— Хотите совет? — медленно спросил он.
— Конечно, — отозвался я.
— Не работайте с кубинцами, работайте с североамериканцами.
— Почему вы так говорите?
— Я знаю, что говорю.
— А вы разве не кубинец?
— Был, — отозвался он. — Прошедшее время... так, кажется, это называется.
— Прошедшее...
— Сегодня я североамериканец.
— Вижу.
Мне тоже захотелось закурить, но подаренная в полицейском участке пачка «Кэмела» уже кончилась.
— Сколько времени вы в Соединенных Штатах?
— С 1959 года. Я уехал с Кубы в июле.
— А почему вы мне советуете работать только с янки? Он твердо посмотрел на меня.
— Я не сказал с «янки», мой друг, я сказал с североамериканцами. Это не одно и то же. Послушайте, а когда вы приехали? Дня два назад, полагаю.
— Действительно два-три дня назад.
— Слишком мало, чтобы плохо отзываться об американцах. Здесь многие их ругают. Неблагодарные. Если бы я был Джонсоном, знаете, что я бы сделал? Выслал их обратно на Кубу. Да, да, именно так я и поступил бы. Ах ты еще после всего, Что мы для тебя сделали, нас поносишь? Ну и с богом, валяй обратно на Кубу.
Он тряхнул волосами.
— Понятно? Вот почему я не хочу говорить о политике.
— Я вас понимаю, — согласился я.
Он погасил сигарету в стеклянной пепельнице, стоявшей на барьере.
— У вас здесь есть родственники?
— Никого.
— А друзья?
— Об этом же самом меня спросили в эмиграционном центре. Кое-кто из знакомых есть. Из приехавших раньше. Но это не друзья. Звонить им я не думаю.
— И очень хорошо делаете. Знаете, поразительно, до чего быстро люди здесь теряют память. Никто ни о ком не хочет помнить. Держу пари, что, если вы позвоните кому-нибудь из ваших бывших знакомых, получите отбой.
— Возможно.
— Наверняка, — уточнил он.
Мы проговорили еще добрых полчаса. Я поинтересовался группами активного действия в Майами.
— Много шарлатанства, много пустой болтовни, много желания примазаться. По правде говоря, стоящих мало. Собираются в отеле «Мак Алистер», устраивают банкеты, выдают обещания — и все. Мне-то в конце концов все равно: я ведь не думаю возвращаться, даже если этот мулатский журавль Батиста снова станет президентом. Все мое теперь здесь — в Соединенных Штатах.
— Но ведь не все группы одинаковы. Мне так кажется, — осторожно начал я. — У кого-то, наверное, есть и прочные связи-с правительством...
— А, все они твердят, что двери Белого дома для них открыты; все они встречаются с адмиралами, обедают с крупными государственными деятелями, спят с дочкой шефа ЦРУ... Треп, чистый треп. По мне единственный, у кого есть в руках что-то-конкретное — это хромяга Оросман, ну тот, что из Национального революционного движения, знаете?
— НРД?
— Национальное революционное движение. Эти да, говорят мало, зато много делают. Такие мне нравятся.
— Где я могу его увидеть? Он улыбнулся:
— Послушайте, вы не слишком ли спешите?
— Я действительно спешу. Я замолчал.
— Увидеть хромого нелегко. Он держит ресторан близ Ламмус Парк, Оушен Драйв, пляж Майами.
— Вы с ним знакомы?
— Немного, — уклончиво ответил хозяин.
— Но достаточно чтобы...
— Не достаточно, — обрезал он меня. — Не достаточное
Я помолчал немного, потом состроил разочарованную мину.
Случайность или судьба? Ни то ни другое: просто жизнь. Она разлучила нас в апреле 1958 года: Я ушел в Сьерру, а три месяца спустя Йоланда эмигрировала в Венесуэлу. И до того сентябрьского вечера 1959 года мы ничего не знали друг о друге. Я уже не помню, где мы встретились, кажется, у кинотеатра радиоцентра. Но я помню ее слезы, катившиеся по моей бороде, и вцепившиеся в мою оливково-зеленую форму пальцы. Она еще в апреле вернулась из Венесуэлы и настойчиво искала меня. Она не знала,. что в марте я женился на девушке из Пласетас, с которой познакомился с Съерре, — Ирмине. Я и сейчас не могу объяснить, почему мы поженились. Брак наш, длился немногим больше года, мы расстались с ней так, как прощались перед боем с товарищами по Съерре: рукопожатие и долгий грустный Шгляд..
— Я женился.
Лицо ее мгновенно приняло спокойно-замкнутое выражение. — Рада за тебя.
Я помолчал, предложил ей пойти выпить, но она отказалась. Она ушла, и больше до сегодняшнего дня 1964 года мы никогда не встречались.
Сейчас молча мы рядом шли по траве. Я внезапно почувствовал, как ее рука нежно коснулась моей и мягко отстранилась.
— Иди, — сказала она, останавливаясь.
Поднявшаяся выше, окруженная золотистым нимбом луна выплыла из облаков.
— Мы не пойдем в ресторан?
— Нет. Пойдем лучше ко мне.
— Ты не беспокойся, у меня есть немного еды, — сказала Йоланда, ощупывая стену в поисках выключателя. Она зажгла свет, и я вошел в единственную комнату домика. Кровать была не убрана и на ней лежало что-то из белья, что Йоланда тот час же спрятала в чемодан.
Я закрыл дверь, сел на кровать и закурил сигарету. Она достала из стенного шкафчика электрическую плитку..
— Помочь тебе?
— Пока не надо, — ответила она и поставила плитку на столик.
Я стряхнул пепел на пол. Она бросила на меня взгляд:
— Ты больше не женился?
Я отрицательно качнул головой.
— Так я и думала.
— Почему?
— Это, — она показала на стряхнутый на пол пепел, — с» ственно холостякам.
— Прости, ты хочешь сказать, заядлым холостякам.
— Заядлый холостяк в двадцать шесть лет?
— Тонущий корабль, — улыбнулся я.
— Ну раз ты так говоришь.
Из того же шкафчика она вынула полиэтиленовый мешочек с яйцами; затем достала содовые галеты и две бутылки :вина...
Прошло еще три дня, пока я не познакомился с Тони Менде-сом, который должен был проложить мне путь к хромому Оросману. Долгих тоскливых три дня, во время которых я занимался разными делами. Сходил в центр по трудоустройству кубинских эмигрантов. Мне сделали прививку против полиомиелита, сни-
мок грудной клетки, пообещали оформить вид на жительство через две недели, выдали голубенький ордер на склад. Красный Крест вручил мне коробочку, в которой были: пакет ваты, аспирин, безопасная бритва и лейкопластырь. Но, вне всякого сомнения, самым важным был чек на шестьдесят долларов.
Я продолжал внимательно читать и «Майами геральд» и «Майами ньюс», но в отделе объявлений все не было подходящей работы.
Была пятница — шестой день моей свободной жизни в Майами. Часов в восемь, поужинав в «Гонконге» (по горло сытый осточертевшей китайской кухней), я присел в вестибюле отеля выкурить сигарету. Я больше не заговаривал с хозяином гостиницы, мы только здоровались.
Где-то через полчаса вошел он. На вид ему можно было дать лет двадцать пять. Высокий, интересный, элегантно одетый мужчина. От него исходил легкий аромат одеколона, он курил дорогую сигару с пластмассовым мундштуком. Минут за десять до этого я услышал на улице глухой шум мотора гоночной машины.
Он уселся напротив и принялся листать журнал, посвященный автомобильному спорту.
Судьба оказалась вдвойне благосклонной ко мне: он попросил огонька, и я сообразил сказать ему (по-английски), что в «Майами геральд» помещено объявление о продаже «феррари» всего за три тысячи долларов. Фраза оказалась магической. Конечно, он-то не читал последние три дня с таким вниманием отдел объявлений. Но, судя по всему, я угодил ему прямо в сердце.
— Действительно?
— Я прочел об этом вчера.
— Всего за три тысячи?
Он вернул мне спички и сел рядом со мной на диван.
— Кубинец?
— Да, — ответил я по-испански.
— Я тоже.
Он протянул мне руку:
— Тони.
— Рикардо.
— Ты давно здесь?
Он стал обращаться ко мне на «ты», и мне показалось своевременным сделать то же самое. —Меньше недели.
— Какой дорогой? Я улыбнулся:
— Морем. Я присобачил мотор от «шевроле» к лодчонке и... ну, словом, я здесь.
— Мотор от «шеви»?
— Ага.
— Какого года выпуск?
— Пятьдесят шестого. Правда, пришлось немного переделать крышку и хорошенько прочистить бензопровод.
Я немного разбирался в механике, но, конечно, не настолько, как мне хотелось, чтобы он поверил; разумеется, и про мотор от «шеви» тоже сказка. Но он попался на удочку.
Время от времени он поглядывал на наручные часы. Я прилагал все еилы, чтобы беседа не замирала, и оживленно болтал о гонках и гонщиках. Мы разговаривали около получаса, как он вдруг сказал:
— Она уже не придет. Ну и черт с ней!
Я удивленно посмотрел на него. Он рассмеялся и счел нужным объяснить мне, что речь идет об одной цыпочке, которая натянула ему нос,
— Я сюда часто прихожу, — добавил он доверительно. — Мартинесу не нравится, когда его отель используют как дом свиданий, да я ему хорошо плачу.
Он помолчал, потом предложил:
— Пошли выпьем?
— Ты прости, но у меня нет денег на выпивку. Я ведь еще не нашел работу.
— Я приглашаю.
— Ну раз так...
Он похвастался передо мной своим МГ: четыре скорости, 220 по шоссе. Если бы у людей по жилам бежало что-нибудь вместо крови, у Тони Мендеса это, несомненно, был бы бензин.
В утлом барчике около пляжа мы высосали почти три бутылки джина. Тони налился вдребезги, я пил медленнее и умереннее, чтобы не терять ясности головы. Когда он был уже совсем тепленьким, я снова напомнил ему, что у меня еще нет работы.
— Н-ну это уж мое д-дело, бр-рат, — заплетаясь, выдавил он.
И он по мере своих силенок поведал мне, что его отец владеет конторой по продаже подержанных автомобилей.
— Я т-тебя уст-трою...
Пришлось па спине тащить его в машину и самому сесть за руль. Я отыскивал дорогу, задавая вопросы на каждом перекрестке и все время дрожа, как бы полиция не задержала меня за то, что веду машину, не имея при себе прав. Мы добрались до «Сильвии». Я разбудил Мартинеса и упросил его вместе со мной отнести Тони в мой номер.
Всю ночь я просидел на стуле, прислушиваясь к его храпу и невнятному бормотанию.
По счастью, он и на утро был столь же любезен и не забыл своего обещания.
— Ладно, соотечественник, я тебя устрою.
Я подошел ближе. Конечно, это она. Йоланда сидела на песке, обняв руками колени и опершись на них подбородком.
— Йоланда!
Она медленно обернулась.
Осторожно подняла темные очки и пристально посмотрела на меня. Вдруг резко вскочила, растерянно замерла, держа очки в руке.
— Рикардо.
Она закинула мне руки за шею.
Какое-то время мы так и стояли безмолвно, крепко сжимая друг друга в объятиях. Потом она медленно отодвинулась. Уронила очки на песок, мы оба поспешно нагнулись поднять их и столкнулись лбами.
— Рикардо, — недоуменно шептала она. — Рикардо...
Она разложила на картонные тарелочки омлет и ушла в ванную.
— Убери, пожалуйста, в шкафчик плитку и открой бутылку. Я в пять минут приму душ.
Дверь ванной закрылась, я закурил. Потом поспешно убрал в шкафчик плитку, взял нож и принялся открывать одну из бутылок с вином. Поставил ее на ночной столик и снова сел на кровать.
— Можно тебя спросить? — громко крикнул я.
Изнутри, почти заглушённый шумом воды, раздался ее голос:
— Что?
— Можно спросить тебя о чем-то? — еще громче крикнул я.
— Хорошо.
Я встал и подошел к двери:
— Почему ты не приехала с мужем? Несколько минут слышался только шум воды.
— Потому что он умер... — наконец ответила она.
Я снова бросился на кровать.. Рядом со мной стоял ее чемодан. Я осторожно, стараясь не шуметь, поднял крышку. От какого-то неопределенного, странного аромата у меня раздулись ноздри. Пахло чем-то очень чистым, неясным, свежим. Звук воды вдруг прекратился, и я опустил крышку.
Дверь открылась, и появилась Йоланда в темно-сером халатике. От нее исходил нежный аромат духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17