Не без удивления узнали они, что в ночь убийства Марджи в доме Гарсона была вечеринка, на которой, по словам хозяина, присутствовало «большинство ребят».
– Марджи Ридер тоже была? – спросил Хейз.
– Конечно, – ответил Гарсон.
– В котором часу она ушла?
– Она пробыла недолго.
– Сколько именно?
– Пришла часов в десять, а ушла около полуночи.
– Одна?
– Perdone?
– Она ушла от вас одна?
– A, si, si, solo. Одна.
– Она общалась с кем-то одним во время вечеринки?
– Нет, она циркулировала, comprende? Гостей было много. Она подходила то к одному, то к другому, выпьет, посмеется и идет дальше. Марджи была muy общительной. Все ее любили и уважали.
Почему же тогда ее убили?
Мейер и Хейз поблагодарили поэтов и гитариста и поскорее вышли на улицу глотнуть свежего ноябрьского воздуха.
~~
Стив Карелла собирался сделать кое-что по дому – надо было снять с окон москитные сетки, – но потом все же решил еще раз посетить квартиру Лейденов, из-за чего и получил по голове. Разумеется, можно было ушибить голову и снимая москитные сетки, но детективы проводят четкую границу между гипотезой и фактами. Останься Стив в тот день дома, ничего бы с ним не случилось.
Отправился он на квартиру Лейденов отнюдь не потому, что хотел отвертеться от снятия москитных сеток, как подозревала Тедди. Собственно, он не горел душой снимать их с окон, как весной отнюдь не рвался устанавливать их. Но и в город он поехал вовсе не для того, чтобы ему там дали по башке. За годы работы в полиции он успел усвоить одну важную истину: слишком часто сыщики не видят за деревьями леса. В переводе на обычный язык это означало следующее: чтобы как следует разглядеть предмет, необходимо либо подойти к нему поближе, либо отступить подальше.
Убийство, размышлял Карелла, всегда приводит в действие сложную полицейскую машину. Но, изучая отчеты детективов (напечатанные в трех экземплярах), расшифровывая судебно-медицинскую галиматью с результатами вскрытия, преследуя подозреваемого, допрашивая свидетеля, изучая документы и справки баллистиков, нетрудно упустить из вида, зачем, собственно, проделывается эта работа, запамятовать, что вначале был покойник. Памятуя об этом, Карелла решил, что не помешает еще раз вернуться на место преступления и попытаться представить, что именно могло случиться в эту ночь.
Ну и, конечно, он терпеть не мог возиться с москитными сетками.
Он поднялся в лифте на третий этаж. Это был лифт без лифтера, и убийца мог спокойно воспользоваться им в любое время дня и ночи. Но воспользовался ли он им в действительности? Не побоялся ли столкнуться с жильцами, возвращающимися домой с затянувшейся вечеринки? А может, он решил просто и без затей подняться по служебной лестнице и проникнуть в квартиру с черного хода? В конце концов, молочник Новелло обнаружил открытой именно эту дверь. Почему убийца не мог войти и выйти через одну и ту же дверь? Стоя в коридоре, Карелла взглянул на запертую парадную дверь квартиры миссис Лейбовиц, услышал за ней пение цветной служанки и двинулся к квартире Пиммов. Он прислушался у двери. В квартире было тихо.
Карелла вернулся к квартире Лейденов, чтобы войти с черного хода, и подошел к тупичку в конце коридора. Там, на небольшой площадке, стояли мусорные баки всех трех квартир. С одной стороны были квартиры Пиммов и миссис Лейбовиц, напротив квартира Лейденов. Быстро разобравшись в расположении, Карелла полез в боковой карман за ключом, полученным накануне в управлении (Тедди констатировала бы на этом основании наличие злого умысла – «Ты и не собирался сегодня снимать сетки, раз запасся ключом!»), и подошел к черному ходу Лейденов. Некоторое время он пытался открыть замок. Наконец ключ повернулся, и дверь отворилась. Карелла повозился с ключом, который не хотел вылезать из скважины, кое-как извлек его, положил в карман и вошел, закрыв за собой дверь.
В квартире не раздавалось ни звука. Здесь и стоял убийца, подумал Карелла. Наверно, он вошел в эту дверь, постоял в кухне, пытаясь угадать, где находятся его жертвы. Роза Лейден, видимо, услышала шум и вышла в гостиную посмотреть, что там такое. Тогда-то убийца и выстрелил в нее дважды, снеся ей полголовы.
Карелла вошел в гостиную.
Ковер был по-прежнему в крови, она засохла и превратилась в грязно-коричневую корку. Карелла посмотрел на большое пятно, образовавшееся там, где была голова убитой, затем бросил взгляд на ванную. Той ночью Эндрю Лейден, наверно, спал, утомленный долгим перелетом, но два выстрела разбудили его. Скорее всего, он выскочил из постели, крича: «Роза! Роза!» (не этот ли крик слышал кто-то из жильцов?), бросился в гостиную, но в дверях его встретил убийца.
Убийца, похоже, остановился на пороге и выстрелил в лицо Лейдену. Да, надо крепко ненавидеть человека, чтобы выстрелить ему в лицо из дробовика в упор. Дважды! Карелла зашел в спальню. Он увидел, что верхний ящик комода выдвинут, и тут же вспомнил, что утром, когда они были здесь, ящик был закрыт. Размышляя, не сделали ли это криминалисты, он двинулся к комоду, и в этот момент кто-то подошел сзади и трахнул его по голове.
Уже падая, Карелла подумал, что если часто получать по башке, то можно стать идиотом, и затем самым идиотским образом потерял сознание.
* * *
Легко раскрывать убийства тем, кто пошевеливается. Напротив, стоит зазеваться, и твоя собственная жизнь окажется под угрозой. В то утро Клинг не только не проявил должной прыти, чтобы раскрыть загадку убийства Лейденов, но сам настолько утратил бдительность, что был избит. Женщиной.
По ступенькам лестницы, украшенной двумя зелеными шарами, что вела в здание 87-го участка, без десяти три поднималась Анна Гилрой. Она была в красно-голубом мини-платье, ее длинные светлые волосы у затылка были перехвачены алой лентой, голубые туфли сверкали. Войдя в участок, она направилась к высокому столу, за которым восседал дежурный сержант Дейв Мерчисон, одарила его лучезарной улыбкой и посигналила голубыми глазами так, что даже сержант понял этот код. Затем спросила сладким голоском:
– Здесь детектив Клинг?
– Здесь, – ответил Мерчисон.
– А могу я его увидеть?
– Кто его спрашивает? – поинтересовался сержант.
– Мисс Анна Гилрой, – сказала девица и скромно отошла в сторонку.
Сначала она изучила фотографии находящихся в розыске преступников. Затем посмотрела на стенные часы. После этого уселась на деревянную скамейку, что стояла напротив стола сержанта, вытащила из голубой сумочки сигарету и, прежде чем закурить, вопросительно посмотрела на Мерчисона. Тот кивнул. Анна Гилрой закинула ногу на ногу и закурила, а сержант тем временем безуспешно пытался разыскать Клинга, который сидел на совещании у лейтенанта.
– Сейчас он занят, – сообщил Анне сержант Мерчисон. – Подождите немного.
– Благодарю, – сказала Анна и покачала ногой.
Мерчисон посмотрел на ее ноги, подумал, что мир катится в тартарары, и задался вопросом, надо ли ему разрешать своей двенадцатилетней и слишком рано созревшей дочери носить такие юбки. Видно все до пупка, сказал он про себя, промокнул лоб платком и, увидев, что на пульте загорелась лампочка, включил связь. После коротких переговоров он снова выдернул шнур, глянул на Анну Гилрой, сидевшую в облаке сизого дыма, и сказал:
– Он сейчас спустится, мисс.
– А нельзя ли мне подняться?
– Он сказал, что сам спустится.
– А я-то хотела посмотреть, где он работает.
– Видите ли... – протянул Мерчисон, склонив голову набок в недоумении – что там можно увидеть, кроме сыщиков, вкалывающих до седьмого пота?
На пульте снова замигала лампочка. Он включил связь и принял вызов от сердитого патрульного с Третьей улицы, который кричал, что уже полчаса назад вызвал санитарную машину, на тротуаре лежит женщина в крови, сколько еще можно ждать? Мерчисон велел ему успокоиться, и патрульный, поостыв, сообщил, что в жизни не видел столько крови, женщина вот-вот отдаст концы, собралась толпа и ругает полицию на чем свет стоит. Мерчисон сказал, что еще раз позвонит в больницу, а потом выдернул шнур и переключился на внешний телефон.
Он набирал номер больницы, когда по чугунным ступенькам со второго этажа стал спускаться Клинг. У него был очень удивленный вид, хотя Мерчисон и сообщил ему, кто его спрашивает. Может, виной тому была короткая юбка гостьи. Мерчисон краем глаза наблюдал, как Клинг подошел к скамье («Привет, это сержант Мерчисон, – говорил он в трубку, – где, черт побери, „скорая“?»), протянул руку Анне и сел рядом с ней. Мерчисон не слышал, о чем они говорили. («Мне звонит патрульный и ругается последними словами, толпа волнуется, женщина истекает кровью на тротуаре, что вы там себе думаете?») Клинг был больше смущен, чем удивлен, он кивал Анне, которая улыбалась, хлопая длинными ресницами, говорила, говорила, словно выбалтывала ему все секреты вселенной. («Да, да, хватит им играть в домино! Может кто-нибудь из вас оторвать задницу от стула?» – кричал в трубку Мерчисон.) Клинг кивнул в последний раз, встал и подошел к пульту. («Если мне еще раз позвонит патрульный, я поеду прямо к мэру, ясно?») Мерчисон злобно дернул шнур из гнезда.
– Я пойду выпью кофе, – сказал ему Клинг.
– Давай, – согласился Мерчисон. – Когда вернешься?
– Через полчасика.
– Ладно.
Клинг вернулся к скамье. Анна Гилрой встала, взяла его под руку, потом, обернувшись, послала Мерчисону прощальную улыбку и зацокала каблучками по кафельному полу. На пульте снова загорелась лампочка. Звонил все тот же патрульный, он был близок к истерике, потому что минуту назад женщина потеряла сознание и ее брат кричал толпе, что все это из-за халатности полиции. Патрульный спрашивал, что делать. Мерчисон ответил, что в любом случае не надо вынимать револьвер, пока ситуация не вышла из-под контроля. Патрульный ответил, что она уже выходит из-под контроля, потому что народ вопит, и, может, имеет смысл выслать подкрепление. Не успел Мерчисон сказать, что разберется, как с улицы у входа в участок донесся вопль.
Вопль означал ЧП. Произведя элементарные расчеты, Мерчисон решил, что вопит, скорее всего, Анна Гилрой, которая минуту назад покинула участок, повиснув на руке Берта Клинга. Сержант со своего места с той стремительностью, на которую способен тучный мужчина пятидесяти с лишним лет, схватил кобуру с револьвером и ринулся к дверям, толком не понимая, что могло случиться возле полицейского участка с девушкой, которая только что покинула здание в сопровождении детектива.
А случилось то, чего никак не предполагал Мерчисон. Он ожидал увидеть хулиганов, пристававших к девушке. А увидел, как Клинга лупила по голове портфелем другая блондинка. Мерчисону понадобилось всего лишь мгновение, чтобы распознать в ней Синди Форрест, которую он не раз встречал вместе с Клингом. Мерчисон знал, что у них роман. Но он никогда не видел у нее такого свирепого выражения. Такое лицо у женщины он видел один-единственный раз, когда его тетя Мойра застукала дядю Джона с соседкой на диване в их собственной гостиной. Как-то раз тетя Мойра поднялась наверх за рецептом какого-то жаркого, а вернувшись, обнаружила пылкого мужа, трудившегося в поте лица над особой, которая до этого считалась верным другом семьи. Тетя Мойра бросилась в атаку на дядю Джона, тот отступил в коридор и помчался вниз по лестнице, застегивая на ходу штаны. Тетя Мойра гналась за ним по пятам и лупила его по голове шваброй, которую захватила на третьем этаже. Наконец он выскочил на улицу, где юный Мерчисон играл со своими приятелями возле кошерной лавки. На тетю Мойру страшно было смотреть. То же самое жуткое выражение исказило прелестные черты блондинки Синди Форрест, колотившей Клинга по голове коричневым кожаным портфелем. Блондинка Анна кричала, чтобы Синди прекратила, но раз уж у женщины на лице появляется выражение тети Мойры, ее не остановишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
– Марджи Ридер тоже была? – спросил Хейз.
– Конечно, – ответил Гарсон.
– В котором часу она ушла?
– Она пробыла недолго.
– Сколько именно?
– Пришла часов в десять, а ушла около полуночи.
– Одна?
– Perdone?
– Она ушла от вас одна?
– A, si, si, solo. Одна.
– Она общалась с кем-то одним во время вечеринки?
– Нет, она циркулировала, comprende? Гостей было много. Она подходила то к одному, то к другому, выпьет, посмеется и идет дальше. Марджи была muy общительной. Все ее любили и уважали.
Почему же тогда ее убили?
Мейер и Хейз поблагодарили поэтов и гитариста и поскорее вышли на улицу глотнуть свежего ноябрьского воздуха.
~~
Стив Карелла собирался сделать кое-что по дому – надо было снять с окон москитные сетки, – но потом все же решил еще раз посетить квартиру Лейденов, из-за чего и получил по голове. Разумеется, можно было ушибить голову и снимая москитные сетки, но детективы проводят четкую границу между гипотезой и фактами. Останься Стив в тот день дома, ничего бы с ним не случилось.
Отправился он на квартиру Лейденов отнюдь не потому, что хотел отвертеться от снятия москитных сеток, как подозревала Тедди. Собственно, он не горел душой снимать их с окон, как весной отнюдь не рвался устанавливать их. Но и в город он поехал вовсе не для того, чтобы ему там дали по башке. За годы работы в полиции он успел усвоить одну важную истину: слишком часто сыщики не видят за деревьями леса. В переводе на обычный язык это означало следующее: чтобы как следует разглядеть предмет, необходимо либо подойти к нему поближе, либо отступить подальше.
Убийство, размышлял Карелла, всегда приводит в действие сложную полицейскую машину. Но, изучая отчеты детективов (напечатанные в трех экземплярах), расшифровывая судебно-медицинскую галиматью с результатами вскрытия, преследуя подозреваемого, допрашивая свидетеля, изучая документы и справки баллистиков, нетрудно упустить из вида, зачем, собственно, проделывается эта работа, запамятовать, что вначале был покойник. Памятуя об этом, Карелла решил, что не помешает еще раз вернуться на место преступления и попытаться представить, что именно могло случиться в эту ночь.
Ну и, конечно, он терпеть не мог возиться с москитными сетками.
Он поднялся в лифте на третий этаж. Это был лифт без лифтера, и убийца мог спокойно воспользоваться им в любое время дня и ночи. Но воспользовался ли он им в действительности? Не побоялся ли столкнуться с жильцами, возвращающимися домой с затянувшейся вечеринки? А может, он решил просто и без затей подняться по служебной лестнице и проникнуть в квартиру с черного хода? В конце концов, молочник Новелло обнаружил открытой именно эту дверь. Почему убийца не мог войти и выйти через одну и ту же дверь? Стоя в коридоре, Карелла взглянул на запертую парадную дверь квартиры миссис Лейбовиц, услышал за ней пение цветной служанки и двинулся к квартире Пиммов. Он прислушался у двери. В квартире было тихо.
Карелла вернулся к квартире Лейденов, чтобы войти с черного хода, и подошел к тупичку в конце коридора. Там, на небольшой площадке, стояли мусорные баки всех трех квартир. С одной стороны были квартиры Пиммов и миссис Лейбовиц, напротив квартира Лейденов. Быстро разобравшись в расположении, Карелла полез в боковой карман за ключом, полученным накануне в управлении (Тедди констатировала бы на этом основании наличие злого умысла – «Ты и не собирался сегодня снимать сетки, раз запасся ключом!»), и подошел к черному ходу Лейденов. Некоторое время он пытался открыть замок. Наконец ключ повернулся, и дверь отворилась. Карелла повозился с ключом, который не хотел вылезать из скважины, кое-как извлек его, положил в карман и вошел, закрыв за собой дверь.
В квартире не раздавалось ни звука. Здесь и стоял убийца, подумал Карелла. Наверно, он вошел в эту дверь, постоял в кухне, пытаясь угадать, где находятся его жертвы. Роза Лейден, видимо, услышала шум и вышла в гостиную посмотреть, что там такое. Тогда-то убийца и выстрелил в нее дважды, снеся ей полголовы.
Карелла вошел в гостиную.
Ковер был по-прежнему в крови, она засохла и превратилась в грязно-коричневую корку. Карелла посмотрел на большое пятно, образовавшееся там, где была голова убитой, затем бросил взгляд на ванную. Той ночью Эндрю Лейден, наверно, спал, утомленный долгим перелетом, но два выстрела разбудили его. Скорее всего, он выскочил из постели, крича: «Роза! Роза!» (не этот ли крик слышал кто-то из жильцов?), бросился в гостиную, но в дверях его встретил убийца.
Убийца, похоже, остановился на пороге и выстрелил в лицо Лейдену. Да, надо крепко ненавидеть человека, чтобы выстрелить ему в лицо из дробовика в упор. Дважды! Карелла зашел в спальню. Он увидел, что верхний ящик комода выдвинут, и тут же вспомнил, что утром, когда они были здесь, ящик был закрыт. Размышляя, не сделали ли это криминалисты, он двинулся к комоду, и в этот момент кто-то подошел сзади и трахнул его по голове.
Уже падая, Карелла подумал, что если часто получать по башке, то можно стать идиотом, и затем самым идиотским образом потерял сознание.
* * *
Легко раскрывать убийства тем, кто пошевеливается. Напротив, стоит зазеваться, и твоя собственная жизнь окажется под угрозой. В то утро Клинг не только не проявил должной прыти, чтобы раскрыть загадку убийства Лейденов, но сам настолько утратил бдительность, что был избит. Женщиной.
По ступенькам лестницы, украшенной двумя зелеными шарами, что вела в здание 87-го участка, без десяти три поднималась Анна Гилрой. Она была в красно-голубом мини-платье, ее длинные светлые волосы у затылка были перехвачены алой лентой, голубые туфли сверкали. Войдя в участок, она направилась к высокому столу, за которым восседал дежурный сержант Дейв Мерчисон, одарила его лучезарной улыбкой и посигналила голубыми глазами так, что даже сержант понял этот код. Затем спросила сладким голоском:
– Здесь детектив Клинг?
– Здесь, – ответил Мерчисон.
– А могу я его увидеть?
– Кто его спрашивает? – поинтересовался сержант.
– Мисс Анна Гилрой, – сказала девица и скромно отошла в сторонку.
Сначала она изучила фотографии находящихся в розыске преступников. Затем посмотрела на стенные часы. После этого уселась на деревянную скамейку, что стояла напротив стола сержанта, вытащила из голубой сумочки сигарету и, прежде чем закурить, вопросительно посмотрела на Мерчисона. Тот кивнул. Анна Гилрой закинула ногу на ногу и закурила, а сержант тем временем безуспешно пытался разыскать Клинга, который сидел на совещании у лейтенанта.
– Сейчас он занят, – сообщил Анне сержант Мерчисон. – Подождите немного.
– Благодарю, – сказала Анна и покачала ногой.
Мерчисон посмотрел на ее ноги, подумал, что мир катится в тартарары, и задался вопросом, надо ли ему разрешать своей двенадцатилетней и слишком рано созревшей дочери носить такие юбки. Видно все до пупка, сказал он про себя, промокнул лоб платком и, увидев, что на пульте загорелась лампочка, включил связь. После коротких переговоров он снова выдернул шнур, глянул на Анну Гилрой, сидевшую в облаке сизого дыма, и сказал:
– Он сейчас спустится, мисс.
– А нельзя ли мне подняться?
– Он сказал, что сам спустится.
– А я-то хотела посмотреть, где он работает.
– Видите ли... – протянул Мерчисон, склонив голову набок в недоумении – что там можно увидеть, кроме сыщиков, вкалывающих до седьмого пота?
На пульте снова замигала лампочка. Он включил связь и принял вызов от сердитого патрульного с Третьей улицы, который кричал, что уже полчаса назад вызвал санитарную машину, на тротуаре лежит женщина в крови, сколько еще можно ждать? Мерчисон велел ему успокоиться, и патрульный, поостыв, сообщил, что в жизни не видел столько крови, женщина вот-вот отдаст концы, собралась толпа и ругает полицию на чем свет стоит. Мерчисон сказал, что еще раз позвонит в больницу, а потом выдернул шнур и переключился на внешний телефон.
Он набирал номер больницы, когда по чугунным ступенькам со второго этажа стал спускаться Клинг. У него был очень удивленный вид, хотя Мерчисон и сообщил ему, кто его спрашивает. Может, виной тому была короткая юбка гостьи. Мерчисон краем глаза наблюдал, как Клинг подошел к скамье («Привет, это сержант Мерчисон, – говорил он в трубку, – где, черт побери, „скорая“?»), протянул руку Анне и сел рядом с ней. Мерчисон не слышал, о чем они говорили. («Мне звонит патрульный и ругается последними словами, толпа волнуется, женщина истекает кровью на тротуаре, что вы там себе думаете?») Клинг был больше смущен, чем удивлен, он кивал Анне, которая улыбалась, хлопая длинными ресницами, говорила, говорила, словно выбалтывала ему все секреты вселенной. («Да, да, хватит им играть в домино! Может кто-нибудь из вас оторвать задницу от стула?» – кричал в трубку Мерчисон.) Клинг кивнул в последний раз, встал и подошел к пульту. («Если мне еще раз позвонит патрульный, я поеду прямо к мэру, ясно?») Мерчисон злобно дернул шнур из гнезда.
– Я пойду выпью кофе, – сказал ему Клинг.
– Давай, – согласился Мерчисон. – Когда вернешься?
– Через полчасика.
– Ладно.
Клинг вернулся к скамье. Анна Гилрой встала, взяла его под руку, потом, обернувшись, послала Мерчисону прощальную улыбку и зацокала каблучками по кафельному полу. На пульте снова загорелась лампочка. Звонил все тот же патрульный, он был близок к истерике, потому что минуту назад женщина потеряла сознание и ее брат кричал толпе, что все это из-за халатности полиции. Патрульный спрашивал, что делать. Мерчисон ответил, что в любом случае не надо вынимать револьвер, пока ситуация не вышла из-под контроля. Патрульный ответил, что она уже выходит из-под контроля, потому что народ вопит, и, может, имеет смысл выслать подкрепление. Не успел Мерчисон сказать, что разберется, как с улицы у входа в участок донесся вопль.
Вопль означал ЧП. Произведя элементарные расчеты, Мерчисон решил, что вопит, скорее всего, Анна Гилрой, которая минуту назад покинула участок, повиснув на руке Берта Клинга. Сержант со своего места с той стремительностью, на которую способен тучный мужчина пятидесяти с лишним лет, схватил кобуру с револьвером и ринулся к дверям, толком не понимая, что могло случиться возле полицейского участка с девушкой, которая только что покинула здание в сопровождении детектива.
А случилось то, чего никак не предполагал Мерчисон. Он ожидал увидеть хулиганов, пристававших к девушке. А увидел, как Клинга лупила по голове портфелем другая блондинка. Мерчисону понадобилось всего лишь мгновение, чтобы распознать в ней Синди Форрест, которую он не раз встречал вместе с Клингом. Мерчисон знал, что у них роман. Но он никогда не видел у нее такого свирепого выражения. Такое лицо у женщины он видел один-единственный раз, когда его тетя Мойра застукала дядю Джона с соседкой на диване в их собственной гостиной. Как-то раз тетя Мойра поднялась наверх за рецептом какого-то жаркого, а вернувшись, обнаружила пылкого мужа, трудившегося в поте лица над особой, которая до этого считалась верным другом семьи. Тетя Мойра бросилась в атаку на дядю Джона, тот отступил в коридор и помчался вниз по лестнице, застегивая на ходу штаны. Тетя Мойра гналась за ним по пятам и лупила его по голове шваброй, которую захватила на третьем этаже. Наконец он выскочил на улицу, где юный Мерчисон играл со своими приятелями возле кошерной лавки. На тетю Мойру страшно было смотреть. То же самое жуткое выражение исказило прелестные черты блондинки Синди Форрест, колотившей Клинга по голове коричневым кожаным портфелем. Блондинка Анна кричала, чтобы Синди прекратила, но раз уж у женщины на лице появляется выражение тети Мойры, ее не остановишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19