Надо скомпрометировать большевизм, понятно это вам?! Все. Сроку даю полтора месяца. Идите, полковник, вы мне сегодня отвратительны!
– Ваше превосходительство, позвольте подать рапорт об отставке.
– Что?!
– В отставку хочу. Лучше вагоны разгружать.
Меркулов вышел из-за стола, приблизился вплотную к полковнику, стал перед ним на мысочки: Гиацинтов был выше премьера на три головы. Поднял руки, взял полковника за уши, притянул его голову книзу – к своей.
– Глупышка, – тихо заговорил он, – ведь отец же я вам, нешто можно на меня, на старого человека, обижаться? Сердце у меня болит, под грудью щемит, ночью бог ко мне приходит – оттого нервен я, пойми. Всяко могу сказануть, а думаю обо всех с лаской. Ноша на мне, пойми. Хочешь – попробуй, как тяжела. Горб сразу сломит, хоть ты и крепок. Мне сейчас от вас всех нужна полная самоотдача. Тогда только приведу вас к победе, к престолу и к паперти московской. – Меркулов говорил жарким шепотом, и глаза его, суженные по-татарски, светились, замерев острыми точками. – Я верю, понимаешь, верю в то, что грядет. Но ты помоги мне. В репрессиях против политических врагов дозировка не потребна. Время и точно понятые кандидатуры – вот главное, что обращает кровушку на пользу делу. Ты это запомни, это я тебе главное сейчас сказал. Тот станет у нас великим, кто пустит кровь вовремя и к месту, – тогда пущай ее хоть реки льются – это как избавление от болезни, это вроде как высокое давление спустить, страсть утихомирить, понял меня? Понял? Ну, иди, не сердись на старика, иди, красавец мой...
Первый рапорт, который прочитал Гиацинтов, вернувшись к себе, был именно тот, какого он так ждал, но и боялся: филеры из третьего отдела доносили, что после встречи в порту с «неким Исаевым» Чен испортил танки, подлив воду с соляной кислотой в бензин.
ГРАНИЦА МАНЬЧЖУРИИ И ДВР
Когда поезд пересек границу и состав остановился у платформы для того, чтобы по купе смогли пройти таможенники, Блюхер приказал отцепить свой классный вагон и отогнать его на запасные пути.
– Но, гражданин министр, – сказал ему начальник пограничного поста, – было уже восемь телефонограмм от правительства. Вас ждут на заседание Совета Министров.
– Я понимаю, – ответил Блюхер, спрыгнув с подножки на землю, чуть припорошенную хрупчатым, мелким снегом. – Где тут у вас ближайшие войсковые соединения?
– В тридцати семи километрах, возле Чукри-Табы. Только они, вероятно, оттуда уже снялись.
– Это почему?
– Поступил приказ – снять регулярные войска с этой границы и перебросить их на фронт под Хабаровск.
– От кого приказ?
– Не знаю.
– Когда поступил?
– Третьего дня.
– Извольте отвечать по уставу, гражданин командир.
– Семнадцатого, в девять по нулям Читы.
– Благодарю вас. Проводите меня к прямому проводу.
– Есть, гражданин министр.
В маленькой вокзальной комнатушке было сыро, холодно и грязно. Телеграфист, укутанный в бабий салоп, сидел возле окна и читал книгу. Руки у него в дамских перчатках – указательные пальцы на перчатках отрезаны, чтобы удобнее перелистывать страницы. Читал он, медленно шевеля губами, и Блюхеру видно было, как испуганно перескакивали его зрачки с буквы на букву.
– Что читаем? – спросил Василий Константинович.
– «Граф Монте-Кристо», – ответил парень, не отрывая глаз от книги.
– Понятно, – сказал Блюхер и тронул парня за плечо. – Давай, чтец-декламатор, к прямому проводу.
Начав диктовать зашифрованный текст приказа, отменявшего распоряжение о переброске войск с границы на фронт, Блюхер то и дело хмурился, потому что в соседнем зале кто-то беспрерывно кричал сорванным истеричным голосом. Блюхер, досадливо морщась, продолжал:
– Мы не можем оголять границы, потому что маньчжурская территория наводнена как белобандитскими шайками, так и агрессивными китайскими соединениями. В любой момент здесь, через маньчжурскую территорию, могут быть пропущены регулярные части каппелевско-молчановской армии. Тогда они легко войдут в наши тылы, тем более что сейчас здесь и так крайне мало войск. Посему приказываю: всем регулярным войскам, сосредоточенным в погранзоне, оставаться на своих местах в состоянии полной боевой готовности.
Крик за стеной стал протяжным и длинным, словно вопль роженицы. Блюхер вскочил со своего места, бросился к двери, распахнул ее, чтобы навести тишину, и замер на пороге.
Весь зал был заполнен инвалидами войны: безрукими стариками, молоденькими солдатиками без обеих ног на тележках, слепцами с черными повязками на глазах, паралитиками, которые лежали на голом полу, завернутые в драные шинельки.
Блюхер пробился к окошку кассира, вокруг которого бесновались инвалиды, и спросил:
– В чем дело?
Кассир вздохнул и молча развел руками.
– Не отправляют пятый день! – закричали инвалиды.
– Жрать нечего!
– На полу спим, мерзнем!
– Заперли, боятся, что заграница нас увидит!
– Как последние отбросы гнием! Завезли с фронта в тупик, вывалили на станцию и бросили!
– К стене бы этих комиссаров!
– Братцы, да он сам комиссар!
Блюхер поднял руки над головой и крикнул?
– Товарищи! Дайте слово сказать!
– Чего ты скажешь?!
– Слыхали мы говорунов!
– Тихо! Только тихо! Сейчас вы все уедете по домам.
Все смолкли. Враз, будто поперхнулись криком.
– Начальника станции сюда! – грохотом среди наступившей тишины раздался голос Василия Константиновича.
– Он сейчас не может, – сказал кассир. – Он сейчас международный состав отправляет.
– Вот так всегда! – сразу закричали инвалиды.
– Международный!
– А мы дохни!
– Тихо! – снова крикнул Блюхер. – Командир погранпункта!
Из комнатки телеграфиста вышел командир пограничников.
– Задержите отправление поезда до моего особого распоряжения. Высадите всех без разбора, наши ли, иностранцы ли, подсоедините мой вагон и посадите всех инвалидов, чтобы здесь ни одного не осталось. И обеспечьте людей пайком на дорогу. Выполняйте немедленно!
– Есть, гражданин Блюхер, – ответил командир и вышел медленным, строевым шагом.
– Братцы! – заорал кто-то высоким голосом. – Это же герой Перекопа военный командир Блюхер!
– Ура главкому! Да здравствует Блюхер!
ФРОНТ
Полки Восточного фронта отступали под натиском белых. Бойцов валил тиф; они обовшивели, деревень на пути отступления не было, а если вдруг и встречались, то комфронта Серышев не разрешал останавливаться на отдых, стараясь как можно дальше оторваться от противника, чтобы занять оборону под Хабаровском и там, став под защиту бронепоездов, постараться отбить белых.
Снег засыпал армию, по таежным тропкам к Амуру пробирались смертельно уставшие, обмороженные люди, многих несли на самодельных носилках – сыпняк свирепствовал вовсю; тащили на себе пушки, потому что лошади пали от бескормицы.
Постышев осунулся, щеки запали, в усах стала пробиваться седина, и шея из гимнастерки торчала по-цыплячьи жалобно.
Огромной, редкой и рваной цепочкой растянулась армия по тайге, отступая к Хабаровску.
...А Блюхер сидел в Чите, в штабе, в комнате радистов, у прямого провода с Хабаровском.
– Записывайте разговор, – попросил он дежурного, – копию – в ЦК.
У аппарата член Военного совета Приамурского военного округа Мельников.
Б л ю х е р. Бегло ознакомившись с обстановкой, замечаю ряд крупных недостатков в управлении, требующих немедленного устранения.
1. Отсутствие мер охранения и разведки как по фронту, так и на флангах. Ссылка на отсутствие конницы не оправдательна, это можно организовать на подводах, беря их у населения.
2. Отсутствие маневрирования, доходящее до того, что появление в тылу 60 человек влечет к отходу всей группы. Такое положение, если оно будет продолжаться, приведет к окончательной деморализации и полной потере уверенности частей в своей силе.
3. Оставление противнику целым железнодорожного пути говорит о растерянности командования, не принимающего мер к подрыву и разрушению путей, мостов и водоемных зданий, даже тех, кои уже заминированы.
4. Отсутствие связи Хабаровска с фронтом, последнего с отдельными частями.
5. Отсутствие мер, направленных к приведению частей в порядок и восстановление утраченной дисциплины. Ваше заявление о том, что части дерутся хорошо, мало правдоподобно. Непрекращающийся отход без хотя бы одного боя, в котором бы противнику было нанесено поражение, является доказательством вышеизложенного.
6. Неиспользование всех имеющихся в вашем распоряжении средств борьбы и обороны, в частности так называемых конных батарей, применение которых в условиях вашей местности крайне полезно.
7. Неумение примениться к тактике противника, действующего небольшими обходными колоннами на тыл и фланги ваших частей, парировать которые следует выделением небольших резервов, располагая их в тылу и уступами на флангах. Вот ряд правил и необходимых мероприятий, обусловливающих успех, если они выполняются, и разгром, деморализацию, постоянный отход из-за угрозы быть обойденными, если ими пренебрегают. Кроме того, судя по сводкам, ваша группа, отходя, никак не может расстаться с эшелонами. Это напоминает мне войну в начале 1918 г., которую вели красногвардейские части в Советской России. Все это следует учесть и немедленно принять меры к устранению указанных мной недостатков. Кроме того, немедленно же примите действенные меры к приведению в порядок и сбору рассеявшихся партизан Приморья, дав им задачу непрестанными набегами разрушать ближайший тыл противника, действуя на его пути, линии снабжения, на отдельные двигающиеся части, разрушая связь и изыскивая меры лишить противника видов снабжения на местах, до ближайшего тыла, примерно от ст. Уссури и севернее в полосе Уссурийской дороги, и беспокоить отдых противника, совершая ночные нападения на места его ночлегов и расположений. Также надлежит положить предел нападению противника на ваш тыл и фланги. В этом отношении необходимо вырвать у противника инициативу и своим контрнападением на фланги и тыл противника через Уссури прекратить его нападения.
Теперь еще два вопроса.
Кто командует Амурским районом и где проходит его граница с Хабаровском? Вообще, сообщите завтра, как полагаете организовать безопасность своего тыла и покрылась ли льдом река Уссури?
М е л ь н и к о в. Командует Амурским районом комполка тов. Фадеев в пределах административных границ области. Лед на Уссури достаточно крепок для продвижения всех родов оружия. Все ваши указания принимаю к исполнению, по некоторым пунктам имею разъяснения, которые прошу разрешения сообщить завтра.
Б л ю х е р. У меня вопросов больше нет. По приезде тов. Серышева в штаб ознакомьте его с нашим разговором, и если у него возникнут новые вопросы или будут новые сведения с фронта, то меня можете вызвать в 24 часа, т. к. этот промежуток времени уйдет у меня на заседание с Мининделом. Во всяком случае, завтра передайте тов. Серышеву, что мне с ним необходимо поговорить, примерно часов в 12 по читинскому времени. Пока же желаю вам успеха, бодрости и твердой решительности. Не отдавать Хабаровска, помня, что потеря Хабаровска для нас будет иметь неисчислимые тяжелые политические последствия в Вашингтоне и Дайрене, где при условии занятия Хабаровска меркуловское правительство может быть признано равноценным с Правительством ДВР. Всего хорошего, успеха вам и привет тов. Серышеву и тов. Постышеву.
ПЛАЦ ЧИТИНСКОЙ ОТДЕЛЬНОЙ БРИГАДЫ
Каждый день ранним утром, когда еще не рассвело, Блюхер проводит с войсками строевые учения: учатся люди брать укрепрайоны, рвать проволоку, биться в траншеях. А после – занятия на плацу.
Гремит духовой оркестр. Медь труб аж синяя от мороза. Замер на кауром жеребце Василий Константинович. Мимо него, печатая шаг, идут бойцы Читинской отдельной бригады, одетые в добротные полушубки и «богатырки» – высокие шапки, точь-в-точь буденовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Ваше превосходительство, позвольте подать рапорт об отставке.
– Что?!
– В отставку хочу. Лучше вагоны разгружать.
Меркулов вышел из-за стола, приблизился вплотную к полковнику, стал перед ним на мысочки: Гиацинтов был выше премьера на три головы. Поднял руки, взял полковника за уши, притянул его голову книзу – к своей.
– Глупышка, – тихо заговорил он, – ведь отец же я вам, нешто можно на меня, на старого человека, обижаться? Сердце у меня болит, под грудью щемит, ночью бог ко мне приходит – оттого нервен я, пойми. Всяко могу сказануть, а думаю обо всех с лаской. Ноша на мне, пойми. Хочешь – попробуй, как тяжела. Горб сразу сломит, хоть ты и крепок. Мне сейчас от вас всех нужна полная самоотдача. Тогда только приведу вас к победе, к престолу и к паперти московской. – Меркулов говорил жарким шепотом, и глаза его, суженные по-татарски, светились, замерев острыми точками. – Я верю, понимаешь, верю в то, что грядет. Но ты помоги мне. В репрессиях против политических врагов дозировка не потребна. Время и точно понятые кандидатуры – вот главное, что обращает кровушку на пользу делу. Ты это запомни, это я тебе главное сейчас сказал. Тот станет у нас великим, кто пустит кровь вовремя и к месту, – тогда пущай ее хоть реки льются – это как избавление от болезни, это вроде как высокое давление спустить, страсть утихомирить, понял меня? Понял? Ну, иди, не сердись на старика, иди, красавец мой...
Первый рапорт, который прочитал Гиацинтов, вернувшись к себе, был именно тот, какого он так ждал, но и боялся: филеры из третьего отдела доносили, что после встречи в порту с «неким Исаевым» Чен испортил танки, подлив воду с соляной кислотой в бензин.
ГРАНИЦА МАНЬЧЖУРИИ И ДВР
Когда поезд пересек границу и состав остановился у платформы для того, чтобы по купе смогли пройти таможенники, Блюхер приказал отцепить свой классный вагон и отогнать его на запасные пути.
– Но, гражданин министр, – сказал ему начальник пограничного поста, – было уже восемь телефонограмм от правительства. Вас ждут на заседание Совета Министров.
– Я понимаю, – ответил Блюхер, спрыгнув с подножки на землю, чуть припорошенную хрупчатым, мелким снегом. – Где тут у вас ближайшие войсковые соединения?
– В тридцати семи километрах, возле Чукри-Табы. Только они, вероятно, оттуда уже снялись.
– Это почему?
– Поступил приказ – снять регулярные войска с этой границы и перебросить их на фронт под Хабаровск.
– От кого приказ?
– Не знаю.
– Когда поступил?
– Третьего дня.
– Извольте отвечать по уставу, гражданин командир.
– Семнадцатого, в девять по нулям Читы.
– Благодарю вас. Проводите меня к прямому проводу.
– Есть, гражданин министр.
В маленькой вокзальной комнатушке было сыро, холодно и грязно. Телеграфист, укутанный в бабий салоп, сидел возле окна и читал книгу. Руки у него в дамских перчатках – указательные пальцы на перчатках отрезаны, чтобы удобнее перелистывать страницы. Читал он, медленно шевеля губами, и Блюхеру видно было, как испуганно перескакивали его зрачки с буквы на букву.
– Что читаем? – спросил Василий Константинович.
– «Граф Монте-Кристо», – ответил парень, не отрывая глаз от книги.
– Понятно, – сказал Блюхер и тронул парня за плечо. – Давай, чтец-декламатор, к прямому проводу.
Начав диктовать зашифрованный текст приказа, отменявшего распоряжение о переброске войск с границы на фронт, Блюхер то и дело хмурился, потому что в соседнем зале кто-то беспрерывно кричал сорванным истеричным голосом. Блюхер, досадливо морщась, продолжал:
– Мы не можем оголять границы, потому что маньчжурская территория наводнена как белобандитскими шайками, так и агрессивными китайскими соединениями. В любой момент здесь, через маньчжурскую территорию, могут быть пропущены регулярные части каппелевско-молчановской армии. Тогда они легко войдут в наши тылы, тем более что сейчас здесь и так крайне мало войск. Посему приказываю: всем регулярным войскам, сосредоточенным в погранзоне, оставаться на своих местах в состоянии полной боевой готовности.
Крик за стеной стал протяжным и длинным, словно вопль роженицы. Блюхер вскочил со своего места, бросился к двери, распахнул ее, чтобы навести тишину, и замер на пороге.
Весь зал был заполнен инвалидами войны: безрукими стариками, молоденькими солдатиками без обеих ног на тележках, слепцами с черными повязками на глазах, паралитиками, которые лежали на голом полу, завернутые в драные шинельки.
Блюхер пробился к окошку кассира, вокруг которого бесновались инвалиды, и спросил:
– В чем дело?
Кассир вздохнул и молча развел руками.
– Не отправляют пятый день! – закричали инвалиды.
– Жрать нечего!
– На полу спим, мерзнем!
– Заперли, боятся, что заграница нас увидит!
– Как последние отбросы гнием! Завезли с фронта в тупик, вывалили на станцию и бросили!
– К стене бы этих комиссаров!
– Братцы, да он сам комиссар!
Блюхер поднял руки над головой и крикнул?
– Товарищи! Дайте слово сказать!
– Чего ты скажешь?!
– Слыхали мы говорунов!
– Тихо! Только тихо! Сейчас вы все уедете по домам.
Все смолкли. Враз, будто поперхнулись криком.
– Начальника станции сюда! – грохотом среди наступившей тишины раздался голос Василия Константиновича.
– Он сейчас не может, – сказал кассир. – Он сейчас международный состав отправляет.
– Вот так всегда! – сразу закричали инвалиды.
– Международный!
– А мы дохни!
– Тихо! – снова крикнул Блюхер. – Командир погранпункта!
Из комнатки телеграфиста вышел командир пограничников.
– Задержите отправление поезда до моего особого распоряжения. Высадите всех без разбора, наши ли, иностранцы ли, подсоедините мой вагон и посадите всех инвалидов, чтобы здесь ни одного не осталось. И обеспечьте людей пайком на дорогу. Выполняйте немедленно!
– Есть, гражданин Блюхер, – ответил командир и вышел медленным, строевым шагом.
– Братцы! – заорал кто-то высоким голосом. – Это же герой Перекопа военный командир Блюхер!
– Ура главкому! Да здравствует Блюхер!
ФРОНТ
Полки Восточного фронта отступали под натиском белых. Бойцов валил тиф; они обовшивели, деревень на пути отступления не было, а если вдруг и встречались, то комфронта Серышев не разрешал останавливаться на отдых, стараясь как можно дальше оторваться от противника, чтобы занять оборону под Хабаровском и там, став под защиту бронепоездов, постараться отбить белых.
Снег засыпал армию, по таежным тропкам к Амуру пробирались смертельно уставшие, обмороженные люди, многих несли на самодельных носилках – сыпняк свирепствовал вовсю; тащили на себе пушки, потому что лошади пали от бескормицы.
Постышев осунулся, щеки запали, в усах стала пробиваться седина, и шея из гимнастерки торчала по-цыплячьи жалобно.
Огромной, редкой и рваной цепочкой растянулась армия по тайге, отступая к Хабаровску.
...А Блюхер сидел в Чите, в штабе, в комнате радистов, у прямого провода с Хабаровском.
– Записывайте разговор, – попросил он дежурного, – копию – в ЦК.
У аппарата член Военного совета Приамурского военного округа Мельников.
Б л ю х е р. Бегло ознакомившись с обстановкой, замечаю ряд крупных недостатков в управлении, требующих немедленного устранения.
1. Отсутствие мер охранения и разведки как по фронту, так и на флангах. Ссылка на отсутствие конницы не оправдательна, это можно организовать на подводах, беря их у населения.
2. Отсутствие маневрирования, доходящее до того, что появление в тылу 60 человек влечет к отходу всей группы. Такое положение, если оно будет продолжаться, приведет к окончательной деморализации и полной потере уверенности частей в своей силе.
3. Оставление противнику целым железнодорожного пути говорит о растерянности командования, не принимающего мер к подрыву и разрушению путей, мостов и водоемных зданий, даже тех, кои уже заминированы.
4. Отсутствие связи Хабаровска с фронтом, последнего с отдельными частями.
5. Отсутствие мер, направленных к приведению частей в порядок и восстановление утраченной дисциплины. Ваше заявление о том, что части дерутся хорошо, мало правдоподобно. Непрекращающийся отход без хотя бы одного боя, в котором бы противнику было нанесено поражение, является доказательством вышеизложенного.
6. Неиспользование всех имеющихся в вашем распоряжении средств борьбы и обороны, в частности так называемых конных батарей, применение которых в условиях вашей местности крайне полезно.
7. Неумение примениться к тактике противника, действующего небольшими обходными колоннами на тыл и фланги ваших частей, парировать которые следует выделением небольших резервов, располагая их в тылу и уступами на флангах. Вот ряд правил и необходимых мероприятий, обусловливающих успех, если они выполняются, и разгром, деморализацию, постоянный отход из-за угрозы быть обойденными, если ими пренебрегают. Кроме того, судя по сводкам, ваша группа, отходя, никак не может расстаться с эшелонами. Это напоминает мне войну в начале 1918 г., которую вели красногвардейские части в Советской России. Все это следует учесть и немедленно принять меры к устранению указанных мной недостатков. Кроме того, немедленно же примите действенные меры к приведению в порядок и сбору рассеявшихся партизан Приморья, дав им задачу непрестанными набегами разрушать ближайший тыл противника, действуя на его пути, линии снабжения, на отдельные двигающиеся части, разрушая связь и изыскивая меры лишить противника видов снабжения на местах, до ближайшего тыла, примерно от ст. Уссури и севернее в полосе Уссурийской дороги, и беспокоить отдых противника, совершая ночные нападения на места его ночлегов и расположений. Также надлежит положить предел нападению противника на ваш тыл и фланги. В этом отношении необходимо вырвать у противника инициативу и своим контрнападением на фланги и тыл противника через Уссури прекратить его нападения.
Теперь еще два вопроса.
Кто командует Амурским районом и где проходит его граница с Хабаровском? Вообще, сообщите завтра, как полагаете организовать безопасность своего тыла и покрылась ли льдом река Уссури?
М е л ь н и к о в. Командует Амурским районом комполка тов. Фадеев в пределах административных границ области. Лед на Уссури достаточно крепок для продвижения всех родов оружия. Все ваши указания принимаю к исполнению, по некоторым пунктам имею разъяснения, которые прошу разрешения сообщить завтра.
Б л ю х е р. У меня вопросов больше нет. По приезде тов. Серышева в штаб ознакомьте его с нашим разговором, и если у него возникнут новые вопросы или будут новые сведения с фронта, то меня можете вызвать в 24 часа, т. к. этот промежуток времени уйдет у меня на заседание с Мининделом. Во всяком случае, завтра передайте тов. Серышеву, что мне с ним необходимо поговорить, примерно часов в 12 по читинскому времени. Пока же желаю вам успеха, бодрости и твердой решительности. Не отдавать Хабаровска, помня, что потеря Хабаровска для нас будет иметь неисчислимые тяжелые политические последствия в Вашингтоне и Дайрене, где при условии занятия Хабаровска меркуловское правительство может быть признано равноценным с Правительством ДВР. Всего хорошего, успеха вам и привет тов. Серышеву и тов. Постышеву.
ПЛАЦ ЧИТИНСКОЙ ОТДЕЛЬНОЙ БРИГАДЫ
Каждый день ранним утром, когда еще не рассвело, Блюхер проводит с войсками строевые учения: учатся люди брать укрепрайоны, рвать проволоку, биться в траншеях. А после – занятия на плацу.
Гремит духовой оркестр. Медь труб аж синяя от мороза. Замер на кауром жеребце Василий Константинович. Мимо него, печатая шаг, идут бойцы Читинской отдельной бригады, одетые в добротные полушубки и «богатырки» – высокие шапки, точь-в-точь буденовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50