Он недавно развелся и был в довольно стесненных обстоятельствах.
Владелец малярного предприятия был большим, полным, дружелюбным мужчиной и играл роль защитника своего странного друга. Большую часть своего времени он рассказывал всем, кто хотел его слушать, сколько денег он заработал за день, особо не напрягаясь. Но когда он описал все, что сделал, мне показалось, что он громадным потом заработал каждый свой цент. Когда он закончил этот рассказ, то перешел к тому, что он собирается сделать завтра. Эти простые и очень честные люди принесли в мою жизнь что-то освежающее. Я завидовал их простой жизни и тому, что они с достаточной уверенностью могут планировать свое будущее. Я все время спрашивал себя, что они сказали бы, если б узнали, кто я и что собираюсь сделать.
Следующие четыре дня ничего не произошло. Я начал беспокоиться и позвонил Эфраиму. Его не было дома, и автоответчик не записывал сообщение. Это означало лишь то, что возникли проблемы. Неужели они в штабе напали на след Эфраима?
В такой ситуации очень трудно реагировать правильно. Можно подумать, что ты находишься в относительно безопасной ситуации в приятном месте. Не зная, есть ли реальная опасность или это только недоразумение или техническая проблема, нужно внезапно все отставить в сторону. Шансы того, что это просто недоразумение составляют пятьдесят на пятьдесят. Но если не среагировать на настоящую проблему, то цена, которую придется заплатить, очень высока.
Этим утром я заплатил за гостиницу и выяснил, что у меня осталось только пятьдесят долларов. Это серьезно обеспокоило меня. Одно дело – быть изолированным, намного хуже – оказаться в один момент совсем нищим.
Тут я впервые подумал, что рискованное предприятие может не очень-то окупаться. Хотя у Беллы, которой я тоже позвонил, ничего нового не было, что меня в какой-то степени успокоило, у меня не возникало сомнений, что она поостереглась бы сказать мне так, если б Моссад узнал о моем посещении советского посольства. Я мог это себе ясно представить: Эфраим, который хотел таскать из огня свои собственные каштаны, быстро меняет свои взгляды и сдает им меня, указывая возможность, как можно меня взять и вернуть. Если мне и следовало беспокоиться, то из-за него.
Если они к этому времени выяснили, что я вошел в контакт с КГБ, то они сделают все чтобы поговорить со мной для того, чтобы выяснить размер нанесенного им мной ущерба. Это нормальная процедура, которую называют локализацией провала. Если, с другой стороны, это зависит только от Эфраима, то он охотно узнал бы, что меня убрали. Это было естественное и само собой разумеющееся дело; я знал, что сам поступил бы так же. Я желал бы посмотреть, что происходило бы в таком случае в гостинице, но вовсе не хотел сам присутствовать при этом.
На противоположной от гостиницы стороне улицы размещался какой-то офис с маленькой площадкой перед ним. Я знал, что Моссад имеет доступ к спискам постояльцев почти всех гостиничных сетей мира, и не сомневался, что после нескольких телефонных звонков мое точное место пребывания будет известно через пару часов. Я настроился на то, что буду проводить дни в гостинице, а ночи на скамейке в углу маленькой площадки, откуда можно было наблюдать за отелем. Если они приедут, чтобы взять меня, то ночью – а на это я охотнее посмотрел бы с безопасного удаления.
Из-за проблем со связью я должен был учесть и ту опасность, что если Эфраим снова выйдет на связь со мной, то, возможно, только, чтобы подготовить мне ловушку. Я заметил, что становлюсь параноиком, но у меня на это была причина. Я снова попытался позвонить Эфраиму, но телефон молчал. Если до завтра я ничего не выясню, то у меня было только две альтернативы. Я мог бы на время скрыться и подождать, что произойдет. Или я мог бы позвонить моему другу Ролли, офицеру связи Моссад при ЦРУ, который работал в посольстве Израиля здесь в Вашингтоне. Я мог бы встретиться с ним и все ему рассказать. Я уже прокрутил в голове весь план. Я хотел взять с собой одного журналиста, чтобы не исчезнуть так просто и бесследно.
Но до этого еще не дошло. Прежде всего, я должен был покинуть отель после наступления темноты. Днем я зашел в магазин Армии Спасения и купил длинное порванное пальто, которое всунул в кулек для покупок. Я не брился, а в качестве снотворного в моем пакете лежала бутылка рома. Когда стемнело, я на лифте спустился в подземный гараж и там одел пальто. Когда я с закупочной тележкой, которую я нагрузил старым бельем, вышел к задней двери отеля, то ничем не отличался от других вашингтонских бездомных, населявших улицы и не бросавшихся в глаза.
Я сел на твердую скамейку и устроился поудобней на ночь, согревшись хорошим глотком из бутылки рома. Мне было холодно и одиноко. Ночь на улице тянется страшно долго. Я ни в коем случае не хотел заснуть, что бы видеть, не произойдет ли что-нибудь в гостинице, вроде нападения группы захвата Моссад.
Но ничего интересного для меня не произошло. На улице продавали и покупали наркотики, на расстоянии двадцати метров от меня угнали машину, а один бродяга хотел согнать меня с моей скамейки.
В половине пятого мне стало ясно, что они не приходили, или я их не заметил, если они там были. Была еще опасность, что они ждут меня в засаде в моей комнате, из-за чего я не хотел подыматься, пока не найду кого-то, кто поднялся бы вместе со мной. То есть, мне нужно было подождать еще как минимум четыре часа. На скамейке мне стало слишком холодно. Я прошел пару кварталов до станции метро, где провел остаток ночи на полу, прислонившись к автомату для продажи билетов. Тележку я бросил. Я был уверен, что утром ее там уже не будет. В половине восьмого я проснулся и заметил, что проспал несколько часов. Пассажиры проходили мимо и не смотрели на меня, будто бы меня не существовало. Это было так, как будто я сам лишил себя средств к существованию. Это переживание я забыл не скоро; такая судьба была вполне в духе той работы, которую мне приходилось делать.
Четверг, 1 мая 1986 года
Я медленно вернулся в отель. Тележка все еще стояла на месте. Я поставил ее у заднего входа и зашел в подземный гараж, чтобы превратиться в свое настоящее Я. Я вошел в приемную и позвонил по внутреннему телефону в сервисное бюро. Я попросил, чтобы кто-то зашел ко мне, потому что в моем номере нет воды. Я наблюдал, как сантехник вышел из свой мастерской. Вместе с ним я поднялся на лифте. Я подождал в конце коридора, пока он дошел до моего номера и постучал. Не получив ответа, он открыл дверь запасным ключом и вошел. Я помчался за ним и вошел в комнату сразу после него.
– У Вас какие-то проблемы? – спросил он, немного удивленно.
– У меня нет воды, – ответил я и показал на ванную. Я внимательно осмотрел комнату, она была пуста. Мастер проверил краны и сказал, что все в порядке. Я извинился, и он ушел. Мне нужно было срочно принять душ. После душа я позвонил в сервисное бюро, потому что был голоден как волк.
Никаких сообщений для меня не было, не было и следов, что кто-то побывал в комнате без меня. Я решил в 11 часов позвонить в посольство и еще один единственный раз попробовать связаться с Эфраимом. Роскошный завтрак, который я заказал, вполне мог стать последним. Я открыл дверь официанту и зашел назад в номер. Пока он не закрыл дверь, я услышал, как он с кем – то разговаривал за дверью: «Извините, но Вы не можете так просто..»
Я повернулся и слегка отошел в сторону, готовый броситься в угол. Я рассчитывал, что в двери появится ствол пистолета. Вместо него показалась широкая улыбка Эфраима. – Все в порядке, все о'кей, – говорил он официанту. – Мистер ждет меня, ведь правда? – повернулся он ко мне.
– Конечно. Хочешь ты позавтракать со мной?
– Нет, спасибо. Я хочу только чашку кофе.
Официант поставил на стол поднос и дал мне чек. Я подписал и вытолкнул его за дверь, затем повернулся к Эфраиму: – Знаешь ли ты, собственно, как близко ты был к тому, чтобы привести к краху всю затею? Ты себе даже не можешь представить, что случилось бы, если б я вчера не выдержал?
– Дело было уже не в моих руках. Я не мог до тебя дозвониться.
– А что с твоим проклятым телефоном? Кто отключил телефон?
– О чем это ты? Мой телефон в порядке.
Я дал ему трубку. – Тогда попробуй.
– Не отсюда. Мы попозже выйдем и позвоним с какого-то автомата.
– Ты позвонишь сейчас. Я был тверд, мой голос суров. Я не был настроен на шутки.
Он взял трубку и набрал свой номер. Послушав пару секунд, он, казалось, пришел в замешательство.
– Ты прав! Что там случилось, черт побери? Он набрал другой номер и подождал. – Что за чертовщина происходит с телефоном номер двенадцать? – зашипел он на кого-то на другом конце линии. Пару секунд послушав, он сказал: – Знаешь ли ты, что это может стоить нам человеческой жизни? Если с моим человеком что-то случится по твоей вине, то лучше не попадайся мне на глаза, когда я вернусь.
Я слышал голос в трубке, но не мог понять ни слова. Я только заметил, что голос этого человека звучал панически. – Нет, – продолжил Эфраим, – я не хочу, чтобы вы восстановили линию. Я хочу новую, и сразу. Смотри, чтоб она была готова через час, тогда я снова позвоню.
Он послушал, затем взял ручку и записал номер. Еще продолжая говорить, он дал мне этот листочек. Когда он положил трубку, я уже сел за стол у тарелки с яичницей и ветчиной.
Единственным, что меня утешало, было то, что никогда не случалось бы так, чтобы проведение операции Моссад не доверили бы рукам какого-то жалкого типа. Неудача операции по технической причине или из-за материального обеспечения была не в стиле Моссад. Я теперь мог доверять Эфраиму, но смешно, что причиной этого доверия стала ошибка.
Он налил себе кофе в стакан, который я принес из ванной.
– Русские звонили тебе? – спросил он.
– Нет, – прошипел я. – И не отвлекайся от темы. Я все еще был в ярости из-за неудачи с телефоном.
– Мне очень жаль, – сказал он и попытался поймать мой взгляд. Я уперся в тарелку и вымакивал тостом яичный желток. – Кто-то наделал глупостей. Такое иногда случается.
Я посмотрел на него. – Ты должен позаботиться о том, чтобы этого не случалось. Если бы ты пришел на пару часов позже, все было бы кончено.
– Что бы ты делал тогда?
– Это тебя не касается. Я позаботился бы о самом себе. А ты как думал?
– Мы сидим в одной лодке, – сказал он. Он казался немного смущенным. – Что ты собираешься делать?
– Что привело тебя сюда? – спросил я, не отвечая.
– Я сюда приехал, чтобы окончить одну вонючую операцию, – сказал он.
Я не хотел ничего говорить, пока он не закончил.
– Это старый троянский шпионский трюк. Он закурил.
– Что это? Я вынужден был ухмыльнуться. Я еще никогда не слышал подобных названий операций.
– Я же знал, что из-за этого ты навостришь уши. Он улыбнулся. – Шимон в феврале этого года активизировал операцию «Троянец».
Я кивнул. Я еще работал в Моссад, когда мы получили такой приказ. Из-за моего флотского опыта и личного знакомства со многими командирами ВМС я был назначен офицером связи с ВМС при планировании этой операции.
«Троянец» – это специальный аппарат связи, который был заброшен «коммандос» ВМС глубоко в тыл вражеского государства. Аппарат был ретранслятором, который посылал сообщения, передаваемые ему дезинформационным отделом Моссад, сокращенно называемым LAP, чтобы вводить противника в заблуждение. Записанные на пленку сообщения передавались с корабля израильских ВМС в открытом море. Использовалась нерасшифровываемая цифровая передача, которую мог принимать только «Троянец». Аппарат затем ретранслировал сообщение на другой частоте, которая официально использовалась правительственными учреждениями вражеской страны. После этого сообщения перехватывались американскими станциями подслушивания в Англии и в других местах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57