Возможно, когда он просто не знает, что произойдет потом. Брюс допил кофе и тут же наполнил чашку. Следующий вопрос буквально дыру пробурил в моем черепе.
-- А как насчет этого, Брюс? Я обдумал твои слова о наркогипнозе. Скажи, могут человеку сделать укол, а потом гипнотизировать его насильно?
-- Ну, знаешь,-- медленно ответил он,-- это довольно странный вопрос. Наркотик -- например, амитал -- подавляет волю. И если субъект получил дозу, то все двери открыты -- то есть, можно сказать, все запреты убраны. Я полагаю, если ты убедишь человека согласиться на укол, то ты запросто введешь в него любую команду, когда наркотик подействует.
-- Даже если он будет сопротивляться команде?
-- Обо всем позаботится наркотик. Человек может сопротивляться наркотическому опьянению, но как только последнее берет вверх, бедолага теряет желание сопротивляться.
-- Так. Тогда еще вопрос. Этим утром ты говорил о том, что человеку можно внушить необходимость преступления. Как... Нет, давай перейдем на лица. Возьмем, к примеру, меня.
Брюс быстро взглянул мне в глаза, но я продолжал:
-- Скажи, я могу совершить преступление под гипнозом? Допустим, убить кого-нибудь?
Он почесал подбородок.
-- Трудно говорить наверняка, Марк. Я не работал с тобой лично и не могу знать, насколько ты гипнабилен. Может быть, ты вообще не поддаешься гипнозу.
-- Допустим, я тут самый-самый.
-- Все равно, это не тема для дискуссии. Весь наш утренний разговор остается в силе, но мы не можем брать человека и говорить, что именно с ним техника сработает на все сто. С кем-то, да; с другим, нет.
Брюс замолчал, а потом добавил:
-- Хотя все верно, Марк. Пусть будет так. Ты уже, я вижу, стоишь на краю.
Это точно. Я весь подался вперед, застыл, почти как камень. У меня вырвался глубокий вздох.
-- Нам надо перестать прыгать вокруг да около. Конечно, мне страшно говорить об этом в открытую. Но, Брюс, боюсь, что именно я мог убить Джея.
Он отхлебнул глоток. Не охал и не ахал. Только покачал головой.
-- Выброси это из головы, Марк. Сначала ты твердил о гипнотизме и попугаях, затем по твоим нервам ударила история о Джее Вэзере. Ты никого не убивал.
-- Откуда такая уверенность, Брюс? Ты все знаешь наверняка?
-- Уверенности нет, но...
Я встал, снял пиджак и отвернул левый рукав, потом подошел к его креслу.
-- Что ты думаешь об этом? Мой палец ткнул в отметину на локте.
-- Это я увидел утром, но не придал значения. До меня тогда не доходило.
Брюс выпрямился в кресле и уставился на пятнышко. Он взглянул на меня, затем снова на мою руку.
-- Где ты это получил?
-- Не знаю.
Он еще секунду изучал след укола, затем заметил два пятна на нижней части руки.
-- А это что?
-- Не знаю. Я заметил их сегодня вечером. Но где и в какое время я их получил -- не знаю. Просто не знаю.
-- Садись, Марк. И будет лучше, если ты расскажешь мне все по порядку.
Я рассказал. Я начал с пробуждения утром и подробно расписал все, что думал по этому поводу. Дойдя до места, где мне пришлось уклоняться от ареста, я пропустил некоторые тонкости, иначе вышла бы на свет история о покупке магазина. А я хотел покончить с этим, выбросить вон. Брюс молчал, курил и слушал. Я рассказал ему о побуждении идти в "Феникс".
В ход пошла записка из кармана.
-- Я написал ее до того, как пошел в гостиницу. По крайней мере, я знаю, что ходил в гостиницу, но теперь ничего не помню. Следующим воспоминанием идет мое возвращение в контору. Почти полчаса куда-то испарилось. Понимаешь? Исчезло.
Он взглянул на записку и кивнул.
-- Давай дальше.
Я ввел его в курс дела, а потом сказал:
-- Вот магнитофон. Я даже не знаю, где взял его, черт возьми. Может быть, украл. Не знаю. Скажи, я схожу с ума?
-- Все в порядке, Марк. Но ситуация у тебя отвратительная. Я включил магнитофон и перемотал кассету. Оставалось нажать на кнопку, и я услышу все, что происходило со мной час назад. Брюс перенес кофейный столик, и я установил магнитофон между креслами.
-- Марк,-- подбодрил он меня,-- по крайней мере, ты узнаешь, что случилось.
-- Да? Но как это произошло, черт бы меня побрал?
-- Не знаю, как все происходило, но, похоже, тебе ввели наркотик, и ты был прав, подозревая это. Потом тебя гипнотизировали, ослабив сопротивление организма. Судя по твоему рассказу, это сделали прошлой ночью. Отметина на локтевом сгибе и все остальное полностью соответствует такому предположению. Возможно, для манипуляции сознания им понадобилась вся ночь, но не имеет значение, сколько им потребовалось времени. Ты вошел в глубокий транс, и все воспоминания устранены. По какой-то причине ты должен был прийти в гостиницу "Феникс". Может быть, для встречи с определенным лицом. Возможно, даже для отчета. Помни, тебя не подозревают в убийстве Джея.
-- Да, а как по поводу убийства? Меня накачали наркотиками до того, как убили Джея. Мог ли я... Мог ли я убить его? Он покачал головой.
-- Забудь об этом, Марк. Я уже говорил, что это просто невозможно за такое короткое время - прошло всего несколько часов. А значит, не ты, и не так быстро. Кроме того, мы оба знаем, что твой револьвер украли из служебного кабинета. Мне известно и об отпечатках на твоем столе. Поэтому прекрати терзать себя.
-- Брюс,-- тихо сказал я.-- Мое оружие не крали. Оно было со мной, когда я прошлой ночью входил в свою комнату. Он подался вперед и почесал подбородок. Его голова поникла, и он больше ничего не говорил.
-- Ладно, пусть будет, как будет,- сказал я в конце концов. Палец нажал кнопку "пуск". Громкость повернута до отказа. Я вздохнул и откинулся на спинку кресла.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Брюс скрестил ноги и закрыл глаза. Он казался расслабленным, но если говорить о моих нервах и мышцах, я чувствовал только упругость и напряжение, словно тонкие полоски льда расползались по всему телу.
Из динамика послышались мягкие шумы. Что-то похожее на шепот, но он для меня ничего не значил. Несколько секунд молчания, затем четыре-пять тихих приглушенных звука. Я посмотрел на Брюса. Он приоткрыл глаза, поднял кулак и показал, что стучит в дверь. Я кивнул.
Из динамика донеслось: "Входите." Звук был тусклый, но я разобрал это слово. Раздался слабый щелчок открываемой двери, а затем другой голос произнес:
-- Ну, привет... Брюс раздвинул ноги и склонился поближе к магнитофону, как будто, приблизившись, можно было понять, что там происходит. Возможно, он расслышал следующую фразу лучше, чем я. Громкость стояла на максимуме, но голоса и звуки казались расплывчатыми и искаженными. Я знал, что последние слова принадлежали мне. Я тоже склонился вперед.
-- Марк!-- вдруг крикнул Брюс.
-- Что?
Я взглянул на него. Из динамика смутно лились слова.
-- Спать! Быстрый сон. Быстрый сон.
-- Что-то не так, Брюс? Он покачал головой, внимательно прислушиваясь.
-- Объясню потом.
После последней фразы наступил момент тишины, затем дверь, видимо, закрыли. Из динамика тихо посыпались слова:
-- Быстрый сон, это так прекрасно. Ты спишь, уже спишь глубоким, полным, гипнотическим сном. Он все глубже и глубже, все глубже и глубже.
Я посмотрел на Брюса, и у меня зачесался затылок. Его взгляд не отрывался от кассеты, но он заметил мое движение и молча кивнул. Голос монотонно гудел -- неузнаваемый, вялый и медлительный:
-- Ты должен делать то, что я тебе говорю. Тебе понятно? Ты можешь нормально говорить. Скажи "да", если ты меня понял. Затем приглушенно и как бы издалека я услышал другой голос - мой голос.
-- Да. Это звучало фантастично, почти невероятно -- даже когда я сидел здесь и слушал запись. Это происходило со мной, но казалось, что я все слышу в первый раз. Ужасно сознавать, что слова уже сказаны, команды произнесены, и теперь каждое слово эхом отдавалось в укромных закоулках моего ума, так как эти приказы остались не только на магнитной ленте, которая крутилась передо мной. Они были врезаны в мой мозг, если не глубже.
Тем не менее, это были незнакомые, неизвестные мне слова, которые я забыл час назад; забыл сильнее, чем события третьего дня в школе или десятого дня рождения. В каком-то вихре я начал сомневаться во всех воспоминаниях, в своих мыслях и впечатлениях, не понимая уже, где правда, где ложь, и сомневаясь даже в том, что слышал и чувствовал сейчас.
Я одеревенел. Но голос на ленте приказал мне расслабиться в кресле и закатать левый рукав. Я нахмурился. Слова перешли в неразборчивый шум. Нить смысла исчезла. Брюс тоже слегка нахмурился, но при следующей фразе его морщины разгладились, и он кивнул самому себе.
-- Твоя левая рука становится все тяжелее и тяжелее, она цепенеет и умирает. Все ощущения уходят из руки. Все ощущения уходят из твоей руки. Она абсолютно не чувствует боли. Ты не можешь чувствовать боль в левой руке. Ты ничего не чувствуешь... Опять и опять.
-- Твоя рука, как свинцовая палка. Ты не можешь чувствовать боль... Брюс поднял голову, и когда я взглянул на него, он показал на мое предплечье. Я посмотрел на руку. Рукав по-прежнему был закатан выше локтя. Коснувшись замазанного пятна на локте, я снова взглянул на Брюса. Он покачал головой.
Из динамика не доносилось ни звука, но лента продолжала крутиться. Брюс быстро осмотрелся, взял из ближней пепельницы потухшую сигарету, сжал окурок пальцами, без слов склонился и схватил мою левую руку. Он держал окурок в нескольких дюймах от моего запястья, потом вдруг ткнул им в руку. Я непроизвольно вздрогнул, а он отвел окурок вверх и ткнул им в руку еще раз. Я посмотрел на два пятна пепла, оставшихся на коже. Они почти касались двух точек, которые я обнаружил на руке сегодня вечером. Тело вздрогнуло. Мне представилась игла, которая глубоко входила в мою плоть в тех местах, куда тукал окурком Брюс. Из магнитофона вновь послышались слова.
-- Твоя рука абсолютно нормальная, и все же она не чувствует боли. Ты будешь спать, и все же ты будешь нормально говорить и отвечать на все мои вопросы. Абсолютно на все вопросы. Тебе удобно и хорошо, ты испытываешь радость, отвечая на мои вопросы. Ты все понял?
-- Да.
-- Почему тебя освободила полиция?
-- Я придумал себе оправдание и рассказал им, что мое оружие украли из рабочего кабинета. Они выяснили, что дверь конторы взломана, а ящик стола, в котором, по моим словам, находился револьвер, тоже взломан и валяется на полу. Они нашли на поверхности стола отпечатки Джорджа Люцио и освободили меня. Брюс покачал головой и посмотрел мне в лицо, но я почти не замечал его. Во рту пересохло. Я ждал новых вопросов. Громкость то усиливалась, то ослабевала, слова иногда вообще выпадали, превращаясь в неуловимый шум.
-- Расскажи, что ты делал, когда ушел из полиции. Назови всех людей, с которыми разговаривал. Расскажи о своих поступках и обо всем, что узнал.
Вновь заговорил другой голос - голос, который принадлежал мне. Я кратко описал весь день, отмечая такие интересные детали, что теперь, сидя в гостиной Брюса, сам с удивлением слушал этот удивительный рассказ.
Я говорил ровным голосом, называя каждого человека по имени. Я постоянно называл полное имя, ни разу не сказав "он" или "она", ни разу не сказав "ты" тому, кто меня допрашивал. Я рассказал, как покинул городское управление, зашел в контору, навестил Роберта Ганнибала, Глэдис Вэзер, Энн Вэзер, Марту Стюарт и Артура. Наконец, очередь дошла до Эйлы, и я тут же почувствовал, как лицо заливает краска.
Слушалось это ужасно. Я неуклюже ерзал в кресле. Брюс взглянул на меня и тут же отвел глаза, сдерживая ядовитую улыбку. В принципе, тут была самая интересная часть записи, но удовольствия она мне не принесла.
Слух был в постоянном напряжении, но я расслабился. Мое замешательство увело ум от более пугающих аспектов ситуации. И вдруг меня прорвало. Во мне не остаюсь ни замешательства, ни покоя. Я размышлял. Вспомнилось, что после Эйлы я вернулся в контору. Потом возникло желание бежать в гостиницу, затем появилось понимание, что это гипнотическое принуждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22