Он отказался от мысли разжечь трубку. Осторожно выбил ее о край пепельницы и спрятал в карман гимнастерки оливково-зеленого цвета. Потом вышел в коридор и направился к лифту. Было 22.30 ночи, он недавно поужинал, и ему снова мучительно хотелось закурить.
Капитан Рикенес вот уже двадцать минут беспокойно шагал по кабинету: от окна к двери, от двери к письменному столу, оттуда снова к окну, словно не решаясь: выглянуть ли на улицу, усесться ли на вертящийся стул, или выйти в коридор. На, деле же он забыл даже о том, что сегодня не ужинал: в мозгу стучала лишь одна дата — 17 сентября.
Лейтенанту Родольфо Сардую пришлось дважды и очень сильно постучать, лишь тогда капитан оторвался от своих мыслей и услышал его. Вместо разрешения «войдите» он сам открыл дверь.
При виде Сардуя лицо его немного просветлело.
— Проходи.
Лейтенант чуть было не спросил его — ну и лицо! — как он себя чувствует, но они слишком долго работали вместе, и он понял, что сейчас дело не в этом.
Молча Рикенес указал ему на одно из двух виниловых кресел, стоявших перед письменным столом, сам уселся на свой вертящийся стул. Лейтенант поудобнее устроился в кресле, скрестил руки на коленях и ждал, когда капитан начнет.
Рикенес на секунду прикрыл глаза, и лейтенанту показалось, что быстрая тень — скорби, заботы, усталости? — промелькнула но его лицу. Капитан сынова открыл глаза. Темные,
живые, лихорадочно блестевшие глаза, словно бы становившиеся меньше, когда он говорил о деле, требовавшем особого, внимания.
Рикенес вынул из ящика небольшую, сброшюрованную в картон пачку бумаг и передал ее лейтенанту,
— Это о Бока де Пахаро, — сказал он.
— Все полностью?
— Да, — пробормотал капитан. — Сколько времени, но только меньше десяти часов, тебе нужно, чтобы все это изучить?
— Девять, — быстро ответил Сардуй.
Рикенес слабо улыбнулся.
Лейтенант опустил глаза, несколько минут перелистывал пачку. Сорок убористых машинописных страниц и. около пятидесяти фотографий.
— Отсюда нужно что-нибудь заучить?
— Нет. Просто проанализируй все вместе.
— Хорошо, — ответил Сардуй, закрывая папку. — Думаю, трех часов мне хватит.
— Ладно, даю тебе все девять, которые ты просил сначала, — ответил Рикенес. — Скажем, до шести утра. В шесть ровно жду тебя здесь.
— Хорошо.
Рикенес встал, за ним поднялся и лейтенант.
— Не буду больше отнимать у тебя время. Садись-ка и начинай читать это сейчас же.
— Выписки делать можно? — спросил Сардуй. — Можно, только они тебе не понадобятся.
— Хорошо, — снова с легким вздохом повторил лейтенант. — Ну я пошел.
Он повернулся и направился к двери.
— Постой, — бросил вдогонку Рикенес. Сардуй повернулся.
— Да, капитан.
Рикенес показал на левую сторону его груди.
— Там как?
Сначала лейтенант не понял, потом улыбнулся.
— Насос, что ли?
Рикенес утвердительно кивнул головой.
— Работает. Не беспокойтесь.
— Значит, все нормальна?
— Нормально. Разве вот только...
И словно живого скорпиона кончиками двух пальцев вытащил из кармана ненавистную трубку. Рикенес промолчал.
— Мне запретили сигареты. Я теперь при двух трубках в день, как индеец в дни мира.
Рикенес улыбнулся. Он хотел, что-то сказать Сар дую, но тот быстро перебил его:
— Если вам пришел в голову Шерлок Холмс, то не надо. Все подразделение уже издевалось.
СРЕДА
К трем часам ночи лейтенант Сардуй уже несколько раз перечитал все материалы. Он сидел сейчас за письменным столом в своем маленьком кабинете, покусывая трубку, и снова: пересматривал прочитанное.
Потом опять вернулся к последней странице, где подшили шифровку контрразведки к Бруно, отправленную на прошлой неделе, и шифровку Бруно, полученную в Гаване несколько часов тому назад.
ОТ ВАЛЬТЕРА К БРУНО
НЕОБХОДИМА ИНФОРМАЦИЯ НАПАДЕНИИ БОКА ДЕ ПАХАРО ПРОВИНЦИЯ ОРИЕНТЕ. РАВНО ВОЗМОЖНЫХ ПОДОБНЫХ ЖЕ ДЕЙСТВИЯХ ДРУГИХ БЕРЕГОВЫХ ПУНКТАХ КУБЫ. УКАЖИТЕ ОРГАНИЗАЦИЮ ОСУЩЕСТВИВШУЮ КОМАНДОВАНИЕ И НЕПОСРЕДСТВЕННЫХ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ. ИЗБЕГАЙТЕ НЕНУЖНОГО РИСКА.
ВАЛЬТЕРУ ОТ БРО. Волна 37. Центр. Среду 7 выезжаю Нью-Йорк через Лос-Анджелес тчк Группы Майами участия атаке не принимали тчк ЦРУ заверило Торреса не связано с атакой тчк Подозреваю группы Нью-Йорка тчк Следующая передача субботу, 10 установленной волне тчк Приветом...»
Лейтенант закрыл папку и посмотрел на часы: 3.05 ночи.
Не очень удобно, но зато практично — выспаться в кабинете. Он поставил стрелку ручного будильника «Полет» на 5.30, погасил настольную лампу, слабым светом озарявшую стол, и прикрыл глаза. Какие-то огоньки, смутные голоса, бесконечное желание зажечь сигарету... Через пять минут он уже спал глубоким сном.
Он покорябал ногтем стекло, покрывавшее письменный стол, и тонкий визг разорвал тишину кабинета. Нет, Каплану он звонить не станет. В конце концов, Каплан такой же старый идиот. Если и вести игру, то в верхах: как только распутает этот клубок, он позвонит прямо Дж. Дж. И. нечего сложа руки ждать, когда этот беспомощный дурак Стюарт Дьюк уйдет на пенсию
и даст ему возможность подняться еще на одну ступень. Недаром ему нравились шахматы: жестокая игра, где ради позиции жертвуют фигурами. Он молод, умен, и душа его не тронута тлением сентиментализма, как у Дыока. И эти вонючие сигары, которые тот курит, и эта фотография Даллеса, которую тот хранит в ящике, и старомодные плохо скроенные костюмы, и вообще его стиль Скотленд-Ярда XIX века, и его перхоть, и его...
Зажегся сигнал селектора. Он подскочил:
— Сэр? — он нажал кнопку включения.
— Зайдите ко мне, Норман. Я жду вас. Это был он.
— Да, сэр.
Да, сэр. Нет, сэр. Но ведь в конечном счете он, Майк Норман, окончивший Гарвардский университет, представительный мужчина 35 лет, принадлежал к тому типу людей, в которых столь нуждалось ЦРУ. Даллесовские окаменелости давно отошли в прошлое. Мир переменился, изменились и средства новой разведки, служба в морской пехоте его закалила, но еще больше закалила его работа в секретном центре по испытаниям химического, биологического и психологического оружия в Дагвее, штат Юта. Там, уже как человек, причастный ЦРУ, он увидел лицо современной модернизированной войны, той войны, для которой люди . вроде Дьюка (да и самого Канлана) уже устарели: аэрозоли, вызывающие галлюцинации и смерть, сводящий с ума сверхчастотный звук, микробы, которых генетическая мутация превращала в убийц. Невидимая тотальная война. А дефективный идиот Дьюк пытался еще, стоя в преддверии этого чудесного мира, шпионить на манер агентов Пинкертона.
Но этот дефективный идиот был его шефом и звал его. С неохотой он поднялся. С его бледного е острыми чертами лица исчезло выражение зависти и ненависти, непроницаемая маска скрыла все чувства. Он даже улыбнулся. Теперь он был готов к встрече со стариком Стюартом Дьюком.
Пилот «Дугласа ДС-8» Национальной авиакомпании запросил инструкций командной вышки. Диспетчер, следящий по экрану радара за посадками, указал ему полосу № 2 Б. ДС-8 выскользнул из плотного слоя облаков и пошел на посадку. Пилот погасил скорость и опустил закрылки. Пятьдесят метров... сорок метров... тридцать метров... Он выключил мотор, приподнял нос самолета, и гигантские шины наконец коснулись асфальта.
Было 10.30 утра. Рикардо Вилья (высокий, худой, лицом непохожий на представителя латинской расы) спрятал в чемодан-чик номер «Таймс», который, помогал ему убить время в часы
монотонного полета, отстегнул привязной ремень и, когда погасла надпись: «Застегните привязные ремни, не курить», встал и влился в реку пассажиров, медленно текущую по застланному ковровой дорожкой проходу к двери.
В Лос-Анджелесе стояла плохая погода. Моросило, и персонал аэропорта подвел к трапу маленький автокар с зонтами. Служащий — негр в оранжевом плаще — один за одним вручал их пассажирам. Рикардо взял зонт и по полю направился к главному зданию, чтобы получить багаж.
Через полчаса, держа в руках кожаный чемодан, он вышел из аэровокзала в поисках такси. Зонт он вернул еще там, в здании, и теперь под дождем медленно шел по площади, пока не увидел на стоянке желтую машину. — Отель «Колумбия».
— Идет, — ответил шофер, и машина скользнула по направо лению к расположенному на холмах городу.
Приезжая в Лос-Анджелес, Рикардо обычно останавливался в «Колумбии» или «Королевской». Это были скромные, но комфортабельные, расположенные в центре гостиницы. В этот приезд он проведет там лишь сорок восемь часов: у него единственная задача — посетить Леона Ортиса, в прошлом одного из высших чинов батистовского правительства, который жил в Бэй-керсфилде на окраине города. Ортис — близкий друг Торреса, широко связанный с кубинскими эмигрантами, поселившимися в городах на побережье Атлантического, — откроет ему двери в Нью-Йорке. Он не известил его о своем приезде; но он снова скажет ему, что его послал Торрес.
Такси остановилось на '66-й улице у подъезда гостиницы. Рикардо заплатил по счетчику, дал шоферу доллар на чай и вышел.
Администратор протянул регистрационную карточку, и Рикардо ее быстро заполнил. Ему дали 806-ю комнату на восьмом этаже в восточном крыле здания. На лифте он поднялся на свой этаж, оставил чемодан и спустился в бар. Было 11.05, есть еще не хотелось.
Маленький бар был почти пуст. Рикардо сел за столик, спросил коктейль «манхэттен» и подошел к стоящему на прилавке телефону.
— Бэйкерсфилд 586-6529, пожалуйста.
—С удовольствием, сэр, —ответила телефонистка. К телефону долго никто не подходил, и Рикардо уже хотел повесить трубку, когда на другом конце линии раздался щелчок. — Да? — ответил женский голос.
— Мистера Лео Ортиса, пожалуйста.
- Кто его просит? — спросил женский голос.
— Хайме Торрес,—соврал Рикардо.
— Минуточку, пожалуйста.
И почти тотчас же услышал голос Леона Ортиса.
— Хайме!
— Нет, Леон. Это я, Рикардо Вилья.
— Ты откуда?
— Из гостиницы «Колумбия», в двух шагах от Бэйкерсфил-да. Мне нужно сегодня же срочно повидаться с вами.
— Ладно, — ответил Леон. — Что-нибудь случилось?
— Личная просьба Торреса. Он мне сказал, чтобы я обязательно с вами увиделся.
— Ладно, — снова повторил Леон. — Ты обедал?
— Нет еще. Я только что приехал.
— Пообедаем вместе. Жду тебя в час. Дорогу ведь знаешь.
— До свидания, — ответил Рикардо.
Он повесил трубку и вернулся к своему столику, на котором уже стоял заказанный коктейль. Он пригубил бокал и зажег сигарету. Любопытно: Леон Ортис говорит по-английски свободнее, чем по-испански. За все время диктатуры он был главным действующим лицом у Батисты и уехал с Кубы вслед за правителем второго или третьего января 1959 года. Именно он занимался закупкой оружия, когда после майского наступления повстанческих сил в 1958 году приобрела такой размах борьба в Сьерре. Но оружие опоздало, его доставили лишь в ноябре, а два месяца спустя уже не существовало никакой диктатуры... Леон был североамериканцем, а не кубинцем. Да, в душе он всегда был североамериканцем. Вот в чем дело.
Рикардо спросил второй «манхэттен» и взглянул на часы: 11.30. В 12.30 он поедет в Бейкерсфилд. На влажной полированной доске стола он пальцем вывел цифру 5. И вдруг на несколько долгих, почти нескончаемых мгновений его охватила грусть, почти подавленность.
Пять лет вдали от Кубы. Может быть, и он уже понемногу начинает забывать испанский. Не тот законсервированный испанский, который так безобразно коверкает этот сброд в Майами, не тот испаиекий, чья сочность и богатство растворилась где-то между английским и жаргоном проституток и люмпенов с бывших улиц Пила и Кодой в Гаване. А его испанский. Тот, на котором сейчас, в эту самую минуту разговаривают на Кубе его ста-рые друзья, Йоланда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17