И два трупа «зэков» на утро сбрасывалось в пропасть...
* * *
– Был там, Олежка, у меня дружок... Ну не дружок, допустим, а так, самый близкий знакомый – Женька Хлыст. Откуда-то из-под Перми. Нормальный был парень, спокойный. В охранники к братьям случайно, как и я, попал – его Ахмет во время одной из поездок на вокзале в Москве выловил, когда тот, дембельнувшись, в родную деревню возвращался. Знаешь, после армии-то, когда на этой гражданке ничего не знаешь и так хочется хоть как-то свою жизнь изменить... Короче, клюнул Хлыст на пятьсот баксов в месяц и оказался в, лагере, Банда совсем разволновался.
– Мы с ним и сошлись-то, наверное, из-за того, что оба были там людьми случайными. Я же, поверь, за целый год ни одного «зэка» не застрелил.
Хотя и были у меня попытки побега. Догонял, бил, назад, в «стадо», загонял – это, Олежка, было. Но убивать – ни разу, клянусь!
– Да я верю, Саша, верю! Что, я тебя не знаю, что ли? – поспешил Востряков его успокоить.
– Ну... Хлыст тоже никогда никого не убивал.
Молодец был пацан, поэтому нам, наверное, таджики и не доверяли никогда полностью, все чего-то опасались. Мы же в крови не были запачканы. Там у нас здание одно было, таджики его баней называли. По четвергам туда «зэков» загоняли. Они даже на работы не ходили в этот день. Да и какая работа – из бани той бомжи выбирались какие-то обессиленные, вялые... Я целый год, Олежка, даже и не догадывался, что в той бане делалось! Нас с Хлыстом к ней и близко не подпускали, а «зэки» разве скажут – мы, охранники, для них же лютыми врагами были. Они со своей стороны нас за людей тоже никогда не считали... Эх, знать бы про все чуть раньше!
– Сашка, да ты спокойнее, спокойнее. Ведь все уже прошло, не нервничай ты так, – пытался хоть как-то успокоить своего бывшего командира Востряков. – Так что ты там про русскую рулетку в таджикском исполнении рассказывать начинал?
– А... Короче, однажды Хлыст уговорил меня – пошли, мол, посмотрим, что там чурбаны вытворяют...
* * *
В столовой оказалось полно таджиков – все свободные от смены чурки собрались здесь. Был даже Ахмет. Он сидел посреди помещения за столом, к которому перпендикулярно был придвинут второй стол. На нем располагались два стакана, бутылка водки, хлеб и кусок вареной баранины. Перед хозяином лежали два револьвера и коробка патронов.
– О, даже наши русские друзья сегодня пришли! – радостно поприветствовал их Ахмет. – Заходите, не стесняйтесь, гостями будете. Может, и сами в нашу игру поиграете, если захотите, конечно...
Таджики дружно заржали, и Сашка с Хлыстом удивленно переглянулись, чувствуя какой-то подвох.
Тем временем Ахмет начал принимать ставки.
Кто больше клал на стол перед ним долларов, тот и получал право принять участие в игре. Точнее, в лотерее, ставкой в которой оказывалась жизнь, как узнали ребята чуть позже.
– Может, все-таки наши новички желают сыграть? – снова с подколкой спросил Ахмет, но парни, ничего не понимая, лишь отрицательно замотали головами.
Наконец ставки, дойдя до суммы в триста долларов, были сделаны, и в помещение столовой втолкнули двух «зэков» – самых доходяжных, еле-еле переставляющих ноги после сегодняшней баньки.
Их усадили за стол, налили каждому по стакану водки и придвинули хлеб и мясо.
– Перекусите... перед сном, – слова Ахмета почему-то снова вызвали дружный смех таджиков. – Помните фильм «Судьба человека»? Там после первой не закусывали, а мы вам такую возможность даем. Ешьте, пейте... Времени у вас хотя и немного осталось, но пока еще есть, ха-ха!
Сашка, не понимая причины такого бурного веселья банды Ахмета, с недоумением взглянул на Хлыста. Тот в ответ только удивленно пожал плечами.
Тем временем два таджика, выложивших по триста долларов, подошли к столу, и каждому из них Ахмет дал револьвер и по одному патрону...
Правила рулетки оказались весьма просты. Револьвер заряжался единственным патроном и затем барабан раскручивался. Как в настоящей русской рулетке – угадать, попадет боек на капсюль патрона или сухо щелкнет вхолостую, было совершенно невозможно. Затем охранники – участники рулетки – приставляли револьверы к вискам зэков и одновременно, по команде Ахмета, нажимали на спусковые крючки. Раз, другой, третий. Пока не раздастся выстрел. Тот, чей патрон «срабатывал» раньше, забирал и свою ставку, и ставку соперника. Но если осечка у обоих участников происходила четыре раза подряд, деньги уходили Ахмету – организатору, так сказать, «соревнования», а на «огневой рубеж» выдвигалась новая пара «искателей удачи».
Банда как зачарованный смотрел на происходящее, не в силах оторваться от этого зрелища, не в силах поверить, что происходит все это не во сне, а наяву, всерьез, в конце двадцатого века на территории, некогда входившей в состав «самого человечного, самого гуманного, самого дружного и очень интернационального» государства!
Вот раздалась команда Ахмета, рулетчики нажали на спусковые крючки... Два сухих щелчка возвестили о том, что первый тур «игры» закончился в пользу «зэков».
– Как ваши имена, о отважные счастливчики? – кривляясь, спросил Ахмет у обоих вмиг протрезвевших и совершенно обалдевших от такого поворота событий «зэков», пока их палачи старательно крутили барабаны, готовясь ко второму туру.
– Федор мое имя, – нерешительно промямлил тот, что сидел слева от хозяина, но именно в этот момент «крупье» крикнул:
– Давай!
Щелчок и тут же – грохот выстрела. Голова Федора тяжело упала на стол, опрокидывая пустой стакан. Выражение недоумения и удивления так и не исчезло из его мгновенно остекленевших глаз, и лишь маленькая аккуратная дымящаяся дырочка на виске свидетельствовала о том, что хозяин этой головы уже никогда не сможет вымолвить даже собственного имени.
Дружный восторженный рев всех присутствовавших таджиков сотряс стены столовой. Убийца победно вскинул вверх руки, тут же воздав хвалу Аллаху за избавление мира от очередного неверного. Все шестьсот долларов со стола мгновенно перекочевали в его карман.
– Я могу уже идти? – с дрожью в голосе произнес, приподнимаясь со своего смертного места второй «зэк», расширенными от ужаса глазами пялясь на распластанное рядом тело его «коллеги» по кровавой лотерее.
Но уйти ему, конечно же, не дали.
– Э, дорогой, куда ты так торопишься? – хозяин откровенно глумился над ним, даже не пытаясь скрыть своего издевательского тона. – В барак ты всегда успеешь, лучше посиди с нами, выпей... Налить ему!.. Пей, не стесняйся, закусывай – я хочу, чтобы все было, как у людей.
«Зэк» ошарашенно посмотрел на Ахмета, пытаясь понять, что скрывается за его улыбочкой, и одним залпом осушил протянутый ему кем-то из таджиков стакан.
– А как твое имя? Мы еще не слышали.
– Петром меня зовут. Петр Корнейчик. Да и пойду уже, пожалуй, завтра на работу рано вставать.
Не хочу вам мешать... – он начал медленно приподниматься, униженно раскланиваясь, но тут же строгий окрик хозяина остановил его, снова пригвоздив беднягу к стулу:
– Сядь, свинья неблагодарная! Игра только началась!
Ахмет яростно сверкнул глазами и властно указал на второго рулетчика, с револьвером в руке стоявшего за спиной несчастного «зэка».
– Этот человек вложил триста своих долларов и проиграл. Неужели ты не хочешь ему помочь? Он должен вернуть свои деньги. И поэтому мы сейчас все вместе будем играть дальше, во втором туре. Ясно?
Ахмет выложил из кармана стодолларовую купюру и положил перед собой на стол.
– Объявляется игра: Мурат против Петра. У одного – голова, у второго – один патрон в барабане.
Я ставлю сто долларов на то, что повезет Петру. Кто согласен – клади деньги сюда. Кто против – клади около Мурата. Ты сам, Мурат, по нашим правилам Можешь на этот раз ничего не ставить – если выиграешь, получишь свою долю наравне с остальными выигравшими. Ставка для всех одинаковая – сто долларов.
Вскоре на столе перед Ахметом лежало шесть сотен, а сторонники Мурата выложили тысячу триста баксов.
Прозвучала команда хозяина, щелчок – и Ахмет сгреб все деньги, честно разделив сумму на шесть частей и раздав каждому, кто поставил так же, как он.
– Молодец, Петр, хорошо сыграл – мы на сто процентов благодаря тебе «поднялись»! – поблагодарил он «зэка» невесть за что...
Второй этап кровавой игры продолжался минут двадцать. Деньги кочевали из одного кармана в другой, револьвер глухо щелкал, а Петр обреченно пил водку, потеряв к происходящему, как показалось Банде, всяческий интерес.
Скоро все было кончено. Раздался выстрел, и на стол тяжело повалился Петр. Пуля прошла через его голову далеко не так аккуратно, как у Федора. Ранение, безусловно смертельное, оказалось сквозным, и вышла пуля где-то на шее, рваной окровавленной раной вспучив обрывки мышц и кожи. Из раны густо, пульсирующими потоками, потекла темно-красная кровь, заливая стол, мясо, хлеб...
Банда, слишком много повидавший на своем веку – видевший и смерть, и кровь, носивший за бронежилетом вытекший глаз товарища и счищавший его мозги с собственного обмундирования, – на этот раз не выдержал. Ведь это была не война – простое убийство. Он не смог вынести жуткого зрелища и бросился вон из столовой, спеша на свежий вечерний воздух.
Следом за ним выскочил Хлыст, и без того всегда круглые и удивленные глаза которого стали сейчас похожи на два медных пятака царской чеканки.
– Суки! – шептал он. – Шакалы! Банда, я их всех порежу, всех постреляю. Не дам жить гадам!
– Порежем, Хлыст, обязательно. И постреляем.
Только момент найдем подходящий... А пока тихо – идут. Кажется, трупы вытаскивают. Ублюдки гребаные...
С того дня чувствительность и сентиментальность русских охранников стала главной темой разговоров между таджиками. Каждый из них считал за честь напомнить Банде и Хлысту об их «позоре» – о том, как они, сами русские, тем не менее испугались русской рулетки, испугались одного только вида человеческой крови.
– Эй, Хлыст, пошли поможешь, я сейчас баранчика резать буду – крови много будет!..
– Банда, приходи сегодня в столовую в русскую рулетку играть – глядишь, если не обрыгаешься, за один вечер много денег сможешь заработать!..
Правда, после нескольких зубодробительных ударов Банды шуточки прекратились, но отношение недоверия и пренебрежения к Хлысту и Банде со стороны остальных охранников только росло и укреплялось...
* * *
– Ты, наверное, спросишь, почему я не сбежал? – Банда первым нарушил тяжелое молчание, воцарившееся у костра по окончании его страшного рассказа. – А все очень просто – не мог я убежать, Олежка...
– А я и не спрашиваю... Давай лучше еще выпьем, а то ты такие страсти рассказываешь – мороз по коже дерет, – Востряков наполнил стаканы и сразу же, не дожидаясь Банды, одним большим глотком выпил свою порцию.
– Зима началась, Олег. Вокруг горы, снег. Куда пойдешь? – Банда будто не слышал Вострякова, так и не притронувшись к стакану и продолжая свой рассказ. – Подошел я к Ахмету, так, мол, и так, больше работать у тебя не хочу, мы про такие зверства не договаривались, так что переправляй меня в Бишкек – и адью. А он мне в ответ – «не могу, кем я тебя заменю, интересно?» Мы, говорит, с тобой контракт на год заключили, так что работай. Я ему – «пошел к чертям собачьим! Забирай свои сраные бабки, а я ухожу!» – «Иди, – говорит, – я не держу. Сдохнешь в горах как шакал последний...»
Банда тяжело вздохнул и замолчал, а потом, будто до него только сейчас дошло предложение Олежки, схватил свой стакан и тоже выпил его залпом, даже не поморщившись.
– Так что я остался... К зиме там человек сто двадцать «зэков» собралось – Ахмет, как видно, готовился основательно. Ведь до самой весны из лагеря – никуда, только в баню «зэков» водили, все остальное время в бараках они сидели, носа не показывая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
* * *
– Был там, Олежка, у меня дружок... Ну не дружок, допустим, а так, самый близкий знакомый – Женька Хлыст. Откуда-то из-под Перми. Нормальный был парень, спокойный. В охранники к братьям случайно, как и я, попал – его Ахмет во время одной из поездок на вокзале в Москве выловил, когда тот, дембельнувшись, в родную деревню возвращался. Знаешь, после армии-то, когда на этой гражданке ничего не знаешь и так хочется хоть как-то свою жизнь изменить... Короче, клюнул Хлыст на пятьсот баксов в месяц и оказался в, лагере, Банда совсем разволновался.
– Мы с ним и сошлись-то, наверное, из-за того, что оба были там людьми случайными. Я же, поверь, за целый год ни одного «зэка» не застрелил.
Хотя и были у меня попытки побега. Догонял, бил, назад, в «стадо», загонял – это, Олежка, было. Но убивать – ни разу, клянусь!
– Да я верю, Саша, верю! Что, я тебя не знаю, что ли? – поспешил Востряков его успокоить.
– Ну... Хлыст тоже никогда никого не убивал.
Молодец был пацан, поэтому нам, наверное, таджики и не доверяли никогда полностью, все чего-то опасались. Мы же в крови не были запачканы. Там у нас здание одно было, таджики его баней называли. По четвергам туда «зэков» загоняли. Они даже на работы не ходили в этот день. Да и какая работа – из бани той бомжи выбирались какие-то обессиленные, вялые... Я целый год, Олежка, даже и не догадывался, что в той бане делалось! Нас с Хлыстом к ней и близко не подпускали, а «зэки» разве скажут – мы, охранники, для них же лютыми врагами были. Они со своей стороны нас за людей тоже никогда не считали... Эх, знать бы про все чуть раньше!
– Сашка, да ты спокойнее, спокойнее. Ведь все уже прошло, не нервничай ты так, – пытался хоть как-то успокоить своего бывшего командира Востряков. – Так что ты там про русскую рулетку в таджикском исполнении рассказывать начинал?
– А... Короче, однажды Хлыст уговорил меня – пошли, мол, посмотрим, что там чурбаны вытворяют...
* * *
В столовой оказалось полно таджиков – все свободные от смены чурки собрались здесь. Был даже Ахмет. Он сидел посреди помещения за столом, к которому перпендикулярно был придвинут второй стол. На нем располагались два стакана, бутылка водки, хлеб и кусок вареной баранины. Перед хозяином лежали два револьвера и коробка патронов.
– О, даже наши русские друзья сегодня пришли! – радостно поприветствовал их Ахмет. – Заходите, не стесняйтесь, гостями будете. Может, и сами в нашу игру поиграете, если захотите, конечно...
Таджики дружно заржали, и Сашка с Хлыстом удивленно переглянулись, чувствуя какой-то подвох.
Тем временем Ахмет начал принимать ставки.
Кто больше клал на стол перед ним долларов, тот и получал право принять участие в игре. Точнее, в лотерее, ставкой в которой оказывалась жизнь, как узнали ребята чуть позже.
– Может, все-таки наши новички желают сыграть? – снова с подколкой спросил Ахмет, но парни, ничего не понимая, лишь отрицательно замотали головами.
Наконец ставки, дойдя до суммы в триста долларов, были сделаны, и в помещение столовой втолкнули двух «зэков» – самых доходяжных, еле-еле переставляющих ноги после сегодняшней баньки.
Их усадили за стол, налили каждому по стакану водки и придвинули хлеб и мясо.
– Перекусите... перед сном, – слова Ахмета почему-то снова вызвали дружный смех таджиков. – Помните фильм «Судьба человека»? Там после первой не закусывали, а мы вам такую возможность даем. Ешьте, пейте... Времени у вас хотя и немного осталось, но пока еще есть, ха-ха!
Сашка, не понимая причины такого бурного веселья банды Ахмета, с недоумением взглянул на Хлыста. Тот в ответ только удивленно пожал плечами.
Тем временем два таджика, выложивших по триста долларов, подошли к столу, и каждому из них Ахмет дал револьвер и по одному патрону...
Правила рулетки оказались весьма просты. Револьвер заряжался единственным патроном и затем барабан раскручивался. Как в настоящей русской рулетке – угадать, попадет боек на капсюль патрона или сухо щелкнет вхолостую, было совершенно невозможно. Затем охранники – участники рулетки – приставляли револьверы к вискам зэков и одновременно, по команде Ахмета, нажимали на спусковые крючки. Раз, другой, третий. Пока не раздастся выстрел. Тот, чей патрон «срабатывал» раньше, забирал и свою ставку, и ставку соперника. Но если осечка у обоих участников происходила четыре раза подряд, деньги уходили Ахмету – организатору, так сказать, «соревнования», а на «огневой рубеж» выдвигалась новая пара «искателей удачи».
Банда как зачарованный смотрел на происходящее, не в силах оторваться от этого зрелища, не в силах поверить, что происходит все это не во сне, а наяву, всерьез, в конце двадцатого века на территории, некогда входившей в состав «самого человечного, самого гуманного, самого дружного и очень интернационального» государства!
Вот раздалась команда Ахмета, рулетчики нажали на спусковые крючки... Два сухих щелчка возвестили о том, что первый тур «игры» закончился в пользу «зэков».
– Как ваши имена, о отважные счастливчики? – кривляясь, спросил Ахмет у обоих вмиг протрезвевших и совершенно обалдевших от такого поворота событий «зэков», пока их палачи старательно крутили барабаны, готовясь ко второму туру.
– Федор мое имя, – нерешительно промямлил тот, что сидел слева от хозяина, но именно в этот момент «крупье» крикнул:
– Давай!
Щелчок и тут же – грохот выстрела. Голова Федора тяжело упала на стол, опрокидывая пустой стакан. Выражение недоумения и удивления так и не исчезло из его мгновенно остекленевших глаз, и лишь маленькая аккуратная дымящаяся дырочка на виске свидетельствовала о том, что хозяин этой головы уже никогда не сможет вымолвить даже собственного имени.
Дружный восторженный рев всех присутствовавших таджиков сотряс стены столовой. Убийца победно вскинул вверх руки, тут же воздав хвалу Аллаху за избавление мира от очередного неверного. Все шестьсот долларов со стола мгновенно перекочевали в его карман.
– Я могу уже идти? – с дрожью в голосе произнес, приподнимаясь со своего смертного места второй «зэк», расширенными от ужаса глазами пялясь на распластанное рядом тело его «коллеги» по кровавой лотерее.
Но уйти ему, конечно же, не дали.
– Э, дорогой, куда ты так торопишься? – хозяин откровенно глумился над ним, даже не пытаясь скрыть своего издевательского тона. – В барак ты всегда успеешь, лучше посиди с нами, выпей... Налить ему!.. Пей, не стесняйся, закусывай – я хочу, чтобы все было, как у людей.
«Зэк» ошарашенно посмотрел на Ахмета, пытаясь понять, что скрывается за его улыбочкой, и одним залпом осушил протянутый ему кем-то из таджиков стакан.
– А как твое имя? Мы еще не слышали.
– Петром меня зовут. Петр Корнейчик. Да и пойду уже, пожалуй, завтра на работу рано вставать.
Не хочу вам мешать... – он начал медленно приподниматься, униженно раскланиваясь, но тут же строгий окрик хозяина остановил его, снова пригвоздив беднягу к стулу:
– Сядь, свинья неблагодарная! Игра только началась!
Ахмет яростно сверкнул глазами и властно указал на второго рулетчика, с револьвером в руке стоявшего за спиной несчастного «зэка».
– Этот человек вложил триста своих долларов и проиграл. Неужели ты не хочешь ему помочь? Он должен вернуть свои деньги. И поэтому мы сейчас все вместе будем играть дальше, во втором туре. Ясно?
Ахмет выложил из кармана стодолларовую купюру и положил перед собой на стол.
– Объявляется игра: Мурат против Петра. У одного – голова, у второго – один патрон в барабане.
Я ставлю сто долларов на то, что повезет Петру. Кто согласен – клади деньги сюда. Кто против – клади около Мурата. Ты сам, Мурат, по нашим правилам Можешь на этот раз ничего не ставить – если выиграешь, получишь свою долю наравне с остальными выигравшими. Ставка для всех одинаковая – сто долларов.
Вскоре на столе перед Ахметом лежало шесть сотен, а сторонники Мурата выложили тысячу триста баксов.
Прозвучала команда хозяина, щелчок – и Ахмет сгреб все деньги, честно разделив сумму на шесть частей и раздав каждому, кто поставил так же, как он.
– Молодец, Петр, хорошо сыграл – мы на сто процентов благодаря тебе «поднялись»! – поблагодарил он «зэка» невесть за что...
Второй этап кровавой игры продолжался минут двадцать. Деньги кочевали из одного кармана в другой, револьвер глухо щелкал, а Петр обреченно пил водку, потеряв к происходящему, как показалось Банде, всяческий интерес.
Скоро все было кончено. Раздался выстрел, и на стол тяжело повалился Петр. Пуля прошла через его голову далеко не так аккуратно, как у Федора. Ранение, безусловно смертельное, оказалось сквозным, и вышла пуля где-то на шее, рваной окровавленной раной вспучив обрывки мышц и кожи. Из раны густо, пульсирующими потоками, потекла темно-красная кровь, заливая стол, мясо, хлеб...
Банда, слишком много повидавший на своем веку – видевший и смерть, и кровь, носивший за бронежилетом вытекший глаз товарища и счищавший его мозги с собственного обмундирования, – на этот раз не выдержал. Ведь это была не война – простое убийство. Он не смог вынести жуткого зрелища и бросился вон из столовой, спеша на свежий вечерний воздух.
Следом за ним выскочил Хлыст, и без того всегда круглые и удивленные глаза которого стали сейчас похожи на два медных пятака царской чеканки.
– Суки! – шептал он. – Шакалы! Банда, я их всех порежу, всех постреляю. Не дам жить гадам!
– Порежем, Хлыст, обязательно. И постреляем.
Только момент найдем подходящий... А пока тихо – идут. Кажется, трупы вытаскивают. Ублюдки гребаные...
С того дня чувствительность и сентиментальность русских охранников стала главной темой разговоров между таджиками. Каждый из них считал за честь напомнить Банде и Хлысту об их «позоре» – о том, как они, сами русские, тем не менее испугались русской рулетки, испугались одного только вида человеческой крови.
– Эй, Хлыст, пошли поможешь, я сейчас баранчика резать буду – крови много будет!..
– Банда, приходи сегодня в столовую в русскую рулетку играть – глядишь, если не обрыгаешься, за один вечер много денег сможешь заработать!..
Правда, после нескольких зубодробительных ударов Банды шуточки прекратились, но отношение недоверия и пренебрежения к Хлысту и Банде со стороны остальных охранников только росло и укреплялось...
* * *
– Ты, наверное, спросишь, почему я не сбежал? – Банда первым нарушил тяжелое молчание, воцарившееся у костра по окончании его страшного рассказа. – А все очень просто – не мог я убежать, Олежка...
– А я и не спрашиваю... Давай лучше еще выпьем, а то ты такие страсти рассказываешь – мороз по коже дерет, – Востряков наполнил стаканы и сразу же, не дожидаясь Банды, одним большим глотком выпил свою порцию.
– Зима началась, Олег. Вокруг горы, снег. Куда пойдешь? – Банда будто не слышал Вострякова, так и не притронувшись к стакану и продолжая свой рассказ. – Подошел я к Ахмету, так, мол, и так, больше работать у тебя не хочу, мы про такие зверства не договаривались, так что переправляй меня в Бишкек – и адью. А он мне в ответ – «не могу, кем я тебя заменю, интересно?» Мы, говорит, с тобой контракт на год заключили, так что работай. Я ему – «пошел к чертям собачьим! Забирай свои сраные бабки, а я ухожу!» – «Иди, – говорит, – я не держу. Сдохнешь в горах как шакал последний...»
Банда тяжело вздохнул и замолчал, а потом, будто до него только сейчас дошло предложение Олежки, схватил свой стакан и тоже выпил его залпом, даже не поморщившись.
– Так что я остался... К зиме там человек сто двадцать «зэков» собралось – Ахмет, как видно, готовился основательно. Ведь до самой весны из лагеря – никуда, только в баню «зэков» водили, все остальное время в бараках они сидели, носа не показывая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48