За окном проходила пожарная лестница. Сверху все еще доносились голоса ссорящейся пары.
— Садись, Хэнк, — пригласила Мэри. — Здесь не так уж плохо. Через окно дует ветерок, мы открываем дверь в спальню и устраиваем сквозняк.
— Спасибо, — кивнул он и сел на софу. Наступило неловкое молчание. — У тебя хорошая квартира, Мэри, — наконец произнес он.
— Не обманывай меня, Хэнк, — возразила она. — Я переехала сюда с Лонг-Айленда. То что я знаю, что такое хорошая квартира.
— Почему ты вернулась в Гарлем, Мэри?
— На заводе сократили производство, и Джонни потерял работу. Мы накопили немного денег и, наверное, могли бы содержать дом. Но один наш знакомый открывал обувной магазин здесь, в Гарлеме. Он предложил Джонни стать его партнером. Джонни решил, что это стоящее дело. Я была с ним согласна. — Она покачала головой. — В то время решение казалось правильным. — Она немного помолчала. — Если бы мы могли предвидеть, если бы мы только знали… — Она не договорила.
Он смотрел на нее и думал, удалось ли ей все-таки преодолеть первое потрясение. Внезапно она подняла глаза, и их взгляды встретились. Они смотрели друг на друга сквозь многие годы и молчали. Наконец она, словно после тяжелой внутренней борьбы, предложила:
— Хочешь выпить?
— Не стоит беспокоиться. Я пришел только…
— Мне немного стыдно, Хэнк. — Она опустила глаза. — За мое поведение у тебя в кабинете. Надеюсь…
— При сложившихся обстоятельствах…
— Да, да, знаю, но… — Она подняла глаза и посмотрела на него в упор. — Я хочу извиниться.
— Мэри, тебе незачем…
— Понимаешь, никогда не ожидаешь, что нечто подобное может случиться с тобой. Ты читаешь об этом в газетах, но это ничего для тебя не значит. И вдруг это происходит с тобой. С твоей семьей. Нужно… нужно немного времени, чтобы осознать это. Так что… прости меня, пожалуйста, за мое поведение. Я была сама не своя. Я просто… — Она резко встала. — У нас только водка и джин. Что ты будешь?
— Джин подойдет, — тихо сказал он.
— С тоником?
— Если есть.
— Да, кажется, есть.
Она ушла на кухню. Он слышал, как она открыла холодильник, откупорила бутылку с тоником, услышал стук льда о стакан. Она вернулась в комнату, протянула ему стакан и села напротив него. Они не чокнулись. Молча потягивали свои напитки. Внизу кто-то с шумом закрыл крышку мусорного бака.
— Странные вещи иногда происходят с людьми, — вдруг сказала она. — Два человека, которые когда-то хорошо знали друг друга, встречаются… как два незнакомца. — У нее вырвался нерадостный смешок. — Странно, правда?
— Да.
— Я… я рада, что ты сегодня пришел, Хэнк.
— Я пришел, чтобы сказать…
— Хочется верить, что люди, которые когда-то что-то значили друг для друга… что… что если ты хорошо кого-то знал… — Она запуталась в словах и потом просто добавила:
— Ты очень много для меня значил, Хэнк.
— Я рад это слышать.
— Когда мы были детьми, ты… ты многое для меня сделал.
— Правда?
— Да. О да. Понимаешь, я всегда считала себя уродиной, пока…
— Уродина? Ты?
— Да, да. А потом появился ты и решил, что я очень красивая, и ты без конца повторял мне это, пока… пока я сама не начала в это верить. Я всегда буду тебе благодарна за это, Хэнк.
— Мэри, уж ты-то вряд ли должна была сомневаться в своей привлекательности.
— Но я сомневалась, да еще как.
Вся неловкость пропала, каким-то невероятным образом спала напряженность, и оба совсем расслабились. Наконец стена, воздвигнутая из многих лет, рухнула, вернув им прежнюю легкость общения. Оглядываясь назад, он испытывал странную нежность к двум детям, которые когда-то держались за руки и шепотом обсуждали глобальные проблемы. Люди, сидящие сегодня в этой гостиной, мало напоминали тех детей из прошлого, но он все же узнал их и почувствовал, как приятное тепло разлилось по его телу. На мгновение он забыл, зачем пришел к ней. В этот момент ему было достаточно того, что они могут снова разговаривать друг с другом.
— Ты тоже много для меня сделала, — признался он.
— Надеюсь, Хэнк. — Она снова замолчала. — Хэнк, позволь мне объяснить, что произошло, потому что… я всегда немного переживала из-за того письма, мне всегда было стыдно за то, что я малодушно выбрала такой путь. Ты ведь знаешь, понимаешь, — надеюсь, ты понимаешь, — что я любила тебя?
— Так я думал когда-то. Но потом получил твое письмо…
— Я часто лежала по ночам с открытыми глазами и представляла, что в тот момент делаешь ты. Может, в тебя стреляют? Может, ты ранен? Вдруг твой самолет падает вниз? Что, если тебя возьмут в плен и будут пытать? Я часто плакала по ночам. Однажды ко мне в комнату зашла мама и спросила: «Мэри, Мэри, что с тобой?» — а я сказала: «Вдруг он погиб», — и тогда мама говорит: «Глупышка, нужно было выйти за него замуж, нужно было пользоваться каждой минутой любви, потому что любовь не так просто найти». И я снова заплакала. Я молилась — я никогда не была религиозна, хотя воспитывалась в католической семье, — я так за тебя молилась, Хэнк, я молилась о том, чтобы ты остался жив и невредим, чтобы… чтобы ты вернулся ко мне. А потом я встретила Джонни.
— И?..
— Возможно, тебе это покажется глупым. Но я бы не стала с ним встречаться, если бы не ты. И я не смогла бы полюбить его, если бы не любила тебя. Только благодаря твоей нежности и твоей… твоей любви ко мне я смогла полюбить другого мужчину. Вот почему мое письмо было таким жестоким. Мне не следовало его писать. Я должна была приехать к тебе в Англию и на коленях благодарить тебя, целовать твои руки, Хэнк. А не посылать такое письмо.
— Мэри, ты…
— И тогда, у тебя в кабинете, я была ужасно несправедлива к человеку, который всю свою жизнь был честен и справедлив. Я знаю, что ты должен выполнять свою работу. Я знаю, что ты сделаешь ее так, как нужно. И уважаю тебя за это. Я уважаю тебя так же, как и раньше. Я не смогла бы так сильно тебя любить, будь ты другим человеком. Не думаю, что ты сильно изменился. Ты — все тот же Хэнк.
— Я очень изменился, Мэри.
— Внешне? О да, ты уже не тот неуклюжий юноша, который когда-то собирал для меня цветы в парке. Но и я уже не та рыжеволосая, тощая…
— Ты никогда не была тощей! — возмутился он.
— ..девчонка, которая застенчиво принимала эти цветы. Но я думаю, что по сути своей мы остались прежними, Хэнк. Думаю, если мы приспустим маски, то окажемся все теми же глупыми детьми, которые считали, что мир населен драконами и рыцарями в блестящих доспехах. — Она немного помолчала. — Я права?
— Возможно.
Она кивнула, погруженная в свои мысли.
— Ты ведь пришел не о Дэнни говорить, да? — после паузы спросила она.
— Нет.
— Хорошо. Мне бы не хотелось. Понимаешь, я чувствую, что цель у нас одна. Справедливость. И я не хочу примешивать сюда эмоции. У тебя в офисе я была не права. Надеюсь, ты меня простишь.
— Я давно простил тебя, — сказал Хэнк, и их глаза на мгновение встретились. Мэри кивнула, вздохнула и отпила из своего стакана. В комнате стало очень тихо, только за окном звенел накаленный жарой воздух.
— Зачем ты пришел, Хэнк?
— Сегодня я говорил с репортером по имени Майк Бартон.
— Да.
— По его словам, он вчера с тобой встречался.
— Верно.
— Что ты ему сказала?
— Что Дэнни невиновен.
— Я имею в виду… насчет нас.
— О!
— Ты что-нибудь говорила о нас?
— Да. Я сказала, что мы знакомы с детства.
— Как именно ты ему об этом сказала?
— Он спросил, встречалась ли я с человеком, который представляет обвинение по делу. Я ответила, да, мы были знакомы в юности.
— И все?
— Кажется, да. Да. Все. А что?
— Он намекал на… большее.
— Большее? Ты хочешь сказать…
— Ну, он намекал, что мы близко знали друг друга. Он намекал…
— Понимаю. — Она замолчала, потом продолжила:
— Ну, разумеется, это не так.
— Не так?
— Мне жаль. Я должна была дать тебе это. Когда отдаешь все остальное, так глупо цепляться за… Я должна была тебе позволить.
— Мэри, дело в том…
— Тебя смущают мои слова?
— Нет.
— Хорошо. Потому что думаю, ты должен знать, что я хотела тебя так же сильно, как, судя по всему, хотел меня и ты.
— Я рад это слышать.
— Я была глупой маленькой девочкой.
— Думаю, нет.
— Была, была! В любви нельзя проводить границы. Любить — значит отдавать. Я должна была отдать тебе все, что имела, всю себя.
Он вдруг вспомнил о Кэрин и ее бомбардире и удивленно поднял брови.
— По поводу Бартона, — продолжил он. — Он пишет статью. Бог знает, что он там наплетет, но готов поспорить, что ничего хорошего. Он не напишет ничего такого, за что мы могли бы подать в суд на него или газету, но напичкает статью намеками, что мы были не просто друзьями и что наши прошлые отношения могут повлиять на исход дела.
— Понятно.
— Я решил предупредить тебя.
— Спасибо. Я ценю твою заботу.
— Я думал, твоему мужу не стоит…
— Не стоит — что?
— Не стоит… не стоит знать, что… что его жена… Она смотрела на него с неподдельным изумлением.
— Но я рассказала ему, как мы были близки, Хэнк. Я даже сказала, что немного жалею о том, что мы не занимались любовью.
— Ты ему это сказала?
— Да.
— И… и что он ответил?
— Он ответил — я очень хорошо помню его слова, — улыбнулась она. — Он ответил, что для него это не имело бы никакого значения, зато для нас могло многое значить. Вот что он мне ответил.
— Судя по всему… он достойный человек.
— Думаю, он бы тебе понравился.
— Ну, значит, у тебя не будет никаких неприятностей из-за статьи.
— Нет. Никаких. Во всяком случае, со стороны Джонни.
— Слава Богу.
— Ты для этого пришел?
— Да.
— Ты мог бы сказать мне все это по телефону.
— Мог бы, — кивнул он.
— Тогда зачем же ты пришел?
Он немного помолчал, потом широко улыбнулся:
— Наверное, мне хотелось убедиться, что я не был дураком, когда влюбился в девушку по имени Мэри О'Брайен.
Глава 7
Когда он вернулся домой, оказалось, что его ждут посетители. Кэрин встретила его в дверях и сообщила:
— Пришли Джон с Фредом. По-моему, это не просто дружеский визит.
— Что ты имеешь в виду?
— Сам увидишь. У них такой вид, словно они нашли золотой на лужайке соседа.
— Ты не поцелуешь уставшего воина? — улыбнулся он.
— Конечно поцелую.
Она скользнула по его щеке губами, и он сказал;
— Поговорим позже. Где Дженни?
— Она ужинает у подруги. Вернется не раньше одиннадцати.
— Думаю, мы найдем, чем заняться, а, Кэрин?
— Да? Но, по-моему, меня еще никто не спрашивал.
— Я никогда не спрашиваю своих женщин. Я просто затаскиваю их в свою пещеру.
— На твоем месте я бы сначала поговорила с комитетом по охране зеленых лужаек в Инвуде.
— Именно этим я сейчас и займусь: Ты приготовила мартини?
— Да.
— Вот хорошо. С удовольствием выпью.
— Коктейли стоят на баре. Я бы тоже присоединилась, но кто-то ведь должен приготовить ужин.
— Поставь вино в холодильник, — сказал он.
— Вот это да! — рассмеялась Кэрин. — Отчего бы вдруг такой романтический настрой?
— От одного твоего вида, моя голубка. — Он подмигнул ей и прошел в гостиную. — Вот так сюрприз! — воскликнул он. — Джон, Фред, как дела?
Оба встали, когда он вошел в комнату. Джон Макнелли — высокий мускулистый мужчина чуть старше тридцати, с рано поседевшими волосами. Он работал на химическом заводе в Йонкерсе. Фред Пирс занимался рекламой, работал главным художником на фирме, специализирующейся на фотографиях. В отличие от Макнелли, он был низеньким, пухлым человечком и своим неряшливым видом напоминал художника с Левобережья. Они за руку поздоровались с Хэнком, и Макнелли засмеялся:
— Что, домой после битвы, а?
— Тяжелый был денек, — согласился Хэнк. — Тяжелый. Хотите мартини? Я собираюсь выпить.
Пирс явно хотел, но Макнелли быстро отказался за обоих. Хэнк подошел к бару, взял графин и налил себе изрядную порцию мартини, достал из вазочки две оливки и опустил в свой стакан.
— За удачу. — Он поднял стакан.
— Будь здоров, — откликнулся Пирс и бросил взгляд на Макнелли, словно спрашивая, можно ли ему говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Садись, Хэнк, — пригласила Мэри. — Здесь не так уж плохо. Через окно дует ветерок, мы открываем дверь в спальню и устраиваем сквозняк.
— Спасибо, — кивнул он и сел на софу. Наступило неловкое молчание. — У тебя хорошая квартира, Мэри, — наконец произнес он.
— Не обманывай меня, Хэнк, — возразила она. — Я переехала сюда с Лонг-Айленда. То что я знаю, что такое хорошая квартира.
— Почему ты вернулась в Гарлем, Мэри?
— На заводе сократили производство, и Джонни потерял работу. Мы накопили немного денег и, наверное, могли бы содержать дом. Но один наш знакомый открывал обувной магазин здесь, в Гарлеме. Он предложил Джонни стать его партнером. Джонни решил, что это стоящее дело. Я была с ним согласна. — Она покачала головой. — В то время решение казалось правильным. — Она немного помолчала. — Если бы мы могли предвидеть, если бы мы только знали… — Она не договорила.
Он смотрел на нее и думал, удалось ли ей все-таки преодолеть первое потрясение. Внезапно она подняла глаза, и их взгляды встретились. Они смотрели друг на друга сквозь многие годы и молчали. Наконец она, словно после тяжелой внутренней борьбы, предложила:
— Хочешь выпить?
— Не стоит беспокоиться. Я пришел только…
— Мне немного стыдно, Хэнк. — Она опустила глаза. — За мое поведение у тебя в кабинете. Надеюсь…
— При сложившихся обстоятельствах…
— Да, да, знаю, но… — Она подняла глаза и посмотрела на него в упор. — Я хочу извиниться.
— Мэри, тебе незачем…
— Понимаешь, никогда не ожидаешь, что нечто подобное может случиться с тобой. Ты читаешь об этом в газетах, но это ничего для тебя не значит. И вдруг это происходит с тобой. С твоей семьей. Нужно… нужно немного времени, чтобы осознать это. Так что… прости меня, пожалуйста, за мое поведение. Я была сама не своя. Я просто… — Она резко встала. — У нас только водка и джин. Что ты будешь?
— Джин подойдет, — тихо сказал он.
— С тоником?
— Если есть.
— Да, кажется, есть.
Она ушла на кухню. Он слышал, как она открыла холодильник, откупорила бутылку с тоником, услышал стук льда о стакан. Она вернулась в комнату, протянула ему стакан и села напротив него. Они не чокнулись. Молча потягивали свои напитки. Внизу кто-то с шумом закрыл крышку мусорного бака.
— Странные вещи иногда происходят с людьми, — вдруг сказала она. — Два человека, которые когда-то хорошо знали друг друга, встречаются… как два незнакомца. — У нее вырвался нерадостный смешок. — Странно, правда?
— Да.
— Я… я рада, что ты сегодня пришел, Хэнк.
— Я пришел, чтобы сказать…
— Хочется верить, что люди, которые когда-то что-то значили друг для друга… что… что если ты хорошо кого-то знал… — Она запуталась в словах и потом просто добавила:
— Ты очень много для меня значил, Хэнк.
— Я рад это слышать.
— Когда мы были детьми, ты… ты многое для меня сделал.
— Правда?
— Да. О да. Понимаешь, я всегда считала себя уродиной, пока…
— Уродина? Ты?
— Да, да. А потом появился ты и решил, что я очень красивая, и ты без конца повторял мне это, пока… пока я сама не начала в это верить. Я всегда буду тебе благодарна за это, Хэнк.
— Мэри, уж ты-то вряд ли должна была сомневаться в своей привлекательности.
— Но я сомневалась, да еще как.
Вся неловкость пропала, каким-то невероятным образом спала напряженность, и оба совсем расслабились. Наконец стена, воздвигнутая из многих лет, рухнула, вернув им прежнюю легкость общения. Оглядываясь назад, он испытывал странную нежность к двум детям, которые когда-то держались за руки и шепотом обсуждали глобальные проблемы. Люди, сидящие сегодня в этой гостиной, мало напоминали тех детей из прошлого, но он все же узнал их и почувствовал, как приятное тепло разлилось по его телу. На мгновение он забыл, зачем пришел к ней. В этот момент ему было достаточно того, что они могут снова разговаривать друг с другом.
— Ты тоже много для меня сделала, — признался он.
— Надеюсь, Хэнк. — Она снова замолчала. — Хэнк, позволь мне объяснить, что произошло, потому что… я всегда немного переживала из-за того письма, мне всегда было стыдно за то, что я малодушно выбрала такой путь. Ты ведь знаешь, понимаешь, — надеюсь, ты понимаешь, — что я любила тебя?
— Так я думал когда-то. Но потом получил твое письмо…
— Я часто лежала по ночам с открытыми глазами и представляла, что в тот момент делаешь ты. Может, в тебя стреляют? Может, ты ранен? Вдруг твой самолет падает вниз? Что, если тебя возьмут в плен и будут пытать? Я часто плакала по ночам. Однажды ко мне в комнату зашла мама и спросила: «Мэри, Мэри, что с тобой?» — а я сказала: «Вдруг он погиб», — и тогда мама говорит: «Глупышка, нужно было выйти за него замуж, нужно было пользоваться каждой минутой любви, потому что любовь не так просто найти». И я снова заплакала. Я молилась — я никогда не была религиозна, хотя воспитывалась в католической семье, — я так за тебя молилась, Хэнк, я молилась о том, чтобы ты остался жив и невредим, чтобы… чтобы ты вернулся ко мне. А потом я встретила Джонни.
— И?..
— Возможно, тебе это покажется глупым. Но я бы не стала с ним встречаться, если бы не ты. И я не смогла бы полюбить его, если бы не любила тебя. Только благодаря твоей нежности и твоей… твоей любви ко мне я смогла полюбить другого мужчину. Вот почему мое письмо было таким жестоким. Мне не следовало его писать. Я должна была приехать к тебе в Англию и на коленях благодарить тебя, целовать твои руки, Хэнк. А не посылать такое письмо.
— Мэри, ты…
— И тогда, у тебя в кабинете, я была ужасно несправедлива к человеку, который всю свою жизнь был честен и справедлив. Я знаю, что ты должен выполнять свою работу. Я знаю, что ты сделаешь ее так, как нужно. И уважаю тебя за это. Я уважаю тебя так же, как и раньше. Я не смогла бы так сильно тебя любить, будь ты другим человеком. Не думаю, что ты сильно изменился. Ты — все тот же Хэнк.
— Я очень изменился, Мэри.
— Внешне? О да, ты уже не тот неуклюжий юноша, который когда-то собирал для меня цветы в парке. Но и я уже не та рыжеволосая, тощая…
— Ты никогда не была тощей! — возмутился он.
— ..девчонка, которая застенчиво принимала эти цветы. Но я думаю, что по сути своей мы остались прежними, Хэнк. Думаю, если мы приспустим маски, то окажемся все теми же глупыми детьми, которые считали, что мир населен драконами и рыцарями в блестящих доспехах. — Она немного помолчала. — Я права?
— Возможно.
Она кивнула, погруженная в свои мысли.
— Ты ведь пришел не о Дэнни говорить, да? — после паузы спросила она.
— Нет.
— Хорошо. Мне бы не хотелось. Понимаешь, я чувствую, что цель у нас одна. Справедливость. И я не хочу примешивать сюда эмоции. У тебя в офисе я была не права. Надеюсь, ты меня простишь.
— Я давно простил тебя, — сказал Хэнк, и их глаза на мгновение встретились. Мэри кивнула, вздохнула и отпила из своего стакана. В комнате стало очень тихо, только за окном звенел накаленный жарой воздух.
— Зачем ты пришел, Хэнк?
— Сегодня я говорил с репортером по имени Майк Бартон.
— Да.
— По его словам, он вчера с тобой встречался.
— Верно.
— Что ты ему сказала?
— Что Дэнни невиновен.
— Я имею в виду… насчет нас.
— О!
— Ты что-нибудь говорила о нас?
— Да. Я сказала, что мы знакомы с детства.
— Как именно ты ему об этом сказала?
— Он спросил, встречалась ли я с человеком, который представляет обвинение по делу. Я ответила, да, мы были знакомы в юности.
— И все?
— Кажется, да. Да. Все. А что?
— Он намекал на… большее.
— Большее? Ты хочешь сказать…
— Ну, он намекал, что мы близко знали друг друга. Он намекал…
— Понимаю. — Она замолчала, потом продолжила:
— Ну, разумеется, это не так.
— Не так?
— Мне жаль. Я должна была дать тебе это. Когда отдаешь все остальное, так глупо цепляться за… Я должна была тебе позволить.
— Мэри, дело в том…
— Тебя смущают мои слова?
— Нет.
— Хорошо. Потому что думаю, ты должен знать, что я хотела тебя так же сильно, как, судя по всему, хотел меня и ты.
— Я рад это слышать.
— Я была глупой маленькой девочкой.
— Думаю, нет.
— Была, была! В любви нельзя проводить границы. Любить — значит отдавать. Я должна была отдать тебе все, что имела, всю себя.
Он вдруг вспомнил о Кэрин и ее бомбардире и удивленно поднял брови.
— По поводу Бартона, — продолжил он. — Он пишет статью. Бог знает, что он там наплетет, но готов поспорить, что ничего хорошего. Он не напишет ничего такого, за что мы могли бы подать в суд на него или газету, но напичкает статью намеками, что мы были не просто друзьями и что наши прошлые отношения могут повлиять на исход дела.
— Понятно.
— Я решил предупредить тебя.
— Спасибо. Я ценю твою заботу.
— Я думал, твоему мужу не стоит…
— Не стоит — что?
— Не стоит… не стоит знать, что… что его жена… Она смотрела на него с неподдельным изумлением.
— Но я рассказала ему, как мы были близки, Хэнк. Я даже сказала, что немного жалею о том, что мы не занимались любовью.
— Ты ему это сказала?
— Да.
— И… и что он ответил?
— Он ответил — я очень хорошо помню его слова, — улыбнулась она. — Он ответил, что для него это не имело бы никакого значения, зато для нас могло многое значить. Вот что он мне ответил.
— Судя по всему… он достойный человек.
— Думаю, он бы тебе понравился.
— Ну, значит, у тебя не будет никаких неприятностей из-за статьи.
— Нет. Никаких. Во всяком случае, со стороны Джонни.
— Слава Богу.
— Ты для этого пришел?
— Да.
— Ты мог бы сказать мне все это по телефону.
— Мог бы, — кивнул он.
— Тогда зачем же ты пришел?
Он немного помолчал, потом широко улыбнулся:
— Наверное, мне хотелось убедиться, что я не был дураком, когда влюбился в девушку по имени Мэри О'Брайен.
Глава 7
Когда он вернулся домой, оказалось, что его ждут посетители. Кэрин встретила его в дверях и сообщила:
— Пришли Джон с Фредом. По-моему, это не просто дружеский визит.
— Что ты имеешь в виду?
— Сам увидишь. У них такой вид, словно они нашли золотой на лужайке соседа.
— Ты не поцелуешь уставшего воина? — улыбнулся он.
— Конечно поцелую.
Она скользнула по его щеке губами, и он сказал;
— Поговорим позже. Где Дженни?
— Она ужинает у подруги. Вернется не раньше одиннадцати.
— Думаю, мы найдем, чем заняться, а, Кэрин?
— Да? Но, по-моему, меня еще никто не спрашивал.
— Я никогда не спрашиваю своих женщин. Я просто затаскиваю их в свою пещеру.
— На твоем месте я бы сначала поговорила с комитетом по охране зеленых лужаек в Инвуде.
— Именно этим я сейчас и займусь: Ты приготовила мартини?
— Да.
— Вот хорошо. С удовольствием выпью.
— Коктейли стоят на баре. Я бы тоже присоединилась, но кто-то ведь должен приготовить ужин.
— Поставь вино в холодильник, — сказал он.
— Вот это да! — рассмеялась Кэрин. — Отчего бы вдруг такой романтический настрой?
— От одного твоего вида, моя голубка. — Он подмигнул ей и прошел в гостиную. — Вот так сюрприз! — воскликнул он. — Джон, Фред, как дела?
Оба встали, когда он вошел в комнату. Джон Макнелли — высокий мускулистый мужчина чуть старше тридцати, с рано поседевшими волосами. Он работал на химическом заводе в Йонкерсе. Фред Пирс занимался рекламой, работал главным художником на фирме, специализирующейся на фотографиях. В отличие от Макнелли, он был низеньким, пухлым человечком и своим неряшливым видом напоминал художника с Левобережья. Они за руку поздоровались с Хэнком, и Макнелли засмеялся:
— Что, домой после битвы, а?
— Тяжелый был денек, — согласился Хэнк. — Тяжелый. Хотите мартини? Я собираюсь выпить.
Пирс явно хотел, но Макнелли быстро отказался за обоих. Хэнк подошел к бару, взял графин и налил себе изрядную порцию мартини, достал из вазочки две оливки и опустил в свой стакан.
— За удачу. — Он поднял стакан.
— Будь здоров, — откликнулся Пирс и бросил взгляд на Макнелли, словно спрашивая, можно ли ему говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38