Он будет здесь со дня на день. У него войска, у него самолеты, у него все. Но когда я говорю это в пабе, мне отвечают: «Ради бога, заткнитесь! Неужели нам и без вас недостаточно бед?»
Алек откинулся назад, сложив на животе короткие руки.
– Знаете, в каком-то смысле они правы. Но они не понимают. Смотрите! – На сей раз он вынул из кармана мятую газету. – Видели эту статью?
– Какую статью?
– Не важно. Лайнер «Вашингтон» направляется в Голуэй забрать американцев, которые хотят вернуться в Штаты. Американское посольство предупреждает, что это их последний шанс. Что это означает, если не вторжение? Неужели им это не ясно?
Алек умолк, но мне почудилась в его словах внезапная надежда.
– Кстати, об американцах… – начал я.
– Да, я вспомнил, что хотел вам рассказать. – Алек потер лоб. – Это о молодом Барри Салливане. Симпатичный парень. Не знаю, встречали ли вы его.
– Он тоже возвращается на «Вашингтоне»?
Алек быстро заморгал, суетливо жестикулируя:
– Нет-нет! Я этого не говорил. Барри не возвращается в Америку. Напротив, он снова гостит у нас – приехал вчера вечером.
Думаю, в этот момент я ощутил уверенность, что мы приближаемся к катастрофе.
– Я хотел спросить, – продолжал Алек, тщетно пытаясь изобразить радушие. – Как насчет того, чтобы прийти к нам вечером сыграть в картишки? Как в старые дни, а?
– С величайшим удовольствием. Но…
– Я собирался пригласить Молли Грейндж – знаете, дочку адвоката. Молодому Барри она, кажется, приглянулась, и я несколько раз звал ее, когда он гостил у нас. – Алек неуверенно улыбнулся. – Я даже подумывал пригласить Пола Феррарса, художника из Ридд-Фарм, и его гостя, а может быть, Агнес Дойл. Тогда нас бы набралось на два стола.
– Как хотите.
– Но Молли вроде бы на этот уик-энд не приедет домой из Барнстейпла. К тому же Рита считает, что вчетвером нам будет уютнее. У горничной свободный вечер, и с толпой гостей было бы нелегко управиться.
– Конечно.
Алек посмотрел на море, слегка сдвинув брови. Его настойчивое стремление всех удовлетворить, несмотря на собственные тревоги, выглядело довольно жалким.
– Мы должны чаще устраивать приемы. Надо приглашать молодежь. Я понимаю, что Рите скучно. И она говорит, что я опускаюсь…
– Это верно. Если вы не перестанете пить…
– Дорогой мой! – воскликнул Алек обиженным и удивленным тоном. – Вы хотите сказать, что я пьян?
– Нет. Не сейчас. Но вы выпиваете пинту виски каждый вечер перед сном, и если не прекратите это делать…
Алек снова уставился на море и откашлялся. Его голос будто бы изменился – теперь он произносил слова более отчетливо.
– Это было нелегко.
– Что именно?
– Все.
Казалось, он борется с собой.
– В том числе финансы. У меня было много французских ценных бумаг. Ладно, не имеет значения. Мы не можем перевести стрелки часов назад… – Внезапно он выпрямился. – Совсем забыл. Я оставил мои часы дома. Вы, случайно, не знаете, сколько сейчас времени?
– Должно быть, немного позже двенадцати.
– Двенадцати! Господи, я должен возвращаться! В час дня новости, и я не могу их пропустить.
Его беспокойство было настолько заразительным, что мои пальцы дрожали, когда я вынимал часы из кармана.
– Но сейчас только пять минут первого! У вас полно времени!
Алек покачал головой.
– Я не могу пропустить новости, – повторил он. – У меня с собой машина – я оставил ее на дороге и пошел прогуляться. Но у меня болят суставы, и мне придется идти к автомобилю черепашьим шагом. Не забудьте насчет вечера, хорошо? – Поднявшись со скамейки, Алек стиснул мою руку и посмотрел на меня некогда острыми серыми глазами. – Боюсь, я не слишком занимательный компаньон, но приложу все усилия. Может быть, поиграем в головоломки – Рита и Барри их обожают. В восемь вечера – не забудьте.
Я попытался задержать его:
– Одну минуту! Рита знает о ваших финансовых неприятностях?
– Нет-нет! – Алек был шокирован. – Я бы не стал беспокоить женщину подобными вещами. Не упоминайте при ней об этом. Я не говорил никому, кроме вас. Фактически, доктор Кроксли, вы мой единственный друг. – И он медленно заковылял прочь.
Я зашагал назад к деревне, физически ощущая на своих плечах бремя тревог. Мне хотелось, чтобы, разрядив атмосферу, наконец пошел дождь. Небо было свинцовым, море – темно-синим, а скалы с зелеными пятнами травы напоминали соединенные вместе куски пластилина.
На Хай-стрит я заметил Молли Грейндж. Алек сказал, что девушка в этот уик-энд не должна вернуться из Барнстейпла – там у нее было машинописное бюро, которым она управляла, – но, вероятно, профессор ошибся. Молли улыбнулась мне, сворачивая в ворота отцовского дома.
День был не из приятных. Том забежал домой выпить чаю в начале седьмого. Он произвел для полиции вскрытие жертвы самоубийства в Линтоне и описывал мне подробности, поглощая хлеб с маслом и вареньем и едва слыша, что я ему говорю. Было уже начало девятого, и небо совсем потемнело, когда я отправился в четырехмильную поездку автомобилем до «Мон Репо».
Затемнение не устраивали до девяти, однако в доме не было света, что само по себе вызывало беспокойство.
Ранее «Мон Репо» был большим красивым бунгало с наклонной черепичной крышей и освинцованными окнами в красных кирпичных стенах. Большинство деревьев плохо росло в морском воздухе, да и трава на лужайках была скудной. Дом от дороги отделяла высокая тисовая ограда. Две песчаные аллеи вели к парадной двери и к гаражу слева. Рядом с гаражом находился теннисный корт. На лужайке справа стояла увитая плющом беседка.
Однако теперь место приходило в упадок. Живая изгородь нуждалась в стрижке. Кто-то оставил под дождем ярко окрашенные пляжные кресла. Один из ставней висел на единственной петле – работник (если он тут имелся) не удосужился починить вторую.
С наступлением темноты изоляция дома ощущалась особенно. Казалось, здесь может произойти все, что угодно, и никто этого не заметит.
Свет совсем померк, и мне пришлось включить фары. Шины захрустели по песку. Нигде не ощущалось никаких признаков жизни. Даже бриз с моря едва проникал сюда. Позади бунгало, за полосой сырой красноватой почвы, можно было разглядеть ряд утесов, круто обрывавшихся к морю.
Фары осветили раскрытые двери гаража впереди. Гараж был двойным – внутри стоял «ягуар» Риты. Когда я замедлил скорость, из-за дома появилась фигура и направилась ко мне.
– Это вы, доктор? – окликнул Алек.
– Да. Я поставлю машину в гараж на случай, если пойдет дождь. Присоединюсь к вам через полминуты.
Но Алек не стал ждать. Он шагнул в лучи фар, и мне пришлось остановиться. Положив руку на дверцу машины, он уставился на аллею:
– Кто-то перерезал телефонные провода!
Глава 3
Мотор автомобиля заглох, и я завел его снова. Алек казался не столько сердитым, сколько озадаченным и встревоженным. Хотя от него пахло виски, он был вполне трезв.
– Перерезал телефонные провода?
– Наверняка чертов Джонсон, – без особой враждебности заявил Алек. – Это наш садовник. Он не выполнял свои обязанности – по крайней мере, так говорила Рита, – поэтому мне пришлось его уволить. Вернее, это сделала Рита – я ненавижу конфликты.
– Но…
– Джонсон сделал это, чтобы досадить мне. Он знает, что я каждый вечер звоню Эндерсону в редакцию «Газетт» узнать, есть ли у них какие-нибудь новости, которые еще не сообщала Би-би-си. Телефон не работал, а когда я приподнял аппарат выше, провода вылетели из коробки. Их перерезали и засунули туда.
Мгновение я думал, что Алек вот-вот заплачет.
– Грязная и чертовски неспортивная выходка, – добавил он. – Почему меня не могут оставить в покое?
– А где Рита и мистер Салливан?
Алек быстро заморгал.
– Понятия не имею. Должно быть, где-то поблизости. – Он вытянул шею и огляделся. – В доме их нет. По крайней мере, так мне кажется.
– Может быть, мне поискать их, если мы собираемся играть в карты?
– Да, пожалуйста. А я приготовлю нам что-нибудь выпить. Но, если не возражаете, мы пока не будем играть в карты. В половине девятого по радио интересная передача.
– Какая?
– Точно не помню. Кажется, «Ромео и Джульетта». Рита очень хочет послушать. Прошу прощения.
Сумерки сгущались на глазах. Алек двинулся по лужайке и тут же обо что-то споткнулся. Очевидно, сразу осознав, что я могу приписать это нетрезвому состоянию, он обернулся, пытаясь выглядеть достойно, и зашагал дальше.
Я отвел машину в гараж. Когда вышел оттуда, ноги будто сами понесли меня вперед. Я хотел не столько отыскать Риту и молодого Салливана, сколько получить шанс подумать.
Сначала я направился к задней стороне дома. Здесь ветер дул сильнее, пригибая пожухлую траву к краю утеса; полоса сырой красной почвы казалась пустынной. Толком ничего не видя, поглощенный мыслями о перерезанных телефонных проводах, я обогнул бунгало и проследовал к беседке.
Должно быть, они услышали меня. Из беседки донесся приглушенный возглас. Я быстро подошел и заглянул внутрь.
Рита Уэйнрайт полусидела-полулежала на циновке, покрывающей грубый деревянный пол. Ее голова была откинута назад, а руки обнимали плечи Салливана, прежде чем он отскочил. Оба повернулись ко мне. Уже отходя, я успел увидеть открытые рты, виноватые взгляды, спазматическую реакцию, вызванную внезапным испугом.
Возможно, вы думаете, что старого дурня вроде меня смутить нельзя. Тем не менее я был смущен, вероятно еще сильнее, чем эти двое. Причем меня смутил не столько сам факт – в конце концов, я видел только то, как целовали хорошенькую женщину, – сколько обстановка: грязный пол беседки, ощущение сил, вышедших из-под контроля.
«Внимание! Опасность!» – твердил мне внутренний голос.
– Доктор Люк! – окликнула меня Рита.
Если бы не это, я бы не остановился, притворившись, что не заметил их. Они могли мне подыграть, но им не позволила совесть.
Я повернулся. У меня кружилась голова, а голос звучал хрипло от потрясения и пережитого гнева.
– Кто-нибудь есть в беседке? – отозвался я с таким лицемерным удивлением, что был готов пнуть себя ногой.
Рита вышла наружу. Теперешний цвет ее смуглой кожи, особенно под глазами, демонстрировал скорость, с которой колотилось ее сердце. Она тяжело дышала, потихоньку отряхивая юбку. Ее светлый твидовый костюм и белая блузка были измяты. Позади в дверном проеме маячил Салливан.
– Мы… мы были в беседке, – сказала Рита.
– Разговаривали, – уточнил ее компаньон.
– Мы уже собирались вернуться…
– Но нам нужно было поговорить. Знаете, как это бывает…
Барри Салливан закашлялся. Сейчас он выглядел неоперившимся юнцом. Конечно, Салливан был красивым парнем, несмотря на безвольный подбородок. Но вся его самоуверенность, которую я видел год назад, испарилась – он был испуган не меньше Риты и готов ко всему.
Ветер шевелил плющ на стенах беседки. Эмоциональная температура между Ритой и Салливаном подскочила до такой степени, что страсть обволакивала их, как туман, от которого они не могли избавиться. С неба упала капля дождя, за ней еще одна.
– Не помню, знакомы ли вы с Барри, – продолжала Рита дрожащим голосом. – Хотя вы, кажется, присутствовали при нашей первой встрече? Барри, это доктор Люк Кроксли.
– Здравствуйте, сэр, – пробормотал Салливан, переминаясь с ноги на ногу.
– Я хорошо помню мистера Салливана. – Мне не удалось удержаться от язвительных ноток. – Кажется, он один из наших самых многообещающих актеров Вест-Энда?
Красивый лоб Салливана наморщился.
– Я? – воскликнул он, хлопнув себя по груди.
– Конечно! – отозвалась Рита. – Или скоро будешь им.
Парень смутился еще сильнее.
– Я не хочу плавать под чужим флагом, сэр, – сказал он.
– Не сомневаюсь, мистер Салливан.
– Он имеет в виду… – начала Рита.
– Что, дорогая моя?
– Я никогда не играл в Вест-Энде, – объяснил Салливан. – У меня была только пара провинциальных ангажементов, да и то не слишком удачных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Алек откинулся назад, сложив на животе короткие руки.
– Знаете, в каком-то смысле они правы. Но они не понимают. Смотрите! – На сей раз он вынул из кармана мятую газету. – Видели эту статью?
– Какую статью?
– Не важно. Лайнер «Вашингтон» направляется в Голуэй забрать американцев, которые хотят вернуться в Штаты. Американское посольство предупреждает, что это их последний шанс. Что это означает, если не вторжение? Неужели им это не ясно?
Алек умолк, но мне почудилась в его словах внезапная надежда.
– Кстати, об американцах… – начал я.
– Да, я вспомнил, что хотел вам рассказать. – Алек потер лоб. – Это о молодом Барри Салливане. Симпатичный парень. Не знаю, встречали ли вы его.
– Он тоже возвращается на «Вашингтоне»?
Алек быстро заморгал, суетливо жестикулируя:
– Нет-нет! Я этого не говорил. Барри не возвращается в Америку. Напротив, он снова гостит у нас – приехал вчера вечером.
Думаю, в этот момент я ощутил уверенность, что мы приближаемся к катастрофе.
– Я хотел спросить, – продолжал Алек, тщетно пытаясь изобразить радушие. – Как насчет того, чтобы прийти к нам вечером сыграть в картишки? Как в старые дни, а?
– С величайшим удовольствием. Но…
– Я собирался пригласить Молли Грейндж – знаете, дочку адвоката. Молодому Барри она, кажется, приглянулась, и я несколько раз звал ее, когда он гостил у нас. – Алек неуверенно улыбнулся. – Я даже подумывал пригласить Пола Феррарса, художника из Ридд-Фарм, и его гостя, а может быть, Агнес Дойл. Тогда нас бы набралось на два стола.
– Как хотите.
– Но Молли вроде бы на этот уик-энд не приедет домой из Барнстейпла. К тому же Рита считает, что вчетвером нам будет уютнее. У горничной свободный вечер, и с толпой гостей было бы нелегко управиться.
– Конечно.
Алек посмотрел на море, слегка сдвинув брови. Его настойчивое стремление всех удовлетворить, несмотря на собственные тревоги, выглядело довольно жалким.
– Мы должны чаще устраивать приемы. Надо приглашать молодежь. Я понимаю, что Рите скучно. И она говорит, что я опускаюсь…
– Это верно. Если вы не перестанете пить…
– Дорогой мой! – воскликнул Алек обиженным и удивленным тоном. – Вы хотите сказать, что я пьян?
– Нет. Не сейчас. Но вы выпиваете пинту виски каждый вечер перед сном, и если не прекратите это делать…
Алек снова уставился на море и откашлялся. Его голос будто бы изменился – теперь он произносил слова более отчетливо.
– Это было нелегко.
– Что именно?
– Все.
Казалось, он борется с собой.
– В том числе финансы. У меня было много французских ценных бумаг. Ладно, не имеет значения. Мы не можем перевести стрелки часов назад… – Внезапно он выпрямился. – Совсем забыл. Я оставил мои часы дома. Вы, случайно, не знаете, сколько сейчас времени?
– Должно быть, немного позже двенадцати.
– Двенадцати! Господи, я должен возвращаться! В час дня новости, и я не могу их пропустить.
Его беспокойство было настолько заразительным, что мои пальцы дрожали, когда я вынимал часы из кармана.
– Но сейчас только пять минут первого! У вас полно времени!
Алек покачал головой.
– Я не могу пропустить новости, – повторил он. – У меня с собой машина – я оставил ее на дороге и пошел прогуляться. Но у меня болят суставы, и мне придется идти к автомобилю черепашьим шагом. Не забудьте насчет вечера, хорошо? – Поднявшись со скамейки, Алек стиснул мою руку и посмотрел на меня некогда острыми серыми глазами. – Боюсь, я не слишком занимательный компаньон, но приложу все усилия. Может быть, поиграем в головоломки – Рита и Барри их обожают. В восемь вечера – не забудьте.
Я попытался задержать его:
– Одну минуту! Рита знает о ваших финансовых неприятностях?
– Нет-нет! – Алек был шокирован. – Я бы не стал беспокоить женщину подобными вещами. Не упоминайте при ней об этом. Я не говорил никому, кроме вас. Фактически, доктор Кроксли, вы мой единственный друг. – И он медленно заковылял прочь.
Я зашагал назад к деревне, физически ощущая на своих плечах бремя тревог. Мне хотелось, чтобы, разрядив атмосферу, наконец пошел дождь. Небо было свинцовым, море – темно-синим, а скалы с зелеными пятнами травы напоминали соединенные вместе куски пластилина.
На Хай-стрит я заметил Молли Грейндж. Алек сказал, что девушка в этот уик-энд не должна вернуться из Барнстейпла – там у нее было машинописное бюро, которым она управляла, – но, вероятно, профессор ошибся. Молли улыбнулась мне, сворачивая в ворота отцовского дома.
День был не из приятных. Том забежал домой выпить чаю в начале седьмого. Он произвел для полиции вскрытие жертвы самоубийства в Линтоне и описывал мне подробности, поглощая хлеб с маслом и вареньем и едва слыша, что я ему говорю. Было уже начало девятого, и небо совсем потемнело, когда я отправился в четырехмильную поездку автомобилем до «Мон Репо».
Затемнение не устраивали до девяти, однако в доме не было света, что само по себе вызывало беспокойство.
Ранее «Мон Репо» был большим красивым бунгало с наклонной черепичной крышей и освинцованными окнами в красных кирпичных стенах. Большинство деревьев плохо росло в морском воздухе, да и трава на лужайках была скудной. Дом от дороги отделяла высокая тисовая ограда. Две песчаные аллеи вели к парадной двери и к гаражу слева. Рядом с гаражом находился теннисный корт. На лужайке справа стояла увитая плющом беседка.
Однако теперь место приходило в упадок. Живая изгородь нуждалась в стрижке. Кто-то оставил под дождем ярко окрашенные пляжные кресла. Один из ставней висел на единственной петле – работник (если он тут имелся) не удосужился починить вторую.
С наступлением темноты изоляция дома ощущалась особенно. Казалось, здесь может произойти все, что угодно, и никто этого не заметит.
Свет совсем померк, и мне пришлось включить фары. Шины захрустели по песку. Нигде не ощущалось никаких признаков жизни. Даже бриз с моря едва проникал сюда. Позади бунгало, за полосой сырой красноватой почвы, можно было разглядеть ряд утесов, круто обрывавшихся к морю.
Фары осветили раскрытые двери гаража впереди. Гараж был двойным – внутри стоял «ягуар» Риты. Когда я замедлил скорость, из-за дома появилась фигура и направилась ко мне.
– Это вы, доктор? – окликнул Алек.
– Да. Я поставлю машину в гараж на случай, если пойдет дождь. Присоединюсь к вам через полминуты.
Но Алек не стал ждать. Он шагнул в лучи фар, и мне пришлось остановиться. Положив руку на дверцу машины, он уставился на аллею:
– Кто-то перерезал телефонные провода!
Глава 3
Мотор автомобиля заглох, и я завел его снова. Алек казался не столько сердитым, сколько озадаченным и встревоженным. Хотя от него пахло виски, он был вполне трезв.
– Перерезал телефонные провода?
– Наверняка чертов Джонсон, – без особой враждебности заявил Алек. – Это наш садовник. Он не выполнял свои обязанности – по крайней мере, так говорила Рита, – поэтому мне пришлось его уволить. Вернее, это сделала Рита – я ненавижу конфликты.
– Но…
– Джонсон сделал это, чтобы досадить мне. Он знает, что я каждый вечер звоню Эндерсону в редакцию «Газетт» узнать, есть ли у них какие-нибудь новости, которые еще не сообщала Би-би-си. Телефон не работал, а когда я приподнял аппарат выше, провода вылетели из коробки. Их перерезали и засунули туда.
Мгновение я думал, что Алек вот-вот заплачет.
– Грязная и чертовски неспортивная выходка, – добавил он. – Почему меня не могут оставить в покое?
– А где Рита и мистер Салливан?
Алек быстро заморгал.
– Понятия не имею. Должно быть, где-то поблизости. – Он вытянул шею и огляделся. – В доме их нет. По крайней мере, так мне кажется.
– Может быть, мне поискать их, если мы собираемся играть в карты?
– Да, пожалуйста. А я приготовлю нам что-нибудь выпить. Но, если не возражаете, мы пока не будем играть в карты. В половине девятого по радио интересная передача.
– Какая?
– Точно не помню. Кажется, «Ромео и Джульетта». Рита очень хочет послушать. Прошу прощения.
Сумерки сгущались на глазах. Алек двинулся по лужайке и тут же обо что-то споткнулся. Очевидно, сразу осознав, что я могу приписать это нетрезвому состоянию, он обернулся, пытаясь выглядеть достойно, и зашагал дальше.
Я отвел машину в гараж. Когда вышел оттуда, ноги будто сами понесли меня вперед. Я хотел не столько отыскать Риту и молодого Салливана, сколько получить шанс подумать.
Сначала я направился к задней стороне дома. Здесь ветер дул сильнее, пригибая пожухлую траву к краю утеса; полоса сырой красной почвы казалась пустынной. Толком ничего не видя, поглощенный мыслями о перерезанных телефонных проводах, я обогнул бунгало и проследовал к беседке.
Должно быть, они услышали меня. Из беседки донесся приглушенный возглас. Я быстро подошел и заглянул внутрь.
Рита Уэйнрайт полусидела-полулежала на циновке, покрывающей грубый деревянный пол. Ее голова была откинута назад, а руки обнимали плечи Салливана, прежде чем он отскочил. Оба повернулись ко мне. Уже отходя, я успел увидеть открытые рты, виноватые взгляды, спазматическую реакцию, вызванную внезапным испугом.
Возможно, вы думаете, что старого дурня вроде меня смутить нельзя. Тем не менее я был смущен, вероятно еще сильнее, чем эти двое. Причем меня смутил не столько сам факт – в конце концов, я видел только то, как целовали хорошенькую женщину, – сколько обстановка: грязный пол беседки, ощущение сил, вышедших из-под контроля.
«Внимание! Опасность!» – твердил мне внутренний голос.
– Доктор Люк! – окликнула меня Рита.
Если бы не это, я бы не остановился, притворившись, что не заметил их. Они могли мне подыграть, но им не позволила совесть.
Я повернулся. У меня кружилась голова, а голос звучал хрипло от потрясения и пережитого гнева.
– Кто-нибудь есть в беседке? – отозвался я с таким лицемерным удивлением, что был готов пнуть себя ногой.
Рита вышла наружу. Теперешний цвет ее смуглой кожи, особенно под глазами, демонстрировал скорость, с которой колотилось ее сердце. Она тяжело дышала, потихоньку отряхивая юбку. Ее светлый твидовый костюм и белая блузка были измяты. Позади в дверном проеме маячил Салливан.
– Мы… мы были в беседке, – сказала Рита.
– Разговаривали, – уточнил ее компаньон.
– Мы уже собирались вернуться…
– Но нам нужно было поговорить. Знаете, как это бывает…
Барри Салливан закашлялся. Сейчас он выглядел неоперившимся юнцом. Конечно, Салливан был красивым парнем, несмотря на безвольный подбородок. Но вся его самоуверенность, которую я видел год назад, испарилась – он был испуган не меньше Риты и готов ко всему.
Ветер шевелил плющ на стенах беседки. Эмоциональная температура между Ритой и Салливаном подскочила до такой степени, что страсть обволакивала их, как туман, от которого они не могли избавиться. С неба упала капля дождя, за ней еще одна.
– Не помню, знакомы ли вы с Барри, – продолжала Рита дрожащим голосом. – Хотя вы, кажется, присутствовали при нашей первой встрече? Барри, это доктор Люк Кроксли.
– Здравствуйте, сэр, – пробормотал Салливан, переминаясь с ноги на ногу.
– Я хорошо помню мистера Салливана. – Мне не удалось удержаться от язвительных ноток. – Кажется, он один из наших самых многообещающих актеров Вест-Энда?
Красивый лоб Салливана наморщился.
– Я? – воскликнул он, хлопнув себя по груди.
– Конечно! – отозвалась Рита. – Или скоро будешь им.
Парень смутился еще сильнее.
– Я не хочу плавать под чужим флагом, сэр, – сказал он.
– Не сомневаюсь, мистер Салливан.
– Он имеет в виду… – начала Рита.
– Что, дорогая моя?
– Я никогда не играл в Вест-Энде, – объяснил Салливан. – У меня была только пара провинциальных ангажементов, да и то не слишком удачных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27