А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

– После сигнала обеспечивающие группы открывают огонь, а группа прорыва перескакивает траншею противника и уходит в тыл.
– Как все просто! А если заметят?
– Как всегда, есть два выхода. Первый – заметивших надо уничтожить. Если огонь обеспечивающих групп будет достаточно силен и, главное, своевременен, то прорывающиеся могут пустить в ход даже автоматы, но ни в коем случае не гранаты. Но лучше всего кончить дело холодным оружием и уходить как можно дальше в тыл врага. Если этого не получится, то напрашивается второй выход: возвращаться назад и искать более подходящее место для перехода.
– Второй выход, как мне кажется, основной? – подозрительно прищуриваясь, спросил Маракуша.
– Да.
– Это ж почему?
– А какой смысл лезть на высоту, под проволоку, на траншеи, если есть полупустые участки?
– А они минированные!
– Значит, в группе должны быть минеры, а еще лучше – обучить всех участников разминированию. А если уже такие есть – включить их в группу. Но тогда уж сменится и тактика – будем не прорываться через оборону, а проскальзывать. Ящерицами.
Капитан Маракуша отшвырнул папиросу. Только для одного капитана да еще для командира дивизии в военторговском ларьке всегда находились папиросы. В нем торговал бывший подчиненный капитана, списанный по ранению разведчик. Несмотря на строжайшие предупреждения и разносы, он упрямо снабжал своего бывшего командира, самыми дефицитными товарами. Об этом знали очень многие и, возмущаясь столь откровенным блатом, все-таки уважали и Маракушу, и продавца: в их верности и пусть мелком, но бесстрашии перед общим мнением было что-то доброе, настоящее.
Папироса летела долго, ударилась о начинающий деревенеть бурьян и рассыпалась оранжево-багровыми искорками.
Почти сейчас же в тылу, слева и впереди от офицеров, ударила короткая автоматная очередь, потом вторая и третья. Капитан Маракуша не шевельнулся, только глаза у него сузились и уши, кажется, напряглись. И хотя Матюхин отлично знал, что человеческие уши напрягаться не могут, ему показалось, что это именно так, и он с тревогой повернул голову на выстрелы.
Где-то в глубине леса взревел автомобильный мотор, потом еще и еще, горохом рассыпались короткие очереди.
Капитан, не повышая голоса, приказал:
– Матюхин! Роту в ружье!
Еще не понимая, зачем это нужно, но приученный мгновенно и точно выполнять команды, Матюхин заорал:
– Рота! В ружье!
Через секунду, когда прошла первая оторопь, дневальные дурными голосами повторили команду, и с чердаков, сеновалов, из огородов и домов высыпали разведчики, еще натягивая гимнастерки, еще подбивая на бегу не севшие как следует сапоги. Опоясывались они уже в строю, перекладывая автоматы из руки в руку.
Не ожидая, пока командиры взводов подадут команду «смирно» и доложат о готовности, Маракуша подозвал офицеров и, принимая из рук ординарца свои автомат и каску, махнул рукой в сторону то исчезающего, то вновь возникающего шума автомобильного мотора, приказал:
– В этом направлении прочесать лес. Дистанция между солдатами – три – пять метров. Всех неизвестных задержать. Разворачивайтесь по порядку взводов. – Подумал и добавил: – Взять фонари.
И, не ожидая даже повторения приказа, побежал вперед, к лесу, на ходу застегивая ремешок каски под выдвинутым вперед тяжелым подбородком.
Ставя задачу своему взводу, Матюхин успел сказать о выстрелах, и по цепи прошло и это известие. Взводы бегом догоняли командира роты. Увлекаемый этим общим единым движением, заражаясь им, Андрей все-таки успел с веселым недоумением отметить: «Как же он быстро сориентировался! Вот черт!»
Ночной лес обступил со всех сторон, взводы замедлили шаг, говор смолк, и наступила та молчаливая сосредоточенность, которая даже воображаемую опасность превращает почти в реальность.
Взвод перевалил лесную гривку и стал спускаться в лощину, когда справа, от третьего взвода, донесся шумок, там вспыхнули и погасли фонари, и солдатский телеграф передал:
– Нашли раненого майора Лебедева. Шофера нет.
Андрей Матюхин замедлил шаг, и разведчики, равняясь на него, тоже приостановились. Со стороны третьего взвода донесся шум мотора и вспыхнули острые лучики заделанных в коробки фар. Потом прибежал связной и передал приказание капитана продолжать прочесывание. И они еще долго шли в затаенном бору, прислушиваясь и приглядываясь, но так ничего подозрительного и не обнаружили. И только к рассвету, уже на хуторе, узнали о нападении на майора и увидели, как поднятые в ружье резервные батальоны стрелковых полков пошли на прочесывание леса.
За завтраком капитан Маракуша недовольно осмотрел Андрея Матюхина и буркнул:
– Пока мы соберемся в их тыл, они у нас нашебуршат.
– Майор здорово ранен? – спросил Матюхин.
Маракуша неторопливо и, как показалось Андрею, подозрительно не то что взглянул, а осмотрел его и, спрятав взгляд, ответил:
– Нет. Не очень. Только с головой у него что-то… Кстати, его «виллис» стоит за моей избой.
После завтрака Матюхин пошел за избу и долго ходил вокруг «виллиса» майора Лебедева. Кровь на сиденье и руле потемнела, стала почти черной и уже не волновала. Удивляло другое – бока машины, сиденье и даже капот были испятнаны пробоинами и пулевыми росчерками. Казалось, что уцелеть в такой машине просто невозможно. Однако майор уцелел…
«Что ж… Может быть, это и закономерно… – подумал Андрей. – В училище говорили: для того чтобы в современной войне убить одного солдата, нужно истратить около тонны взрывчатки и металла… А может быть, и гораздо больше».
Утром, как и всегда, в избе командующего армией собралось штабное начальство. Все так же кто-то сидел на кухне, ожидая своего часа, а кто-то уже стоял в комнате командующего на домотканых, но уже совсем иной расцветки, чем в предыдущей избе-стоянке, тряпочных половичках, и солнце – сытое, августовское, с утра опаляющее жаром – высвечивало с другой стороны.
И все так же неслышной мягкой походкой вышагивал член Военного совета – генерал Иван Харитонович Добровольский; сидел с края стола начальник армейского смерша, положив тяжелую белую руку на папку с документами; и начальник штаба, все так же прислушиваясь к словам, быстро, сноровисто просматривал бумаги, шуршал картами: бумаги он любил и уважал.
На половичке, ощущая, как солнце припекает даже сквозь тронутые пылью сапоги, стоял начальник разведывательного отделения штаба армии полковник Петров и присматривался к присутствующим.
То, что командующий не пригласил его присесть за общий стол, подсказывало, что «именинником» сегодня станет именно он. Это волновало и обижало. В конечном счете в происшествии с майором Лебедевым виновата не разведка, а контрразведка. Ей следует отвечать за то, что в нашем тылу оказались вражеские диверсанты. Но начальник смерша преспокойно сидит за столом – квадратный, плотный и невозмутимый.
Член Военного совета коротко, исподлобья взглянул на командующего, остановился сбоку Петрова и предложил:
– Садитесь, полковник. В ногах правды нет.
«Ах вот в чем дело… – облегченно подумал Петров и вздохнул поглубже: сам того не замечая, он сдерживал дыхание, словно опасаясь потревожить начальство. – В этом все и дело – подобные происшествия прежде всего касаются члена Военного совета. Он ведь отвечает за поддержание бдительности».
Это успокоило Петрова. Он уважал члена Военного совета – немногословного, быстрого на подъем и в общем-то справедливого генерала, – потому разрешил себе пошутить:
– Правильно отметили, товарищ генерал, вся правда у начальства.
– У подчиненных ее не меньше, – несколько более резко, чем требовалось для установления доверительной, деловой обстановки, ответил командующий. – Только они эту правду, к сожалению, иной раз придерживают.
В комнате стало очень тихо, и командующий уже поспокойнее спросил:
– Как там майор?
– Думали, будет хуже, – поднялся Петров.
– Сидите, – командующий махнул пухлой большой рукой.
Но полковник не сел: он привык отвечать стоя.
– Ранения не тяжелые, но, как говорится, растянул вязы. У врачей на этот счет есть иное умное название.
– Этого еще недоставало! Как же он умудрился?
– Не помнит. Но шофер считает, что, когда машина налетела на пень, майора по инерции сильно дернуло. А поскольку он уже был ранен в голову, то инстинкт противодействия не сработал и он не успел напрячься. Сейчас лежит и шутит – хорошо, говорит, что голова не оторвалась. Жилы крепкие.
– За каким его чертом одного понесло? Не мог шофера разбудить.
«Понятно, – отметил Петров, – расследование проведено. Начальству доложено».
– А что бы изменилось, если бы он поехал с шофером?
– Ну все-таки… Хоть бы отстреливался… Наконец, ординарца мог бы взять.
– Товарищ командующий, ординарец у нас один на всех, он же еще и писарь. Кроме того, майор уже один раз осекся… Естественно, что сейчас он особенно осторожен…
– Осторожность, граничащая с бесшабашностью. Надо запретить старшим офицерам ездить без охраны. Они у нас слишком много знают, чтобы их не охранять.
– Это правильно, товарищ командующий, но… не для разведки, – неожиданно вмешался начальник смерша полковник Целиков.
И Петров покосился на него: поддержки с этой стороны он не ожидал.
– Это ж почему у них такая привилегия? – недовольно поморщился командующий. Он не любил вот таких, с ходу прорывающихся возражений.
Целиков не мог не знать об этом и все-таки позволил себе ворваться в разговор, и это насторожило присутствующих. Но Целиков словно не заметил изменения настроя.
– Чем меньше людей знает, куда, зачем и когда ездит или ходит разведчик, тем больше шансов на успех самой разведки. А ведь и ординарец, и шофер – люди. У них есть знакомые, их видят и по стечению фактов иные, дотошные, могут сделать выводы. Чаще – беспочвенные, иногда – правильные. Но даже если иногда, это все равно опасно.
– Ты своему начальству доложил о происшествии? – спросил командующий.
– Доложил.
– И что же?..
– Судя по тому, что разговор отложен, полагаю, группа не единичная. Да и прошлые ориентировки…
– Вот так!.. Они ползают, а мы сидим и ждем.
Командующий вздохнул и посмотрел на Петрова. Полковник выдержал взгляд и подумал: «Смершевцы явно проходят стороной, а нам придется отдуваться. Впрочем… Впрочем, смерш для того и создан, чтобы бороться с врагом особого рода – шпионами. А наше дело…»
– Когда же отправятся ваши, полковник Петров? – резко спросил командующий.
– Товарищ командующий, как вам известно, разведка не получала на сей счет конкретной задачи. Возможные варианты… отрабатываются.
– Возможные варианты… – буркнул командующий, но его перебил первый член Военного совета генерал Добровольский.
– Какие меры вы приняли, – обратился он к начальнику смерша, – чтобы обезвредить разведгруппу противника, и что сделано для предотвращения подобных явлений?
Полковник поднялся, и Петров понял: Добровольский чем-то недоволен, и работники смерша знают об этом.
– Засады, усиленное патрулирование, создание особых оперативных групп, усиление контактов со связистами на предмет перехвата возможных передач, разумеется, пеленгация. Кроме того, вместе с начальником политотдела уточнена тематика и уже начата агитационно-пропагандистская работа во всех частях и подразделениях. Особый упор делается на части резерва.
– Все это взгляд назад, в наш тыл. А вперед? В сторону противника?
– Не совсем понял…
– У вас не рождалась мысль, что разведчики противника двигались не в наш тыл, а стремились перейти линию фронта? Ведь, как мне известно, за последнее время не было зарегистрировано ни одной передачи из нашего тыла. Это так?
– Да, – начальник смерша наклонил лобастую голову, широкие его плечи развернулись и стали еще шире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20