И если в первые недели расследования на добывание доказательств требовались бы дни, то в изменившейся ситуации – уже месяцы. И всё же тяжело, со скрипом, но работа пошла, и вскоре проблемы с доказательствами виновности обвиняемых уже не было. А когда в конце 1983 г. нам удалось добиться освобождения Каримова с поста первого секретаря обкома партии, то сопротивление нашей работе заметно ослабло. Мафиози убедились, что мы обосновались в Бухарской области всерьёз и надолго, и уже каждый спасался в одиночку. Удалось найти взаимопонимание и со всеми арестованными. Начал рассказывать о своей преступной деятельности даже миллионер Кудратов. Дольше других упорствовал начальник УВД Дустов, который позднее так объяснил причину своего поведения. Незадолго до ареста он вручил 50 000 руб. министру Эргашеву, который обещал передать эти деньги Ю. Чурбанову и даже в случае ареста с его помощью обещал вызволить Дустова из тюрьмы. Тот всё надеялся, пока не убедился в тщетности своих ожиданий.
После нейтрализации республиканского КГБ мафия ни на минуту не выпускала из поля зрения нашу следственную группу. Используя свои связи в ЦК КПСС и других центральных ведомствах, Рашидов и его окружение предпринимали отчаянные усилия заполучить назад «бухарское дело», передать его местным правоохранительным органам. И, естественно, как могли, мешали нашей работе. В частности, осенью 1983 г , мы дважды намеревались этапировать Кудратова и Дустова в Москву, но о наших планах сразу же становилось известно в ЦК, начинался скандал. Руководство союзной Прокуратуры уступало нажиму, следовала команда: отставить. Что и было на руку тем, кто боялся упустить хоть какой-то контроль за отдельными звеньями дела. В этот же период под давлением рашидовского лобби заместитель Генерального прокурора СССР О. Сорока дал указание выделить из общего расследования и передать в республиканскую прокуратуру дело по обвинению Кудратова. Расчёт простой: не удалось отнять дело, так хотя бы расчленить его на части, помешать провести полное и объективное расследование. Мы категорически отказались выполнить указание начальства. Тем более, что ни одного законного основания для выделения кудратовского дела не было. Понимал это и Сорока. Трудно сказать, как бы стали развиваться события, если бы не изменилась ситуация. 30 октября скончался Рашидов, на смену ему пришёл И. Усманходжаев из ферганского клана. У него, в отличие от более дальновидного Рашидова, деятельность нашей группы в Бухаре пока серьёзного беспокойства не вызывала. К тому же крёстные отцы занялись дележом портфелей, что на время ослабило давление на следственную группу. Уловивший ситуацию Сорока не стал настаивать на выполнении своего незаконного распоряжения. Нам удалось отстоять целостность дела.
Черненко даёт добро
– Ну, теперь-то вы никого больше не возьмёте, прежние времена возвращаются, – не скрывая удовлетворения рассуждал доставленный на допрос бывший первый заместитель начальника Бухарского УВД Шамси Рахимов. Недавно арестованный полковник милиции уже успел покаяться в многочисленных фактах получения взяток от Музаффарова и других своих подчинённых, поэтому на встречах со следователями чувствовал себя раскованно, без прежнего напряжения и насторожённости:
– Андропов-то он злой на милицию был, Щёлоков ему всегда дорогу переходил. Поэтому он и взялся за вас. Вас ведь послали в Узбекистан приструнить МВД. Разве не так? Так. А для Черненко что КГБ, что МВД, лишь бы всё было тихо, шито-крыто. Они ведь с Брежневым как два близнеца были. Разве Константин Устинович допустит, чтобы и дальше проходили такие расследования? Они же в Москве понимают, что начинаются всякие разговоры, что это и их компрометирует, партию в целом. Так что можете заранее упаковывать чемоданы.
– Откуда у вас такая убеждённость, Шамси Абдуллаевич?
– Николай Вениаминович, да это же все знают. Вы-то в душе наверняка со мной согласны, только сказать не хотите. Я жизнь прожил, всего насмотрелся. Сколько московского начальства перебывало у нас в Бухаре. Многих мне приходилось сопровождать, одаривать, ублажать. Грозятся, разносы учиняют, а потом набьют себе карманы и уезжают довольные. А те, кто не брал, так подопьют и шепчут на ухо: «Найди хорошую девочку». И находил. Вы что, думаете им больно хочется, чтобы все их похождения известны стали? Кстати, знаете, что про вас и про ваших следователей в Бухаре говорят?
– И что же?
– А говорят так: «Рот есть – кушать не хочет». Удивляются, что все москвичи обычно такие жадные, только и знают, что хватать и побольше, а вы на них не похожи. Не берёте ничего, в столовой, в магазине расплачиваетесь. А ведь вы таких «тузов» зацепили, миллионы можете в карман положить. В группе у вас молодые ребята, а по девкам не бегают. Вот и удивляются люди. Они-то раньше другое видели. Но многие за это и уважают, убедились, что слово держать умеете. Поэтому и рассказывают вам много. Другим бы не стали.
– Так, значит, можно жить и работать без взяток?
– Вам можно, а в Узбекистане нельзя. Особенно у нас в Бухаре. Да вы и сами наши порядки и обычаи изучили, знаете, что я прав. Вы-то что: приехали и уехали, а здесь всё по-прежнему останется. В прошлый раз, когда вы меня про Эргашева спрашивали, я же честно сказал, что много про него знаю, но официальных показаний давать не буду. Я из чего исходил? Опасное это дело связываться с такими большими людьми. Всю жизнь я в милиции проработал, и не было ещё такого случая, чтобы республиканского министра внутренних дел привлекли к уголовной ответственности. Тем более, генерал-лейтенанта. Отстраняли от работы, иногда звания лишали, такое бывало, но сажать ещё никого не сажали. Андропов – он мог на это пойти, дать такую команду, не любил он МВД. Но его-то нет, Черненко у власти. А он на это никогда не пойдёт. Значит, прав я оказался. И про Каримова я никаких официальных показаний давать не буду. Первого секретаря обкома партии, хоть и бывшего, тем более никто в тюрьму не отправит. Таких случаев в стране ещё не было…
– Шамси Абдуллаевич, я вас уверяю, что на ход расследования ничто не повлияет. Оно будет продолжаться, как и прежде.
– Николай Вениаминович, я ведь, как сейчас вы, тоже людей допрашивал, убеждал в мудрости партийной линии, говорил, что во всём объективно разберёмся, что закон для всех один, его выполнять надо. А на самом деле разбирались так, как начальство решит. Так что, кривил душой, и вы сейчас кривите. Не видать вам ни Эргашева, ни Каримова, застопорится у вас дело. Нас-то, тех, кого уже арестовали, конечно, не отпустят, мы люди маленькие, за нас никто вступаться не будет. Меня, конечно, осудят, отсижу своё сполна. На осуждённых за взятки амнистии, если и будут, не распространяются. Но когда-нибудь домой вернусь. А вот у вас дальше работа не пойдёт. Сами убедитесь.
Но Рахимов оказался не прав. Расследование продолжалось. В мае 1986 г. Верховный суд УзССР приговорил его за получение и дачу взяток к 14 годам лишения свободы. Ошибся Рахимов и в том, что отсидит срок наказания сполна. Расследование было остановлено не при Черненко, а весной 1989 г. при ближайшем сподвижнике Андропова Горбачёве. В одночасье подследственные и осуждённые перевоплотились в «жертв произвола», стали «свидетелями», изобличающими коварных следователей. В их числе оказался и Рахимов. Его фамилия упоминалась в опубликованном 20 мая 1989 г. заключении Комиссии Президиума Верховного Совета СССР, признавшем всю деятельность следственной группы «преступной». А через несколько месяцев, отсидев чуть более 5 лет из 14, Рахимов оказался дома.
После смерти Андропова многие предполагали, что ставший у руководства страной Черненко, который и в личном плане существенно отличался от предшественника и зарекомендовал себя не способным ни к каким новациям твёрдым приверженцем брежневского курса, может свести на нет запущенный механизм борьбы с организованной преступностью. Мало кто сомневался, что возвращаются прежние времена. КГБ, как уникальный индикатор, реагирующий на любые изменения в коридорах высшей власти, первым снизил активность. Ведь одно дело вести поиск «шпионов», выявлять крамолу и преследовать инакомыслящих – и безопасно, и обеспечивает рост по службе, почёт и уважение. Совсем другое – посягать на интересы номенклатуры. Здесь можно нажить кучу неприятностей. Узбекские чекисты уже убедились в этом на собственной, как говорится, шкуре. Поэтому понятно было стремление уже больше не проявлять энтузиазма, действовать осторожно, побыстрее отчитавшись в случае успеха, снять с себя всякую ответственность. «Это не наши функции», – всё чаще слышали мы в ответ на настойчивые просьбы оказать содействие следствию, и всё больше вопросов рассматривалось со скрипом, становилось трудноразрешимыми. В наших взаимоотношениях с КГБ после смерти Андропова вновь наступила полоса отчуждения.
И всё же самые мрачные прогнозы не оправдались. Малоспособный управлять страной, тяжело больной Черненко, похоже, вообще не намерен был ничего менять. По инерции андроповская линия была продолжена, хотя борьба с мафиозными группами на периферии осуществлялась уже не столь активно, часто непоследовательно и конъюнктурно. Достаточно привести очень характерный пример, когда началось расследование «хлопковых дел» в Узбекистане, где в махинации были вовлечены миллионы людей. Летом 1984 г. в Ташкент прибыл Е. Лигачёв. Под его руководством прошёл XVI Пленум ЦК Компартии республики, беспрецедентный по царившему на нём лицемерию. Было подчёркнуто, что в Москве о приписках и злоупотреблениях ничего не знали, во всех грехах обвинили одного покойного Рашидова, а также подтвердили, что партийная организация в Узбекистане в целом здоровая и сама справится с выявленными недостатками. Новому хозяину республики Усманходжаеву поручили проконтролировать расследование «отдельных негативных явлений» – так в тот период именовали массовые приписки, хищения, коррупцию. Мафиози, готовые ради своего благополучия пожертвовать тысячами «стрелочников», бодро взялись выполнять поручение. Десятки тысяч специалистов, второстепенные и третьестепенные исполнители преступной воли верхов, вовлечённые в носившие директивный характер махинации, оказались в тюрьмах, в то время как все организаторы хлопковой афёры не понесли никакой ответственности.
Против этой кампании массовых репрессий, чудовищного произвола, оставившего мрачный след в правовой политике тех лет, мы последовательно выступали с самого начала. Расследуемое нашей группой в 1983-1989 гг. уголовное дело № 18/58115-83 о коррупции в высших эшелонах власти никогда не имело ничего общего с «хлопковыми делами», хотя этот ярлык постоянно пытались приклеивать к проводимому расследованию.
К началу 1984 г. группа уже чётко определилась в приоритетах, методике и тактике следствия. Мы считали практику массовых репрессий безнравственной, поэтому главную задачу видели в разоблачении организаторов, верхнего звена мафиози и освобождении от уголовной ответственности тысяч и тысяч «стрелочников». На первом этапе наше внимание занимали две основные персоны: первый секретарь обкома партии Каримов и министр внутренних дел Эргашев. Спасая обоих подопечных от ответственности, республиканские руководители с почётом проводили на пенсию Эргашева, а Каримова перевели в Ташкент на должность заместителя министра мелиорации и водного хозяйства. Оба продолжали оставаться членами местного ЦК и депутатами Верховного Совета. Московское начальство торопило нас завершить расследование и слышать не хотело о привлечении к уголовной ответственности двух высокопоставленных мздоимцев. Поэтому мы действовали крайне осторожно, без излишней огласки и не ставили своё руководство в известность о выявлении всё новых и новых фактов преступной деятельности этих лиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60