Артур не дрогнул перед этим вопросом. Он спокойно ответил:
– Этого, господин, я не вправе тебе открыть. Но мне не приходится стыдиться моего происхождения.
Кадор замялся. Глаза его выражали любопытство. Он знал, разумеется. Как мог он не знать – с той самой минуты, когда мальчик выскочил из тумана мне на подмогу? За мгновенье до этого все уже было непоправимо. Но была еще вероятность, что другие не догадаются; большая серая лошадь Кадора стояла между Артуром и ратниками, и в ту самую минуту, когда я это подумал, Кадор сделал знак своим людям отъехать назад, чтобы они не слышали нашего разговора.
Теперь я был спокоен. Я знал, что делать. Прежде всего я должен спасти гордость Артура, гордость и его любовь ко мне, сколько ее осталось после того, как я испортил ему минуту торжества. Легонько тронув его за плечо, я сказал:
– Эмрис, с твоего позволения, мы должны теперь потолковать с герцогом Корнуолльским. Он не причинит мне зла. Не соблаговолишь ли отъехать с Ральфом к часовне и подождать меня там?
Я опасался, что Кадор вмешается, но он словно замер в седле. Взгляд его был теперь устремлен не на лицо мальчика, а на меч, блиставший в его руке. Потом он вздрогнул и как бы очнулся, сделал знак своим людям, отпущенный ими Ральф подвел Артуру Канрита и сам вскочил в седло. При этом он встревоженно, вопрошающе взглянул на меня, не зная, должно быть, как воспринимать мои слова: за чистую монету или же воспользоваться случаем и удрать с Артуром в лес.
Я кивнул.
– Поезжай в часовню, Ральф. И подождите меня там, пожалуйста. За меня не бойтесь, я подойду позже.
Артур все еще медлил, держа Канрита под уздцы.
Кадор подтвердил:
– Это все правда, Эмрис, я ему вреда не желаю. Не бойся оставить его со мной. Я не так глуп, чтобы связываться с колдунами. Он к вам вернется, можешь не сомневаться.
Мальчик насупленно взглянул на меня. Вид у него был по-прежнему нерешительный, даже ошеломленный. Негромко, но не таясь теперь от чужих ушей, я сказал:
– Эмрис.
– Да?
– Я должен поблагодарить тебя. По правде говоря, я и сам тогда думал, что мне угрожает опасность, и испытывал страх.
Насупленный взгляд исчез. Мальчик не улыбнулся, но с лица его сошел гнев, к нему прилила жизнь, вдруг заблистав, как острый меч, выхваченный из ножен. И я понял: несмотря ни на что, его любовь ко мне осталась неколебима! Он сказал, и в голосе его прозвучало почти одно негодование:
– Когда ты наконец поймешь, что я скорее умру, чем дам тебя в обиду!
И опустил взгляд на меч в своей руке, словно сам дивясь, откуда он взялся. Потом вскинул голову и посмотрел прямо в лицо Кадору.
– Если ты причинишь ему хоть какое-то зло, знай, в Британии недостанет места для нас обоих. Клянусь.
– Сударь, – ответил Кадор учтиво и серьезно, как воин воину, – этому я охотно верю. А я клянусь тебе, что не причиню вреда ни ему и никому другому, кроме только врагов короля.
Еще миг мальчик смотрел ему в глаза, потом кивнул. Напряжение его покинуло. Он встрепенулся, прыгнул в седло и, отдав Кадору военный салют, без дальних слов ускакал по тропе, что вела вдоль озера. Кабаль припустил за ним, а следом поскакал и Ральф. На повороте тропы мальчик на миг оглянулся. И вот уже все трое скрылись из виду, я остался один с Кадором и его корнуолльцами.
8
– Итак, герцог? – проговорил я.
Он молчал потупясь, покусывая губу. Потом, не оборачиваясь, жестом подозвал к себе офицера и спешился, а тот принял у него коня.
– Отведи людей по берегу на сто шагов. Напоите лошадей и ждите меня.
Офицер отъехал, и весь отряд, развернувшись, ускакал и скрылся из виду за краем леса. Кадор подобрал полу плаща и оглянулся вокруг.
– Поговорим прямо здесь?
Мы уселись на плоский камень над самой водой. Кадор обнажил кинжал – но лишь для того, чтобы выцарапывать узоры по лишайнику. Он вывел круг, прорисовал внутри треугольник и тогда, не поднимая головы, проговорил:
– Хороший мальчик.
– Да.
– И похож на родителя.
Я промолчал.
Кинжал впился в землю. Кадор поднял на меня глаза.
– Мерлин, почему ты решил, что я ему враг?
– А разве ты не враг ему?
– Да нет же, клянусь богами! Я никому не скажу, где он, если ты не велишь. Вот видишь! Ты удивлен. Ты считал меня врагом его – и своим. Почему же?
– Если у кого и есть на то причина, то у тебя, Кадор. Через меня и Утера был убит твой отец.
– Это не совсем верно. Ты злоумышлял против брачного ложа отца, но не замышлял его гибели. Его собственная неосмотрительность – или отвага, если угодно, – была тому виной. Ты, я верю, не предвидел такого исхода. К тому же, если я должен питать к тебе вражду за ту ночь, как же я тогда должен бы ненавидеть Утера Пендрагона?
– А это не так?
– Да бог с тобой, ты разве не слышал, что я выступаю с ним заодно и служу его главным воеводой?
– Слышал. И удивлялся. Ты ведь знаешь, я не доверял тебе.
Он хрипло рассмеялся – похоже на басистый лающий хохот его отца.
– Да, ты этого не скрывал. Я не виню тебя. Нет, я не питаю ненависти к Утеру Пендрагону – и любви, признаюсь, тоже. Но мальчиком я хорошо усвоил, к чему ведет разобщенность королевства. Корнуолл – моя земля, но она не устоит в одиночку. У Корнуолла теперь одно будущее, и это будущее – вместе со всей Британией. Я связан с Утером волей или неволею. И больше никогда не внесу раздора, не хочу видеть страдания народа. Так что я теперь стою за Утера... или, вернее будет сказать, – за верховного короля.
Я увидел, как зимородок, осмелев с уходом солдат, нырнул прямо у нас под ногами и вода всплеснула алмазиками. Он тут же всплыл с рыбешкой в клюве, встряхнулся и синей молнией унесся прочь. Я сказал:
– Это ты несколько лет назад, когда я еще не перебрался на север, подослал ко мне в Маридунум шпионов?
Он поджал губы.
– Те-то? Те мои... Отличились, нечего сказать. Ты их сразу же разоблачил, так ведь было дело?
– Ну, нетрудно было догадаться. Они были корнуолльцы, а твое войско как раз стояло в Каэрлеоне. Я потом узнал, что ты и сам там находился. Разве этого не довольно было, чтобы заключить, что ты пытаешься найти Артура?
– Да, да, ты прав. Именно этого я и хотел. Но не затем, чтобы причинить ему зло. – Он снова нахмурился и посмотрел на кинжал. – Вспомни те годы, принц Мерлин, и вообрази, каково тогда было мне. Король хворал и уступал все больше и больше власти Лоту и его присным. Он предлагал ему в жены Моргаузу, когда Моргиана еще и на свет не родилась. Ты знал об этом? Он и теперь, я думаю, по-настоящему не понимает, чего добивается Лот... Я попробовал было открыть ему глаза, но получилось так, будто я и сам мечу туда же. Я боялся за судьбу наших земель, в случае если Утер помрет – или помрет его сын. И хоть я и не сомневался, что ты на свой манер сумеешь надежно защитить его сына, все-таки и моему оружию тут могло быть применение. – Кинжал опять впился в мох. – Вот зачем я хотел разыскать его. И не спускать с него глаз, как, совсем по другой причине, не спускаю глаз с Лота.
– Так, так. И тебе не пришло в голову прямо обратиться ко мне?
Он взглянул на меня искоса. Углы рта его дернулись.
– А если бы я приехал и сказал это тебе, разве бы ты мне поверил?
– Кто знает. Меня не так-то легко обмануть.
– И открыл бы мне, где находится мальчик?
Я улыбнулся.
– Вот это – нет.
Он вздернул плечо.
– Вот видишь. Я послал соглядатаев, но ничего не узнал. И тебя потерял из виду. Но у меня в мыслях не было причинить тебе вред, клянусь в этом. И если в прошлом я, может быть, и питал вражду к тебе, то уж Артуру врагом я никогда не был. Теперь ты мне веришь?
Я огляделся вокруг. Безмятежно сияло солнце, блестели в его лучах сосны, последняя легкая дымка таяла над озером.
– Мне бы давно следовало это понять. Я сегодня все недоумевал, почему у меня не было предчувствия опасности.
– Если бы я был Артуру врагом, – с улыбкой сказал Кадор, – я бы сообразил, что бесполезно пытаться схватить его на глазах у его защитника Мерлина. Так стало быть, если бы грозила опасность, ты бы это знал?
Я перевел дух. Я снова чувствовал себя легко, как летний ветерок.
– Обязательно. Меня все время смущало, как это я допустил тебя подъехать столь близко и не почувствовал кожей холода. И сейчас не чувствую. Герцог Кадор, я должен просить у тебя прощения, если ты мне его даруешь.
– Охотно. – Он стал обтирать лезвие кинжала о траву. – Но если я ему не враг, Мерлин, зато другие – враги. Не мне объяснять тебе, какими опасностями чревата предстоящая на рождество свадьба: под угрозой не только право Артура на трон, но и самое королевство.
Я кивнул.
– Раздоры, беды, черный исход Черного года. Да, да. Есть ли что-нибудь еще, что ты можешь рассказать мне о короле Лоте, чего бы не знали все люди?
– Ничего определенного, почти ничего. Я не хожу в доверенных у Лота. Но могу сказать тебе вот что: если Утер не поторопится провозгласить сына наследником, знать может выбрать его преемника из своей среды. Ну а тогда выбор ясен – Лот: он бывалый и прославленный воин, сражался плечом к плечу с королем Утером и к тому же приходится – или скоро будет приходиться – королю зятем.
– Преемник? – сказал я. – Или замена?
– В открытую – нет. Моргиана не допустит, чтобы он переступил на пути к трону через труп ее отца. Но когда бракосочетание состоится, он станет ближайшим наследником престола, и Артуру, когда он объявится, понадобится доказать, что он имеет больше прав и больше сторонников.
– Это верно.
– Прав-то у него больше, это бесспорно. А вот сторонников? За Лотом стоит армия многочисленнее моей. – Я промолчал, но он сам себя перебил: – Да, я понимаю. Если за ним будешь стоять ты сам, вживе... то ты сможешь обеспечить его права?
– Буду пытаться. С помощью других. На твою помощь я могу рассчитывать?
– Ты ее уже имеешь.
– Ты устыдил меня, герцог Кадор.
– Не говори так, – ответил он. – Ты был прав. Я ведь и вправду ненавидел тебя, когда был молод. Но теперь я смотрю на вещи иначе: разумнее, мне кажется. Мои собственные интересы, не считая прочего, не велят мне оставаться в стороне и смотреть, как Утер все теснее сходится с Лотом и Лот достигает своей цели. Только у одного Артура права на престол неоспоримы, только он один способен удержать в руке все королевство – если это вообще еще возможно. Да, я поддержу Артура.
Я подумал, что Кадор и в пятнадцать лет умел судить трезво, а теперь его прямодушный здравый смысл был как глоток свежего воздуха в душном помещении королевского совета.
– А Лоту это известно? – спросил я.
– По-моему, я не скрывал своих намерений. Лот знает, что я буду против него, как и лорды северного Регеда и короли Уэльса. Но есть другие, в ком я не уверен, и многие, чье отношение зависит от того, грозит ли опасность их землям. Времена теперь страшные Мерлин. Ты слышал, что Эоза переплыл в Германию и там вступил в сговор с Колгримом и Бадульфом? Да? Так вот, недавно пришло известие, что на берегу Немецкого моря против Сегедунума накапливаются их ладьи и что пикты открыли им свои гавани.
– Этого я не слышал. Стало быть, еще до зимы начнутся военные действия?
Он кивнул.
– Месяца не пройдет. Потому-то я и здесь. На Ирландском берегу стоит Маэлгон, но угроза сейчас не с запада. Еще не с запада. Удар будет нанесен с востока и с севера.
– Ах так. – Я улыбнулся. – Стало быть, кое в чем, я полагаю, очень скоро будет достигнута ясность.
Он смотрел на меня испытующе. Но при этих моих словах удовлетворенно кивнул.
– Значит, тебе и это понятно. Впрочем, конечно. Да, одно доброе следствие может вытечь из этой смуты: Лоту придется открыть карты. Если верны слухи, что он заигрывал с саксами, тогда он должен открыто стать на сторону Колгрима. Если же он хочет получить Моргиану и через нее – престол верховного короля, то ему придется воевать за Утера. – Он от души рассмеялся. – Смерть Окты все смешала: Колгрим, озверев, бросился сюда через Немецкое море, и следующий шаг за Лотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71