Мастерс подошел к столу.
– Вы признаете, сэр, что ваш отец…
– Да, это мой отец убил Билла Дартли. – Соар обернулся со свирепой горечью. – Какая жалость, что вы не можете его арестовать, не так ли? Но я полагаю, вы можете успокоить свою совесть, арестовав меня. – Он замолчал. – Прошу меня простить, инспектор. Я понимаю, это ваша работа. Полагаю, нет никакой пользы говорить вам, что я не знал, что мой отец убил его, так же как ничего не знал об этом кувшине, буквально до предсмертного часа отца.
– Одну минутку, сэр, подождите! – остановил антиквара Мастерс. – Но что за смысл в этом кувшине? Зачем он был так ему нужен? И хотя мне во благо, что вы этого не сделали, мне все еще интересно, почему вы не избавились от него или не разбили его?
– А как, – Соар засунул руки в карманы фрака, – можно «разбить» стальной полый предмет, инспектор? Бросить его в пылающую печь? Эта штука стальная, под фарфоровой оболочкой. Попытайтесь снять с него крышку. Вы не сможете и этого – у нее своя комбинация. Вы знаете, что это за вещь на самом деле? Это частный сейф, маленький сейф. Вот почему Дартли им так гордился. Именно там Дартли держал некоторые свои бумаги. Вы знаете, кто был Дартли?
– О, начинаю припоминать. Фирму «Соар и сын», – сообщил ему Мастерс, – одно время подозревали в том, что она продает поддельный антиквариат. А Дартли, я помню, был одно время связан с шантажом. И я обращал внимание в моем рапорте, что вещи, которые Дартли покупал у вашего отца, он получал по низкой цене, по очень низкой цене.
Темные брови Соара сошлись вместе.
– Мой отец… совершал ошибки. Это я признаю. Были времена, когда дела его шли очень плохо. Дартли вышел на пенсию, и, следовательно, он не мог использовать свою излюбленную тактику шантажа в делах, тогда он стал просто использовать ее как хобби. Он собирал улики. Потом однажды пришел к моему отцу и выбил из него признание. Когда я думаю о том, как эта тихая маленькая свинья действовала, я… – Антиквар опустил на стол кулак с такой силой, что даже стальной кувшин вздрогнул. Но вскоре овладел собой. – Это даже нельзя назвать обычным прямым шантажом. Дартли был недостаточно честен или недостаточно циничен для этого. Он не сказал: «Соар, я хочу глазированный кувшин восемнадцатой династии, который у тебя есть, дай его мне». Нет, он сказал: «Мой дорогой друг, я хотел бы иметь этот глазированный кувшин восемнадцатой династии; ты упомянул цену – шестьдесят фунтов, но я уверен, что для старого друга ты уступишь его за тридцать». Он даже не думал об этом как о шантаже: он называл это хорошим бизнесом. Ну а мой бизнес так не ведут. И мой отец, помоги ему боже, так дела не вел. Нас с Уиверном никогда не подозревали; мы подумали, что у старика просто размягчение мозгов. Но в течение нескольких лет бизнес Дартли чуть не довел нашу фирму до разорения, потому что он был у отца постоянным покупателем.
– Ваш высокоморальный тон, – сухо заметил Дервент, – достоин всяческой похвалы. Значит, ваш отец принял героическое решение застрелить его?
– А что бы вы сделали на его месте?
– Не знаю, – отрывисто ответил его собеседник. – Между нами есть разница.
– Возможно. Вы будете продолжать расследование со своим достойным Шерлока Холмса анализом или моим признанием я уже испортил вам все удовольствие?
– Простите меня. Похоже, вы думаете, что все это идет от личной мстительности? Но, Соар, это не так. Вспомните, если можете, что в мире, кроме вас, есть и другие люди, и они оказались под подозрением. Я пытался единственным способом, каким только мог, очистить мое имя…
– Глупости, – отозвался Соар, щелкая большим и указательным пальцами. – Если бы вы знали, что мой отец убил Дартли, вы так же хорошо знали бы, что он не убивал Китинга. А полиция интересуется одним лишь Китингом. Ради чего вы вытащили этого мертвеца из могилы?
Дервент медленно покачал головой с хитрой улыбкой, которая ему совершенно не шла.
– Я доказал один пункт, который чрезвычайно интересует полицию: существует или нет тайное общество под названием «Десять чайных чашек». Я пытался показать, и, думаю, показал, к их глубочайшему удовлетворению, что такого общества нет. Вот в чем дело. А вы, как я заметил, все время хотите направить их по ложному следу.
– Вы еще не доказали этого, – мрачно заявил его собеседник. – А я собираюсь это сделать сейчас. Инспектор, я предлагаю вам разобраться с этим.
Мой отец хотел получить назад то «признание», которое он дал Дартли. Отец был готов заплатить за него хорошую цену, а когда Дартли не захотел его отдать, решил его убить. Вот так, быстрый и милосердный способ решения проблемы. В то же время Дартли, как вам известно, больше всего на свете желал получить набор чашек из майолики. Они уникальны, и мой отец предложил отдать ему эти чашки в обмен на признание.
Но он ни на йоту не доверял Дартли. Так же как и я не доверял ему. Отец начал готовиться к убийству. Вам, может быть, будет интересно знать, инспектор, что первоначальная версия полиции насчет этого преступления – во всяком случае та, о которой рассказывали газеты, – была верной. Дартли «заманили» в пустой дом, где и убили, и ничто там не указывало на то, кто это сделал. Ваш бывший дом, Дервент, был выбран только потому, что у него была репутация «дома с привидениями» – это обстоятельство подействовало на воображение моего отца. У него было богатое воображение, которое я, словно проклятие, получил по наследству. Заказал анонимно мебель и…
– Прекрасно, – вмешался Мастерс, – так мы и думали. Но объясните мне ради здравого смысла, зачем, задумав провернуть это дельце, ваш отец написал в полицию? Это же бессмысленно.
– Разве вы еще не догадались, инспектор? – спросил Соар. – Отец ничего не писал. Это Дартли послал письмо в полицию. Вспомните, в нем говорилось: «В номере 18 на Пендрагон-Гарденс состоится чаепитие на десять персон», и совершенно официальное требование: «Полиции следует держать ухо востро». Разве вы не установили, что это письмо про чаепитие и те письма, посланные в «Компанию домашней обстановки» и в «Компанию перевозок Картрайта», были напечатаны на разных машинках? Дартли доверял моему отцу не больше, чем мой отец доверял ему. Он не мог изложить все дело полиции целиком; но он думал, что сможет защитить себя. И попробовал сделать это еще и другим способом. Дартли не положил «признание» моего отца в конверт и не принес его в кармане. Мой отец был стар, но еще силен и крепок. Дартли же выступал в весе пера. Так что Дартли взял с собой кувшин-головоломку, свой личный сейф, внутри которого лежало признание отца.
Сейф нельзя разбить об пол, и никто не сумеет его открыть, не зная секрета, как снять крышку.
Да. И он умер потому, что написал в полицию, и потому, что взял с собой этот кувшин.
И хотя голос Соара дрожал, он говорил достаточно спокойно; но Поллард чувствовал, что ему с трудом дается это внешнее спокойствие.
– Вы не узнаете от меня каких-либо вызывающих ужас подробностей, инспектор. Я только могу объяснить, как все это произошло. Это произошло, когда Дартли вытащил кувшин-головоломку из картонной коробки, принялся размахивать им и объявил, что написал в полицию. Мой отец рассказывал: что-то тогда в его голове пошло не так. Вот так-то. Дартли стоял лицом к огню. Мой отец положил на него руки и зажал ему рот рукой, прежде чем Дартли успел закричать. Затем вытащил пистолет, но Дартли извивался, и первый выстрел угодил ему в шею. Дартли навалился на стол и был убит выстрелом в затылок.
У вас такой вид, словно вы в ужасе, не так ли? Я вас не виню. Я не ищу оправданий. И не защищаюсь. Я только рассказываю вам о том, что вижу в ночных кошмарах с тех пор, как впервые услышал об этом. Если вы полагаете, что это жестоко, то что, по-вашему, мог думать об этом я?
Благодарю вас: я закончу мой рассказ так быстро, как только смогу. Вы желаете знать, почему мой отец оставил чашки, расставив их на столе, когда они все еще были в коробке, и Дартли даже и не видел их в тот вечер. Причина так же проста, как и ужасна. Я вижу по взгляду Дервента, что он уже догадывается. Несколько логических заключений из имеющихся фактов, и вы сами к этому придете.
Он оставил чашки, но пропала их деревянная коробка в два фута длиной и в фут высотой. Когда мой отец разбирался с Дартли, тот стоял лицом к огню. Картонная коробка и оберточная бумага от кувшина-головоломки полетели в огонь случайно, когда Дартли пытался вывернуться. Отец не мог их спасти, потому что его руки были заняты другим. А когда забой свиньи был окончен, каким образом, вы думаете, он мог унести этот кувшин из дома так, чтобы его не увидели все на полмили вокруг? Посмотрите на кувшин! Он примерно в фут высотой; у него носики, словно соборные шпили, торчат во все стороны под разными углами, вдобавок он еще и ярко-синий – один взгляд на него, и любой потом вспомнит и этот кувшин, и того, кто его нес. Отец не мог спрятать его под пальто. И не мог завернуть его в кусок бумаги; попробуйте, и вы убедитесь сами. Однако этот кувшин следовало унести, потому что отец не знал секрета, как открыть крышку, а бумага все еще была внутри.
Можете представить себе ужасное положение, когда вы вынуждены шагать по лондонским улицам с монстром приблизительно двух футов высотой?.. Существовал только один вариант – запаковать этот кувшин в ящик из-под чайных чашек, обыкновенную деревянную коробку, которую могла увидеть дюжина людей и ничего такого не подумать. Но при этом отцу пришлось оставить чашки. Он со всей очевидностью не мог забрать и то и другое. Оба варианта были опасны, но я думаю, что он избрал лучший. Так что его воображение добавило делу цветистости, сделало из него головоломку, возможность строить самые разные предположения, которые с тех пор и сбивали вас с толку. Вы знаете, что он сделал. Он снял с чашек обертки, поставил их в круг на столе, словно символ, и оставил так. Превратил чертову улику в тайну, указывающую в сторону от нее. Отец укрылся, раскрывшись. Он создал миф о Десяти чайных чашках. – Тяжелое дыхание Соара стало несколько легче. Теперь он шагал взад-вперед перед камином, его черный фрак развевался, словно одеяние монаха, потом обернулся с сардонической усталой улыбкой. – Дервент прав, джентльмены. Никогда не существовало такого общества «Десять чайных чашек», насколько мне известно. Англичане любят тайны, они наделены воображением. Простите меня за большое количество намеков, болтовни и уловок. Должно быть, я сегодня вас огорчил. Но то, что я говорил вам об истории чая, – это правда. И когда я говорил вам, что эти чашки из майолики действительно были первыми чайными чашками, обнаруженными в Европе, – это тоже правда. Остальное – просто болтовня. Я же должен был спасти мое лицо и лицо моего старика или хотя бы попытаться спасти. А теперь делайте что хотите, я все сказал.
Старший инспектор Мастерс тихо произнес:
– Черт меня побери, – потом повернулся к широкому покрытому чехлом креслу, в котором с закрытыми глазами сидел Г. М. и все это время хранил молчание. – Я начинаю припоминать вопросы, которые вы задали мне в самом начале этого дела… Послушайте! О, пропади все пропадом! Да старик спит!
– Я не сплю, черт тебя побери, – рассердился Г. М., открывая один глаз. – Я размышляю. Это мой способ размышлять.
– …Вопросы, которые вы мне задали, – повторил Мастерс. Вы хотите сказать, что знали все это, сэр Генри?
– Ну… нет. Знать было бы слишком хорошо. Предполагал, что дело могло быть так, это да. Все улики были разложены прямо перед нами.
– Тогда почему же вы не сказали мне этого? Это, я полагаю, никогда не приходило вам в голову?
– Сказать тебе? Я не думаю, что это было бы мудрым поступком, сынок. И можешь предположить почему. Мне было очень любопытно, сколько человек влезут в это дело и начнут доказывать, что существует общество Чайных чашек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Вы признаете, сэр, что ваш отец…
– Да, это мой отец убил Билла Дартли. – Соар обернулся со свирепой горечью. – Какая жалость, что вы не можете его арестовать, не так ли? Но я полагаю, вы можете успокоить свою совесть, арестовав меня. – Он замолчал. – Прошу меня простить, инспектор. Я понимаю, это ваша работа. Полагаю, нет никакой пользы говорить вам, что я не знал, что мой отец убил его, так же как ничего не знал об этом кувшине, буквально до предсмертного часа отца.
– Одну минутку, сэр, подождите! – остановил антиквара Мастерс. – Но что за смысл в этом кувшине? Зачем он был так ему нужен? И хотя мне во благо, что вы этого не сделали, мне все еще интересно, почему вы не избавились от него или не разбили его?
– А как, – Соар засунул руки в карманы фрака, – можно «разбить» стальной полый предмет, инспектор? Бросить его в пылающую печь? Эта штука стальная, под фарфоровой оболочкой. Попытайтесь снять с него крышку. Вы не сможете и этого – у нее своя комбинация. Вы знаете, что это за вещь на самом деле? Это частный сейф, маленький сейф. Вот почему Дартли им так гордился. Именно там Дартли держал некоторые свои бумаги. Вы знаете, кто был Дартли?
– О, начинаю припоминать. Фирму «Соар и сын», – сообщил ему Мастерс, – одно время подозревали в том, что она продает поддельный антиквариат. А Дартли, я помню, был одно время связан с шантажом. И я обращал внимание в моем рапорте, что вещи, которые Дартли покупал у вашего отца, он получал по низкой цене, по очень низкой цене.
Темные брови Соара сошлись вместе.
– Мой отец… совершал ошибки. Это я признаю. Были времена, когда дела его шли очень плохо. Дартли вышел на пенсию, и, следовательно, он не мог использовать свою излюбленную тактику шантажа в делах, тогда он стал просто использовать ее как хобби. Он собирал улики. Потом однажды пришел к моему отцу и выбил из него признание. Когда я думаю о том, как эта тихая маленькая свинья действовала, я… – Антиквар опустил на стол кулак с такой силой, что даже стальной кувшин вздрогнул. Но вскоре овладел собой. – Это даже нельзя назвать обычным прямым шантажом. Дартли был недостаточно честен или недостаточно циничен для этого. Он не сказал: «Соар, я хочу глазированный кувшин восемнадцатой династии, который у тебя есть, дай его мне». Нет, он сказал: «Мой дорогой друг, я хотел бы иметь этот глазированный кувшин восемнадцатой династии; ты упомянул цену – шестьдесят фунтов, но я уверен, что для старого друга ты уступишь его за тридцать». Он даже не думал об этом как о шантаже: он называл это хорошим бизнесом. Ну а мой бизнес так не ведут. И мой отец, помоги ему боже, так дела не вел. Нас с Уиверном никогда не подозревали; мы подумали, что у старика просто размягчение мозгов. Но в течение нескольких лет бизнес Дартли чуть не довел нашу фирму до разорения, потому что он был у отца постоянным покупателем.
– Ваш высокоморальный тон, – сухо заметил Дервент, – достоин всяческой похвалы. Значит, ваш отец принял героическое решение застрелить его?
– А что бы вы сделали на его месте?
– Не знаю, – отрывисто ответил его собеседник. – Между нами есть разница.
– Возможно. Вы будете продолжать расследование со своим достойным Шерлока Холмса анализом или моим признанием я уже испортил вам все удовольствие?
– Простите меня. Похоже, вы думаете, что все это идет от личной мстительности? Но, Соар, это не так. Вспомните, если можете, что в мире, кроме вас, есть и другие люди, и они оказались под подозрением. Я пытался единственным способом, каким только мог, очистить мое имя…
– Глупости, – отозвался Соар, щелкая большим и указательным пальцами. – Если бы вы знали, что мой отец убил Дартли, вы так же хорошо знали бы, что он не убивал Китинга. А полиция интересуется одним лишь Китингом. Ради чего вы вытащили этого мертвеца из могилы?
Дервент медленно покачал головой с хитрой улыбкой, которая ему совершенно не шла.
– Я доказал один пункт, который чрезвычайно интересует полицию: существует или нет тайное общество под названием «Десять чайных чашек». Я пытался показать, и, думаю, показал, к их глубочайшему удовлетворению, что такого общества нет. Вот в чем дело. А вы, как я заметил, все время хотите направить их по ложному следу.
– Вы еще не доказали этого, – мрачно заявил его собеседник. – А я собираюсь это сделать сейчас. Инспектор, я предлагаю вам разобраться с этим.
Мой отец хотел получить назад то «признание», которое он дал Дартли. Отец был готов заплатить за него хорошую цену, а когда Дартли не захотел его отдать, решил его убить. Вот так, быстрый и милосердный способ решения проблемы. В то же время Дартли, как вам известно, больше всего на свете желал получить набор чашек из майолики. Они уникальны, и мой отец предложил отдать ему эти чашки в обмен на признание.
Но он ни на йоту не доверял Дартли. Так же как и я не доверял ему. Отец начал готовиться к убийству. Вам, может быть, будет интересно знать, инспектор, что первоначальная версия полиции насчет этого преступления – во всяком случае та, о которой рассказывали газеты, – была верной. Дартли «заманили» в пустой дом, где и убили, и ничто там не указывало на то, кто это сделал. Ваш бывший дом, Дервент, был выбран только потому, что у него была репутация «дома с привидениями» – это обстоятельство подействовало на воображение моего отца. У него было богатое воображение, которое я, словно проклятие, получил по наследству. Заказал анонимно мебель и…
– Прекрасно, – вмешался Мастерс, – так мы и думали. Но объясните мне ради здравого смысла, зачем, задумав провернуть это дельце, ваш отец написал в полицию? Это же бессмысленно.
– Разве вы еще не догадались, инспектор? – спросил Соар. – Отец ничего не писал. Это Дартли послал письмо в полицию. Вспомните, в нем говорилось: «В номере 18 на Пендрагон-Гарденс состоится чаепитие на десять персон», и совершенно официальное требование: «Полиции следует держать ухо востро». Разве вы не установили, что это письмо про чаепитие и те письма, посланные в «Компанию домашней обстановки» и в «Компанию перевозок Картрайта», были напечатаны на разных машинках? Дартли доверял моему отцу не больше, чем мой отец доверял ему. Он не мог изложить все дело полиции целиком; но он думал, что сможет защитить себя. И попробовал сделать это еще и другим способом. Дартли не положил «признание» моего отца в конверт и не принес его в кармане. Мой отец был стар, но еще силен и крепок. Дартли же выступал в весе пера. Так что Дартли взял с собой кувшин-головоломку, свой личный сейф, внутри которого лежало признание отца.
Сейф нельзя разбить об пол, и никто не сумеет его открыть, не зная секрета, как снять крышку.
Да. И он умер потому, что написал в полицию, и потому, что взял с собой этот кувшин.
И хотя голос Соара дрожал, он говорил достаточно спокойно; но Поллард чувствовал, что ему с трудом дается это внешнее спокойствие.
– Вы не узнаете от меня каких-либо вызывающих ужас подробностей, инспектор. Я только могу объяснить, как все это произошло. Это произошло, когда Дартли вытащил кувшин-головоломку из картонной коробки, принялся размахивать им и объявил, что написал в полицию. Мой отец рассказывал: что-то тогда в его голове пошло не так. Вот так-то. Дартли стоял лицом к огню. Мой отец положил на него руки и зажал ему рот рукой, прежде чем Дартли успел закричать. Затем вытащил пистолет, но Дартли извивался, и первый выстрел угодил ему в шею. Дартли навалился на стол и был убит выстрелом в затылок.
У вас такой вид, словно вы в ужасе, не так ли? Я вас не виню. Я не ищу оправданий. И не защищаюсь. Я только рассказываю вам о том, что вижу в ночных кошмарах с тех пор, как впервые услышал об этом. Если вы полагаете, что это жестоко, то что, по-вашему, мог думать об этом я?
Благодарю вас: я закончу мой рассказ так быстро, как только смогу. Вы желаете знать, почему мой отец оставил чашки, расставив их на столе, когда они все еще были в коробке, и Дартли даже и не видел их в тот вечер. Причина так же проста, как и ужасна. Я вижу по взгляду Дервента, что он уже догадывается. Несколько логических заключений из имеющихся фактов, и вы сами к этому придете.
Он оставил чашки, но пропала их деревянная коробка в два фута длиной и в фут высотой. Когда мой отец разбирался с Дартли, тот стоял лицом к огню. Картонная коробка и оберточная бумага от кувшина-головоломки полетели в огонь случайно, когда Дартли пытался вывернуться. Отец не мог их спасти, потому что его руки были заняты другим. А когда забой свиньи был окончен, каким образом, вы думаете, он мог унести этот кувшин из дома так, чтобы его не увидели все на полмили вокруг? Посмотрите на кувшин! Он примерно в фут высотой; у него носики, словно соборные шпили, торчат во все стороны под разными углами, вдобавок он еще и ярко-синий – один взгляд на него, и любой потом вспомнит и этот кувшин, и того, кто его нес. Отец не мог спрятать его под пальто. И не мог завернуть его в кусок бумаги; попробуйте, и вы убедитесь сами. Однако этот кувшин следовало унести, потому что отец не знал секрета, как открыть крышку, а бумага все еще была внутри.
Можете представить себе ужасное положение, когда вы вынуждены шагать по лондонским улицам с монстром приблизительно двух футов высотой?.. Существовал только один вариант – запаковать этот кувшин в ящик из-под чайных чашек, обыкновенную деревянную коробку, которую могла увидеть дюжина людей и ничего такого не подумать. Но при этом отцу пришлось оставить чашки. Он со всей очевидностью не мог забрать и то и другое. Оба варианта были опасны, но я думаю, что он избрал лучший. Так что его воображение добавило делу цветистости, сделало из него головоломку, возможность строить самые разные предположения, которые с тех пор и сбивали вас с толку. Вы знаете, что он сделал. Он снял с чашек обертки, поставил их в круг на столе, словно символ, и оставил так. Превратил чертову улику в тайну, указывающую в сторону от нее. Отец укрылся, раскрывшись. Он создал миф о Десяти чайных чашках. – Тяжелое дыхание Соара стало несколько легче. Теперь он шагал взад-вперед перед камином, его черный фрак развевался, словно одеяние монаха, потом обернулся с сардонической усталой улыбкой. – Дервент прав, джентльмены. Никогда не существовало такого общества «Десять чайных чашек», насколько мне известно. Англичане любят тайны, они наделены воображением. Простите меня за большое количество намеков, болтовни и уловок. Должно быть, я сегодня вас огорчил. Но то, что я говорил вам об истории чая, – это правда. И когда я говорил вам, что эти чашки из майолики действительно были первыми чайными чашками, обнаруженными в Европе, – это тоже правда. Остальное – просто болтовня. Я же должен был спасти мое лицо и лицо моего старика или хотя бы попытаться спасти. А теперь делайте что хотите, я все сказал.
Старший инспектор Мастерс тихо произнес:
– Черт меня побери, – потом повернулся к широкому покрытому чехлом креслу, в котором с закрытыми глазами сидел Г. М. и все это время хранил молчание. – Я начинаю припоминать вопросы, которые вы задали мне в самом начале этого дела… Послушайте! О, пропади все пропадом! Да старик спит!
– Я не сплю, черт тебя побери, – рассердился Г. М., открывая один глаз. – Я размышляю. Это мой способ размышлять.
– …Вопросы, которые вы мне задали, – повторил Мастерс. Вы хотите сказать, что знали все это, сэр Генри?
– Ну… нет. Знать было бы слишком хорошо. Предполагал, что дело могло быть так, это да. Все улики были разложены прямо перед нами.
– Тогда почему же вы не сказали мне этого? Это, я полагаю, никогда не приходило вам в голову?
– Сказать тебе? Я не думаю, что это было бы мудрым поступком, сынок. И можешь предположить почему. Мне было очень любопытно, сколько человек влезут в это дело и начнут доказывать, что существует общество Чайных чашек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37