А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Скорей, Федор умирает!» Это хоро­шенько отрепетируем.
– Кто такой Федор?
– Обожаемый муж кассирши, трудится рядом в лабо­ратории, – показывает на плане, – больное сердце. Есте­ственно, она бросится к умирающему супругу. Как только откроет дверь, зажимаете ей рот и оглушаете по голове.
– Это давай ты, – говорит Миша приятелю.
– Ладно.
– Остается взять деньги и уйти через подъезд, кото­рый я показывал. Там будет ждать синий «Москвич»…
– На словах все проще пареной репы.
– Не на словах, Миша. Люди со мной уже работали, и весьма успешно!
…Мы видим переднюю, где Вероника Антоновна, стоявшая под дверью комнаты Марата, медленно отсту­пает, держась за голову. Она все слышала и все поняла о сыне до конца.

* * *
Пал Палыч осуществляет свою «мыслишку».
– Держите бумагу, – вручает он Сене Калмыкову чистый лист. – Пишите сверху: «Следователю Знаменс­кому». Пониже: «По вашей просьбе собственноручно со­ставляю перечень своих знакомых».
– А для чего? – подобострастно спрашивает Кал­мыков.
– Для приобщения к делу. Следствие, суд и адвокаты должны знать, в каком кругу вы вращались. Если сочтут нужным, кого-то попросят вас охарактеризовать.
…Теперь перед Пал Палычем Сема Тутаев. Он запол­нил лист донизу, перевертывает, задумывается.
– Всех-всех писать?
– Конечно. Наверно, будут и положительные отзывы?
– Обо мне? А то как же!
– Вот и пишите. Учтем.
…Завершение процедуры мы наблюдаем с участием Ильи Колесникова.
– Вот, пожалуйста. Все. – Он протягивает Пал Палычу три листка, густо испещренных именами. – Отдельно я озаглавил «Друзья», отдельно «Разные знакомые».
– Многочисленное общество.
– Старался уж никого не забыть, гражданин следо­ватель!

* * *
– Какой вечер чудесный, – говорит Стелла, выходя с Барсуковым из подъезда его дома. – Где ваши окна?
Он ведет ее за угол и показывает.
– Отсюда слышно, если кто-нибудь из ребят про­снется и заплачет?
– Они не просыпаются!
Однако Стелла садится на скамью, и он опускается рядом. За незначительными фразами, из которых вяжется разговор, проглядывают взаимный интерес и симпатия.
– Почему плаксики, Леша? Боевые ребята. Опти­мисты.
– До года стоял дружный рев – прозвище по старой памяти. А моя мать зовет барсучата. Барсуков – барсучата… Спасибо вам, что пришли.
– Вам спасибо, очень вкусно накормили. Для мужчи­ны вы образцово ведете дом.
– Если честно, не всегда такой порядок. Сегодня – в вашу честь… Удивительно, живем чуть не рядом, и я вас не видел!
– Много ли вы замечаете – кроме барсучат?
– Иногда все-таки замечаю!.. Но в целом вы правы: я принадлежу им. Стараюсь возместить… чего они лишены. Перевернуло меня, понимаете? Теперь все только с точ­ки зрения их пользы.
– А будет ли польза, Леша? Позиция опасная.
– Избалую, испорчу? Говорили. Говорили, что выра­стут махровые эгоисты. Но не надо об этом, Стелла! Боюсь… поссоримся, едва познакомились.
– Ну и глупо… Знаете, Леша, я все равно скажу, что думаю. Если суждено поссориться, лучше не тянуть… Не то что балуете, – начинает Стелла, помолчав. – Чтобы избаловать, как это обычно понимают, вам не хватит материальных средств, извините за прямоту… Но вы сте­лете ребятам под ноги свою жизнь, как ковровую дорож­ку. Что от вас останется лет через десять, Леша? Кормя­щая единица? А сыновьям нужен отец – яркий, смелый… чтобы гордиться… Подражать. Потеряете себя – они тоже много потеряют.
Стелла сказала то, о чем Барсуков до сих пор не задумывался. Что, если предостережения ее справедливы?
– Мы поссорились? – после паузы спрашивает Стелла.
– Нет… может, вы опять правы? Надо это обдумать.
– Договорились! – Стелла протягивает руку, Барсу­ков задерживает ее в своих ладонях.

* * *
Вероника Антоновна с маленьким чемоданчиком мед­ленно пересекает переднюю. У наружной двери оборачи­вается и смотрит вокруг странным пристальным взором.
Касается концертной афиши на стене. Задерживает взгляд на двери в комнату Марата… Медленно выходит на лестницу, и замок за ней глухо щелкает.

* * *
– Ни в одном списке его нет! – говорит Томин, потрясая бумажками Калмыкова, Тутаева и Колесникова. – «Забыли» мотоциклисты общего приятеля – Мара­та! Скрыли и тем выдали!
– Вот: отсутствие информации есть тоже информа­ция. Так что это за Марат?
– Любопытно я на него вышел. Зондирую домаш­них. Говорят, часто звонили какому-то Марату, назна­чали встречи, но нам про него ничего не известно. Ах ты, думаю, соблюдал конспирацию, как же до него добраться? И вдруг сестренка Тутаева – малявка с ко­сичками – вдруг заявляет, что у Марата мать – знаме­нитая певица. Фамилия? – спрашиваю. Знаю, говорит, только не помню. Бились, бились, потом я чисто по наитию: «Не Вероника ли Былова?» И, представляешь в точку!
– Итак, Марат Былов. Кандидат в режиссеры…
– Режиссер, Паша! – уверенно поправляет То­мин. – Вот послушай про него. Подающий надежды ма­тематик и завзятый альпинист. То и другое в про­шлом, – отвечает он на удивленное движение Пал Палыча. – Два с половиной года назад повел группу в горы. После конца сезона. Хотел кому-то доказать свое превосходство над простыми смертными. Внезапно – ледяной ветер, снегопад. Короче, двое новичков погиб­ли. Он их покинул, спасая собственную шкуру. По месту происшествия завели было дело об оставлении без по­мощи, но оно развалилось. За недоказанностью… Само­влюбленный, легко входит в доверие, умеет влиять на окружающих.
– Но это немножко из другой области, чем касса.
– Не скажи! Я отлично представляю: считал себя героем, люди верили, шли за ним без оглядки. Красовал­ся, рисовался, – бац! – публично открылось, что подо­нок. Альпинистская среда его изгнала. Из аспирантуры попросили: в том походе он использовал бланки кафедры для каких-то ходатайств.
– И теперь берет реванш? Мстит за унижение?
– Почему нет? Карьера поломана, а в рядовых ходить не умеет… Привычка верховодить, злобный маленький фюрер… Паш, шевельнем?
– А что мы имеем против Марата Былова? Реально?
– Ничего. Но… покажи-ка мне, в каком НИИ работал раньше Колесников?
Пал Палыч отыскивает нужные сведения.
– Так и есть! – с торжеством восклицает Томин, сличив название с записью в своем блокноте. – В том же НИИ шоферит Барсуков! Человек, бывший рядом с уни­вермагом во время кражи.
– Первый раз слышу!
– Конечно. Ты тогда еще не подключился. Он все отрицал и не попал в свидетели.
– И он знаком с Колосниковым?
– Даже с Маратом! Если начистоту, – кается То­мин, – вылетел из головы этот Барсуков… и влетел об­ратно только вчера вечером. Наши мотоциклисты называ­ли его в телефонных разговорах с Маратом, понимаешь? Я привезу Барсукова, а Паш? Уполномочь!

* * *
А Барсукова обрабатывает Марат.
– К тебе в кузов сядут трое. Провезешь на территорию института, там высадишь. И все.
– Но зачем?
– Не знаю, им это нужно. Думаю, пустяки, Леша.
Наступает натянутая пауза. Марат, разумеется, чув­ствует, что Барсуков не тот, что прежде, но поначалу продолжает играть в дружескую непринужденность.
– Что-то ты запропал. Как мелюзга? Все их справки переданы, скоро будут путевки.
– С ребятами некому поехать. Я, собственно, пришел забрать метрики. – Барсуков говорит нейтрально, он пред­почел бы расстаться с Маратом без выяснения отноше­ний. – Что касается каких-то троих, такие вещи не по мне.
– Да?.. – Марат неприятно удивлен решительным отпором. – Ты чистюля?.. – И сбрасывает личину доброжелательства. – А кто был соучастником кражи в Се­лихове? Кто стоял в кустах? Как там у вас называется – на шухере?
– Ты… с ума сошел!..
– Один из тех парней в шлемах – твой бывший со­служивец. Зачем ему скрывать, что Леша Барсуков имел свой куш?
– Ты не веришь тому, что говоришь!
– Зато в органах поверят. Сам подставился: ведь ты соврал, что ничего не видел, а?
– Марат… зачем все это?
– Чтобы слушался!
– А не послушаюсь?
– Будешь иметь дело с очень злыми людьми. Очень, очень злыми, – зловеще повторяет Марат. – Ты хорошо понял? – И, довольный произведенным впечатлением, повелительно заканчивает: – К тебе сядут завтра, через неделю, через месяц – когда понадобится. И не вздумай вилять!

* * *
Теща Барсукова разговаривает с ним по телефону:
– Хоть убей, Леша, не разберу, что ты задумал!.. Да почему их везти к бабушке, в Тулу? Я им разве не бабушка? Ну хорошо, ну как знаешь… Да-да, забрать из сада, отвезти к Елизавете Григорьевне, никому не гово­рить… И что такое творится? – недоумевает она, кладя трубку и начиная поспешно одеваться.
Следующий звонок – Стелле.
В белой шапочке и халате она моет руки, когда слы­шится голос: «Доктор, вас к телефону!»
Стелла подходит к аппарату.
– Да?.. Здравствуйте, Леша… – Она слушает, и улыб­ка сменяется тревогой. – Нельзя встречаться? А что слу­чилось?.. Понятно. То есть непонятно, но раз вы не хотите объяснить… Удачи? Желаю удачи. Поцелуйте барсучат и… не исчезайте совсем с горизонта…
Барсуков вешает трубку в телефоне-автомате:
– Теперь, Марат, поглядим, кто кого!..
…Непривычно сутулясь, подходит он в сумерках к дому.
– Товарищ Барсуков! – из затененного угла выступа­ет Томин.
– Вы?!.. – с искренней радостью восклицает Барсу­ков. – Вы мне позарез нужны!
– Какое совпадение потребностей, – озадаченно от­зывается Томин.

* * *
– Ох, уж эта мне «хата с краю»! – в сердцах говорит Пал Палыч, выслушав исповедь Барсукова.
– Но я…
– Мало могли сообщить о мотоциклистах? А нам бы и это тогда пригодилось! И то, что вы отмолчались, Барсуков… нас подвели, а себя еще больше.
Барсуков тяжело вздыхает:
– Теперь-то понял!
– Задним умом все крепки! Отшвырнули неприятную историю, а она вернулась. Как бумеранг.
Друзья отходят посовещаться.
– Ну-с? – тихонько спрашивает Томин. – Трое в кузове – не увеселительная прогулка.
– Барсуков! – окликает Пал Палыч. – Когда в НИИ зарплата?
– Десятого и двадцать пятого.
Томин и Пал Палыч обмениваются взглядом.
– Да, похоже на то.
– Надо взять с поличным, Саша!
– Как парень? – указывает Томин на Барсукова.
– Я бы доверился.
– Рискнем довериться. – Томин останавливается пе­ред Барсуковым. – Вы согласны вызубрить и твердо ис­полнять наши инструкции?
– Я? Конечно. Обязан…
Грузовик Барсукова выезжает с автобазы, и неподале­ку его останавливает Марат.
Садится в кабину, вместо приветствия говорит:
– Час пробил! Поезжай, за углом притормозишь.
Барсуков молча повинуется. За углом поджидают Миша, Сергей и бывший «бутылочник» в форме воени­зированной охраны. Быстро лезут в кузов.
Барсуков дает понять, что, хотя и с большой неохо­той, но смирился с навязанной ему ролью.
– Хоть бы предупредил! – бормочет он. – Уж пре­дупредить нельзя? За человека не считают!
– Гони в институт! – распоряжается Марат.
Грузовик едет по городу…
– Все кипятишься? – спрашивает Марат, пока они ждут у светофора. – Чудак… – Он немного возбужден и не прочь поговорить.
– Не знаю, зачем вы едете… – ожесточенно ворчит Барсуков, – и знать не хочу… Но я рискую…
– Пустяки, Леша.
– Нет, я рискую! – настаивает Барсуков (он ведет разговор, который должен отвлечь внимание от его даль­нейших действий). – И хоть бы какой интерес! Подве­зешь кого по дороге – и то на бензинчик подбрасывают. А тут такое дело… ты мои материальные обстоятельства знаешь…
– Заметен проблеск разума. Позвони завтра, потолку­ем про бензинчик.
– Ах, ты… – чертыхается Барсуков, глянув на пока­затель горючего. – Бензинчик-бензинчик, а он весь вы­шел! Надо заправляться.
Впереди как раз видна колонка.
– Некогда! – вскидывается Марат. – Дотянешь!
Барсуков стучит по стеклу прибора:
– Не видишь, на нуле!
– Болван!
– Ты на меня не кидайся! До института, между про­чим, две остановки на метро. Пожалуйста, не держу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9