И лишь с 11 мая 1985 года приказом МВД СССР N 152 Давыдов был уволен из органов внутренних дел по ст. 67 п. «б» – по болезни.
Уж теперь, казалось бы, мы должны были получить санкцию на арест Давыдова, ведь все незаконные требования Сороки выполнены. Как бы не так! Им были выдвинуты новые условия: вот когда Давыдов выпишется из госпиталя и будет решён вопрос об исключении его из КПСС, тогда, дескать, и будет дана санкция на арест. Как и в случае с Эргашевым всё повторилось, словно в дурном сне.
Не увенчались успехом и попытки договориться с оперативными службами КГБ об организации наблюдения за Давыдовым. Шли первые месяцы так называемой перестройки, и руководство КГБ в очередной раз заняло выжидательную позицию, дескать, надо разобраться, куда подуют новые ветры. Нам намекнули, что если бы с такой просьбой к ним обратился Генеральный прокурор СССР – другое дело. Но сегодня прокуратура вовсе не горела желанием проявлять активность. Следствие оказалось в цейтноте.
Если в случае с Эргашевым мы знали каждый его шаг, пользуясь оперативной информацией, и видели, как его толкачи на самоубийство, убеждая в принятии «мужественного решения», то в ситуации с Давыдовым отсутствовала даже такая информация. Было лишь известно, что 15 мая Давыдова уведомили об увольнении, что партком готовит партсобрание в МВД для исключения коммуниста Давыдова из рядов КПСС, о чём он, конечно же, прекрасно знал. 16 мая Давыдов сам звонил из госпиталя в управление кадров МВД УзССР и уточнял мотивы и формулировку увольнения.
Утром 17 мая 1985 года медперсонал обнаружил в одноместной палате № 80 на кровати труп Давыдова с огнестрельным повреждением в правой височной области головы и зажатым в правой руке пистолетом. Труп был обложен вокруг головы четырьмя подушками, накрыт сверху двумя одеялами и халатом. На постели обнаружены три стреляные гильзы и одна пуля калибра 5,45 мм . Две аналогичные пули позднее были извлечены из трупа Давыдова. В обойме пистолета находилось пять патронов. В палате в шкафу висел костюм покойного, где в правом внутреннем кармане пиджака обнаружены две записки.
Одна записка на двух листах адресована первому секретарю ЦК КП Узбекистана Усманходжаеву и Министру внутренних дел УзССР Ибрагимову. Приводим её текст без сокращения:
«Глубокоуважаемый Инамжон Бузрукович!
Товарищ министр, Ниматжан Ибрагимович!
Ухожу из жизни из-за неизлечимой, как я уверен, болезни, полученной на предприятии Миисредмаша, и тяжёлой душевной депрессии. За всю трудовую жизнь не имел взысканий, ничем себя не запятнал. Горько и обидно, что неожиданное предложение идти на пенсию сделано в столь бесцеремонной и даже грубой форме, хотя я сам собирался подать рапорт осенью.
Сейчас, по-моему, стало легче оболгать ответственного работника, чем когда-либо. Запачкают грязью и говорят – отмывайся, а нет… И мне кажется, кто-то хочет оклеветать меня, взвалить на меня грехи бывших руководителей, очернить безупречную работу в МВД в течение 16,5 лет.
Ухожу честным работником органов МВД, коммунистом, генералом, отцом. Прошу позаботиться о семье, моих кристально чистых тружениках – маме, жене, детях, им будет очень тяжело.
Спасибо партии и правительству за всё.
Давыдов (подпись)
Дополнение:
Сегодня получил сообщение. Приказом по МВД СССР от 11 мая с.г. я уволен на пенсию без права ношения формы. Я считаю это бесчестьем для генерала, заслуженного работника МВД СССР и заслуженного инженера УзССР. Никто не переговорил со мной, не высказал каких-либо обвинений или претензий. Неужели сейчас такая слепая и фанатичная вера каким-нибудь клеветникам?! Неужели вот так, походя, можно жестоко оскорбить члена КПСС с 33-летним стажем, генерала?! Не могу ничего понять, сердце – сплошная кровавая рана, веры в справедливость нет!
Я вынужден сам принять крайнюю меру к сохранению своей чести и достоинства. А перед этим – не лгут!
Последняя просьба – достойно похороните.
Давыдов (подпись)
16 мая 1985 г .»
Иначе объясняются мотивы самоубийства в записке Давыдова к семье. Здесь уже ни слова о его преследованиях, клевете. Что это: двойная бухгалтерия даже перед смертью? Впрочем, сравните сами:
«Милые мои, дорогие Женя, мама, Саша, Света, Серёжа и все родные!
Знаю, болен неизлечимой болезнью, я считаю – болезнью крови, так как к вечеру она становится какой-то болезненной, возникает давление и сильная боль в голове. Уже ряд лет РОЭ крови доходит до 35! (Сейчас – 36!). Мочекаменная болезнь и пиелонефрит доставляют страдания. Постоянные кровотечения из прямой кишки наводят на мысль о её раке. Левое ухо полностью оглохло. Начались приступы мерцательной аритмии. Считаю, что все эти болезни – в какой-то мере расплата за работу на атомном предприятии…
Чувствую себя плохо. Не хочу быть в тягость всем, прозябать неизлечимым. Ухожу из жизни честным коммунистом, генералом. Позаботьтесь, пожалуйста, Серёжа и все о маме – ей будет очень тяжело.
Милые мои, Вы должны быть крепкими, жить дружно.
Простите, прощайте.
Жора».
А дальше всё повторилось, как и в случае с самоубийством Эргашева. Поскольку творческая фантазия у партийных аппаратчиков весьма скудная, усманходжаевские прихлебатели разыграли очередной спектакль по уже известному сценарию. В Кремль понеслись вопли о следователях, которые не дают спокойно работать по перестройке общества, компрометируют руководящие органы республики, незаконно преследуют честных работников. Вот и Давыдов, которого мы, мол, знаем как принципиального, честного коммуниста. Нет оснований ему не верить. А он в предсмертной записке утверждает, что стал жертвой клеветы, преследований, возмущён этим произволом, но и перед смертью благодарит за всё партию и правительство. Эти следователи постоянно терзали его допросами, издевались, вот он и не выдержал. Республиканская прокуратура начала расследование обстоятельств самоубийства Давыдова, необходимо во всём тщательно разобраться…
Никто даже не обратил внимание на то, что в своём предсмертном послании Давыдов сам отрицает какие-либо беседы и допросы в связи с уголовным делом: «Никто не переговорил со мной, не высказал каких-либо обвинений или претензий». И никто не задался вопросом, почему в записке семье он объясняет самоубийство лишь состоянием здоровья, а в записке Усманходжаеву – клеветой в его адрес? Одним словом, всё происходило по старой схеме: и следственную группу скомпрометировали, лишили её важного источника информации, и дело по самоубийству Давыдова сохранили в местной прокуратуре, под своим контролем.
Правда, на сей раз Прокуратура УзССР действовала более оперативно. Уже 20 июня 1985 года расследование было завершено и его результаты изложены в постановлении о прекращении уголовного дела. Приведём некоторые выводы из этого документа:
«…Две рукописные записки, обнаруженные в правом кармане пиджака Давыдова, согласно заключению судебно-почерковедческой экспертизы, выполнены Давыдовым.
По заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть Давыдова относится к категории насильственной и наступила от множественных огнестрельных пулевых ранений головы с повреждением костей черепа и вещества головного мозга. Учитывая расположение и направление раневого канала, тяжесть повреждений, можно предполагать, что первые два выстрела произведены в одно входное отверстие, имеют два разных раневых канала и не смертельны, третий выстрел был произведён в верхнее входное отверстие и его раневой канал проходит, повреждая стволовую часть головного мозга, и является смертельным. Учитывая локализацию входных отверстий, доступность для нанесения собственной рукой, несмертельный характер первых двух выстрелов экспертная комиссия полагает, что Давыдов мог сам в себя произвести три выстрела.
Согласно заключению судебной-баллистической экспертизы пистолет ПСМ № МС 0334Е исправен и к стрельбе пригоден. Три гильзы и пули калибра 5,45 мм выстрелены из пистолета ПСМ № МС 0334Е.
Судебно-дактилоскопическая экспертиза пришла к выводу, что след пальца руки на спусковом крючке пистолета ПСМ № МС 0334 Е оставлен большим пальцем правой руки, а на левой стороне рукоятки оставлен безымянным пальцем правой руки Давыдова…
При осмотре палаты № 80, где находился труп Давыдова, обнаружена книга А. П. Чехова, которую он читал. На странице 240 была закладка, где имеется иллюстрация человека с пистолетом, направленным в грудь, внизу подпись «Рассказ без конца». Осмотром места происшествия не установлены признаки, свидетельствующие об убийстве другими лицами или об инсценировке самоубийства.
Свидетель Матюшин Г. И., который находился на лечении в госпитале вместе с Давыдовым и часто навещал его, показал: Давыдов особенно удручённо вёл себя в последний вечер, на вопросы отвечал неохотно, лежал в каком-то забытьи. Поэтому в 20 час. 30 мин. 16 мая 1985 года он попрощался и ушёл из его палаты.
Свидетель Кадыров X. из палаты № 81 показал, что 16 мая 1985 года Давыдов был замкнут, очень много курил, о чём-то думал.
Сын Давыдова Г. И. – Давыдов Александр показал, что 16 мая 1985 года в начале восьмого пришёл к отцу в госпиталь. Тот сказал, что есть приказ о его уходе на пенсию и формулировка плохая, что не так представлял себе завершение своей деятельности. Настроение было плохое. У отца было личное оружие.
Указанные материалы приводят к выводу о том, что Давыдов Г. И. покончил жизнь самоубийством. Нет данных, указывающих на доведение Давыдова до самоубийства».
В прессе высказывалось немало недоумений по поводу того, мог ли Давыдов самостоятельно произвести три выстрела в голову? Исключать этого нельзя. Несмотря на жалобы на здоровье, Давыдов был плотного телосложения, крупный, ещё крепкий мужчина. Он использовал пистолет малого калибра – 5,45 мм и из трёх выстрелов два первых не причинили смертельных повреждений. Заранее подготовленное им табельное оружие, содержание записок, вся обстановка происшедшего свидетельствовали о его намерении покончить счёты с жизнью. Кстати, ни наша следственная группа, ни КГБ, ни МВД не получили ни одной информации о том, что кто-либо «помог» Давыдову нажать спусковой крючок пистолета. Вместе с тем сомнения остались. Тем более, что местные следователи не сумели или не захотели как следует обосновать свои доводы. Они не дали оценки такому, например, факту, что у Давыдова, по заключению экспертов, не было рака или других смертельных заболеваний, что находится в явном противоречии с содержанием двух его записок.
«За отсутствием события преступления» уголовное дело было поспешно прекращено.
Понятно, почему марионеточная местная прокуратура ни словом не обмолвилась о том, что предшествовало смерти Давыдова, каковы подлинные мотивы этого происшествия. Ведь в противном случае предстояло поднять руку на партийную мафию в руководстве республики и говорить о том, что хотя Давыдов и не вызывался на допросы, но был изобличён в коррупции и понимал, что вслед за увольнением с должности последует привлечение к уголовной ответственности. Нужно было также сказать и о нарушениях УПК в Москве и Ташкенте в целях противодействия аресту Давыдова. Короче, мафия права: лучший свидетель – мёртвый свидетель. Именно здесь кроются причины неполноты следствия по обстоятельствам смерти Давыдова, нежелание выяснять мотивы и делать объективные выводы.
Расследование дела о коррупции тем временем продолжалось. Несмотря на самоубийство Давыдова, в Верховном суде УзССР были проверены и признаны достоверными факты получения им взяток от работников Бухарского УВД Дустова, Рахимова, Музаффарова, Очилова. 13 мая 1986 года они были осуждены. Но фамилия Давыдова продолжала фигурировать в деле. Прозвучала она и в Верховном суде СССР на чурбановском процессе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Уж теперь, казалось бы, мы должны были получить санкцию на арест Давыдова, ведь все незаконные требования Сороки выполнены. Как бы не так! Им были выдвинуты новые условия: вот когда Давыдов выпишется из госпиталя и будет решён вопрос об исключении его из КПСС, тогда, дескать, и будет дана санкция на арест. Как и в случае с Эргашевым всё повторилось, словно в дурном сне.
Не увенчались успехом и попытки договориться с оперативными службами КГБ об организации наблюдения за Давыдовым. Шли первые месяцы так называемой перестройки, и руководство КГБ в очередной раз заняло выжидательную позицию, дескать, надо разобраться, куда подуют новые ветры. Нам намекнули, что если бы с такой просьбой к ним обратился Генеральный прокурор СССР – другое дело. Но сегодня прокуратура вовсе не горела желанием проявлять активность. Следствие оказалось в цейтноте.
Если в случае с Эргашевым мы знали каждый его шаг, пользуясь оперативной информацией, и видели, как его толкачи на самоубийство, убеждая в принятии «мужественного решения», то в ситуации с Давыдовым отсутствовала даже такая информация. Было лишь известно, что 15 мая Давыдова уведомили об увольнении, что партком готовит партсобрание в МВД для исключения коммуниста Давыдова из рядов КПСС, о чём он, конечно же, прекрасно знал. 16 мая Давыдов сам звонил из госпиталя в управление кадров МВД УзССР и уточнял мотивы и формулировку увольнения.
Утром 17 мая 1985 года медперсонал обнаружил в одноместной палате № 80 на кровати труп Давыдова с огнестрельным повреждением в правой височной области головы и зажатым в правой руке пистолетом. Труп был обложен вокруг головы четырьмя подушками, накрыт сверху двумя одеялами и халатом. На постели обнаружены три стреляные гильзы и одна пуля калибра 5,45 мм . Две аналогичные пули позднее были извлечены из трупа Давыдова. В обойме пистолета находилось пять патронов. В палате в шкафу висел костюм покойного, где в правом внутреннем кармане пиджака обнаружены две записки.
Одна записка на двух листах адресована первому секретарю ЦК КП Узбекистана Усманходжаеву и Министру внутренних дел УзССР Ибрагимову. Приводим её текст без сокращения:
«Глубокоуважаемый Инамжон Бузрукович!
Товарищ министр, Ниматжан Ибрагимович!
Ухожу из жизни из-за неизлечимой, как я уверен, болезни, полученной на предприятии Миисредмаша, и тяжёлой душевной депрессии. За всю трудовую жизнь не имел взысканий, ничем себя не запятнал. Горько и обидно, что неожиданное предложение идти на пенсию сделано в столь бесцеремонной и даже грубой форме, хотя я сам собирался подать рапорт осенью.
Сейчас, по-моему, стало легче оболгать ответственного работника, чем когда-либо. Запачкают грязью и говорят – отмывайся, а нет… И мне кажется, кто-то хочет оклеветать меня, взвалить на меня грехи бывших руководителей, очернить безупречную работу в МВД в течение 16,5 лет.
Ухожу честным работником органов МВД, коммунистом, генералом, отцом. Прошу позаботиться о семье, моих кристально чистых тружениках – маме, жене, детях, им будет очень тяжело.
Спасибо партии и правительству за всё.
Давыдов (подпись)
Дополнение:
Сегодня получил сообщение. Приказом по МВД СССР от 11 мая с.г. я уволен на пенсию без права ношения формы. Я считаю это бесчестьем для генерала, заслуженного работника МВД СССР и заслуженного инженера УзССР. Никто не переговорил со мной, не высказал каких-либо обвинений или претензий. Неужели сейчас такая слепая и фанатичная вера каким-нибудь клеветникам?! Неужели вот так, походя, можно жестоко оскорбить члена КПСС с 33-летним стажем, генерала?! Не могу ничего понять, сердце – сплошная кровавая рана, веры в справедливость нет!
Я вынужден сам принять крайнюю меру к сохранению своей чести и достоинства. А перед этим – не лгут!
Последняя просьба – достойно похороните.
Давыдов (подпись)
16 мая 1985 г .»
Иначе объясняются мотивы самоубийства в записке Давыдова к семье. Здесь уже ни слова о его преследованиях, клевете. Что это: двойная бухгалтерия даже перед смертью? Впрочем, сравните сами:
«Милые мои, дорогие Женя, мама, Саша, Света, Серёжа и все родные!
Знаю, болен неизлечимой болезнью, я считаю – болезнью крови, так как к вечеру она становится какой-то болезненной, возникает давление и сильная боль в голове. Уже ряд лет РОЭ крови доходит до 35! (Сейчас – 36!). Мочекаменная болезнь и пиелонефрит доставляют страдания. Постоянные кровотечения из прямой кишки наводят на мысль о её раке. Левое ухо полностью оглохло. Начались приступы мерцательной аритмии. Считаю, что все эти болезни – в какой-то мере расплата за работу на атомном предприятии…
Чувствую себя плохо. Не хочу быть в тягость всем, прозябать неизлечимым. Ухожу из жизни честным коммунистом, генералом. Позаботьтесь, пожалуйста, Серёжа и все о маме – ей будет очень тяжело.
Милые мои, Вы должны быть крепкими, жить дружно.
Простите, прощайте.
Жора».
А дальше всё повторилось, как и в случае с самоубийством Эргашева. Поскольку творческая фантазия у партийных аппаратчиков весьма скудная, усманходжаевские прихлебатели разыграли очередной спектакль по уже известному сценарию. В Кремль понеслись вопли о следователях, которые не дают спокойно работать по перестройке общества, компрометируют руководящие органы республики, незаконно преследуют честных работников. Вот и Давыдов, которого мы, мол, знаем как принципиального, честного коммуниста. Нет оснований ему не верить. А он в предсмертной записке утверждает, что стал жертвой клеветы, преследований, возмущён этим произволом, но и перед смертью благодарит за всё партию и правительство. Эти следователи постоянно терзали его допросами, издевались, вот он и не выдержал. Республиканская прокуратура начала расследование обстоятельств самоубийства Давыдова, необходимо во всём тщательно разобраться…
Никто даже не обратил внимание на то, что в своём предсмертном послании Давыдов сам отрицает какие-либо беседы и допросы в связи с уголовным делом: «Никто не переговорил со мной, не высказал каких-либо обвинений или претензий». И никто не задался вопросом, почему в записке семье он объясняет самоубийство лишь состоянием здоровья, а в записке Усманходжаеву – клеветой в его адрес? Одним словом, всё происходило по старой схеме: и следственную группу скомпрометировали, лишили её важного источника информации, и дело по самоубийству Давыдова сохранили в местной прокуратуре, под своим контролем.
Правда, на сей раз Прокуратура УзССР действовала более оперативно. Уже 20 июня 1985 года расследование было завершено и его результаты изложены в постановлении о прекращении уголовного дела. Приведём некоторые выводы из этого документа:
«…Две рукописные записки, обнаруженные в правом кармане пиджака Давыдова, согласно заключению судебно-почерковедческой экспертизы, выполнены Давыдовым.
По заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть Давыдова относится к категории насильственной и наступила от множественных огнестрельных пулевых ранений головы с повреждением костей черепа и вещества головного мозга. Учитывая расположение и направление раневого канала, тяжесть повреждений, можно предполагать, что первые два выстрела произведены в одно входное отверстие, имеют два разных раневых канала и не смертельны, третий выстрел был произведён в верхнее входное отверстие и его раневой канал проходит, повреждая стволовую часть головного мозга, и является смертельным. Учитывая локализацию входных отверстий, доступность для нанесения собственной рукой, несмертельный характер первых двух выстрелов экспертная комиссия полагает, что Давыдов мог сам в себя произвести три выстрела.
Согласно заключению судебной-баллистической экспертизы пистолет ПСМ № МС 0334Е исправен и к стрельбе пригоден. Три гильзы и пули калибра 5,45 мм выстрелены из пистолета ПСМ № МС 0334Е.
Судебно-дактилоскопическая экспертиза пришла к выводу, что след пальца руки на спусковом крючке пистолета ПСМ № МС 0334 Е оставлен большим пальцем правой руки, а на левой стороне рукоятки оставлен безымянным пальцем правой руки Давыдова…
При осмотре палаты № 80, где находился труп Давыдова, обнаружена книга А. П. Чехова, которую он читал. На странице 240 была закладка, где имеется иллюстрация человека с пистолетом, направленным в грудь, внизу подпись «Рассказ без конца». Осмотром места происшествия не установлены признаки, свидетельствующие об убийстве другими лицами или об инсценировке самоубийства.
Свидетель Матюшин Г. И., который находился на лечении в госпитале вместе с Давыдовым и часто навещал его, показал: Давыдов особенно удручённо вёл себя в последний вечер, на вопросы отвечал неохотно, лежал в каком-то забытьи. Поэтому в 20 час. 30 мин. 16 мая 1985 года он попрощался и ушёл из его палаты.
Свидетель Кадыров X. из палаты № 81 показал, что 16 мая 1985 года Давыдов был замкнут, очень много курил, о чём-то думал.
Сын Давыдова Г. И. – Давыдов Александр показал, что 16 мая 1985 года в начале восьмого пришёл к отцу в госпиталь. Тот сказал, что есть приказ о его уходе на пенсию и формулировка плохая, что не так представлял себе завершение своей деятельности. Настроение было плохое. У отца было личное оружие.
Указанные материалы приводят к выводу о том, что Давыдов Г. И. покончил жизнь самоубийством. Нет данных, указывающих на доведение Давыдова до самоубийства».
В прессе высказывалось немало недоумений по поводу того, мог ли Давыдов самостоятельно произвести три выстрела в голову? Исключать этого нельзя. Несмотря на жалобы на здоровье, Давыдов был плотного телосложения, крупный, ещё крепкий мужчина. Он использовал пистолет малого калибра – 5,45 мм и из трёх выстрелов два первых не причинили смертельных повреждений. Заранее подготовленное им табельное оружие, содержание записок, вся обстановка происшедшего свидетельствовали о его намерении покончить счёты с жизнью. Кстати, ни наша следственная группа, ни КГБ, ни МВД не получили ни одной информации о том, что кто-либо «помог» Давыдову нажать спусковой крючок пистолета. Вместе с тем сомнения остались. Тем более, что местные следователи не сумели или не захотели как следует обосновать свои доводы. Они не дали оценки такому, например, факту, что у Давыдова, по заключению экспертов, не было рака или других смертельных заболеваний, что находится в явном противоречии с содержанием двух его записок.
«За отсутствием события преступления» уголовное дело было поспешно прекращено.
Понятно, почему марионеточная местная прокуратура ни словом не обмолвилась о том, что предшествовало смерти Давыдова, каковы подлинные мотивы этого происшествия. Ведь в противном случае предстояло поднять руку на партийную мафию в руководстве республики и говорить о том, что хотя Давыдов и не вызывался на допросы, но был изобличён в коррупции и понимал, что вслед за увольнением с должности последует привлечение к уголовной ответственности. Нужно было также сказать и о нарушениях УПК в Москве и Ташкенте в целях противодействия аресту Давыдова. Короче, мафия права: лучший свидетель – мёртвый свидетель. Именно здесь кроются причины неполноты следствия по обстоятельствам смерти Давыдова, нежелание выяснять мотивы и делать объективные выводы.
Расследование дела о коррупции тем временем продолжалось. Несмотря на самоубийство Давыдова, в Верховном суде УзССР были проверены и признаны достоверными факты получения им взяток от работников Бухарского УВД Дустова, Рахимова, Музаффарова, Очилова. 13 мая 1986 года они были осуждены. Но фамилия Давыдова продолжала фигурировать в деле. Прозвучала она и в Верховном суде СССР на чурбановском процессе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60