— Господин Амадьё, не стоит больше утруждать себя. Ужин не состоится. И в дальнейшем ваше присутствие в этом доме нежелательно. Когда мне будет необходим психиатр, я найду его сама.
Она повернулась ко мне спиной и нетвердой походкой направилась на свою половину.
На следующий день мой друг Жерар пришел ко мне с извинениями. Он рассказал, что жена его становится все более невыносимой и что он всеми средствами старается избегать ее. Правда, он добавил, что со своей стороны она делает то же.
— Почему ваш друг не потребовал развода?
— Потому что, несмотря на жизнь, которую он вел, Жерар был очень набожен. Кроме того, именно эта жизнь и обернулась бы против него.
Мегрэ задумчиво курил, разглядывая этого высокого рыжего человека с чистыми голубыми глазами. В конце концов он вздохнул и поднялся.
— Итак, безумной вы ее не считаете.
— На первый взгляд нет. Не забывайте, что я видел ее только под воздействием алкоголя. Для установления диагноза нужны были бы более длительные и тщательные наблюдения. Сожалею, что не смог быть вам полезен.
Они пожали друг другу руки, и Амадьё проводил взглядом обоих мужчин, которые начали спускаться по лестнице: в доме не было лифта.
— К «Дофину»?
— С удовольствием, шеф.
— Жаль, что невозможно поместить ее в Святую Анну, препоручив заботам такого человека.
— Мужу должно иногда становиться невыносимо жить с ней, даже если они не видят друг друга. Находиться с ней под одной крышей, когда она испытывает к тебе подобные чувства, я, мне кажется, побоялся бы.
Мегрэ с серьезным видом взглянул на Лапуэнта:
— Ты думаешь, она могла бы…
— Я вам уже говорил, что мне жаль ее. Мне по-прежнему жаль ее, потому что она, должно быть, очень несчастна, но в то же время она меня пугает.
— Как бы там ни было, где-то он есть, живой или мертвый.
— Скорее мертвый, — чуть слышно ответил Лапуэнт.
Войдя в пивную «У дофина», Мегрэ первым делом направился к телефону, чтобы позвонить домой.
— Знаю, — сказала г-жа Мегрэ, не дав ему открыть рта, — обедать ты не придешь. Я была в этом настолько уверена, что ничего и не готовила, и тебе пришлось бы удовлетвориться ветчиной с салатом.
Мегрэ решил было заказать еще один пастис, но вспомнил, что рекомендовал ему его друг Пардон, и передумал. В меню был рубец по-кайенски, что тоже было ему вредно, но Мегрэ тем не менее отважился его попробовать.
— Я не могу решиться попросить у прокурора постановление на обыск. Мне будет трудно получить его, поскольку нет никаких доказательств, что трагедия имела место.
— Что вы собираетесь искать?
— Оружие. Был ли у нотариуса пистолет? Есть ли он у его жены?
— Вы думаете, она способна на убийство?
— Что касается ее, мне кажется, что тут все возможно. С таким же успехом она могла бы его убить кочергой или бутылкой.
— И что бы она делала с телом?
— Это верно. Я не представляю себе, что она поджидает его у выхода из кабаре «Крик-крак», наносит ему удар — выстрела ведь не было — и прячет тело.
— Может быть, у нее есть сообщник?
— Если только мы не на ложном пути и на нашего героя не напали злоумышленники. Такие нападения случаются каждую ночь.
— Зачем в этом случае прятать тело?
— Согласен. Согласен. Я кружу на месте. В какие-то моменты мне начинает казаться, что я близок к разгадке, но уже через минуту понимаю, что это не выдерживает критики.
Мегрэ через силу усмехнулся.
— Вот будет картинка, если наш нотариус неожиданно появится, бодрый, улыбающийся, и поинтересуется, что это у нас случилось.
— Что вы думаете о Лёкюрёре?
— О первом клерке? Он мне не очень нравится, без видимых причин. Это один из тех рассудочных людей, которых ничто не выводит из себя и которые в любых обстоятельствах сохраняют присутствие духа.
— Вы говорили о том, что может случиться с конторой, если выяснится, что Сабен-Левек мертв. Первый клерк служит у него больше двадцати лет. А ведь соблазнительно рассматривать контору в каком-то смысле как свою собственную.
— Для этого нужно, чтобы вдова согласилась сохранить ее, что кажется мне маловероятным. Судя по всему, они не испытывают симпатии друг к другу.
— Во всяком случае, целоваться они в нашем присутствии не собираются.
Мегрэ тяжело уставился на Лапуэнта.
— Ты действительно это допускаешь?
— С сегодняшнего утра — да. Может быть, я ошибаюсь, но…
— А не слишком ли это просто? Они оба умны. Натали — просто зверь. Слышал, что сказал нам психиатр? Это мне напоминает одну фразу, которую я недавно вычитал: «Неистовая до потери способности соображать».
— Думаете, это к ней применимо?
— Да. Во всяком случае, когда она выпьет. А так как пить она начинает с утра, то под воздействием алкоголя становится опасной.
— Настолько, чтобы убить собственного мужа?
— Согласен — едва ли… И все-таки она беспокоится. Я встретился бы с ней еще раз только для того, чтобы вынудить ее перейти к обороне.
— А если она боится?
— Кого?
— Своего мужа. Тому тоже, должно, временами хочется, чтобы она оказалась в могиле. Он терпит ее уже больше пятнадцати лет, согласен, но иногда наступает момент, когда любая веревка рвется.
Мегрэ снова усмехнулся:
— Ну и мудрецы же мы с тобой оба! Строим предположения о вещах, которых не знаем.
Он не заказал себе коньяк после кофе. У комиссара надолго сохранится к нему отвращение, после того как у него на глазах жена нотариуса хлестала этот напиток как воду.
Мегрэ расположился у себя в кабинете и, полуприкрыв веки, рассматривал сидевшего перед ним мужчину: одет тот был в строгую униформу шофера, в замешательстве то и дело вертел в руках фуражку.
Лапуэнт пристроился у края стола со своим неизменным блокнотом для стенографирования. Это он съездил за шофером на бульвар Сен-Жермен и нашел его там в комнатке над гаражом.
Мегрэ пришлось долго настаивать, прежде чем оробевший собеседник опустился на стул.
— Вас зовут Витторио Петрини?
— Да, месье.
Он был превосходно вышколен: то и дело казалось, что он сейчас начнет отдавать честь.
— Родились где?
— В Патино. Это деревушка к югу от Неаполя.
— Женаты?
— Нет.
— Сколько вы уже во Франции?
— Десять.
— Вы сразу же поступили на службу к вашим нынешним хозяевам?
— Нет, месье. Я четыре года служил у маркиза д'Орсель.
— Почему вы его оставили?
— Потому что маркиз умер, месье.
— Скажите мне, в чем состоят ваши обязанности у Сабен-Левеков?
— Они у меня несложные, месье. Утром я езжу по магазинам с мадемуазель Жалон.
— Кухаркой?
— Ей трудновато ходить. Она уже в возрасте. Потом я ухаживал за машинами, если месье не нуждался в моих услугах.
— Вы говорите «не нуждался»…
— Как, месье?
— Вы говорите, как будто это было в прошлом.
— Я уже давно не видел месье.
— Какой машиной он пользовался?
— Иногда «фиатом», иногда «бентли» — в зависимости от того, к кому должен был ехать. Нам случалось уезжать километров на пятьдесят, даже на сто от Парижа. Среди клиентов месье есть очень старые люди, и в город они не заезжают. Некоторые живут в очень красивых замках.
— Ваш хозяин разговаривал с вами дорогой?
— Бывало, месье. Хозяин очень хороший, не гордый, почти всегда в хорошем настроении.
— Хозяйка по утрам никогда не выезжает?
— Почти никогда. Клер, ее горничная, говорила, что она очень поздно ложится. Бывает даже, что она не завтракает.
— А днем?
— Месье я почти никогда не был нужен. Он был в конторе.
— Он сам не садился за руль?
— Иногда. Но тогда он любил брать «фиат».
— А хозяйка?
— Она иногда выходила часа в четыре-пять. Без меня. Без машины. Кажется, ходила в кино, почти всегда куда-нибудь в Латинский квартал, а возвращалась на такси.
— Вам не казалось странным, что она не просит вас отвезти ее и встретить?
— Казалось, месье. Но не мне об этом судить.
— Случалось ей выезжать вместе с вами?
— Один-два раза в неделю.
— Куда она ездила?
— Недалеко. На улицу Понтье. Она шла в маленький английский бар и оставалась там довольно долго.
— Вы знаете название бара?
— Да, месье. «Пиквик».
— В каком состоянии она оттуда выходила?
На этот вопрос шофер ответил не сразу.
— Она бывала пьяна? — упорствовал Мегрэ.
— Иногда я помогал ей сесть в машину.
— Она сразу же возвращалась домой?
— Не всегда. Бывало, она просила остановиться у другого бара, который в отеле «Георг Пятый».
— Она и оттуда выходила одна?
— Да, месье.
— Она могла сесть в машину?
— Я ей помогал, месье.
— А по вечерам?
— Она никогда не выходила по вечерам.
— А хозяин?
— Он выходил, но без машины. Думаю, предпочитал брать такси.
— Каждый вечер?
— О нет. Иногда неделю, а то и дней десять оставался дома.
— Но бывало также, что он по нескольку дней не возвращался?
— Да, месье.
— Вы никогда не отвозили их куда-нибудь вместе, вдвоем?
— Никогда, месье. Вернее, один раз, на похороны. Года три-четыре назад.
Шофер продолжал теребить фуражку с кожаным козырьком. Синяя униформа сидела на нем прекрасно, ботинки блестели.
— Что вы думаете о своей хозяйке?
Он смутился, попытался улыбнуться.
— Вы ведь знаете, правда? Не мне о ней говорить. Я только шофер.
— Как она вела себя с вами?
— Когда как. Иногда и слова не скажет, сидит с поджатыми губами, как будто сердится на меня. А то называет меня «малыш Вито» и говорит без умолку.
— О чем?
— Трудно сказать. Иногда: «Не могу понять, как я до сих пор выношу эту жизнь…» Или, когда приказывает отвезти ее: «В тюрьму, Вито».
— Она так называла дом на бульваре Сен-Жермен?
— Когда пройдется по нескольким барам — да. «Знаете, я пью из-за этой свиньи, вашего месье. Любая женщина запила бы на моем месте». Все в таком роде, понимаете. Я молча слушал. Я очень люблю месье.
— А ее?
— Мне не хотелось бы отвечать.
— Восемнадцатое февраля — вам это что-нибудь говорит?
— Нет, месье.
— Это день, когда ваш хозяин в последний раз вышел из дома.
— Он, наверное, выходил один, потому что машина ему не потребовалась.
— Что вы делаете вечерами?
— Читаю или смотрю телевизор. Пробую избавиться от своего акцента, но не выходит.
Этот разговор был прерван телефонным звонком. Мегрэ указал Лапуэнту на телефон.
— Да… Он здесь. Передаю трубку… — И, обращаясь к Мегрэ, инспектор пояснил: — Комиссар полиции пятнадцатого округа.
— Слушаю, Жадо.
Мегрэ давно знал его и очень ему симпатизировал.
— Извините, что беспокою, господин дивизионный комиссар. Думаю, то, что я вам скажу, вас очень заинтересует. Бельгийский речник Жеф ван Рутен проверял у набережной Гренель, как работает мотор, и очень удивился, когда увидел, что посреди водоворотов на поверхность поднимается человеческое тело.
— Личность установили?
— У него в кармане брюк оставался бумажник. Жерар Сабен-Левек. Это вам что-нибудь говорит?
— Да, черт возьми! Вы на месте происшествия?
— Нет еще. Я прежде всего хотел предупредить вас. Кто это?
— Нотариус с бульвара Сен-Жермен, который исчез больше месяца назад. Сейчас еду. Встречу вас там. И спасибо.
Мегрэ запихал в карман вторую трубку, повернулся к шоферу:
— Пока вы мне больше не нужны. Можете идти. Благодарю за помощь.
Оставшись наедине с Лапуэнтом, Мегрэ вздохнул:
— Его-таки убили.
— Сабен-Левека.
— Только что вытащили тело из Сены, набережная Гренель. Поедешь со мной. Сначала предупреди отдел идентификации.
Маленький автомобиль выбрался из заторов машин и достиг Гренельского моста в рекордное время. На берегу Сены, ниже набережной, были свалены брусья, груды кирпичей, какие-то трубы. Несколько барж стояли под разгрузкой.
Вокруг безжизненного тела сгрудилось человек пятьдесят — постовому стоило большого труда не подпускать их близко.
Жадо был уже на месте.
— Товарищ прокурора сейчас будет здесь.
— Бумажник у вас?
— Да.
Жадо передал Мегрэ бумажник. Был он, естественно, совершенно размокший, липкий, дряблый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17