— серьезно спросил он. — Гамон обезумел. Не уничтожив доказательств своей вины, он может поплатиться жизнью. За всю свою многолетнюю деятельность я не слышал ничего подобного. Случалось, человек оставит против себя улику по неосторожности, по рассеянности, но намеренно хранить ее… Скажите, а кем написан документ — им самим?
— Нет, другим человеком. В нем идет речь о крупном мошенничестве, затеянном Гамоном, и даже о покушении на убийство.
Уэллинга не легко было удивить. Но здесь оставалось только удивляться.
— Я отказываюсь что-либо понимать, уж больно это твердый орешек для меня, — он помолчал. — Вчера я встречал Гамона. Он очень сильно изменился — на нем лица не было. Видно, ночами не спит, и все это стоит ему немало крови. Одно, во всяком случае, ясно: неприятность с документом будет концом для Ральфа Гамона.
— Я буду очень сожалеть, если Гамон умрет естественной смертью, — заверил Джемс. — Кстати, он снова появился в Крейзе.
— Я знаю. Утром он телеграфировал лорду Крейзу и просил разрешения навестить его. Свою сестру он отослал в Париж.
Уэллинг задумчиво потер кончик носа.
— Я не прочь пролить свет на всю эту историю и убедиться в правильности ваших подозрений.
— Гамон способен на любую гнусность, — решительно заявил Джемс.
Морлек симпатизировал Уэллингу и при других обстоятельствах провел бы с ним целый день, но сейчас ему хотелось побыть одному. Когда сыщик ушел, он обрадовался.
Объяснение Джоан Карстон задело его за живое. Он начинал верить сказанному — такими вещами не шутят. С упавшим сердцем дважды он проскакал к домику миссис Корнфорд и поинтересовался здоровьем ее подопечного.
— Он чувствует себя очень скверно, но врач обнадежил меня. Леди Джоан настолько внимательна и мила, что навестила меня и передала для больного вино.
Джемса Морлека задело сообщение врача, но он тут же устыдился своей необоснованной и неуместной ревности.
— Она всегда так любезна и отзывчива, — добавила с улыбкой миссис Корнфорд. — По-видимому, вы с ней большие друзья, она расположена к вам и сегодня также вспоминала о вас.
— Вам что-нибудь известно о мистере Фаррингтоне? — спросил Джемс свою собеседницу.
— Собственно говоря, почти ничего. Он одинок и не имеет друзей. Из города ему ежемесячно, очень аккуратно высылает его содержание адвокат. Мне очень хотелось бы сообщить о его состоянии каким-нибудь близким или родственникам юноши, но не знаю как. Он сам говорит о каких-то монахах полуночи и, кроме имени девушки, упоминает о каком-то Беннокуайте. Это имя мне кажется очень знакомым. Я его слышала, но где и при каких обстоятельствах — не могу вспомнить.
Джемсу имя «Беннокуайт» также показалось знакомым, он смутно связывал его с какими-то темными и потусторонними силами.
Он ехал верхом по деревенской улице, и вдруг его осенило: надо поужинать с Уэллингом. Морлек повернул коня и поскакал к гостинице «Красный Лев», где на несколько дней остановился капитан.
Полицейского он застал за кружкой пива.
— Уэллинг, вам известен некий Беннокуайт? — спросил Джемс.
— Когда-то мне приходилось встречаться с человеком, носившим это имя, — ответил, не задумываясь, сыщик. — Вы помните его дело? Он, молодой священник, повел себя таким образом, что лишился сана. Собственно говоря, он никаких преступлений не совершал. Однако нет ничего хуже, чем избрать духовную карьеру, не имея для этого никаких достоинств, — по натуре он оставался дурным человеком. Впоследствии он спутался с компанией шулеров и попал в руки полиции, но обвинение против него возбуждено не было. Во время войны он ушел на фронт добровольцем и храбро сражался, даже был представлен к ордену Виктории, но вскоре пал в бою у Соммы. Быть может, вы вспомнили о нем в связи с каким-то тайным обществом? За это мы его не преследовали.
— О каком тайном обществе вы говорите?
— Мания организовывать тайные общества преследовала его со школьной скамьи и всю жизнь. Он не только внес смятение в свою школу, но поднял на ноги всех мальчуганов в окрестностях. Беннокуайт увлекался мистикой, но главными чертами его характера были хитрость и вероломство.
— В какой школе он учился? Или вам это неизвестно?
— Нет, случайно я это знаю. Он учился в Гульстоне — самой большой школе в Беркшире.
Джемс возвратился домой и написал письмо директору школы в Гульстон. Он надеялся, что тот не станет искать в нем героя последнего скандального процесса и не ответит отказом.
После обеда Морлек видел, как Гамон проехал на своей машине обратно в Лондон, и удивился, почему он так поспешно возвращается.
Ночью Джемса разбудил какой-то шум. Подойдя к окну он увидел: на итальянской машине, отличающейся своеобразным урчанием мотора, Гамон опять приехал в Крейз.
Морлек подумал, что тот в последнее время довольно энергичен и мотается с места на место чаще, чем обычно.
В самом деле, Ральф Гамон не терял времени понапрасну. В Лондоне он успел переговорить с чужестранцем — тот только что прибыл в оживленный и казавшийся ему невероятно большим город. Разговаривали они на арабском языке.
Глава 32. АХМЕТ ДЕЙСТВУЕТ
Никто не умел так сочувствовать горю своего ближнего, как сержант Слоон, но стоило судьбе отвернуться от него, как он впадал в тоску и отравлял жизнь окружающим.
— Меня не интересуют ваши объяснения, Марборн, поступайте, как вам угодно. Но из вашего шкафа исчезли принадлежащие мне четыреста фунтов. А как я просил вас внести деньги на мое имя в какой-нибудь банк, просил еще неделю назад!
— Успокойтесь, Слоон, — пытался уговорить товарища Марборн, — не будь меня, вы вообще не получили бы денег. Мне не составляет особого труда раздобыть такую же сумму.
— Неужели? — осведомился Слоон, явно заинтересованный очередной подачкой приятеля.
— Совершенно верно. Сегодня утром Гамон прислал мне пятьсот фунтов. Правда, прежде, чем выжать из него нужную сумму, пришлось основательно потрудиться. Просидел, раздумывая, всю ночь. Во всяком случае, теперь нам не придется голодать.
— Это и неудивительно, — мрачно ответил Слоон, переведя взгляд на зияющий пустотой несгораемый шкаф. — Несомненно, здесь побывал Черный. Никто, кроме него, не сумел бы сработать так чисто.
— Но почему он пришел именно ко мне?
— Хотел раздобыть немного денег, — с горечью заметил Слоон. — Что еще могло заставить его навестить вас? Уж не собирался ли он здесь скоротать вечерок?
— Прошу вас не наглеть, — укоризненно сказал Марборн. — Прошу вас относиться ко мне почтительно, сержант Слоон, иначе нашей дружбе конец. Я предупреждаю вас.
— Я не хотел сказать ничего дурного, — проворчал Слоон. — Вы сами должны понять, как нелегко примириться с неожиданной потерей.
— Возможно, вам покажется странным, но Черный явился ко мне не из-за денег. Он искал документ. С первых дней своих разбоев он мечтает получить его, — продолжал Марборн, задумчиво постукивая пальцами по столу. — Сегодня я проверил записи в своем дневнике, все взломы Черного в банках. Что мне удалось установить, я вам как-нибудь скажу. Двадцать три года на полицейской службе что-нибудь да значат!
— Это верно, — поддакнул Слоон. Он всячески старался загладить свою невольную провинность.
— Я откровенно говорю вам, Марборн, что во всей полиции нет второго такого сыщика, как вы. Даже Уэллинга с вами не сравнишь.
— Не говорите глупостей. Уэллинг каждому из нас даст целую милю форы и все-таки обскачет. А теперь послушайте, что я вам скажу. Во всех банках, которые Черный осчастливил своим посещением, были счета Ральфа Гамона. Во всех банках есть кладовые с сейфами для хранения ценностей и разного рода документов. И всякий раз повторялось, что Черный проникал в кладовую с сейфом Гамона. Я уверен, что он искал вот эту бумагу. — Марборн многозначительно похлопал себя по левому боку.
— Объясните толком, что же он все-таки искал? — осведомился сгоравший от любопытства Слоон.
Марборн в ответ лишь презрительно, улыбнулся.
— Я вижу, вам интересно узнать. Этот Морлек — богатый парень. Я не сомневался, что у него приличное состояние.
— Разумеется, он богат, — ответил Слоон. — И мы бы разбогатели, учинив на своем веку сорок два взлома, похитив тысячи, десятки тысяч фунтов. А теперь — и мои четыреста фунтов.
— Не перебивайте. Известно, что у него собственное состояние. И затем, кто доказал его вину в похищении денег?
— Но наши деньги он все же забрал?
— Послушайте, Слоон, думаю, что Морлек заплатит мне за бумагу не меньше, чем Гамон.
— Берегитесь его, — убежденно заметил Слоон. — Того и гляди, он выкрадет бумагу у вас. Ведь выкрал же он мои деньги! Почему я не положил их на хранение в банк!
— Разговорами делу не поможешь. Того, что было, не вернешь!
Слоон с тяжелым сердцем отправился домой. Кража денег настолько потрясла его, что он с трудом опомнился.
Марборн целиком ушел в размышления.
Обида, нанесенная ему Лидией Гамон, сильно задела бывшего полицейского — теперь девушка уже не казалась ему такой привлекательной. Он заставит ее и брата поплатиться за свое высокомерие.
Утром он отослал Гамону письмо, в котором сообщил о денежных затруднениях, и пока что подучил от него пятьсот фунтов, по его мнению, смехотворно ничтожную сумму. Он тут же отправил другое послание с требованием о деньгах, но узнал, что Гамон уехал из города.
Марборн счел отъезд Гамона предлогом уклониться от его просьбы, и тотчас отправился к Ральфу домой. Однако там ему не сказали ничего нового. Что же касается мисс Лидии, то она скорым поездом выехала на континент. Дворецкий предположил, что она пробудет в Париже не менее недели.
Несмотря на прохладную ночь, Марборну было душно. Он открыл окно и выглянул на улицу. Улица была ярко освещена фонарями, и он пытался разглядеть знакомые лица в потоках людей, устремившихся на представление в цирк. Марборн отлично знал жизнь Вест-Энда — среди прохожих и тех, кто ехал в машинах, было немало его знакомых.
Его внимание привлек какой-то пьяный высокий мужчина. Он быстро переходил улицу. Движение на трассе в вечернее время не очень оживленное, и не было необходимости так спешить. «Вероятно, иностранец», — подумал Марборн. Несколько минут он лениво наблюдал за незнакомцем.
По-видимому, тот слабо ориентировался в городе и плохо представлял, где находился и куда следует направиться. Он прошел вдоль улицы, затем вернулся и у одного из перехода нерешительно остановился. Яркий свет фонаря достаточно хорошо осветил его, и Марборн принял незнакомца за моряка: на нем был вязаный синий свитер и матросская фуражка.
Затем взгляд бывшего полицейского привлек шикарный автомобиль, промчавшийся мимо его дома, и он потерял незнакомца из виду.
Марборн прикрыл окно, подошел к столу, вынул из ящика колоду карт и принялся раскладывать пасьянс. Однако каждый шорох, случайное движение заставляли его вздрагивать, он настороженно прислушивался, очень возбужденный, но понимал, что все страхи — только плод его пылкого воображения.
В конце концов одиночество стало для него невыносимым, и, надев шляпу, Марборн вышел на улицу. Он немного погулял и. наблюдая за оживленной толпой на улице, подошел к цирку. Здесь он, к своему удивлению, натолкнулся на Слоона.
— Марборн, — обратился к нему приятель, — что если нам попытаться выжать из Ральфа побольше денег и исчезнуть? Вы помните, Уэллинг советовал вам переменить климат?
Марборн кивнул. Он уже не раз подумывал о поездке за границу.
— Мне кажется, вы правы. Завтра же пошлю Гамону телеграмму. Он гостит у лорда Крейза, и я буду с ним совершенно откровенен. Вероятно, мы поедем в Италию.
— Гамон в городе, — сказал удивленный Слоон. — Я видел его машину на Ковентри-стрит. Он сам в ней ехал.
— Вы уверены?
— Разве можно его с кем-нибудь спутать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23