А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Или по крайней мере, мне так показалось.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Хорджан, — ответил он.
— Почему ты оказался здесь?
— Некоторое время назад я донес, что в моем доме скрывается незнакомец, — ответил он. — Когда пришли гвардейцы, они никого не нашли. Он убежал. Они очень рассердились на меня. Сосед, которому я рассказал о незнакомце, тоже рассердился на меня. Сегодня он пошел в Гвардию Зани и сказал им, что он видел этого человека, и что я на самом деле укрывал его, и донес только потому, что знал, что донесет он, сосед. Он сказал им, что незнакомец был шпионом из Санары, и что он все еще в городе.
— Откуда он знает, что этот человек все еще в городе? — спросил я.
— Он сказал, что видел его, что невозможно забыть лицо этого человека и его глаза. Он сказал, что тот был одет в униформу гвардейца Зани.
Я знал, что друг Хорджана не видел меня, и что это Хорджан таким образом сообщает мне, что узнал меня.
— Очень скверно будет, если окажется, что твой друг ложно оклеветал офицера Гвардии Зани, — сказал я. — Если кто-то так поступил, его обязательно подвергают пыткам перед смертью. Может быть, стоит допросить твоего друга, видел ли он незнакомца в твоем доме и заставить его описать этого человека?
Хорджан побледнел. Он понял, что совершил ошибку и ужаснулся, поскольку он знал, что его друг никогда не видел меня и не сможет описать.
— Надеюсь, это не вовлечет его в неприятности, — продолжал я. — Прискорбно, что в Амлоте ведется так много праздной болтовни. Лучше бы некоторые люди попридержали языки.
— Да, — послушно сказал Хорджан. — Слишком много праздной болтовни. Но ты можешь быть уверенным, что я не стану болтать.
Я надеялся, что он так и поступит, но все же я был очень обеспокоен. Теперь мне действительно нужно было немедленно бежать из Амлота. Но как? Моя задача усложнилась тем, что я наконец нашел Минтепа.
На следующий день вернулся Торко, и меня послали произвести арест в квартале, занимаемом учеными и преподавателями. В этом квартале жило много Аторианцев, поскольку они склонны к наукам. Здесь были изолированы те немногие из них, кого не убили. Им не разрешалось покидать квартал, который из-за них пользовался плохой репутацией у Зани, устраивавших там расправы по любому малейшему поводу. Зани ненавидели преподавателей и ученых, как ненавидели всех, кто в чем-либо был лучше их.
По дороге в этот квартал я прошел мимо поля, на котором кордоганы Гвардии Зани муштровали несколько сотен мальчиков. Здесь были мальчики лет пяти-шести, но большинство постарше. То же самое происходило везде в Амлоте — это было единственное обучение, которое получали мальчики Зани. Единственные игрушки, которые им разрешалось иметь, это оружие. Детям даже давали тупые кинжалы, чтобы те учились ими владеть. Я сказал, что это единственное обучение, которое они получали. Я ошибся. Еще их учили кричать «Мальту Мефис!» по любому поводу или вовсе без повода, и ежедневно им читали главу из «Жизни Нашего Возлюбленного Мефиса», написанной им самим. Это было вполне достойное образование — для Зани.
Квартал, где я должен был произвести арест, раньше был весьма процветающим, поскольку во времена правления джонгов преподаватели и ученые занимали высокое положение. Но теперь он пришел в запустение, и те немногие люди, которых я встретил, выглядели оборванными и чуть ли не умирающими от голода. Я прибыл к дому моей жертвы (не могу подобрать более подходящего слова) и вошел внутрь с парой моих людей, оставив остальных снаружи. Когда я вошел в комнату, которую можно было назвать гостиной, то заметил, как за драпировки на противоположной стороне комнаты быстро спряталась женщина — но не так быстро, чтобы я не успел ее узнать. Это была Тоганья Зерка!
Мужчина и женщина, которые сидели в комнате, встали и повернулись ко мне. Они оба выглядели удивленными, а женщина еще и испуганной. Это были очень приятного вида интеллигентные люди.
— Ты — Нарвон? — спросил я мужчину.
Он кивнул.
— Да, это я. Что тебе от меня нужно?
— У меня приказ взять тебя под арест, — сказал я. — Ты пойдешь со мной.
— В чем меня обвиняют? — спросил он.
— Не знаю, — сказал я. — Мне приказано арестовать тебя, это все, что мне известно.
Он печально повернулся попрощаться с женщиной. Когда он обнял ее и поцеловал, она не выдержала. Он попытался успокоить ее, и у него перехватило дыхание.
Сопровождающий меня кордоган шагнул вперед и грубо схватил его за руку.
— Иди! — грубо рявкнул он. — Ты думаешь, мы будем стоять здесь весь день и смотреть, как вы, грязные предатели, тут плачете?
— Оставь их в покое, — приказал я. — Они могут попрощаться.
Он бросил на меня злой взгляд и отошел в сторону. Это был не мой кордоган, который, хоть и был достаточно плох, научился усмирять свой фанатизм и проявлять если не сострадание, то хотя бы терпение.
— Ладно, — сказал он. — Пока они этим занимаются, я обыщу дом.
— Ты ничего подобного не сделаешь, — сказал я. — Ты останешься здесь, будешь вести себя тихо и получать приказы от меня.
— Ты что, не видел эту женщину, которая ускользнула в заднюю комнату, когда мы вошли? — спросил он.
— Конечно, видел, — ответил я.
— Ты не собираешься ее найти?
— Нет, — сказал я. — Я получил приказ арестовать этого человека. У меня нет приказа обыскивать дом или допрашивать кого-либо еще. Я подчиняюсь приказам и советую тебе поступать так же.
Он скверно посмотрел на меня и пробурчал что-то, чего я не расслышал. Остаток для он молчал. По дороге в тюрьму я шел рядом с Нарвоном. Когда мы оказались за пределами слышимости кордогана, я шепотом задал ему вопрос.
— Эта женщина, которую я видел в твоем доме, которая скрылась из комнаты, когда мы вошли, — она твоя близкая знакомая?
Он выглядел удивленным, и колебался на мгновение или два дольше, чем нужно было, прежде чем ответить.
— Нет, — сказал он наконец. — Я первый раз ее видел. Не знаю, что ей было нужно. Она вошла как раз перед вами, наверное, ошиблась домом, а когда появились вы, пришла в замешательство и убежала. Ты знаешь, как в наши дни опасно делать ошибки, какими бы невинными они ни были.
За это заявление его могли пытать и казнить, и он это знал. Я предупредил его.
— Ты странный Зани, — сказал он. — Ты ведешь себя почти так, как будто ты мой друг.
— Забудь это, — предупредил я его.
— Я забуду, — пообещал он.
В тюрьме я сразу привел его в офис Торко.
— Так значит, ты великий ученый, Нарвон, — прорычал Торко. — Тебе следовало оставаться при твоих книжках вместо того, чтобы пытаться поднять восстание. Кто твои сообщники?
— Я не сделал ничего плохого, — сказал Нарвон. — Так что у меня нет сообщников ни в чем плохом.
— Завтра твоя память станет лучше, — рявкнул Торко. — Наш Возлюбленный Мефис самолично будет вести суд над тобой. Ты увидишь, что у нас есть способы заставить предателей сказать правду. Отведи его на нижний этаж, Водо, затем вернись сюда.
Когда я вел Нарвона через комнату суда, он побледнел при виде орудий пытки.
— Ты не выдашь своих сообщников? — спросил я.
Он вздрогнул и вдруг как будто стал меньше ростом.
— Не знаю, — признался он. — Я никогда не мог выносить боль. Не знаю, что я сделаю. Знаю только, что я боюсь — о, как сильно я боюсь! Почему они не убьют меня, не мучая?
Я сам очень сильно боялся — за Зерку. Не знаю, почему, ведь она считалась такой образцовой Зани.
Быть может, мои подозрения возбудило то, что она скрылась от людей в униформе Гвардии Зани. Быть может, причиной было то, что я никогда не мог согласовать свое доверие к ней со знанием того, что она Зани. И немного потому, что Нарвон пытался так очевидно выгородить ее.
Когда я вернулся в офис Торко, кордоган, который был со мной при аресте, как раз выходил. Торко зловеще хмурился.
— Я слышал плохие доклады о твоем поведении во время моего отсутствия, — сказал он.
— Это странно, — сказал я. — Разве что у меня здесь появился враг, тогда ты можешь услышать все, что угодно, ты же знаешь.
— Сведения поступили из разных источников. Мне сказали, что ты обращаешься с заключенными очень мягко и снисходительно.
— Я не был жесток, если речь идет об этом, — сказал я. — Я не получил приказа быть жестоким.
— А сегодня ты не обыскал дом, где скрывалась какая-то женщина, как тебе было известно, дом предателя.
— У меня не было приказа обыскивать дом или допрашивать кого-либо, — ответил я. — Я не знал, что этот человек предатель, мне не сказали, в чем его обвиняют.
— Технически ты прав, — признал он. — Но ты должен научиться проявлять больше инициативы. Если кого-то арестовывают, значит, он представляет собой угрозу государству. Такие люди не заслуживают милосердия. Потом ты шептался с арестованным всю дорогу до тюрьмы.
Я громко рассмеялся.
— Этот кордоган не любит меня, потому что я поставил его на место. Он проявил непослушание, а я такого не терплю. Конечно, я разговаривал с арестованным. Что в этом плохого?
— Чем меньше человек с кем-то говорит, тем безопаснее для него, — сказал он.
После этого он меня отпустил, но я понял, что возбудил подозрения. И тут еще этот брат Лодаса с полным набором подозрений и действительно знающий кое-что обо мне, настроенный разболтать все, что он знает или подозревает, при первой же возможности. Что бы я ни собирался делать, я должен был делать быстро, если я надеюсь вообще выбраться отсюда. Слишком много пальцев было наготове, чтобы указать на меня. И было еще послание Мьюзо. Я попросил позволения на следующий день отправиться ловить рыбу и, поскольку Торко любил свежую рыбу, он разрешил.
— Только будь здесь, пока Наш Возлюбленный Мефис не покинет тюрьму, — сказал он. — Может понадобиться твоя помощь.
На следующий день Нарвона судили в присутствии Мефиса. Я был там с несколькими гвардейцами — в качестве украшения. Мы выстроились по стойке смирно с обеих сторон скамьи, где сидели Мефис, Спехон и Торко. Скамьи вдоль стен комнаты были заняты другими важными шишками Зани. Когда привели Нарвона, Мефис задал ему всего один вопрос.
— Кто твои сообщники?
— Я не сделал ничего, и у меня нет сообщников, — сказал Нарвон. Он выглядел изможденным, и его голос дрожал. Каждый раз, когда его взгляд падал на орудия пытки, он содрогался. Я понял, что он в состоянии полнейшей паники, и я не мог его за это винить.
Затем они начали его пытать. Я не стал бы описывать то, чему был свидетелем, даже если бы смог. Это не поддается описанию. Ни в одном языке нет слов для описания свирепых жесточайших зверств, которые они обрушили на эту бедную дрожащую плоть. Когда он терял сознание, его приводили в себя, и все это продолжалось снова и снова. Я думаю, что его крики были слышны на милю вокруг. Наконец он сдался.
— Я скажу! Скажу! — крикнул он.
— Ну? — спросил Мефис. — Кто они?
— Только один, — прошептал Нарвон слабым, едва слышным голосом.
— Громче! — крикнул Мефис. — Ну-ка, возьмитесь за него опять! Может, тогда он заговорит.
— Это была Тоганья З… — и он потерял сознание, когда к нему снова применили орудие пытки. Они пытались вновь вернуть его в сознание, но слишком поздно. Нарвон был мертв.
12. Преследуемые
Я отправился на рыбалку, и я даже наловил рыбы, но я не мог забыть, как умер Нарвон. Я никогда не забуду этого. И я не мог забыть его последние слова. Вместе с тем, что я видел в его доме, это давало мне имя, которое умерло у него на губах. Я хотел бы знать, предполагал ли кто-то из Зани то, что я знал наверняка. Я не только ловил рыбу, я осматривался и много думал. Я думал, что делать с Зеркой. Рисковать ли жизнью Минтепа, чтобы спасти ее, при том, что существовала значительная вероятность, что меня арестуют вместе с ней?
На самом деле ответ мог быть только один. Я должен предупредить ее, потому что она мой друг. Я обплыл вокруг тюрьмы на близком расстоянии, потому что мне было нужно знать некоторые вещи о том, что снаружи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31