич, сам наполняя рюмки и тем давая понять, что те, которые скрылись за дверью, хоть и свои, но мелкая сошка, способная только подавать и прислуживать. А дела будут решать они.
– Нет возражений, – поднял рюмку и оперативник. Но тоже не стал пить, а лишь пригубил ее: я, дескать, не только знаю себе цену, но и во всем чувствую меру.
Кажется, это одновременно вызвало как легкое недовольство Василия Васильевича, так и такую же долю его удовлетворения: в компаньоны приходит не пьяница, не балаболка и не хвастун.
– Мне важен расклад: кто в налоговой полиции занимается нефтью. Их характеры, в первую очередь слабости, на которых можно играть. Куда, по вашему мнению, можно и нужно направить их энергию? Как далеко они продвинулись в своих наработках? Что планируется?
Дотянувшись к стоящему у стола «дипломату», Василий Васильевич положил его на колени, щелкнул замками.
– Нынешнее время – время информации. И кто этого еще не понял, тот никогда не придет к финишу первым. Эти деньги я все равно бы потратил на добывание этой информации, так что они – ваши.
Он только приоткрыл «дипломат», показав его содержимое, и оставил его на коленях.
Полицейский не без любопытства заглянул в него. Увидев несколько пачек долларов, попытался сделать вид, будто привстал за стаканом с соком. Даже отхлебнул из него.
– Надеюсь, мы не будем выяснять, что за мотивы послужили поводом для нашей встречи, – начал он, и Василий Васильевич согласно поднял руки: о чем разговор! Но, словно опасаясь, что этого недостаточно, подтвердил:
– Нас никто не наделял исповедальными полномочиями. Прости господи!
– Нефть у нас ведет лично начальник управления – полковник Моржаретов Серафим Григорьевич. Наш отдел и я, конечно, тоже проводим анализ всей информации. Кстати, Моржаретов сумел связать воедино нефть, два последних убийства в Москве, а также убийства в Берлине и Сан?Франциско. Думаю, про них вам известно.
– Та-ак, – не стал уточнять Василий Васильевич, в то же время не скрыв оживления.
– Всплыло много фамилий, в том числе и ваша. Лично я не знаю, кто вы – будущая жертва нефтяных разборок или наоборот. Но меня это не волнует, – вновь поспешил уточнить свою позицию гость.
– Эти сведения…
– Эти сведения у меня в компьютере. Что-то я вынужден буду отдать начальнику.
– А он?
– Трудно пока сказать. Департамент не имеет права самостоятельно вести следственную работу, поэтому все наработки мы отдаем в уголовный розыск. А вот уж там есть полковник Глебов, на местном жаргоне – Глебыч, бывший подчиненный Моржаретова. Их очень многое связывает. Так что все концентрируется, насколько я понял, у него.
– Значит, Моржаретов уже вышел из игры?
– Отнюдь. Перебирают ведь не один какой-то отросток, попавший в поле зрения налоговой полиции, а все корневище. Моржаретов здесь профессионален, как никто.
Василий Васильевич отпил немного коньяка и, прищурив глаза, словно выбирая из всей ситуации самую дальнюю и опасную для себя цель, помолчал, не торопя гостя. Тот напомнил о себе сам:
– В нашем отделе появился некий подполковник Тарахтелюк, давний знакомый Моржаретова. Думаю, лучше всего сейчас потеребить каким-то образом окружение моего начальника – подставить, впутать в какую-либо историю членов семьи, – не мне вас учить. Это позволит оставаться мне в центре событий и быть доверенным лицом.
Василий Васильевич, наверное, не нажил бы себе такой живот, не разбирайся он в людской психологии, а тем более в самой важной ее части – человеческих слабостях. Помимо получения денег за информацию, полицейский сводил какие-то личные счеты, запутывая это в один клубок со службой. Что ж, тем лучше, ибо в этом клубке в первую очередь оказывается сам информатор…
– Мы подумаем и, не сомневаюсь, что-нибудь сообразим, – пошел на поводу оперативника Василий Васильевич.
– Тогда пока все. Впрочем, в какой-то из ваших структур работает «под крышей» наш оперативник.
– Даже так? – насторожился Василий Васильевич. Похоже, перед его взором промелькнули десятки лиц, но он не смог сосредоточиться и вновь уставился на гостя. Однако тот, поняв нетерпение хозяина, мысль развивать дальше не стал: может, не знал больше ничего, а может, приберег новость для будущего. Хозяин номера открыл «дипломат», и полицейский, лишь на мгновение замявшись, дотянулся и взял пять пачек долларов. Взвесил их на руке, словно привыкая к их весу и значимости, разложил по карманам пиджака.
– Но было бы интересно посмотреть на то, что получилось у вас в компьютере, – словно о второстепенном проговорил Василий Васильевич, принявшись за еду.
– Если у нас не возникнет проблем по первой встрече, то может быть и вторая, – вроде и уклончиво, но и не отрицая будущего, ответил гость. И тоже потянулся за бутербродами.
– Я понял. После каждой нашей встречи я готов буду открывать перед вами «дипломат». Рынок.
– Рынок, – охотно согласился оперативник, кажется, вкладывая в это понятие и долю оправдания за то, что свершилось. – Только я бы не хотел, чтобы меня видело больше людей, чем вы один. – Он кивнул на стол с четырьмя приборами.
– Они – могила и нужны были только на первой стадии знакомства. Но я согласен с вами.
– Тогда до свидания, – протянул руку полицейский.
– До свидания, – пожал ее Василий Васильевич. – Вас проводят через запасной выход. Еще раз до свидания. До новой встречи.
Как только за полицейским закрылась дверь, хозяин номера поднял вверх руку, щелкнул пальцами. Из спальни вышел парень с небольшой видеокамерой в руках.
– Снято, – доложил он.
Василий Васильевич удовлетворенно кивнул, погладил замки на «дипломате», одновременно оказавшиеся тумблерами магнитофона. Из-под кожаной обивки послышались шорохи, потом голос оперативника: «Тогда до свидания».
– До свидания, – повторил и Василий Васильевич, выключая магнитофон. Передал «дипломат» оператору: – Готовь синхрон для шефа.
– Есть.
– За начало работы! – Василий Васильевич вновь привычно и властно кивнул на бутылку коньяка, и парень охотно потянулся к ней. – На сколько взяли ключи от номера?
– На три часа.
– Я думаю, они окупятся очень быстро. – Василий Васильевич вытащил пятидесятидолларовую бумажку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45