– На нем что-нибудь выгравировано?
– Я вблизи его не видел, – сказал Янси.
– Вы не знаете, где работал Дамаск?
– Нет, я здесь только техник-смотритель.
– Но вы уже нам очень помогли, мистер Янси, – сказал Карелла.
– Вы отлично обрисовали этого человека, – уточнил Клинг.
Янси подозрительно на них посмотрел. Он не ждал от белых ничего хорошего и скептически покачал головой, давая понять этим ищейкам, что его грубой лестью не проймешь.
– Мне надо идти к моим мусорным бакам, – сухо напомнил он.
– Если что, мы поговорим с патрульным, – пообещал Карелла.
– Как же! И штраф, наверно, заплатите?
– Штрафа не будет, мистер Янси. Попробуйте вспомнить, когда Дамаск обычно уходит из дома и когда возвращается?
– Если у него и есть работа, то ночная, – сказал Янси. – Здесь я его встречал только днем.
– Он уходит из дому по вечерам?
– Вроде да.
– В какое время?
– Часов в восемь, девять.
– Но вы не знаете, куда он направляется?
– Нет.
– Спасибо вам, мистер Янси.
– Это все?
– Все. Спасибо.
Янси похромал к двери. Прежде чем выйти из квартиры, он повернулся и спросил:
– Но с глазами-то у меня порядок, верно?
– В каком смысле? – не понял Карелла.
– Обрисовал-то я вам его как следует, – буркнул Янси и был таков.
Карелла подошел к комоду. В верхнем ящике, в коробке с булавками для галстука и запонками, он обнаружил неоплаченный еще чек на сто десять долларов семьдесят девять центов, выписанный на имя Уолтера Дамаска. Его подписал некто Дэниэл Кадахи из «Уютного уголка».
– Что-нибудь важное? – спросил Клинг.
– Надеюсь, – ответил Карелла.
* * *
«Уютный уголок» был ночным клубом с баром в Риверхеде на Довер-Плейнз-авеню. Владельца звали Дэниэл Кадахи. Когда Карелла с Клингом пришли к нему в пять вечера, он обедал.
– В этом заведении обедаешь не когда хочется, а когда есть возможность, – объяснил хозяин. – Еще немного, и здесь будет настоящий дурдом.
Кадахи был невысокого роста, с лысой головой и сломанным носом. На правом виске – шрам от ножа, правый глаз то и дело подергивался, может, при мысли о том, как его в свое время чуть не выкололи. Кадахи сидел за столиком у стойки бара, ел бифштекс с жареным картофелем и запивал пивом «Хайнекен». Бар был обставлен в псевдоуютном стиле: скатерти в клетку, деревянные панели по стенам, фальшивые свечи-лампочки на столах. В одном конце зала было место для танцев, там стояли инструменты. Судя по надписи на большом барабане, группа, игравшая в баре, называлась «Мародеры Кена Мерфи».
Кадахи пригласил детективов сесть, что они и сделали, в то время как Кадахи продолжал расправляться с бифштексом. Прожевывая очередной кусок, он сказал:
– Ну конечно, я знаю Уолли. И куда же подевался этот тип?
– Он у вас работает?
– Вышибалой.
– Каждый день?
– Кроме воскресенья. По воскресеньям заведение закрыто.
– Когда вы видели его в последний раз, мистер Кадахи?
– Вечером в пятницу. Он должен был выйти на работу и в субботу, но не вышел. Жду его сегодня, но придет или нет, никому не известно.
– Он не звонил?
– Нет.
– А вы ему?
– У него нет телефона.
– С ним никак нельзя связаться?
– Он живет в Айсоле в какой-то жуткой трущобе. Я туда не поеду, хоть озолоти!
– Он живет на Южной Второй, правильно?
– Вроде бы. Там сплошные негры и пуэрторикашки. Я бы не сунул туда носа даже в сопровождении отряда Национальной гвардии.
– У него, значит, телефона нет?
– Нет.
– Как же так?
– В каком смысле?
– Редко у кого нет телефона.
– Да он там толком и не живет. Невелика разница, есть у него телефон или нет.
– Если он живет не там, то где? – спросил Клинг.
– А черт его знает! Он работает, остальное меня не колышет. В его частную жизнь я не вмешиваюсь. За семьдесят пять долларов в неделю он выбрасывает из клуба тех, кто поднимает волну. Таков наш уговор. А жить он может, где ему взбредет в голову, – хоть в парке на скамейке. Мне все равно.
– Он не женат, как вы думаете?
– Если да, то у него целый гарем.
– То есть?
– На нем всегда виснут девки. Он у нас красавчик. Вроде бы даже собирался стать актером.
– Он когда-нибудь говорил вам, что женат?
– Нет. По-моему, он холостяк. Парню с такой внешностью и жениться-то глупо!
– Значит, в пятницу вечером, как вы сказали, он был здесь?
– Да.
– В какое время?
– Пришел к девяти. Ушел, когда закрылись.
– А именно?
– В два. Обычно в будни мы закрываемся в час. В пятницу – в два. В субботу – в три. В воскресенье вообще не работаем. Вот так.
– Значит, он ушел в два?
– Да. Я с ним расплатился, и он исчез.
– Этот чек вы ему дали? – спросил Карелла и вынул из кармана трофей.
– Мой чек. Я плачу раз в две педели. Это его заработок за две недели минус страховка и что забирает государство. Остается как раз сто десять долларов семьдесят девять центов.
– Это означает, что он был у себя между субботой и понедельником, – сказал Клинг.
– Что, что? – не понял Кадахи.
– Мысли вслух, – пояснил Карелла.
– А! – сказал Кадахи и подлил себе пива из бутылки. – Вы, ребята, не желаете выпить или закусить?
– Нет, спасибо, – поблагодарил Клинг.
– Слишком рано для вас?
– На работе не положено, – объяснил Карелла.
– Эх, если бы мне платили по пять центов за каждого полицейского, которому не положено пить, а он все равно заходит ко мне и принимает по три порции! Особенно зимой.
– М-да, – только и сказал Карелла.
– А зачем вам понадобился Уолли? Он что-то натворил?
– Не исключено.
– Вы нам не дадите знать, если он появится? – спросил Клинг.
– Почему бы и нет? А что он сделал?
– Убил кое-кого.
Кадахи присвистнул и снова отхлебнул пива.
– Вы когда-нибудь видели его с оружием? – спросил Клинг.
– Нет.
– На работе он не носит ничего такого?
– Нет.
– Мы имеем в виду «Айвер Джонсон» калибра ноль двадцать два, – пояснил Карелла.
– Я как-нибудь отличу «Айвер Джонсон» калибра ноль двадцать два от «паккарда» выпуска тридцать седьмого года, – хмыкнул Кадахи. – Он что, из этой пушки стрелял?
– Нет, – сказал Карелла и нахмурился.
– И когда он отличился?
– В ночь на субботу.
– После того как ушел отсюда?
– Похоже.
– Он не мог ничего такого сделать, – отрезал Кадахи. – Если, конечно, она его в это не впутала.
– Кто?
– Эта девка.
– Какая девка?
– Он ушел отсюда в пятницу с какой-то девкой.
– Кто такая?
– Не знаю. Но я ее видел здесь и раньше. Она иногда приезжала за ним в желтом «бьюике».
– Как она выглядит?
– Хорошенький помидорчик, – сказал Кадахи. – Рыжие волосы, зеленые глаза, все на месте.
– Говорите, он ушел с ней в ночь с пятницы на субботу?
– Да.
– В два часа?
– Так точно.
– Она была в «бьюике»?
– Да, она всегда ездит в этой желтой подводной лодке.
– Дамаск не сказал, куда они собираются?
– Куда бы вы поехали с хорошенькой девицей в два часа ночи? – осклабился Кадахи.
До Южной Второй сыщики добрались за сорок две минуты. Они ехали спокойно, не превышая скорости, а затем внесли поправку на слабое движение в два часа ночи и вычли десять минут. Это означало, что Дамаску и его рыжеволосой подруге потребовалось около получаса, чтобы доехать из «Уютного уголка» до его квартиры. Если они отправились именно туда, то должны были приехать примерно в половине третьего. Правда, не исключено, что они направились к рыжеволосой. А может, сразу поехали к Лейденам, где Дамаск выстрелил четыре раза – по два в каждого из супругов, а девица стояла и смотрела. Это выглядело не очень правдоподобно, но Карелла и Клинг были опытными полицейскими и знали, что, когда дело касается убийства, ничего неправдоподобного быть не может.
Генри Янси как сквозь землю провалился. Они поднялись на третий этаж и постучали в квартиру 33.
– Кто там? – раздался женский голос.
– Полиция.
– Дьявол! – выругалась женщина.
Детективы ждали у запертой двери. Затем послышались шаги, звякнула цепочка, щелкнул замок. Дверь открыла женщина лет сорока, на голове у нее были бигуди, а сверху наброшен платок. Она была в переднике и в руке держала деревянную ложку.
– Что случилось? – спросила она. – Я готовлю ужин.
Карелла показал ей значок и сказал:
– С вашего разрешения мы зададим вам несколько вопросов.
– А что случилось? Мы ничего такого не сделали.
– Вы были дома ночью в пятницу?
– Да – и я, и муж. Так что, если где-то что-то стряслось, мы к этому отношения не имеем.
– В половине третьего вы спали?
– Да.
– Вы не слышали, кто-нибудь проходил по лестничной площадке?
– Говорю вам, мы спали.
– И ничего не слышали?
– А вы слышите, что происходит вокруг, когда спите? – спросила женщина.
– Благодарю вас, – сказал Карелла, и женщина захлопнула дверь.
– Не могу взять в толк, зачем он покупал ружье, если у него в шкафу был револьвер, – задумчиво произнес Карелла.
– Я многого тут не могу взять в толк, – ответил Клинг. – Зайдем в тридцать вторую.
Женщина из этой квартиры сообщила им, что в пятницу вечером ходила на собрание «Американского легиона» и вернулась с мужем домой в половине четвертого. Ничего подозрительного она не заметила.
– Вы вообще ничего не слышали? – спросил Карелла.
– Ровным счетом ничего.
– А обычно вы слышите, что творится у соседей?
– Ну, стены-то довольно тонкие.
– Как, по-вашему, туда никто не входил?
– В каком смысле? Что, их ограбили? У нас в доме недавно обокрали несколько квартир.
– Нет, никого не ограбили, – сказал Карелла. – Просто мы пытаемся узнать, был ли в ночь на субботу Уолтер Дамаск у себя или нет.
– Не был, – ответила женщина.
– Откуда вы знаете?
– Я видела его внизу, возле дома.
– И что же он там делал?
– Садился в желтый автомобиль.
* * *
Они снова поехали в центр – такой уж сегодня выдался день – и установили, что добраться от Южной Второй до квартиры Лейденов на Саут-Энджелс-стрит можно минут за двадцать (опять-таки если сделать десятиминутную поправку на ночное движение). Это означало, что Дамаск мог выехать от своего дома примерно в половине четвертого (проведя час в обществе загадочной рыжеволосой девицы) и приехать к Лейденам без двадцати четыре. Если добавить пять минут на езду в лифте или подъем на третий этаж на своих двоих, можно считать, что убийство произошло в три сорок пять. Глубокой ночью кто-то четырежды выстрелил из ружья, и ни одному из жильцов не пришло в голову заявить об этом в полицию!
Тут было о чем подумать.
Было уже полвосьмого, и оба сыщика сильно устали.
Они решили, что раздумья можно отложить до утра. Карелла позвонил в следственный отдел и сообщил, что они заканчивают смену. Детектив Мейер Мейер, дежуривший у телефона, сказал на это: «Короткая сегодня смена». Впрочем, так он говорил всегда, независимо от того, кто во сколько звонил, чтобы сообщить, что заканчивает работу.
Его работа только начиналась.
* * *
Дело в том, что зарезали женщину.
Никакой пикантности, никакой эротики. Просто в грудь ей вонзили хлебный нож – самое заурядное убийство. Нападавший, судя по всему, нанес удар снизу вверх, а не сверху вниз, потому что нож был воткнут под левую грудь.
Пол кухни был в крови, женщина лежала у раковины в осколках битой посуды. Похоже, убийца напал на нее в тот момент, когда она мыла тарелки. В общем, заурядное убийство, из тех, что случаются вечером в понедельник. Просто женщина лежала на полу в луже собственной крови, а в груди у нее торчал хлебный нож.
Мейер Мейер прибыл на место преступления в три минуты первого ночи.
Патрульный Стюарт Коллистер позвонил в участок в 23.55, после того как на улице к нему подошел человек и сказал: «Извините за беспокойство, там наверху лежит мертвая птичка!» Этой птичкой и оказалась женщина лет пятидесяти с хлебным ножом в груди. Ее потускневшие карие глаза глядели в потолок, большой рот был искусно уменьшен помадой. На ней было черное платье, черные чулки, черные лакированные туфли и нитка жемчуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19