Остается только вопрос — для кого или для чего предназначено это сооружение? Достаточно было испортить кодовый замок. Взорвать лифт. В конце концов, можно было просто закрыть двери на ключ.
Перед тем, как уйти в глубину коридоров, решаем устроить короткий привал. Даже сотрудникам отдела «Пи» нужно иногда кушать.
Опытным поджиганием определяем, что лучше всего для костра подходят дубовые столы. Баобабова, не подумав, предлагает соорудить хороший пионерский костер, но я не согласен. Не хватало только пожара.
— Пока не найдет аварийного выхода, никаких пионерских зорек.
Поджариваем на скромном костерке краковскую колбаску. Баобабова из косметички вынимает половинку буханки и по честному делится со мной. Несказанно удивлен. По зоне разлетается живой дух. Запиваем все кофе. Несладким, но крепким. Остатки Мария сливает в термос и прячет в косметичке. На мой вопрос об объеме сумочки, Мария снисходительно улыбается. У женщин, как и у поваров, свои секреты. И не все положено знать молодым лейтенантам.
Пару часов дремлем у потрескивающих углей. На короткие мгновения ко мне приходит забытье. Вижу неясные образы грозящих пальцами полковников. Вижу капитана Угробова, плачущего перед нашими с Машкой портретами. Последним появляется прозрачный дух Садовника. Мне кажется, что я вижу его лицо, скрытое в тени. Пытаюсь подбежать ближе, но уже нет Садовника, только кучка белых лепестков от ромашек горят пионерским костром. А рядом Баобабова кружится в танце, и на ее бритой голове блестят искры костра.
Дергаюсь, просыпаюсь. Во рту вкус отвара из ромашек. Горький, напоминающий о раннем деревенском утре.
Баобабова медитирует. Расселась в позе «лотоса» на столе. Качается по сторонам, тихо мычит. Собирает небесную энергию. Что с ней делать в таком огромном количестве?
— Пропадем мы здесь, — шепчет Мария, останавливаясь.
— Откуда столь поспешные выводы? — молодости свойственно сомневаться в словах прапорщиков.
Баобабова спрыгивает со стола, помогает собрать скромные пожитки:
— Я, пока ты спал, осмотрелась немного. Дело, по всей видимости, полная дрянь. Сам увидишь.
Испугалась? Или сломалась? А может просто поддалась панике? В любом случае отмахиваться от слов профессионально прапорщика нельзя. Баобабова больше меня в службе сечет, больше видела, соответственно, больше и знает. Шрамов на ее теле я не считал, но с первого взгляда и так понятно, что она побывала в таких переделках, что мне и не снилось. Поэтому знает, о чем говорит.
Сразу за дверью просторное помещение. Судя по обилию диванов, диванчиков, мягких кресел, столиков и стоек — перед нашими горящими взорами комната отдыха. В кадках пальмы, на полах ковры, на стенах картины про жизнь шахтеров.
Пристальное внимание привлекает два пункта. Идеальная чистота помещения — пальмы политы, ковры пропылесосены, картины про жизнь шахтеров обметены. Кроме нечеловеческой чистоты, в различных точках комнаты, совершенно без всякой периодичности и смысла лежат на полу, на диванах и на столах аккуратные стопки одежды. Даже в кадке с кактусом валяется один набор.
— Подозрительное начало, — Баобабова склоняется над одной из стопок и осторожно проверяет комплектность. — Леш, ерунда какая-то….
Точно, ерунда. Комплектность с первого взгляда полная. Начиная от трусов, заканчивая носовым платком. Все выстирано и выглажено. На штанах стрелки, хоть масло режь. Обувь сверкает, зеркала не надо.
— В карманах ничего?
Со всеми мерами предосторожности проверяем карманы. Ни крошки.
— Ваши предложения, коллега? — не хочу показывать напарнику, что я несколько растерян. Трудно работать, когда нет подозреваемых, нет потерпевших. Имеется только незаселенный объект для исследования. И аккуратные стопки одежды рядом с политыми пальмами.
— Одно скажу тебе Лесик, — похоже, Мария сама слегка волнуется. — Как на исповеди перед тобой. Не хочется мне остаться в памяти народной холмиком из одежды. Но и безнаказанно оставлять безобразия здесь происходящие неподходящее дело. Если хорошо подумать, то эта работа как раз для нашего отдела. Лично я ни разу не встречала ничего подобного ни в отечественных, ни в зарубежных уголовных хрониках. И выяснить все, хочешь не хочешь, наипервейшая наша с тобой, Лесик, задача. Приоритет, одним словом.
Права Мария. Вот что значит опыт и умная голова.
— Тогда работаем. Фотоаппарат есть?
Баобабова достает из косметички раскладной штатив, сам фотоаппарат в кожаном футляре и большую круглую вспышку.
— Мне нужны качественные снимки. Со всех ракурсов. И рулетку, пожалуйста.
Пока Мария вспыхивает вспышкой, тщательно зарисовываю план комнаты отдыха. Не менее тщательно указываю на плане места расположения стопок одежды. Будет свободное время, соединим полученные точки, может что красивое и получится. Но на первый взгляд сплошной импрессионизм.
Закончив с комнатой отдыха, отправляемся дальше. Главная цель — найти передатчик и отправить пламенный привет генералу с просьбой немедленно прислать подкрепление. Надежды, по совести сказать, никакой, но ради приличия стоит попробовать.
Везде одно и тоже. В каждой комнате, куда заглядываем, предварительно постучав, в каждом коридорчике и даже в каждой кладовке видим выглаженную одежду. Машку это раздражает. Понимаю эту мужественную женщину. Она привыкла видеть везде разруху и смерть. А вместо этих, обязательных атрибутов преступления, жизнь подсовывает нам порядок и тишину.
Больше всего настораживает ощущение, что все помещения кажутся только что покинутыми персоналом. В лабораториях с незнакомым нам оборудованием, работают приборы. Кипит, переливаясь по изогнутым трубкам, разноцветная жидкость. Мерцают лампочки, искрят контакты. Кажется, вернись назад, и застанешь хозяев. Но это не так.
У меня появляется неприятное чувство, что за нами все время кто-то наблюдает. Баобабова успокаивает, поясняя, что это психическое.
Быстро минуем несколько коридоров. Движемся наугад. Ругаем себя за то, что не попросили у генерала плана зоны. Выходим в столовую и останавливаемся, пораженные увиденным.
Столы накрыты. Дымятся тарелки с супом. Парят котлетки. Сочатся парком чашки с кофе. Играет тихо музыка. Все залито светом. На стульях аккуратные стопки выглаженной одежды. Под стульями начищенная обувь.
— Кто-то ответит за это безобразие, — не совсем уверенно заявляет Мария. — Шутить шутки над отделом «Пи»? Не позволю!
У напарника не выдерживают нервы. Бросается вперед и начинает наводить порядок. Такой, какой ей более привычен. Опрокидывает столы с едой, бьет бутылки и расшвыривает по сторонам одежду. Хватает прапорщика ненадолго. Срывается в визге, ревет во весь голос.
— Не хочу!
Если прапорщик плачет, значит, дело совсем плохо. Но расслабляться нельзя. И нельзя идти на поводу чувств. Именно сейчас, когда душа и тело нараспашку, мы наиболее незащищены от врага. Слава богу, что Мария понимает это сама. Утирает скатертью слезы:
— Есть хочешь?
— Не уверен, что стоит. Может быть заражено. Или отравлено. Или с пестицидами.
Мария откидывает в сторону надкусанную котлету, плюется, поправляет бронежилет:
— Что дальше, Леш? Как жить? Как работать?
— Найдем директорский кабинет. В любом случае там есть телефон. Или что-нибудь в этом роде.
Проходим через большой зал. Скорее всего это операционная. Сотни две включенных компьютеров самостоятельно раскладывают карточные пасьянсы. Практически все выигрывают.
Мария больше не психует. После посещения столовой она превратилась в охотницу. Глаза на выкате, губы сжаты. Амур в памперсах твердо сжимает лук. Не завидую тому, кто посмеет встать у нее на дороге. Разорвет в клочья. Прапорщики, они такие.
Останавливаемся около автомата с газированной водой. Мучает жажда. После короткого совещания прапорщик Баобабова самоотверженно пробует стакан воды на вкус. С сиропом. Замертво не падает, поэтому исследование считается завершенным с положительными результатами.
Автоматы с газировкой для нас как источник воды в пустыне. Утоляем жажду, размышляем вслух.
— Бермуды по сравнению с этим местом полная муть.
— Курорт, — подхватываю я.
— Точно. Там хоть океан. Есть куда пропадать. А здесь суша, хоть и тайга. Представляешь, Лешка! Лет через сто появятся здесь из прошлого воздушно-десантный полк под предводительством ученых и связистов. Вот удивятся местные власти!
— Чему удивляться? В тайге времени нет. Хоть сто лет, хоть двести. Медведь хозяин, браконьер прокурор.
Разбив на счастье стаканы, идем дальше. Времени на отдых нет. Решить все проблемы к чертовой матери, да смыться, пока душу не высосали.
Кабинет директора встречаем совершенно случайно. Отхожу от основного маршрута немного в сторону. Зачем отхожу, не важно. Главное, что упираюсь в тупике в роскошные импортные двери с табличкой «Директор». Двери чуть приоткрыты, поэтому нет необходимости пользоваться силой Марии. На счет «три» распахиваем створки настежь и вваливаемся, как нехорошие гости, внутрь.
На полную громкость работает телевизор. Транслируют рябое поле. В такой глуши поймать что-либо путевое, считаю, проблематично. Если нет прямой связи со спутником, то, почитай, нет связи с наиважнейшим из искусств.
На столе привычные чашки с горячим кофе. В пепельнице дымятся три сигареты. Баобабова, презрев страх, подскакивает к столу и докуривает, несмотря на все мыслимые и немыслимые опасности, одну один из хабчиков до мундштука.
— Это ж вещественное доказательство, — пристыжаю коллегу, поглядывая украдкой на идеально плоский телескоп телевизора размерами метр на два. У меня дома старенький «Горизонт» с ручным переключением трех каналов.
Кроме заинтересовавших нас в первую очередь телевизора и пепельницы с безопасными для жизни окурками, в директорском кабинете на кожаных креслах три полных комплекта одежды. Два из них с накрахмаленными халатами.
— Спеклись ребята. Думаю, от директора нам помощи не дождаться. Маш! Как думаешь, они испытывали боль, когда исчезали?
Мария откликается не сразу. Изучает аквариум, в котором не плавает рыбки. Ни золотые, ни обычные.
— Рыбу тоже поимели, — замечает она. — А от улиток только ракушки остались. Богато живут наши ученые. Аквариум, пепельницы полные. Так и я смогла бы в тайге зимы переживать. Боль? Нет, Лесик. Боль практически всегда неразрывно связана с большим количеством отторгаемой принудительно крови. А я здесь еще ни капли не видела. Гигиенично, как в больнице.
Усаживаюсь за директорский стол. Рассматриваю бумаги. Ни одного вразумительного доклада. Одни графики, схемы. Без хорошего специалиста разобраться, чем в конечном счете занимались на данной зоне, не представляется возможным.
Это что? Фотографии? Перебираю стопку глянцевых снимков. Бородатый мужчина в цивильных очках, скорее всего, директор собственной персоной. Вот здесь он работает над бумагами. Здесь читает доклад. А вот…:
— Маша! Иди сюда.
Баобабова перегибается через стол и долго рассматривает фотографию, где бородатый очкарик стоит в обнимку с подозрительным человеком в длинном плаще. Лицо человека старательно засвечено. Но торчащая из кармана ромашка навевает некоторые мысли.
— Теперь понятно, кто похлопотал за нас перед генералом! — стучу кулаком по столу. Баобабова, как хороший напарник присоединяется. Стучать кулаками по чужим директорским столам вдвоем гораздо веселее. — А я все думаю, мы только-только организовались, а генералы, прям, в очередь к нам выстраиваются! Получается, что это нас Садовник под танки бросил? Сам, значит, не захотел комаров кормить. Нас послал.
— Мне он сразу не понравился, — от Машкиных ударов столешница начинает потихоньку трещать.
— Именно. Скользкий тип.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56