М. поддержала ее. Они стояли, затаив дыхание, пока Г. М. не начал спускаться. Остальные последовали за ним.
Через две секунды у подножия лестницы они заглядывали в большую из двух подвальных комнат.
Парафиновый фонарь, горящий ярким пламенем, стоял на деревянном ящике возле противоположной двери в меньшую комнату, освещая помещение с низким потолком, чьи потемневшие каменные стены были испещрены беловатыми щербинами от пуль.
Желтое пламя фонаря освещало и другие детали, не замеченные ранее, – разбросанную на полу солому, сломанную лопату, брошенную тачку. Дождь, хлеставший по полуподвальным окнам, проникал внутрь, оставляя лужицы на полу.
То, что должно было являться манекеном и все еще выглядело как манекен, покачивалось, свисая с балки в центре комнаты. Пятки находились в двух футах от пола.
Брюс Рэнсом, без шляпы, в коричневом костюме, выглядевший безукоризненно, если не считать грязных ботинок, стоял рядом с висящей фигурой спиной к наблюдателям у двери.
По другую сторону фигуры, глядя мимо нее и держа руки за спиной, как будто пряча что-то, стояла Дафни Херберт. Они четко видели ее лицо, мягкие линии щек и странный выжидающий взгляд. Все тело Дафни казалось напряженным. Поверх цветастого летнего платья на ней было то же шерстяное коричневое пальто, что и вчера вечером.
Два голоса отзывались эхом в каменной комнате.
– Подойди сюда!
– Не хочу!
Брюс сделал шаг вперед, а Дафни – шаг назад. Внезапно что-то привлекло их внимание, заставив остановиться. Оба повернулись к противоположной двери, ведущей в маленькую комнату.
В дверном проеме, белый как мел, но любезно улыбающийся, стоял Джонатан Херберт.
Все молчали.
Мистера Херберта ярко освещал фонарь на ящике у двери. Его руки были засунуты в карманы плаща, чей воротник был поднят. Глаза под опущенными полями мокрой шляпы устремились сначала на Дафни, потом на Брюса, а затем медленно окинули взглядом комнату.
На куче соломы у ящика с фонарем мистер Херберт увидел плащ, очевидно брошенный Брюсом. Подчеркнуто лениво, словно находясь в своем клубе, мистер Херберт снял свой плащ и положил его на другой. Шляпа последовала за ним. Потом он быстро двинулся вперед, скользнув рукой к карману брюк.
Молчание нарушила Дафни.
– Папа! – Она подбежала к нему, протянув руку. – Они пытаются внушить мне…
Тут произошла необъяснимая метаморфоза. Мистер Херберт смотрел не на Дафни, а на Брюса. Его сильная правая рука внезапно метнулась вперед, ударив Дафни под подбородок и отбросив назад. Девушка стукнулась головой о каменную стену и соскользнула на грязный пол.
Мистер Херберт сделал еще один шаг вперед, улыбаясь и не сводя глаз с Брюса.
– Вы глупец! – четко произнес Джонатан Херберт. – Я Роджер Бьюли.
Глава 20
Двое мужчин стояли друг против друга. Между ними с потолка свисало тело.
Удар грома, грянувший, словно артиллерийский обстрел, заставил вибрировать даже стены подвала. Он заглушил несколько следующих слов, но Деннис Фостер, в чье плечо вонзились пальцы Г. М., чтобы удержать его на месте, все равно бы не услышал их и не пошевелился.
Впоследствии он признавал, что, учитывая все виденное и слышанное (хотя и не понятое), мог бы и не быть настолько ошеломленным. В двадцати футах от него стоял человек, которого они искали.
Бьюли, слегка вылощенный годами безмятежной жизни в качестве сквайра и мирового судьи. Бьюли, с властным лицом и клинообразным подбородком, с серыми глазами под черными бровями и седеющими волосами, с обаятельной улыбкой и манерами, внушающими доверие и уважение.
Но теперь в этих серых глазах светилась юношеская усмешка.
Его голос стал резким.
– Слышали, что я сказал? – спросил он с нотками торжества. – Я Роджер Бьюли.
– Да, – отозвался Брюс, не двигаясь с места. – Я знаю, кто вы. Знал это со вчерашнего вечера.
– Вы знали? – Голос Бьюли был полон презрения. – Не будем кривить душой, Рэнсом, – продолжал он бесстрастно. – Мы с вами ненавидим друг друга с первой встречи. Вам не кажется, что нам следует свести счеты?
– Еще как!
– Здесь и сейчас?
– Здесь и сейчас, – кивнул Брюс. Ненависть между этими людьми ощущалась почти физически. Брюс шагнул вперед, слегка повысив голос. – А вы имеете понятие о том, кто я такой?
– Боюсь, что нет. Разве я должен его иметь?
Наблюдающие не видели лица Брюса – только спину его коричневого костюма и темные волосы.
– Едва ли вы помните, – продолжал он, – женщину по имени Элизабет Моснэр. Она была одной из ваших жертв. Не поленитесь и прочтите «Моснэр» наоборот.
– Чего ради?
– Хорошо, я сделаю это за вас. «Моснэр» наоборот читается «Р-э-н-с-о…».
Вспышка молнии за двумя окнами сделала тусклым свет фонаря, а гром заглушил последнюю букву произносимой Брюсом фамилии. Но в уточнении никто не нуждался.
– Да, – кивнул Брюс. – Моя настоящая фамилия Моснэр.
– Глупая фамилия, – засмеялся Роджер Бьюли.
– Согласен. Она не слишком подходит для сцены. – Брюс продолжал, не меняя тона: – Вам казался необычайно забавным ее «артистизм». Вас смешило, когда она плакала, слушая музыку. Может быть, вы также считали забавным убить ее и поместить… туда, куда вы ее поместили, прикарманив ее жалкие деньги. Она была моей сестрой.
Брюс сделал паузу.
– Я не претендую на звание образцового брата. О нет! Я был слишком занят собственной карьерой, чтобы беспокоиться о бедняжке Бет. Даже когда в 34-м году полиция просила меня приехать в тот коттедж в Денеме, который они обыскивали – а добираться туда от западных графств не так уж далеко… – Брюс внезапно ударил себя по лбу обоими кулаками, словно хотел вышибить себе мозги, – задержал их на неделю, так как получил ведущую роль в паршивеньком репертуарном шоу… Но теперь я старею, и иногда мне делается страшно…
Роджер Бьюли, он же Джонатан Херберт, выглядел искренне заинтересованным. Его быстрый наблюдательный взгляд не отрывался от лица Брюса; темные брови приподнялись; на губах все еще играла улыбка.
– Когда вы прислали мне вашу пьесу, – яростно заговорил Брюс, – я понял, что это вы, по описанию второго убийства – убийства моей сестры. Я решил найти вас. Моей первой мыслью было приехать сюда и заняться частным расследованием. Потом Берил Уэст подала мне лучшую идею – притвориться вами и заставить вас выдать себя.
– Что вам не удалось, – не без самодовольства заявил Бьюли. Он снова засунул большие пальцы в жилетные карманы, являя собой картину человека солидного и преуспевающего. – Как не удалось и полиции.
– Вы… – рявкнул Брюс, используя термин, редко слышимый даже не в очень приличном обществе. – Неужели вы не понимаете, что сэр Генри Мерривейл вычислил вас с самого начала?
Бьюли всего лишь заинтересованно улыбнулся. Но его глаза сузились – термин не пришелся ему по вкусу.
– Продолжайте, друг мой, – предложил он.
– Старый Г. М. знал, где вас искать, даже до приезда сюда. Однажды он спросил меня, как, вероятно, спрашивал других, чем Бьюли должен был заняться, перестав убивать женщин ради их денег одиннадцать лет назад. В тот раз я не понял, но теперь, когда прошлой ночью он рассказал мне всю историю, отлично понимаю. Вы совершили достаточно убийств. Полиция охотилась за вами. Вы убили девушку по имени Андре Купер…
– Андре! – повторил Бьюли, потирая руки и медленно обводя взглядом комнату. – Вы пробуждаете старые воспоминания.
– Неужели?
– Я годами не думал об Андре. Нет, это неправда. Скажем, месяцами. – И его глаза устремились на Дафни, съежившуюся у стены.
Брюс прыгнул вперед.
– Оставьте ее в покое, – сказал Бьюли. – Моя дорогая девочка не пострадает. Ей лучше оставаться в стороне, пока мы с вами улаживаем наши дела. – Его взгляд стал алчным. – Продолжайте, дорогой мой. Расскажите побольше о себе.
– После того как вы половину вашей жизни боялись женщин… – при этих словах Брюса глаза Бьюли не изменили выражения, – вы внезапно поняли, что любая женщина – в особенности глупая – становится вашей по первой же просьбе. Вам незачем было убивать их ради жалкой пары сотен фунтов. Это было неразумно, неоправданно экономически, и вас могли повесить. Что же вы должны были сделать? Жениться на деньгах! Так вы и поступили. Помню, я говорил моим друзьям, что вы всего лишь мировой судья и деревенский сквайр – все деньги принадлежат вашей жене. Вы получили Олд-Холл, тысячи акров и любящую супругу. Но посмотрите на себя!
Бьюли окинул себя самодовольным взглядом и улыбнулся.
– Вам нравится притворяться пожилым, – продолжал Брюс. – Это входит в ваш имидж, тем более что ваши волосы рано начали седеть. Но каждый, кто хоть на минуту увидит вас рядом с женой, заметит, что ваше лицо выглядит куда моложе, хотя ей всего сорок восемь лет!
И вы пересолили еще кое в чем. Говоря обо мне, вы инстинктивно не могли удержаться от упоминаний об актерах. Будь я лучшим психологом, то заметил бы это сам. Более того, когда я прочитал маленькую лекцию о том, как легко душить людей, вы стали всем рассказывать, что это была самая дьявольская штука с тех пор, как вы видели Ричарда Мэнсфилда в «Джекиле и Хайде». Мэнсфилд играл в этом спектакле театра «Лицеум» в 1888 году. Даже младенец не мог бы подумать, что вам семьдесят лет. Но я, как последний идиот, проглотил это.
Вы снова допустили крупную оплошность в первый вечер пребывания сэра Генри Мерривейла в Олдбридже. Помните – в баре «Золотого фазана»? Читтеринг сказал, что читал в газете, будто Брюс Рэнсом собирается поставить пьесу о Бьюли. «Он не может этого сделать, – возразили вы, – если у него нет рукописи».
Могу удостоверить, как и Деннис Фостер, что кража рукописи из машбюро держалась в строгом секрете. Прессе не сообщили ни слова, а все, замешанные в деле, поклялись хранить молчание. Но Бьюли знал об этом, так как я написал автору, что в текст могут внести изменения, и что я отдал рукопись для копирования в машбюро Этель Уитмен. Испугавшись, Бьюли пробрался в машбюро и думал, что украл всю рукопись. Между тем…
Теперь двое мужчин передвигались на цыпочках. Их тени при свете фонаря раскачивались на стенах и на полу.
– Я ничего этого не знал, – добавил Брюс.
– Какая жалость! – усмехнулся Роджер Бьюли.
– Потому что здесь я был изгоем, парией, в которого бросают камни. Я даже не знал, что Дафни не ваша родная дочь, хотя Читтеринг или любой из сплетников мог сообщить мне это. Я раболепствовал перед вами – даже позволил ударить себя по лицу…
– Уверяю вас, это доставило мне удовольствие.
Ненависть теперь полыхала ярче фонаря, ощущалась сильнее бушевавшей снаружи грозы, шипела, как струи дождя по окнам.
– Забавно, не так ли? – спросил Брюс. – Все это время я пытался поладить с вами. А все думали, что вы пытаетесь поладить со мной.
– Я умею устраивать подобные вещи, – абсолютно серьезно сказал Бьюли.
– Например, вы устроили так, что Дафни украла вашу портативную пишущую машинку – я говорил об этом моим друзьям вчера вечером – и прислала ее мне? Что машинка, на которой была отпечатана злополучная пьеса, все время стояла в моей комнате?
Ответа не последовало.
– Что касается Дафни…
– Ну?
– Вы устроили так, что она влюбилась в меня?
Наконец Брюс смог сказать то, что согнало улыбку с лица собеседника, заставив его пальцы дергаться.
– Я не мог понять, – продолжал Брюс, – почему вы так дрожите над Дафни. Почему вы сжимаете ее руки и дышите в ее шею. Почему мое появление так много значило для вас.
Вы женились на матери Дафни десять лет назад. Вы наблюдали, как Дафна росла, и какой она стала. И вы не могли забыть ваши старые привычки. Однако вы не осмеливались обращаться с ней не так, как с дочерью, поскольку могли подвергнуть опасности вашу комфортную жизнь. Но вы хотели ее.
Сильный порыв ветра заставил качнуться взад-вперед тело Милдред Лайонс; искаженные тени побежали по стенам и потолку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Через две секунды у подножия лестницы они заглядывали в большую из двух подвальных комнат.
Парафиновый фонарь, горящий ярким пламенем, стоял на деревянном ящике возле противоположной двери в меньшую комнату, освещая помещение с низким потолком, чьи потемневшие каменные стены были испещрены беловатыми щербинами от пуль.
Желтое пламя фонаря освещало и другие детали, не замеченные ранее, – разбросанную на полу солому, сломанную лопату, брошенную тачку. Дождь, хлеставший по полуподвальным окнам, проникал внутрь, оставляя лужицы на полу.
То, что должно было являться манекеном и все еще выглядело как манекен, покачивалось, свисая с балки в центре комнаты. Пятки находились в двух футах от пола.
Брюс Рэнсом, без шляпы, в коричневом костюме, выглядевший безукоризненно, если не считать грязных ботинок, стоял рядом с висящей фигурой спиной к наблюдателям у двери.
По другую сторону фигуры, глядя мимо нее и держа руки за спиной, как будто пряча что-то, стояла Дафни Херберт. Они четко видели ее лицо, мягкие линии щек и странный выжидающий взгляд. Все тело Дафни казалось напряженным. Поверх цветастого летнего платья на ней было то же шерстяное коричневое пальто, что и вчера вечером.
Два голоса отзывались эхом в каменной комнате.
– Подойди сюда!
– Не хочу!
Брюс сделал шаг вперед, а Дафни – шаг назад. Внезапно что-то привлекло их внимание, заставив остановиться. Оба повернулись к противоположной двери, ведущей в маленькую комнату.
В дверном проеме, белый как мел, но любезно улыбающийся, стоял Джонатан Херберт.
Все молчали.
Мистера Херберта ярко освещал фонарь на ящике у двери. Его руки были засунуты в карманы плаща, чей воротник был поднят. Глаза под опущенными полями мокрой шляпы устремились сначала на Дафни, потом на Брюса, а затем медленно окинули взглядом комнату.
На куче соломы у ящика с фонарем мистер Херберт увидел плащ, очевидно брошенный Брюсом. Подчеркнуто лениво, словно находясь в своем клубе, мистер Херберт снял свой плащ и положил его на другой. Шляпа последовала за ним. Потом он быстро двинулся вперед, скользнув рукой к карману брюк.
Молчание нарушила Дафни.
– Папа! – Она подбежала к нему, протянув руку. – Они пытаются внушить мне…
Тут произошла необъяснимая метаморфоза. Мистер Херберт смотрел не на Дафни, а на Брюса. Его сильная правая рука внезапно метнулась вперед, ударив Дафни под подбородок и отбросив назад. Девушка стукнулась головой о каменную стену и соскользнула на грязный пол.
Мистер Херберт сделал еще один шаг вперед, улыбаясь и не сводя глаз с Брюса.
– Вы глупец! – четко произнес Джонатан Херберт. – Я Роджер Бьюли.
Глава 20
Двое мужчин стояли друг против друга. Между ними с потолка свисало тело.
Удар грома, грянувший, словно артиллерийский обстрел, заставил вибрировать даже стены подвала. Он заглушил несколько следующих слов, но Деннис Фостер, в чье плечо вонзились пальцы Г. М., чтобы удержать его на месте, все равно бы не услышал их и не пошевелился.
Впоследствии он признавал, что, учитывая все виденное и слышанное (хотя и не понятое), мог бы и не быть настолько ошеломленным. В двадцати футах от него стоял человек, которого они искали.
Бьюли, слегка вылощенный годами безмятежной жизни в качестве сквайра и мирового судьи. Бьюли, с властным лицом и клинообразным подбородком, с серыми глазами под черными бровями и седеющими волосами, с обаятельной улыбкой и манерами, внушающими доверие и уважение.
Но теперь в этих серых глазах светилась юношеская усмешка.
Его голос стал резким.
– Слышали, что я сказал? – спросил он с нотками торжества. – Я Роджер Бьюли.
– Да, – отозвался Брюс, не двигаясь с места. – Я знаю, кто вы. Знал это со вчерашнего вечера.
– Вы знали? – Голос Бьюли был полон презрения. – Не будем кривить душой, Рэнсом, – продолжал он бесстрастно. – Мы с вами ненавидим друг друга с первой встречи. Вам не кажется, что нам следует свести счеты?
– Еще как!
– Здесь и сейчас?
– Здесь и сейчас, – кивнул Брюс. Ненависть между этими людьми ощущалась почти физически. Брюс шагнул вперед, слегка повысив голос. – А вы имеете понятие о том, кто я такой?
– Боюсь, что нет. Разве я должен его иметь?
Наблюдающие не видели лица Брюса – только спину его коричневого костюма и темные волосы.
– Едва ли вы помните, – продолжал он, – женщину по имени Элизабет Моснэр. Она была одной из ваших жертв. Не поленитесь и прочтите «Моснэр» наоборот.
– Чего ради?
– Хорошо, я сделаю это за вас. «Моснэр» наоборот читается «Р-э-н-с-о…».
Вспышка молнии за двумя окнами сделала тусклым свет фонаря, а гром заглушил последнюю букву произносимой Брюсом фамилии. Но в уточнении никто не нуждался.
– Да, – кивнул Брюс. – Моя настоящая фамилия Моснэр.
– Глупая фамилия, – засмеялся Роджер Бьюли.
– Согласен. Она не слишком подходит для сцены. – Брюс продолжал, не меняя тона: – Вам казался необычайно забавным ее «артистизм». Вас смешило, когда она плакала, слушая музыку. Может быть, вы также считали забавным убить ее и поместить… туда, куда вы ее поместили, прикарманив ее жалкие деньги. Она была моей сестрой.
Брюс сделал паузу.
– Я не претендую на звание образцового брата. О нет! Я был слишком занят собственной карьерой, чтобы беспокоиться о бедняжке Бет. Даже когда в 34-м году полиция просила меня приехать в тот коттедж в Денеме, который они обыскивали – а добираться туда от западных графств не так уж далеко… – Брюс внезапно ударил себя по лбу обоими кулаками, словно хотел вышибить себе мозги, – задержал их на неделю, так как получил ведущую роль в паршивеньком репертуарном шоу… Но теперь я старею, и иногда мне делается страшно…
Роджер Бьюли, он же Джонатан Херберт, выглядел искренне заинтересованным. Его быстрый наблюдательный взгляд не отрывался от лица Брюса; темные брови приподнялись; на губах все еще играла улыбка.
– Когда вы прислали мне вашу пьесу, – яростно заговорил Брюс, – я понял, что это вы, по описанию второго убийства – убийства моей сестры. Я решил найти вас. Моей первой мыслью было приехать сюда и заняться частным расследованием. Потом Берил Уэст подала мне лучшую идею – притвориться вами и заставить вас выдать себя.
– Что вам не удалось, – не без самодовольства заявил Бьюли. Он снова засунул большие пальцы в жилетные карманы, являя собой картину человека солидного и преуспевающего. – Как не удалось и полиции.
– Вы… – рявкнул Брюс, используя термин, редко слышимый даже не в очень приличном обществе. – Неужели вы не понимаете, что сэр Генри Мерривейл вычислил вас с самого начала?
Бьюли всего лишь заинтересованно улыбнулся. Но его глаза сузились – термин не пришелся ему по вкусу.
– Продолжайте, друг мой, – предложил он.
– Старый Г. М. знал, где вас искать, даже до приезда сюда. Однажды он спросил меня, как, вероятно, спрашивал других, чем Бьюли должен был заняться, перестав убивать женщин ради их денег одиннадцать лет назад. В тот раз я не понял, но теперь, когда прошлой ночью он рассказал мне всю историю, отлично понимаю. Вы совершили достаточно убийств. Полиция охотилась за вами. Вы убили девушку по имени Андре Купер…
– Андре! – повторил Бьюли, потирая руки и медленно обводя взглядом комнату. – Вы пробуждаете старые воспоминания.
– Неужели?
– Я годами не думал об Андре. Нет, это неправда. Скажем, месяцами. – И его глаза устремились на Дафни, съежившуюся у стены.
Брюс прыгнул вперед.
– Оставьте ее в покое, – сказал Бьюли. – Моя дорогая девочка не пострадает. Ей лучше оставаться в стороне, пока мы с вами улаживаем наши дела. – Его взгляд стал алчным. – Продолжайте, дорогой мой. Расскажите побольше о себе.
– После того как вы половину вашей жизни боялись женщин… – при этих словах Брюса глаза Бьюли не изменили выражения, – вы внезапно поняли, что любая женщина – в особенности глупая – становится вашей по первой же просьбе. Вам незачем было убивать их ради жалкой пары сотен фунтов. Это было неразумно, неоправданно экономически, и вас могли повесить. Что же вы должны были сделать? Жениться на деньгах! Так вы и поступили. Помню, я говорил моим друзьям, что вы всего лишь мировой судья и деревенский сквайр – все деньги принадлежат вашей жене. Вы получили Олд-Холл, тысячи акров и любящую супругу. Но посмотрите на себя!
Бьюли окинул себя самодовольным взглядом и улыбнулся.
– Вам нравится притворяться пожилым, – продолжал Брюс. – Это входит в ваш имидж, тем более что ваши волосы рано начали седеть. Но каждый, кто хоть на минуту увидит вас рядом с женой, заметит, что ваше лицо выглядит куда моложе, хотя ей всего сорок восемь лет!
И вы пересолили еще кое в чем. Говоря обо мне, вы инстинктивно не могли удержаться от упоминаний об актерах. Будь я лучшим психологом, то заметил бы это сам. Более того, когда я прочитал маленькую лекцию о том, как легко душить людей, вы стали всем рассказывать, что это была самая дьявольская штука с тех пор, как вы видели Ричарда Мэнсфилда в «Джекиле и Хайде». Мэнсфилд играл в этом спектакле театра «Лицеум» в 1888 году. Даже младенец не мог бы подумать, что вам семьдесят лет. Но я, как последний идиот, проглотил это.
Вы снова допустили крупную оплошность в первый вечер пребывания сэра Генри Мерривейла в Олдбридже. Помните – в баре «Золотого фазана»? Читтеринг сказал, что читал в газете, будто Брюс Рэнсом собирается поставить пьесу о Бьюли. «Он не может этого сделать, – возразили вы, – если у него нет рукописи».
Могу удостоверить, как и Деннис Фостер, что кража рукописи из машбюро держалась в строгом секрете. Прессе не сообщили ни слова, а все, замешанные в деле, поклялись хранить молчание. Но Бьюли знал об этом, так как я написал автору, что в текст могут внести изменения, и что я отдал рукопись для копирования в машбюро Этель Уитмен. Испугавшись, Бьюли пробрался в машбюро и думал, что украл всю рукопись. Между тем…
Теперь двое мужчин передвигались на цыпочках. Их тени при свете фонаря раскачивались на стенах и на полу.
– Я ничего этого не знал, – добавил Брюс.
– Какая жалость! – усмехнулся Роджер Бьюли.
– Потому что здесь я был изгоем, парией, в которого бросают камни. Я даже не знал, что Дафни не ваша родная дочь, хотя Читтеринг или любой из сплетников мог сообщить мне это. Я раболепствовал перед вами – даже позволил ударить себя по лицу…
– Уверяю вас, это доставило мне удовольствие.
Ненависть теперь полыхала ярче фонаря, ощущалась сильнее бушевавшей снаружи грозы, шипела, как струи дождя по окнам.
– Забавно, не так ли? – спросил Брюс. – Все это время я пытался поладить с вами. А все думали, что вы пытаетесь поладить со мной.
– Я умею устраивать подобные вещи, – абсолютно серьезно сказал Бьюли.
– Например, вы устроили так, что Дафни украла вашу портативную пишущую машинку – я говорил об этом моим друзьям вчера вечером – и прислала ее мне? Что машинка, на которой была отпечатана злополучная пьеса, все время стояла в моей комнате?
Ответа не последовало.
– Что касается Дафни…
– Ну?
– Вы устроили так, что она влюбилась в меня?
Наконец Брюс смог сказать то, что согнало улыбку с лица собеседника, заставив его пальцы дергаться.
– Я не мог понять, – продолжал Брюс, – почему вы так дрожите над Дафни. Почему вы сжимаете ее руки и дышите в ее шею. Почему мое появление так много значило для вас.
Вы женились на матери Дафни десять лет назад. Вы наблюдали, как Дафна росла, и какой она стала. И вы не могли забыть ваши старые привычки. Однако вы не осмеливались обращаться с ней не так, как с дочерью, поскольку могли подвергнуть опасности вашу комфортную жизнь. Но вы хотели ее.
Сильный порыв ветра заставил качнуться взад-вперед тело Милдред Лайонс; искаженные тени побежали по стенам и потолку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30