И во сколько ж раз вы окажетесь умней докторов-кандидатов? Сейчас посчитаем… Округленно – в тридцать семь тысяч семьсот шестьдесят раз!
– Потряска! – Неизвестно, что потрясает Илью: сама цифра или легкость, с которой без клочка бумаги проделаны вычисления.
– Помнится, ты возил на территорию оборудование? – Илья кивает. – Машины проверяют?
– На выезде.
– На въезде – нет?
– Ввози, что хочешь! Была бы институтская машина.
– Слава, слава дуракам! Въехать через ворота, а выйти здесь! – Они как раз проходят мимо парадного подъезда.
– Но въехать-то…
– Зачем же я расспрашивал об этом шофере с детьми, как думаешь?
– Марат, ты гений!
– Не исключено.
* * *
– Паша, ты в этом году хоть раз плавал? – вопрошает Томин, входя к Пал Палычу в приподнятом настроении.
– Довольно регулярно.
– Да не в бассейне – в реке!
– А ты?
– Сегодня, с утра пораньше. Травка на берегу, пернатые поют, и девушки загорают… Райские кущи!
– Если купался – так с уловом?
– Ох, как грамотно покупался!.. Предлагаю задержать В. И. Подкидина, тридцати четырех лет, ранее судимого.
– А что мы имеем против В. И. Подкидина?
– А вот слушай. Поехал я под Звенигород к инженеру Макарову. – Томин вынимает пресловутую записную книжку и раскрывает на закладке. – Он тогда по вызову не явился – сидит в отпуску на садовом участке. Телефон свой записал сюда сам, с нашим «садоводом» общался на почве какой-то безусой земляники. Подкидин – бригадир-строитель, занимается отделочными работами. Так что за другом-маляром дело не станет. С участковым я в темпе созвонился, он в темпе прощупал квартирных соседей. Описывают Подкидина в самых мерзких тонах. Одно, говорят, спасенье, что увлекается сельским хозяйством и летом пропадает в деревне у родителей. Давай его изымать из оборота, а? Пока тихонько, чтобы дружки не запаниковали. Медлить нечего.
– Да, пожалуй…
– Опять в сомнениях? Купаться надо, Паша, купаться!
* * *
На сквере рядом со сказочными избушками и прочими подобными атрибутами в песочнице весело возятся оба маленьких Барсукова. Сам он, сидя на скамейке, слушает по транзистору репортаж о футбольном матче. Марат следит за Барсуковым, выжидая удобного момента для знакомства. Взглянув на часы, подходит.
– По-прежнему три – два? – азартно спрашивает он. – Минуты полторы до конца?
Барсуков кивает. Марат присаживается рядом, оба поглощены событиями на стадионе. Но вот раздается рев болельщиков – матч окончен. Барсуков выключает приемник, и они с Маратом обмениваются обычными в таких случаях фразами.
Тут плаксики, надумав что-то новое, приносят и складывают к ногам отца ведерки и лопатки.
– Пап, мы на горку!
– Валяйте.
– Неотразимая пара! – говорит Марат. – Люблю ребенков, а своих нет.
– Отчего? – без особого интереса спрашивает Барсуков.
– Не женат. То есть был, но… жестокая это проблема… А почему они не в детском саду?
– То и дело простужаются. Отведу завтра.
– Простуда – бич городских детей. Единственное радикальное средство – несколько сезонов подряд на юге.
– У всех свои рецепты.
– Нет-нет!.. Простите, как вас зовут?
– Алексей. Леша.
– Марат.
Он протягивает руку, и Барсуков отвечает тем же.
– Поверьте, Леша, юг – это спасение. Меня самого только тем на ноги и поставили. Во младенчестве был довольно хилым существом. Не похоже?
– Да, теперь не скажешь.
– Сначала гланды, потом бронхи, потом легочные явления.
Марат напал на безошибочную тему: Барсуков обеспокоился, затосковал.
– Я готов ради них в лепешку, – говорит он. – Но несколько сезонов…
– Леша, если упустите сейчас, то на всю жизнь угнетенное дыхание, серьезный спорт недоступен. А ведь растут будущие мужчины!
– Несколько сезонов на юге я не осилю. Организационно, материально, всяко, – хмуро говорит Барсуков.
– Вы считаете мое поведение навязчивым?
– Да нет, ни к чему не обязывающий разговор.
– Не совсем так, Леша. Я действительно могу вам помочь!
* * *
Подкидин беззаботно идет по улице, и все вокруг вызывает его доброжелательный интерес. Повернув за угол, он сталкивается с Томиным. Порой случается, что наткнувшиеся друг на друга пешеходы не могут сразу разойтись, вместе делая шаг то в одну сторону, то в другую. Внешне и Томин с Подкидиным без толку топчутся у края тротуара, но к этому добавляется короткий тихий диалог:
– Подкидин?
– И что?
– Уголовный розыск. Вы нам нужны. Садитесь в машину!
Машина без опознавательных милицейских знаков уже притормозила около них, и задняя дверца приглашающе распахнута.
И еще один человек, оказавшийся за спиной у отшатнувшегося Подкидина, говорит ему в затылок:
– Спокойно, Подкидин, без глупостей.
Обмякший, посеревший, садится он в машину. Человек, стоявший сзади, садится рядом с ним, Томин впереди. Машина отъезжает, не привлекая ничьего внимания.
В кабинете Знаменского – Подкидин, Томин, у двери – помощник инспектора и понятые.
– Подпишите протокол задержания.
– Ничего не подписываю! – Подкидина трясет как в лихорадке.
Томин вносит соответствующую пометку в протокол, отпуская понятых, засвидетельствовавших отказ.
– Сейчас придет хозяин кабинета, следователь по особо важным делам. Он задаст вопросы, которые его интересуют.
– По особо важным?! Да за мной никаких дел, не то что важных! Вот встану и уйду! Стрелять, что ли, будете? – Он и впрямь встает и делает движение к выходу.
Страж у двери преграждает ему путь.
– Плохо начинаете, Подкидин, – предупреждает Томин. – Себе во вред. Вы ведь задержаны как подозреваемый.
– По-до-зре-ва-емый! В чем же, хотел бы я знать! – Подкидин возвращается и стоит лицом к лицу с Томиным.
– Я сказал: кража. Подробней объяснит следователь.
– Понятно… Нашли меченого… Эти штуки и фокусы я знаю! Я вам не помощник на себя дело шить! Все! Рта не открою, слова не скажу! – Он опускается на место, вынимает пачку «Беломора», щелкает зажигалкой.
Пал Палыч молча проходит и садится за стол, заполняет бланк допроса. Произносит, как положено:
– Я, следователь Знаменский… такого-то числа в помещении следственного управления допросил… Как вас зовут?
– Никак не зовут, – говорит Подкидин, пуская дым в потолок. – Показаний не даю, объяснений не даю. Будьте счастливы своими подозрениями… Это я выражаюсь культурно, на русский язык сами переведете.
– У вас нет оснований принимать в штыки следователя, – изумляется Пал Палыч.
– Можете записать в протокольчик, что я вас… обожаю! – Это звучит не лучше, чем оскорбление.
– В подобном стиле намерены разговаривать и дальше? – холодно, но с любопытством наблюдает его Пал Палыч.
Подкидин молчит.
– Если вы отказываетесь защищаться от наших подозрений… – Пал Палыч делает выжидательную паузу, но, не дождавшись ни слова, договаривает: – тогда нам остается вас изобличать.
– Дав-вай-те! Изобличайте! Горю нетерпением!
Что испытывает Подкидин на самом деле, выкрикивая эти рваные фразы, неведомо, но выглядит он донельзя развязно и нагло.
* * *
Вероника Антоновна Былова в волнении ведет крайне важный для нее разговор с бывшей женой сына.
– Да, – горячо говорит Вероника Антоновна, – да, я боялась гор! Какая мать не боялась бы, Стелла? Особенно после той трагедии. Колю и Дашеньку Апрелеву я любила как родных. Такие были чистые, счастливые! Помнишь, как Дашенька чудесно смеялась?
– Помню, – с едкой горечью произносит Стелла. – А Коля был хирург божией милостью. Он мог бы спасти сотни людей.
– Да, смерть не выбирает. Невыносимо знать, что Коля с Дашенькой погибли!.. А Марик был рядом, его чудом миновало! Я до сих пор боюсь, что он не устоит и опять пойдет «покорять вершины»!
– Не бойтесь, не пойдет, – с презрением к Марату произносит Стелла.
– Но ты же ходишь?
– Я – да.
– Стелла, – приближается Вероника Антоновна к главному, – он винит меня в том, что вы разошлись!
– Вас? К вам я не имею претензий, – бесстрастно возражает Стелла.
– Но если все-таки я была неправа перед тобой… в чем-то… то по неведению, по недомыслию…
Сказано столь искренне, что Стелла смягчается.
– Вероника Антоновна, разве мы когда вздорили? Зачем этот покаянный тон? Со мной вы были ласковы и терпеливы. Я же не умела простых вещей. Норовила все состряпать из консервов и крупы. Словом, не подарок в дом.
– О, ты очень скоро научилась, дружочек!
– Положим, не скоро, но научили меня вы. Как-то ухитрились между гастролями.
Подобие прежней близости объединяет женщин, и Вероника Антоновна приободряется.
– Знаешь, даже когда ты замороженная, как ледник, я могу с тобой разговаривать… Стоит заговорить с Мариком – и сразу… глупею, что ли? Чувствую, что надо бы иначе, но слова пропадают, мысли пропадают.
Стелла понемногу отворачивает от нее вновь каменеющее лицо.
– Послушай, недавно он вдруг… ты ведь знаешь, как он владеет собой, а тут – больно вспомнить – вдруг с такой горечью о вашем разрыве… С таким сожалением! Стелла, он любит тебя! У него нет другой, и ты не замужем. Вернись к нам, Стелла!
Та ожидала чего угодно, только не призыва в лоно семьи. Однако недоумение ее проступает словно из-под слоя льда.
– Марата я вычеркнула из жизни.
– Но ты же пришла… я попросила – и ты пришла!
– Атавизм: реакция на крик из-под трамвая. Кидаешься, хотя известно, что нужна реанимация.
– Это… случайное сравнение?.. Кому нужна реанимация? Марику?
– Не суть важно.
– Не уклоняйся. Ты всегда козыряла прямотой. Я хочу откровенности! Марику – реанимация? Почему? Он не умирает! Что ты думаешь о Марике? – Вероника Антоновна повышает и повышает голос и даже ногой напоследок топает. И у Стеллы вырывается:
– Марат – это лопнувший супермен. Его уже нет, не существует!
– Бог мой, опомнись! Нет, в тебе просто говорит оскорбленная женщина. Как это он не существует?! Не знаю, из-за чего вы разошлись, у тебя характер ой-ой, а может, и Марик поступил неладно, допускаю, но нельзя же хоронить заживо! Он яркий, гордый, одаренный человек, у него блестящее будущее! Бывает эгоистичен, согласна, но в корне – хороший! Одно то, что ради моего покоя пожертвовал альпинизмом и всеми друзьями…
– Пожертвовал ради вас? Забавно!
– Забавно? Стыдись!
Помолчав, Стелла унимает раздражение:
– Простите, Вероника Антоновна! Зря я, не обращайте внимания.
– Твои слова… Понятно, что сгоряча, но он действительно какой-то опустошенный. Нерадостный. Бедный мой мальчик!.. Что мне делать, Стелла? Посоветуй что-нибудь, ты умная!
– Мне нечего советовать.
– Тогда хоть расскажи попросту, без реанимаций, что у вас произошло? Почему он изменился?
– Не могу…
– Что же, тогда извини, что побеспокоила! – С неостывшей обидой Вероника Антоновна провожает Стеллу к двери в прихожую и видит входящих в квартиру Марата и Барсукова.
Встреча со Стеллой – неожиданная и болезненно неприятная для Марата.
– Добрый вечер, – бормочет он и скрывается в своей комнате.
Приотставший Барсуков засмотрелся на Стеллу и, заметив, что она потянулась к вешалке за курткой, бросается помочь.
– Разрешите?
– Благодарю.
Только всего и сказано, но вот уже Стелла коротко простилась с хозяйкой, вот хлопнула за ней дверь, а Барсуков все стоит в передней, и лишь окрик Марата сдвигает его с места.
– Марат, кто она? – первым делом интересуется Барсуков.
Марат смотрит в пространство.
– Это к матери… Так на чем мы остановились?
Оба не сразу могут вспомнить, потому что думают о Стелле – каждый свое.
– Кажется, по поводу прежней работы… инженер-испытатель…
– Да, – кивает Барсуков. – Гонял тяжеловозы, новые модели. Автодром, пробеги через полстраны, разные дороги. Мне нравилось. И деньги другие… Из-за плаксиков бросил. Пока устроился простым шофером – только бы рядом с домом.
– А случались опасности, риск?
1 2 3 4 5 6 7 8 9
– Потряска! – Неизвестно, что потрясает Илью: сама цифра или легкость, с которой без клочка бумаги проделаны вычисления.
– Помнится, ты возил на территорию оборудование? – Илья кивает. – Машины проверяют?
– На выезде.
– На въезде – нет?
– Ввози, что хочешь! Была бы институтская машина.
– Слава, слава дуракам! Въехать через ворота, а выйти здесь! – Они как раз проходят мимо парадного подъезда.
– Но въехать-то…
– Зачем же я расспрашивал об этом шофере с детьми, как думаешь?
– Марат, ты гений!
– Не исключено.
* * *
– Паша, ты в этом году хоть раз плавал? – вопрошает Томин, входя к Пал Палычу в приподнятом настроении.
– Довольно регулярно.
– Да не в бассейне – в реке!
– А ты?
– Сегодня, с утра пораньше. Травка на берегу, пернатые поют, и девушки загорают… Райские кущи!
– Если купался – так с уловом?
– Ох, как грамотно покупался!.. Предлагаю задержать В. И. Подкидина, тридцати четырех лет, ранее судимого.
– А что мы имеем против В. И. Подкидина?
– А вот слушай. Поехал я под Звенигород к инженеру Макарову. – Томин вынимает пресловутую записную книжку и раскрывает на закладке. – Он тогда по вызову не явился – сидит в отпуску на садовом участке. Телефон свой записал сюда сам, с нашим «садоводом» общался на почве какой-то безусой земляники. Подкидин – бригадир-строитель, занимается отделочными работами. Так что за другом-маляром дело не станет. С участковым я в темпе созвонился, он в темпе прощупал квартирных соседей. Описывают Подкидина в самых мерзких тонах. Одно, говорят, спасенье, что увлекается сельским хозяйством и летом пропадает в деревне у родителей. Давай его изымать из оборота, а? Пока тихонько, чтобы дружки не запаниковали. Медлить нечего.
– Да, пожалуй…
– Опять в сомнениях? Купаться надо, Паша, купаться!
* * *
На сквере рядом со сказочными избушками и прочими подобными атрибутами в песочнице весело возятся оба маленьких Барсукова. Сам он, сидя на скамейке, слушает по транзистору репортаж о футбольном матче. Марат следит за Барсуковым, выжидая удобного момента для знакомства. Взглянув на часы, подходит.
– По-прежнему три – два? – азартно спрашивает он. – Минуты полторы до конца?
Барсуков кивает. Марат присаживается рядом, оба поглощены событиями на стадионе. Но вот раздается рев болельщиков – матч окончен. Барсуков выключает приемник, и они с Маратом обмениваются обычными в таких случаях фразами.
Тут плаксики, надумав что-то новое, приносят и складывают к ногам отца ведерки и лопатки.
– Пап, мы на горку!
– Валяйте.
– Неотразимая пара! – говорит Марат. – Люблю ребенков, а своих нет.
– Отчего? – без особого интереса спрашивает Барсуков.
– Не женат. То есть был, но… жестокая это проблема… А почему они не в детском саду?
– То и дело простужаются. Отведу завтра.
– Простуда – бич городских детей. Единственное радикальное средство – несколько сезонов подряд на юге.
– У всех свои рецепты.
– Нет-нет!.. Простите, как вас зовут?
– Алексей. Леша.
– Марат.
Он протягивает руку, и Барсуков отвечает тем же.
– Поверьте, Леша, юг – это спасение. Меня самого только тем на ноги и поставили. Во младенчестве был довольно хилым существом. Не похоже?
– Да, теперь не скажешь.
– Сначала гланды, потом бронхи, потом легочные явления.
Марат напал на безошибочную тему: Барсуков обеспокоился, затосковал.
– Я готов ради них в лепешку, – говорит он. – Но несколько сезонов…
– Леша, если упустите сейчас, то на всю жизнь угнетенное дыхание, серьезный спорт недоступен. А ведь растут будущие мужчины!
– Несколько сезонов на юге я не осилю. Организационно, материально, всяко, – хмуро говорит Барсуков.
– Вы считаете мое поведение навязчивым?
– Да нет, ни к чему не обязывающий разговор.
– Не совсем так, Леша. Я действительно могу вам помочь!
* * *
Подкидин беззаботно идет по улице, и все вокруг вызывает его доброжелательный интерес. Повернув за угол, он сталкивается с Томиным. Порой случается, что наткнувшиеся друг на друга пешеходы не могут сразу разойтись, вместе делая шаг то в одну сторону, то в другую. Внешне и Томин с Подкидиным без толку топчутся у края тротуара, но к этому добавляется короткий тихий диалог:
– Подкидин?
– И что?
– Уголовный розыск. Вы нам нужны. Садитесь в машину!
Машина без опознавательных милицейских знаков уже притормозила около них, и задняя дверца приглашающе распахнута.
И еще один человек, оказавшийся за спиной у отшатнувшегося Подкидина, говорит ему в затылок:
– Спокойно, Подкидин, без глупостей.
Обмякший, посеревший, садится он в машину. Человек, стоявший сзади, садится рядом с ним, Томин впереди. Машина отъезжает, не привлекая ничьего внимания.
В кабинете Знаменского – Подкидин, Томин, у двери – помощник инспектора и понятые.
– Подпишите протокол задержания.
– Ничего не подписываю! – Подкидина трясет как в лихорадке.
Томин вносит соответствующую пометку в протокол, отпуская понятых, засвидетельствовавших отказ.
– Сейчас придет хозяин кабинета, следователь по особо важным делам. Он задаст вопросы, которые его интересуют.
– По особо важным?! Да за мной никаких дел, не то что важных! Вот встану и уйду! Стрелять, что ли, будете? – Он и впрямь встает и делает движение к выходу.
Страж у двери преграждает ему путь.
– Плохо начинаете, Подкидин, – предупреждает Томин. – Себе во вред. Вы ведь задержаны как подозреваемый.
– По-до-зре-ва-емый! В чем же, хотел бы я знать! – Подкидин возвращается и стоит лицом к лицу с Томиным.
– Я сказал: кража. Подробней объяснит следователь.
– Понятно… Нашли меченого… Эти штуки и фокусы я знаю! Я вам не помощник на себя дело шить! Все! Рта не открою, слова не скажу! – Он опускается на место, вынимает пачку «Беломора», щелкает зажигалкой.
Пал Палыч молча проходит и садится за стол, заполняет бланк допроса. Произносит, как положено:
– Я, следователь Знаменский… такого-то числа в помещении следственного управления допросил… Как вас зовут?
– Никак не зовут, – говорит Подкидин, пуская дым в потолок. – Показаний не даю, объяснений не даю. Будьте счастливы своими подозрениями… Это я выражаюсь культурно, на русский язык сами переведете.
– У вас нет оснований принимать в штыки следователя, – изумляется Пал Палыч.
– Можете записать в протокольчик, что я вас… обожаю! – Это звучит не лучше, чем оскорбление.
– В подобном стиле намерены разговаривать и дальше? – холодно, но с любопытством наблюдает его Пал Палыч.
Подкидин молчит.
– Если вы отказываетесь защищаться от наших подозрений… – Пал Палыч делает выжидательную паузу, но, не дождавшись ни слова, договаривает: – тогда нам остается вас изобличать.
– Дав-вай-те! Изобличайте! Горю нетерпением!
Что испытывает Подкидин на самом деле, выкрикивая эти рваные фразы, неведомо, но выглядит он донельзя развязно и нагло.
* * *
Вероника Антоновна Былова в волнении ведет крайне важный для нее разговор с бывшей женой сына.
– Да, – горячо говорит Вероника Антоновна, – да, я боялась гор! Какая мать не боялась бы, Стелла? Особенно после той трагедии. Колю и Дашеньку Апрелеву я любила как родных. Такие были чистые, счастливые! Помнишь, как Дашенька чудесно смеялась?
– Помню, – с едкой горечью произносит Стелла. – А Коля был хирург божией милостью. Он мог бы спасти сотни людей.
– Да, смерть не выбирает. Невыносимо знать, что Коля с Дашенькой погибли!.. А Марик был рядом, его чудом миновало! Я до сих пор боюсь, что он не устоит и опять пойдет «покорять вершины»!
– Не бойтесь, не пойдет, – с презрением к Марату произносит Стелла.
– Но ты же ходишь?
– Я – да.
– Стелла, – приближается Вероника Антоновна к главному, – он винит меня в том, что вы разошлись!
– Вас? К вам я не имею претензий, – бесстрастно возражает Стелла.
– Но если все-таки я была неправа перед тобой… в чем-то… то по неведению, по недомыслию…
Сказано столь искренне, что Стелла смягчается.
– Вероника Антоновна, разве мы когда вздорили? Зачем этот покаянный тон? Со мной вы были ласковы и терпеливы. Я же не умела простых вещей. Норовила все состряпать из консервов и крупы. Словом, не подарок в дом.
– О, ты очень скоро научилась, дружочек!
– Положим, не скоро, но научили меня вы. Как-то ухитрились между гастролями.
Подобие прежней близости объединяет женщин, и Вероника Антоновна приободряется.
– Знаешь, даже когда ты замороженная, как ледник, я могу с тобой разговаривать… Стоит заговорить с Мариком – и сразу… глупею, что ли? Чувствую, что надо бы иначе, но слова пропадают, мысли пропадают.
Стелла понемногу отворачивает от нее вновь каменеющее лицо.
– Послушай, недавно он вдруг… ты ведь знаешь, как он владеет собой, а тут – больно вспомнить – вдруг с такой горечью о вашем разрыве… С таким сожалением! Стелла, он любит тебя! У него нет другой, и ты не замужем. Вернись к нам, Стелла!
Та ожидала чего угодно, только не призыва в лоно семьи. Однако недоумение ее проступает словно из-под слоя льда.
– Марата я вычеркнула из жизни.
– Но ты же пришла… я попросила – и ты пришла!
– Атавизм: реакция на крик из-под трамвая. Кидаешься, хотя известно, что нужна реанимация.
– Это… случайное сравнение?.. Кому нужна реанимация? Марику?
– Не суть важно.
– Не уклоняйся. Ты всегда козыряла прямотой. Я хочу откровенности! Марику – реанимация? Почему? Он не умирает! Что ты думаешь о Марике? – Вероника Антоновна повышает и повышает голос и даже ногой напоследок топает. И у Стеллы вырывается:
– Марат – это лопнувший супермен. Его уже нет, не существует!
– Бог мой, опомнись! Нет, в тебе просто говорит оскорбленная женщина. Как это он не существует?! Не знаю, из-за чего вы разошлись, у тебя характер ой-ой, а может, и Марик поступил неладно, допускаю, но нельзя же хоронить заживо! Он яркий, гордый, одаренный человек, у него блестящее будущее! Бывает эгоистичен, согласна, но в корне – хороший! Одно то, что ради моего покоя пожертвовал альпинизмом и всеми друзьями…
– Пожертвовал ради вас? Забавно!
– Забавно? Стыдись!
Помолчав, Стелла унимает раздражение:
– Простите, Вероника Антоновна! Зря я, не обращайте внимания.
– Твои слова… Понятно, что сгоряча, но он действительно какой-то опустошенный. Нерадостный. Бедный мой мальчик!.. Что мне делать, Стелла? Посоветуй что-нибудь, ты умная!
– Мне нечего советовать.
– Тогда хоть расскажи попросту, без реанимаций, что у вас произошло? Почему он изменился?
– Не могу…
– Что же, тогда извини, что побеспокоила! – С неостывшей обидой Вероника Антоновна провожает Стеллу к двери в прихожую и видит входящих в квартиру Марата и Барсукова.
Встреча со Стеллой – неожиданная и болезненно неприятная для Марата.
– Добрый вечер, – бормочет он и скрывается в своей комнате.
Приотставший Барсуков засмотрелся на Стеллу и, заметив, что она потянулась к вешалке за курткой, бросается помочь.
– Разрешите?
– Благодарю.
Только всего и сказано, но вот уже Стелла коротко простилась с хозяйкой, вот хлопнула за ней дверь, а Барсуков все стоит в передней, и лишь окрик Марата сдвигает его с места.
– Марат, кто она? – первым делом интересуется Барсуков.
Марат смотрит в пространство.
– Это к матери… Так на чем мы остановились?
Оба не сразу могут вспомнить, потому что думают о Стелле – каждый свое.
– Кажется, по поводу прежней работы… инженер-испытатель…
– Да, – кивает Барсуков. – Гонял тяжеловозы, новые модели. Автодром, пробеги через полстраны, разные дороги. Мне нравилось. И деньги другие… Из-за плаксиков бросил. Пока устроился простым шофером – только бы рядом с домом.
– А случались опасности, риск?
1 2 3 4 5 6 7 8 9