П. Она сказала, от кого письмо?
М. Нет.
П. И не пыталась угадать?
М. Я не понимаю.
П. Она не сказала, например: «Как странно, пришло письмо, но без подписи»?
М. Нет.
П. Но она поняла, от кого письмо?
М. Нет. А кто вы?
П. Мамин друг. Теперь подумай хорошенько, Моника. Что мама сделала с письмом, когда прочитала его?
М. Не помню.
П. А ты постарайся вспомнить.
М. Я вспоминаю. Но ничего не припоминается. Мне надо идти одевать куклу.
П. Подожди, Моника. Она положила письмо в сумочку?
М. Нет, она тогда была без сумочки.
П. Куда же она его положила?
М. Не знаю. По-моему, она пошла звонить по телефону.
П. Кому?
М. Не знаю.
П. В полицию?
М. Не знаю. Я знаю одного полицейского, а вы? Он детектив, у него есть пистолет и все такое.
П. Ты ему рассказала о письме?
М. Нет. Зачем ему какое-то старое письмо? Он искал пропавшую маленькую девочку.
П. Ты кому-нибудь рассказывала о письме?
М. Нет. Кому нужно старое письмо?
П. Теперь постарайся подумать хорошенько...
М. Думаю. А о чем?
П. О том, где может быть письмо сейчас.
М. Не знаю.
П. Оно ещё в доме?
М. Наверно.
П. Откуда ты знаешь?
М. Я где-то его видела.
П. А где?
М. Где-то.
П. Где именно, Моника?
М. Не помню. Мне уже пора идти. Я не хочу, чтобы Долли простудилась.
П. Она не простудится. Где письмо?
М. Я уже говорила. Не знаю. А у вас есть куклы?
П. Нет. Подумай, Моника...
М. Господи, я и так все время думаю! Изо всех сил. Но моя кукла Долли...
П. Может, письмо в гостиной?
М. Не знаю.
П. Или в столовой?
М. У нас нет столовой.
П. В маминой спальне?
М. Может быть. Она могла положить его в стол.
П. В стол?
М. Господи, ну откуда я знаю! Вы задаете столько всяких вопросов...
П. Просто я хочу помочь твоей маме. Это очень важное письмо. Значит, она положила его в письменный стол?
М. Может быть.
П. Или в шкаф?
М. Или в шкаф.
П. Ты не посмотришь?
M. Прямо сейчас?
П. Конечно.
М. А где посмотреть?
П. В столе и в шкафу.
М. Не хочу. Когда-нибудь потом, ладно? Сейчас мне надо одевать Долли.
П. А когда ты посмотришь?
М. Да не хочу я ничего искать! Мама не разрешает мне лазить в её ящики. Она говорит, что это посягательство на её частную жизнь, если вы, конечно, понимаете, что это означает.
П. А мы ей ничего не скажем.
М. Она все равно узнает. Вернется и сразу узнает. Она сейчас уехала в отпуск.
П. Вот оно что...
М. Ага! Так мне сказала бабушка. Мама уехала и вернется не скоро.
П. А если она вернется не скоро, то как она узнает, что ты залезала в её ящики?
М. Обязательно узнает. От неё ничего не скроешь. Она всегда догадывается, когда я говорю неправду. Она очень умная. Разве вы об этом не знаете?
П. Но если ты сделаешь все аккуратно, она ни о чем не догадается. А когда ты найдешь письмо, то получишь от меня хороший подарок.
М. И что вы мне подарите?
П. Если хочешь, то куклу.
М. У меня уже есть кукла.
П. Вторая кукла не помешает.
М. Нет, у меня есть Долли, других кукол мне не надо.
П. А что бы ты хотела?
М. Ничего.
П. Тебе совсем ничего не хотелось бы иметь?
М. Вообще-то есть одна вещь.
П. Какая?
М. Норковая шуба. Мама много раз говорила, что хотела бы иметь норковую шубу.
П. Ладно, так и быть, куплю тебе норковую шубу. Договорились?.
М. Договорились.
П. Ну, поищешь письмо сейчас?
М. Нет.
П. Но почему, Господи Боже мой!
М. Потому что, если честно, мне не нужна норковая шуба. Мне вообще ничего не нужно. И я очень занята, разве я вам не говорила? Мне нужно одевать Долли.
П. Моника!
М. И пожалуйста, не кричите. Мама говорит, что невежливо кричать, даже по телефону.
П. Моника, прошу тебя...
М. Все, мне пора. До свиданья. Было очень приятно с вами поговорить.
П. Моника!
М. Чего?
П. Может, письмо все-таки в столе?
М. Не знаю.
П. Может, оно в её комнате?
М. Не знаю. До свиданья.
Карелла оторвал взгляд от своих записей.
– Все? – спросил он.
– Да, – сказала Моника. – Я повесила трубку. Мне и правда надо было одевать Долли. И еще, я очень устаю от телефона, особенно когда говорю со взрослыми. Честное слово! Они вечно пристают с вопросами, как я поживаю и хорошо ли себя веду. Они не знают, как надо разговаривать по телефону. А вот мои подруги знают. Я сама могу набрать номер Марджори, правда, здорово? Хотите, наберу?
– Только не сейчас! – вмешалась миссис Травайл.
– Этот человек не говорил, что позвонит еще? – спросил Клинг.
– Я даже не знаю, он это или она, – сказала Моника.
– Кто бы он ни был, он не говорил, что позвонит?
– Нет, я же повесила трубку.
– И он больше не звонил?
– Нет.
– А где письмо, Моника?
– Не знаю. Наверное, мама его выбросила.
– А почему же ты сказала ему, что...
– Этот человек столько говорил о письме, что я не хотела бы огорчать его. А вдруг мама его и не выбросила?
– Не могли бы мы заглянуть в её комнату? – обратился Карелла к миссис Травайл.
– Пожалуйста.
– Маме это может не понравиться, – предположила Моника.
– Мы осторожно, – сказал Карелла.
– Ну и что? Все равно она будет недовольна. Она всегда следит, чтобы никто не трогал её одежду. Когда я играю в Красный Крест, я беру её шарфы на бинты. Она потом так ругается, просто ужас! Она терпеть не может, когда в её ящиках все перевернуто. Так что смотрите!
– Мы будем очень осторожны, – пообещал Клинг.
– Вы думаете, в этом письме что-то важное? – спросила его миссис Травайл.
– Тот, кто звонил Монике, полагает, что это так, – ответил Клинг. – Да и ваша дочь, насколько я понимаю, тоже так считала. Она сообщила об этом письме Теду Буну – сначала написала ему, потом позвонила.
– Она написала Теодору? – удивленно переспросила миссис Травайл.
– Да, – сказал Клинг. – Кажется, он вам нравился, миссис Травайл?
– Очень.
– Почему же вы не отдадите ему Монику?
– Что, что? – заинтересовалась девочка.
– Мне кажется, ребенка должна воспитывать женщина, – сказала миссис Травайл. – Если бы он согласился забрать нас обеих, я готова хоть завтра.
– Но вы, кажется, говорили, что не доверяете ему.
– В том, что касается Моники, – конечно, нет.
– Анни много пила, миссис Травайл?
– Нет, что вы.
– Вам известно, что мистер Бун хотел вернуть себе дочь из-за того, что Анни была алкоголичкой?
– Впервые слышу. Хотя это меня, признаться, не удивляет. Мне нравится Теодор, но он ни перед чем не остановится, чтобы заполучить Монику.
– Даже перед убийством? – спросил Карелла.
Женщина быстро взглянула на Монику.
– Мы проверяли его алиби, – сказал Клинг. – К вашему сведению, Теодор Бун вне подозрений.
– Я вам сразу это сказала.
– О ком вы говорите? – спросила Моника. – О папочке?
– Да, – ответила миссис Травайл. – Мне нравится этот молодой человек. Я была бы рада, если бы он взял опеку над нами обеими. А иначе – судебные тяжбы, склоки... Если бы вы знали, как это противно! Но как иначе дать Теодору понять, что правильно, а что нет.
– Однако в отношении Моники закон на его стороне.
– Наверное, – сказала миссис Травайл, пожав плечами. – Ну, а как насчет того человека, который звонил Монике?
– В каком смысле?
– Это он совершил...
– Очень может быть.
– Что совершил? – спросила Моника.
– Ничего, – ответил Клинг.
– Можно ли узнать, откуда был звонок? – поинтересовалась миссис Травайл.
– Теперь уже нет. И вообще, это непросто, даже если абонент ещё не повесил трубку. Сейчас ведь на телефонных станциях в основном автоматика. И даже когда вас соединяют через оператора, которому вы сообщите номер, это сделать не очень просто, потому что ваш звонок все равно попадает в систему автоматической связи, и тогда ищи иголку в стоге сена. Полиция тут мало чем может похвастаться. В реальной жизни все не так, как в детективных романах.
– Я понимаю, – отозвалась миссис Травайл.
– Если вы не возражаете, мы хотели бы посмотреть комнату Анни, – вежливо напомнил Карелла.
– Разумеется, – вежливо улыбнулась миссис Травайл.
– На это уйдет кое-какое время, – сказал Карелла. – Мы не хотели бы торопиться.
Пока убийце везло.
Клинг и Карелла очень тщательно обыскали комнату, но письма не нашли.
Глава 14
Из центральной уголовной картотеки в 87-й полицейский участок были присланы с курьером материалы на Чарлза Феттерика. Коттон Хейз сидел за своим столом и сосредоточенно изучал досье.
Прочитав материалы по второму разу, Хейз перелистал бумаги, чтобы взглянуть на отпечатки пальцев Феттерика, и снова принялся за чтение. Феттерик отсидел год. Его последнее местожительство – Боксер-лейн, 127, где они тогда нашли его и тотчас же потеряли. В свое время Феттерик пытался взломать сейф в конторе своего хозяина. Впрочем, это было слишком сильно сказано – он просто хотел залезть в сейф, выяснив сначала шифр.
Хейз снова посмотрел на карточку, выданную компьютером:
«Фотограверные работы. Актон-драйв, Риверхед».
Он пожал плечами, сказал Мейеру Мейеру, что ненадолго отлучится, и вышел из дежурной комнаты.
Владельца граверной мастерской на Актон-драйв звали Сэм Каплович. Это был гигант с грудью колесом и огромными черными усами, которые топорщились, словно малярские кисти.
– Конечно, я помню Чарли, – сказал он. – Как не помнить! Я стреляный воробей и вдруг с ним так прокололся! Это была моя первая ошибка! И, поверьте мне, последняя.
– Сколько времени он у вас проработал, мистер Каплович? – спросил Хейз.
– Зовите меня Сэм.
– Договорились, – сказал Хейз. – Так сколько же, Сэм?
– Давно хочу переменить фамилию. Но не потому, что я еврей, не в этом дело. Но Каплович! Слишком длинно. И некрасиво. Противно слышать. Надо бы сократить до Каплана. Тогда всем станет ясно: человек хочет изменить фамилию не для того, чтобы скрыть, что он еврей. Если ты еврей, то фамилия у тебя должна быть еврейская, но не дурацкая. Вот так! Как вам нравится фамилия Каплан?
– Отличная фамилия, – одобрил Хейз.
– Каплан! – ещё раз произнес Каплович, смакуя сочетание звуков. – А что, возьму и сменю фамилию, почему бы нет? Сначала, конечно, надо будет обсудить это с сыновьями. Название мастерской мы оставим прежним. «Актон-драйв». Так называется наша улица. Но фотограверные работы Капловича! Звучит жутко. Черт знает что. Всякий раз, когда я отвечаю на телефонные звонки, я буквально давлюсь: «Каплович!»
– Так что бы вы могли рассказать об этом молодом человеке, мистер Каплович?
– Сэм, умоляю вас, не Каплович, а просто Сэм!
– Хорошо, Сэм.
– То-то же. Взял я, значит, его к себе в мастерскую. Тогда ему, кажется, было девятнадцать. Ничего-то он не знал и не умел. Я его всему научил. Ох уж этот Чарли Феттерик! У нас его прозвали Зябликом. Так, в шутку, никакого издевательства. За год он выучился у нас на хорошего гравера. Очень даже хорошего.
– А что потом?
– А потом он решил залезть в мой сейф. Не зная шифра, представляете? Полицейские нашли у него клочок бумажки с цифрами. Там было все неправильно. Адвокат пытался на этом сыграть. Хотел доказать, будто Чарли и не думал залезать в сейф. Комедия! Еще как думал. В хорошенькое положение он меня поставил. Я парню доверял. Он мне нравился. И вдруг лезет в мой сейф. Тут мое терпение лопнуло. Знаете, я даже обрадовался, когда его посадили, честное благородное слово, обрадовался!
– Я вас понимаю, – сказал Хейз.
– С малых лет я сам зарабатывал себе на хлеб, мистер Хейз, – сказал Каплович. – У меня все руки сожжены кислотой. До сих пор следы остались. Хотя с тех пор много воды утекло. Теперь у меня собственная мастерская, но в жизни ничего не достается даром. У парня были отличные перспективы. У нас он выучился настоящему ремеслу. Но он решил пойти по легкой дорожке. И оказался за решеткой. Каким местом думают эти люди, ума не приложу. – Каплович шумно высморкался. – Значит, у него опять неприятности, у Чарли?
– Да.
– Что он натворил? В прошлом году, говорят, его выпустили из тюрьмы. Я, признаться, слегка перетрухнул. Вдруг он затаил на меня злобу и захочет отомстить. Мало ли на что способны типы, которым ничего не стоит залезть в чужой сейф?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21