Но дама, открывшая им дверь квартиры 5 "В", оказалась необычайно крупной. Уиллис и Дженеро одновременно задрали головы, а потом переглянулись в изумлении. На женщине была розовая комбинация и больше ничего. Босая, большегрудая, рыжеволосая, зеленоглазая, она уперла руки в обтянутые нейлоном бока:
– Ну?
– Полиция. – Уиллис показал ей жетон.
Дама тщательно исследовала его и повторила:
– Ну?
– Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, – проговорил Дженеро.
– О чем?
– О молодом человеке из квартиры напротив, Льюисе Скотте.
– А что с ним?
– Вы его знаете?
– Слегка.
– Только слегка? – удивился Дженеро. – Вы живете прямо напротив него.
– Ну и что? Это же город.
– Даже так...
– Мне сорок шесть лет. А мальчику сколько? Восемнадцать? Девятнадцать? Почему вы решили, что я его должна знать близко?
– Да, мэм, но...
– Так вот, я знаю его слегка. Что с ним?
– Вы видели его этой ночью? – спросил Уиллис.
– Нет, а что? Что-нибудь случилось?
– Вы ничего необычного не слышали в его квартире ночью?
– Что значит – необычного?
– Звон стекла.
– Меня не было ночью дома. Я уходила в гости к коллеге.
– В котором часу?
– В восемь.
– А когда вернулись?
– Я не возвращалась. Ночевала там.
– У коллеги?
– Да.
– Как ее зовут?
– Его зовут Моррис Штраус.
– О, – только и смог сказать Дженеро. Он смущенно взглянул на Уиллиса.
– Когда вы вернулись домой, мэм? – спросил тот.
– Около пяти утра. Моррис работает на молокозаводе, он очень рано встает. Мы вместе позавтракали, и я пошла домой. А что? Что случилось? Лью что-нибудь натворил?
– Вы вообще видели его вчера?
– Да, когда шла в магазин. Он как раз входил в дом.
– В котором это было часу, можете припомнить?
– Около половины пятого. Я шла за кофе. У меня кончился кофе. Я в день чашек шестьсот выпиваю. Так вот, я шла за кофе в гастроном и встретила его.
– Он был один?
– Нет.
– Кто был с ним?
– Кто-то из его друзей.
– Парень или девушка?
– Парень.
– Вы его знаете?
– Я не общаюсь с подростками.
– Ну, может быть, вы его где-нибудь видели?
– Нет.
– Какого он возраста? – спросил Уиллис.
– Наверное, ровесник Лью. Восемнадцать-девятнадцать, не знаю. Высокий.
– Вы можете его описать?
– Длинные светлые волосы, висячие усы. На нем была дикая куртка.
– Что значит дикая?
– Ну, как шкура животного мехом внутрь, эта, как она там называется, овчина, что ли. Овчина?
– Продолжайте.
– Гладкая сторона шкуры была снаружи, а мех внутри. Белый мех, А на спине нарисовано большое оранжевое солнце.
– Что еще?
– А этого мало?
– Может быть, и хватит, – согласился Уиллис. – Спасибо большое, мэм.
– Не за что, – ответила та. – Хотите кофе? У меня на плите.
– Нет, спасибо. Нам надо еще на квартиру взглянуть, – объяснил ей Дженеро. – Все равно, спасибо. Вы нам очень помогли.
Женщина улыбнулась так неожиданно и так ослепительно, что своей улыбкой почти сбила с ног Дженеро.
– Пожалуйста, – произнесла она нежно и мягко прикрыла дверь.
Дженеро поднял брови, силясь точно вспомнить свои слова и тон. Он еще не набил руку на допросах, и любая тонкость могла оказаться полезной.
– Что я сказал? – спросил он Уиллиса.
– Я не помню.
– Ну вспомни, что я сказал? Чего она так разулыбалась и подобрела вдруг?
– Наверное, ты ей предложил переспать, – засмеялся Уиллис.
– Нет, – серьезно ответил Дженеро, – нет, точно не предлагал.
* * *
Универсальным ключом, взятым у консьержа, Уиллис открыл дверь и вошел в квартиру 5 "С". Дженеро продолжал размышлять о тонкостях допроса.
Во двор выходили два окна. Нижний переплет левого был почти полностью выбит. Только кое-где из рамы торчали острые осколки. С улицы струился солнечный свет, в котором безмятежно плавали пылинки. Обставлена квартира была скудно. У одной стены на полу валялся матрас, у другой стоял книжный шкаф, рядом с ним стереопроигрыватель и стопка долгоиграющих дисков, в кухонной нише – откидной столик и два стула. Здесь было еще одно окно, выходившее на пожарную лестницу. Черный дорожный баул с медными заклепками стоял в центре комнаты. Он, по-видимому, служил кофейным столиком. Вдоль стены у книжного шкафа по полу разбросаны яркие диванные подушки. Стены украшены двумя черно-белыми антивоенными плакатами. Занавесей на окнах не было. Над плитой в кухонной нише висели полки, на которых стояли только две пачки крупы и сахарница. В холодильнике полицейские обнаружили бутылку молока и три упаковки йогурта. В овощном контейнере Уиллис нашел пластиковый пакет с чем-то, похожим на марихуану. Он показал его Дженеро.
– Травка? – спросил тот.
Уиллис пожал плечами, открыл пакет и понюхал буро-зеленые растертые листья.
– Может быть.
Из бумажника он вынул ярлычок для вещественных доказательств, заполнил его и привязал к пакету.
Детективы методично обыскали квартиру. На бауле стояли три кофейные чашки, из каждой пахло вином. На кромке одной из них был виден след красной губной помады. Они открыли баул и обнаружили туристические брюки, фланелевые рубашки, белье, несколько свитеров, губную гармошку, армейское одеяло и маленький металлический ящичек. Ящичек был незаперт, в нем оказалось три доллара наличными и запаянный в пластиковую обертку ученический билет старшеклассника. В мусорной корзине на кухне Уиллис и Дженеро нашли две пустые винные бутылки. Под раковиной валялась пустая мышеловка. В ванной на закрытом крышкой унитазе лежали брюки из грубой ткани с черным брючным ремнем, оранжевая рубашка с отрезанными по локоть рукавами, пара белых трикотажных носков, пара легких туфель и женская черная шелковая блузка. На блузке сохранился ярлык.
* * *
В двадцать минут восьмого двое вошли в бакалейную лавку. На лицах карнавальные маски, хотя до Дня всех святых оставалось две недели. Оба держали наготове пистолеты, оба были одеты в черные плащи и черные брюки. С фамильярностью завсегдатаев они быстро прошли к прилавку. На одном была маска волка, на другом Белоснежки. Маски полностью закрывали лица.
Когда грабители вошли в магазин, Сильвио стоял к ним спиной. Он услышал звон колокольчиков над дверью и быстро обернулся, но они были уже у прилавка. Сильвио успел крикнуть только одно слово: «Ancora!», одновременно нажимая блокирующую кнопку кассового аппарата и пытаясь дотянуться до ящика с пистолетом. Человек в маске Белоснежки первым понял, что Сильвио сейчас схватит оружие. Ни слова не говоря партнеру, он выстрелил с очень близкого расстояния прямо в лицо итальянцу. Пуля, можно сказать, снесла голову Сильвио и швырнула тело на полки. Консервные банки посыпались на пол. Резко распахнулась портьера, закрывающая вход в подсобку, и оттуда показался Паркер с «Полис Спешиал» 38-го калибра в руке. Человек в маске волка вынимал из кассы пачку купюр.
– Стоять! – крикнул Паркер. Человек в маске Белоснежки выстрелил снова. Его пуля попала Паркеру в правое плечо. Тот согнулся и нажал на спуск в тот момент, когда человек у кассы открыл пальбу, целясь полицейскому в живот, но попадая в ноги. Паркер схватился за портьеру и со стоном упал.
Двое в карнавальных масках выскочили из магазина и убежали в солнечное воскресное утро.
* * *
В 87-м участке числилось 186 патрульных, и в таблице их рабочего расписания мог бы разобраться разве что профессор арабской литературы. Шестеро патрульных работали с 8.00 до 16.00 с понедельника по пятницу, двое из них служили капитану в качестве канцелярской рабочей силы, двое дежурили на автостраде и оставшиеся двое были ответственными за связь с общественностью и посыльными.
Остальные 180 патрульных разделены на двадцать групп по девять человек в каждой. Их график работы выглядел так:
Из всего этого следовало, что патрульные работали по пять смен в сорокачасовой неделе, потом были свободны в течение 56 часов, если они не были в смене, дежурившей с полуночи до утра, – в этом случае они работали только четыре смены и были свободны восемьдесят часов. Если только, конечно, пятое ночное дежурство не выпадало на пятницу или субботу. Тогда... впрочем, кажется, и так все ясно?
Если следовать правилам, патрульные должны сменяться с постов только после окончания рабочего времени и только после того, как сменяющая их группа пройдет перекличку. Но большинство полицейских стекались к зданию участка за несколько минут до официального окончания рабочего дня. Через секунду после того, как новая смена скатывалась по ступенькам участка, старая смена устремлялась в раздевалку, чтобы переодеться в гражданское. Ежедневно в пересменку здание участка было запружено полицейскими. Воскресное утро не являлось исключением. По воскресеньям участок гудел еще больше, потому что по субботам выползали, как тараканы, воры и в день отдыха обнаруживались результаты их деятельности.
В это воскресенье хаоса в участке было еще больше, чем обычно, – был ранен полицейский. Ничто так не могло наэлектризовать Управление полиции, как известие о том, что один из его сотрудников получил пулю. Лейтенант Питер Бернс, командовавший шестнадцатью детективами 87-го отдела, счел нужным отозвать из отпуска трех сотрудников, руководствуясь, вероятно, тем, что один раненый полицейский стоит трех ходячих. Не до конца удовлетворенный, он решил еще позвонить Стиву Карелле домой в Риверхед.
Сидя за столом в угловой комнате наверху, Бернс видел патрульных, которые парами спускались по ступенькам участка и уходили, огибая столбы с фонарями. Фонари же сияли так, словно внутри них было солнце. Лейтенант думал о том, что Карелла только сменился с ночного дежурства и вряд ли обрадуется звонку своего начальника. Но он все-таки набрал номер и терпеливо слушал длинные гудки в трубке. Наконец, Карелла ответил. Бернс спросил:
– Стив, ты спишь?
– Нет, только надел пижаму.
– Прости, что беспокою тебя.
– Ничего-ничего. Что стряслось, Пит?
– Паркера подстрелили в бакалейной лавке на Эйнсли.
– Да ты что?
– Да.
– О, Господи! – пробормотал Карелла.
– Два налетчика убили владельца, ранили Паркера в плечо и в ногу. Он сейчас в больнице Буэновиста. В тяжелом состоянии.
– О, Господи!
– Я уже позвонил Ди Маэо, Ливайну и Мериуезеру. Они в отпуске, Стив, но мне пришлось их отозвать. Я не люблю, когда в наших стреляют.
– Я тоже.
– Я подумал, что надо бы тебе сказать.
– Да, хорошо, что позвонил, Пит.
Трубка замолчала.
– Пит?
– Да, Стив?
– Ну что, ты хочешь, чтобы я тоже приехал?
– Ты ведь с ночного дежурства, Стив.
Трубка снова замолчала.
– Ладно... Что мне нужно делать, Пит?
– Смотри, как ты себя чувствуешь, – отвечал Бернс, – а то поспи, отдохни, может, потом подойдешь сюда? У меня есть для тебя дело. Смотри сам, Стив.
– А который сейчас час? – спросил Карелла.
Бернс взглянул на часы на стене.
– Начало десятого. Отдохни, о'кей?
– Да, о'кей, – вздохнул Карелла.
– Я перезвоню тебе. – Бернс повесил трубку. Он встал из-за стола, сунул большие пальцы рук за ремень и подошел к окну, выходящему в парк. Волосы лейтенанта начали седеть, а голубые глаза казались суровыми. Бернс молча смотрел на залитую солнцем листву через дорогу. Лицо его было бесстрастным. Затем он резко повернулся, подошел к застекленной двери своего кабинета, распахнул ее и прошел в дежурку.
У стола перед детективом Карлом Капеком сидел морской капрал. Над левым глазом моряка вспухала огромная, размером с бейсбольный мяч, шишка. Форма моряка была измята и испачкана, и выглядел он крайне смущенным. Он держал руки на коленях как школьник. Моряк очень тихо говорил, почти шептал что-то Капеку. Лейтенант прошел мимо них к Брауну, говорившему по телефону за своим столом.
– Ладно, я скажу ему, – Браун положил трубку.
– Это о Паркере? – спросил Бернс.
– Нет, это Дельгадо с Южной Шестой. Там одного избили до полусмерти по дороге в церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Ну?
– Полиция. – Уиллис показал ей жетон.
Дама тщательно исследовала его и повторила:
– Ну?
– Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, – проговорил Дженеро.
– О чем?
– О молодом человеке из квартиры напротив, Льюисе Скотте.
– А что с ним?
– Вы его знаете?
– Слегка.
– Только слегка? – удивился Дженеро. – Вы живете прямо напротив него.
– Ну и что? Это же город.
– Даже так...
– Мне сорок шесть лет. А мальчику сколько? Восемнадцать? Девятнадцать? Почему вы решили, что я его должна знать близко?
– Да, мэм, но...
– Так вот, я знаю его слегка. Что с ним?
– Вы видели его этой ночью? – спросил Уиллис.
– Нет, а что? Что-нибудь случилось?
– Вы ничего необычного не слышали в его квартире ночью?
– Что значит – необычного?
– Звон стекла.
– Меня не было ночью дома. Я уходила в гости к коллеге.
– В котором часу?
– В восемь.
– А когда вернулись?
– Я не возвращалась. Ночевала там.
– У коллеги?
– Да.
– Как ее зовут?
– Его зовут Моррис Штраус.
– О, – только и смог сказать Дженеро. Он смущенно взглянул на Уиллиса.
– Когда вы вернулись домой, мэм? – спросил тот.
– Около пяти утра. Моррис работает на молокозаводе, он очень рано встает. Мы вместе позавтракали, и я пошла домой. А что? Что случилось? Лью что-нибудь натворил?
– Вы вообще видели его вчера?
– Да, когда шла в магазин. Он как раз входил в дом.
– В котором это было часу, можете припомнить?
– Около половины пятого. Я шла за кофе. У меня кончился кофе. Я в день чашек шестьсот выпиваю. Так вот, я шла за кофе в гастроном и встретила его.
– Он был один?
– Нет.
– Кто был с ним?
– Кто-то из его друзей.
– Парень или девушка?
– Парень.
– Вы его знаете?
– Я не общаюсь с подростками.
– Ну, может быть, вы его где-нибудь видели?
– Нет.
– Какого он возраста? – спросил Уиллис.
– Наверное, ровесник Лью. Восемнадцать-девятнадцать, не знаю. Высокий.
– Вы можете его описать?
– Длинные светлые волосы, висячие усы. На нем была дикая куртка.
– Что значит дикая?
– Ну, как шкура животного мехом внутрь, эта, как она там называется, овчина, что ли. Овчина?
– Продолжайте.
– Гладкая сторона шкуры была снаружи, а мех внутри. Белый мех, А на спине нарисовано большое оранжевое солнце.
– Что еще?
– А этого мало?
– Может быть, и хватит, – согласился Уиллис. – Спасибо большое, мэм.
– Не за что, – ответила та. – Хотите кофе? У меня на плите.
– Нет, спасибо. Нам надо еще на квартиру взглянуть, – объяснил ей Дженеро. – Все равно, спасибо. Вы нам очень помогли.
Женщина улыбнулась так неожиданно и так ослепительно, что своей улыбкой почти сбила с ног Дженеро.
– Пожалуйста, – произнесла она нежно и мягко прикрыла дверь.
Дженеро поднял брови, силясь точно вспомнить свои слова и тон. Он еще не набил руку на допросах, и любая тонкость могла оказаться полезной.
– Что я сказал? – спросил он Уиллиса.
– Я не помню.
– Ну вспомни, что я сказал? Чего она так разулыбалась и подобрела вдруг?
– Наверное, ты ей предложил переспать, – засмеялся Уиллис.
– Нет, – серьезно ответил Дженеро, – нет, точно не предлагал.
* * *
Универсальным ключом, взятым у консьержа, Уиллис открыл дверь и вошел в квартиру 5 "С". Дженеро продолжал размышлять о тонкостях допроса.
Во двор выходили два окна. Нижний переплет левого был почти полностью выбит. Только кое-где из рамы торчали острые осколки. С улицы струился солнечный свет, в котором безмятежно плавали пылинки. Обставлена квартира была скудно. У одной стены на полу валялся матрас, у другой стоял книжный шкаф, рядом с ним стереопроигрыватель и стопка долгоиграющих дисков, в кухонной нише – откидной столик и два стула. Здесь было еще одно окно, выходившее на пожарную лестницу. Черный дорожный баул с медными заклепками стоял в центре комнаты. Он, по-видимому, служил кофейным столиком. Вдоль стены у книжного шкафа по полу разбросаны яркие диванные подушки. Стены украшены двумя черно-белыми антивоенными плакатами. Занавесей на окнах не было. Над плитой в кухонной нише висели полки, на которых стояли только две пачки крупы и сахарница. В холодильнике полицейские обнаружили бутылку молока и три упаковки йогурта. В овощном контейнере Уиллис нашел пластиковый пакет с чем-то, похожим на марихуану. Он показал его Дженеро.
– Травка? – спросил тот.
Уиллис пожал плечами, открыл пакет и понюхал буро-зеленые растертые листья.
– Может быть.
Из бумажника он вынул ярлычок для вещественных доказательств, заполнил его и привязал к пакету.
Детективы методично обыскали квартиру. На бауле стояли три кофейные чашки, из каждой пахло вином. На кромке одной из них был виден след красной губной помады. Они открыли баул и обнаружили туристические брюки, фланелевые рубашки, белье, несколько свитеров, губную гармошку, армейское одеяло и маленький металлический ящичек. Ящичек был незаперт, в нем оказалось три доллара наличными и запаянный в пластиковую обертку ученический билет старшеклассника. В мусорной корзине на кухне Уиллис и Дженеро нашли две пустые винные бутылки. Под раковиной валялась пустая мышеловка. В ванной на закрытом крышкой унитазе лежали брюки из грубой ткани с черным брючным ремнем, оранжевая рубашка с отрезанными по локоть рукавами, пара белых трикотажных носков, пара легких туфель и женская черная шелковая блузка. На блузке сохранился ярлык.
* * *
В двадцать минут восьмого двое вошли в бакалейную лавку. На лицах карнавальные маски, хотя до Дня всех святых оставалось две недели. Оба держали наготове пистолеты, оба были одеты в черные плащи и черные брюки. С фамильярностью завсегдатаев они быстро прошли к прилавку. На одном была маска волка, на другом Белоснежки. Маски полностью закрывали лица.
Когда грабители вошли в магазин, Сильвио стоял к ним спиной. Он услышал звон колокольчиков над дверью и быстро обернулся, но они были уже у прилавка. Сильвио успел крикнуть только одно слово: «Ancora!», одновременно нажимая блокирующую кнопку кассового аппарата и пытаясь дотянуться до ящика с пистолетом. Человек в маске Белоснежки первым понял, что Сильвио сейчас схватит оружие. Ни слова не говоря партнеру, он выстрелил с очень близкого расстояния прямо в лицо итальянцу. Пуля, можно сказать, снесла голову Сильвио и швырнула тело на полки. Консервные банки посыпались на пол. Резко распахнулась портьера, закрывающая вход в подсобку, и оттуда показался Паркер с «Полис Спешиал» 38-го калибра в руке. Человек в маске волка вынимал из кассы пачку купюр.
– Стоять! – крикнул Паркер. Человек в маске Белоснежки выстрелил снова. Его пуля попала Паркеру в правое плечо. Тот согнулся и нажал на спуск в тот момент, когда человек у кассы открыл пальбу, целясь полицейскому в живот, но попадая в ноги. Паркер схватился за портьеру и со стоном упал.
Двое в карнавальных масках выскочили из магазина и убежали в солнечное воскресное утро.
* * *
В 87-м участке числилось 186 патрульных, и в таблице их рабочего расписания мог бы разобраться разве что профессор арабской литературы. Шестеро патрульных работали с 8.00 до 16.00 с понедельника по пятницу, двое из них служили капитану в качестве канцелярской рабочей силы, двое дежурили на автостраде и оставшиеся двое были ответственными за связь с общественностью и посыльными.
Остальные 180 патрульных разделены на двадцать групп по девять человек в каждой. Их график работы выглядел так:
Из всего этого следовало, что патрульные работали по пять смен в сорокачасовой неделе, потом были свободны в течение 56 часов, если они не были в смене, дежурившей с полуночи до утра, – в этом случае они работали только четыре смены и были свободны восемьдесят часов. Если только, конечно, пятое ночное дежурство не выпадало на пятницу или субботу. Тогда... впрочем, кажется, и так все ясно?
Если следовать правилам, патрульные должны сменяться с постов только после окончания рабочего времени и только после того, как сменяющая их группа пройдет перекличку. Но большинство полицейских стекались к зданию участка за несколько минут до официального окончания рабочего дня. Через секунду после того, как новая смена скатывалась по ступенькам участка, старая смена устремлялась в раздевалку, чтобы переодеться в гражданское. Ежедневно в пересменку здание участка было запружено полицейскими. Воскресное утро не являлось исключением. По воскресеньям участок гудел еще больше, потому что по субботам выползали, как тараканы, воры и в день отдыха обнаруживались результаты их деятельности.
В это воскресенье хаоса в участке было еще больше, чем обычно, – был ранен полицейский. Ничто так не могло наэлектризовать Управление полиции, как известие о том, что один из его сотрудников получил пулю. Лейтенант Питер Бернс, командовавший шестнадцатью детективами 87-го отдела, счел нужным отозвать из отпуска трех сотрудников, руководствуясь, вероятно, тем, что один раненый полицейский стоит трех ходячих. Не до конца удовлетворенный, он решил еще позвонить Стиву Карелле домой в Риверхед.
Сидя за столом в угловой комнате наверху, Бернс видел патрульных, которые парами спускались по ступенькам участка и уходили, огибая столбы с фонарями. Фонари же сияли так, словно внутри них было солнце. Лейтенант думал о том, что Карелла только сменился с ночного дежурства и вряд ли обрадуется звонку своего начальника. Но он все-таки набрал номер и терпеливо слушал длинные гудки в трубке. Наконец, Карелла ответил. Бернс спросил:
– Стив, ты спишь?
– Нет, только надел пижаму.
– Прости, что беспокою тебя.
– Ничего-ничего. Что стряслось, Пит?
– Паркера подстрелили в бакалейной лавке на Эйнсли.
– Да ты что?
– Да.
– О, Господи! – пробормотал Карелла.
– Два налетчика убили владельца, ранили Паркера в плечо и в ногу. Он сейчас в больнице Буэновиста. В тяжелом состоянии.
– О, Господи!
– Я уже позвонил Ди Маэо, Ливайну и Мериуезеру. Они в отпуске, Стив, но мне пришлось их отозвать. Я не люблю, когда в наших стреляют.
– Я тоже.
– Я подумал, что надо бы тебе сказать.
– Да, хорошо, что позвонил, Пит.
Трубка замолчала.
– Пит?
– Да, Стив?
– Ну что, ты хочешь, чтобы я тоже приехал?
– Ты ведь с ночного дежурства, Стив.
Трубка снова замолчала.
– Ладно... Что мне нужно делать, Пит?
– Смотри, как ты себя чувствуешь, – отвечал Бернс, – а то поспи, отдохни, может, потом подойдешь сюда? У меня есть для тебя дело. Смотри сам, Стив.
– А который сейчас час? – спросил Карелла.
Бернс взглянул на часы на стене.
– Начало десятого. Отдохни, о'кей?
– Да, о'кей, – вздохнул Карелла.
– Я перезвоню тебе. – Бернс повесил трубку. Он встал из-за стола, сунул большие пальцы рук за ремень и подошел к окну, выходящему в парк. Волосы лейтенанта начали седеть, а голубые глаза казались суровыми. Бернс молча смотрел на залитую солнцем листву через дорогу. Лицо его было бесстрастным. Затем он резко повернулся, подошел к застекленной двери своего кабинета, распахнул ее и прошел в дежурку.
У стола перед детективом Карлом Капеком сидел морской капрал. Над левым глазом моряка вспухала огромная, размером с бейсбольный мяч, шишка. Форма моряка была измята и испачкана, и выглядел он крайне смущенным. Он держал руки на коленях как школьник. Моряк очень тихо говорил, почти шептал что-то Капеку. Лейтенант прошел мимо них к Брауну, говорившему по телефону за своим столом.
– Ладно, я скажу ему, – Браун положил трубку.
– Это о Паркере? – спросил Бернс.
– Нет, это Дельгадо с Южной Шестой. Там одного избили до полусмерти по дороге в церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20