Он надеялся обмануть их, проскочив между двумя F-16. Для этого
требовались крепкие нервы, однако у людей, решившихся управлять сорокатонной
летающей машиной, этого качества хватало в избытке.
Державшиеся рядом F-16 пикировали прямо на него. Стил сосредоточился на
узком пространстве между ними. Только бы они не дали залп раньше времени...
Вдруг, двигатель, задыхаясь, выбросил сноп пламени, и Стил
почувствовал, как наклонившееся почти горизонтально кресло устремилось вниз.
Обездвиженная машина клюнула носом и понеслась к земле.
- Двигатель! У меня сбои в двигателе! - прокричал Стил, судорожно
дергая стартер.
Мотор взревел, но снова заглох. Самолет вошел в штопор, и перед глазами
Стила завертелась, словно колесо рулетки, песчаная поверхность пустыни.
- Выброс! Выброс! - скомандовал он, нажимая на кнопку экстренного
катапультирования. Крышка кабины откинулась, и он ощутил мощный толчок,
когда сработал укрепленный под сиденьем двигатель. В следующее мгновение все
вокруг взорвалось. Истребитель Ф-15 разлетелся на части, словно яйцо,
забытое в микроволновке, за секунду превратившись из грозной боевой машины в
груду обломков.
Отлетевший при взрыве кусок крыла обезглавил капитана Стила прежде, чем
тот успел понять, что произошло. Его штурман не успел катапультироваться, и
теперь падал вниз вместе с обломками самолета.
Высоко в небе два F-16 со знаком Восходящего Солнца на борту стрелой
понеслись прочь.
Когда с базы Дэвис-Монтэн сообщили в Пентагон, что связь с посланными
ими самолетами-разведчиками прервалась, решено было собрать Высший Военный
Совет. Председатель, адмирал Уильям Блэкберд, приказал отправить два
вертолета военно-морских сил на базу морских пехотинцев в Юме, поскольку
оттуда тоже не было никаких известий. После этого он снял трубку аппарата
правительственной связи и попросил соединить его с президентом.
Подошедший к телефону начальник администрации ответил, что президент
сейчас как раз метает подковы на лужайке перед Белым домом, и заверил, что
тот перезвонит, как только освободится.
Председатель Совета поблагодарил его, а затем повернулся к собравшимся.
- Придется разбираться самим. Этот идиот-администратор, похоже,
считает, что если в Пентагоне не кричат от ужаса, то можно не торопиться.
Что там с посланными вертолетами?
Командующий ВМС попросил подождать секунду, и снял телефонную трубку.
Выслушав сообщение, он побледнел.
- Связь прервалась.
- Что произошло?
- Оба сбиты истребителями.
В воздухе повисла тишина.
- Проверьте все базы, - приказал адмирал Блэкберд. - Необходимо срочно
выяснить, что у них там происходит.
- Мы уже занялись этим, адмирал.
И действительно, по всей комнате уже суетились командующие всеми родами
войск, занимаясь тем, что получалось у них лучше всего - они делали спешные
телефонные звонки. Один за другим они докладывали председателю Военного
Совета - на остальных военных базах все было спокойно.
- Похоже, ЧП происходят только в окрестностях Юмы, - предположил
кто-то.
- Возможно, это диверсия. Мне нужна стратегическая сводка по всему
миру.
Присутствующие срочно бросились исполнять приказ, и на американские
военные базы по всей территории Соединенных Штатов, а также в Европе,
обрушился новый шквал телефонных звонков. В центре управления НАСА срочно
изменяли орбиты спутников слежения, каналы связи Пентагона накалились до
такого предела, что угрожали нормальной работе телефонных линий официального
Вашингтона.
Через несколько часов стало ясно, что во всем мире не происходит ровным
счетом ничего подозрительного. Оставалась одна только Юма. А оттуда по
прежнему не было никаких известий.
Римо Уильямс зажмурился. Он сделал это не для того, чтобы избавиться от
ужасного зрелища, которое представляли собой ударяющиеся о песок тела
парашютистов - их упало уже слишком много, чтобы это могло иметь хоть
какой-нибудь смысл. Снизу доносились их крики, приглушенные ревом ветра,
отчаянно задувавшего в уши распластавшемуся в свободном полете Римо.
Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на дыхании - в боевом искусстве
Синанджу все строилось именно на этом. Правильное дыхание позволяло
воспользоваться скрытым потенциалом человеческого тела. Исключительная сила,
быстродействие, способность моментально реагировать - вот какие возможности
таила в себе человеческая природа. И Римо, благодаря тому, что Синанджу
научило его погружаться в состояние гармонии с окружающим миром, мог
использовать их в полной мере.
Он знал, что людям случалось, падая с самолета, не разбиваться
насмерть. Обычно они переламывали все кости, а те, кому удавалось выжить,
обладали поистине редким везением.
Римо намеревался попасть в число последних. Он зажмурился, стараясь
поймать тот ритм, которым жил окружающий мир. Не обращая внимания на
собственные ощущения, он заглянул внутрь самого себя. Где-то в глубине его
организма, в области желудка, появилось холодное жжение, и Римо,
сконцентрировавшись, постарался слиться с ним целиком. Рев ветра в ушах
исчез, как будто у него внезапно пропал слух. Римо почувствовал, что пальцы
у него начали неметь, потом он перестал ощущать свои ноги.
Все ощущения, сосредоточенные в конечностях, теперь устремились к
желудку, месту, где, согласно учению Синанджу, располагалась душа человека.
Он понял, что стал легкими, как снежинка, но удариться о землю даже с той
силой, которой обладает маленький кристаллик льда, было опасно - в этом
состоянии его кости были слишком хрупкими. Вся масса тела Римо была
сосредоточена в одной точке, он весил ничтожно мало, но и эта масса
подчинялась всеобщему закону земного притяжения.
Римо мысленно постарался сжаться еще сильнее. Он не понимал природы
того, что пытался сейчас проделать, точно так же, как не понимал физических
законов, которые ниспровергал всякий раз, когда голыми руками разрывал
металл, или видел, словно кошка, в кромешной тьме.
Когда Римо понял, что стал почти невесомым, он позволил себе
прислушаться к окружавшим его звукам. Рев ветра теперь, казалось, стих. Римо
улыбнулся - он больше не несся к земле, словно камень. Но тем не менее, он
все-таки падал. Вытянув руку, он кончиками пальцев ощутил потоки теплого
воздуха, поднимавшегося с раскаленной поверхности пустыни. Римо
почувствовал, что составляет с ними единое целое. Они перестали
противоборствовать, и он сможет воспользоваться этими потоками, чтобы мягко
приземлиться на сверкавший далеко внизу песок.
Римо открыл глаза. Перед ним, всего в нескольких сантиметрах, был
песок. Улыбка, озарившая его лицо, испарилась, и он закричал во весь рот.
Однако крика не было слышно, потому что в следующую секунду Римо захлебнулся
песком, и шея его с сухим хрустом откинулась назад.
И где-то в черноте вселенной показался пышущий злобой красный взгляд, а
жестокий рот исказился от ярости.
Старший сержант в отставке Джим Конкэннон был слишком молод, чтобы
участвовать во Второй Мировой. К тому времени, когда началась война во
Вьетнаме, у него уже успело появиться брюшко, хотя за свою долгую армейскую
службу Джиму приходилось бывать и в Плейку, и в Да Нанге. Однако для Кореи
Джим оказался самого подходящего возраста. Именно там Конкэннон, бывший
тогда еще рядовым, научился, как нужно выживать и, став свидетелем страшных
событий, не терять при этом воли и рассудка.
Но теперь, в мирное время, в пустыне Юма, технический консультант
Бронзини, глядя, как пятьсот молодых парашютистов несутся навстречу
собственной гибели, в первые в жизни застыл, совершенно парализованный
происходящим.
Когда последнее тело, падавшее, казалось, бесконечно долго, ударилось,
наконец, о землю, старший сержант в отставке Джим Конкэннон, не веря своим
глазам, отбросил бинокль в сторону и повернулся к четвертому помощнику
режиссера Нинтендо Тошибе.
Лицо Тошибы скривилось в нездоровой улыбке, и Конкэннон бросился на
японца. От мощного удара кулака тот рухнул, и Джим, схватив Тошибу за горло,
принялся его душить. В этот момент сзади подкрался один из рядовых в
камуфляже и прикладом Калашникова уложил его на землю.
Конкэннон смутно чувствовал, что его подтащили к бронетранспортеру и
бесцеремонно забросили внутрь. У него страшно болели ребра. Когда машина
тронулась, он внезапно понял, почему - его бросили на груду ящиков.
Притворяясь мертвым, Конкэннон осторожно ощупал край ящика, от которого
пахло зеленью. Все ясно, в нем раньше перевозили с полей салат. Стараясь не
привлекать внимания, он просунул руку в щель между досками и нащупал что-то
гладкое и неметаллическое. Вытянув непонятный предмет наружу, Джим Конкэннон
слегка приоткрыл глаза.
Перед ним была ручная граната китайского производства, модель 67.
Конкэннон едва смог скрыть радостную улыбку. В Корее, когда его отправляли
на дежурство, Джим всегда носил с собой коробку с гранатами. Это стало
предметом постоянных шуток - ведь весила она немало. Но однажды, неподалеку
от Инчона, его взвод подкараулил отряд красных китайцев. Увидев, что его
товарищи падают на землю один за другим, Конкэннон раскрыл коробку и начал
выдергивать чеки и разбрасывать гранаты во все стороны. Он не задумывался
над тем, что делает - Джим просто действовал.
Когда в лесу затих последний разрыв, Джим Конкэннон приподнялся с земли
и огляделся. Со всех сторон его окружали тела солдат в китайской форме -
почти такой же, как носили люди, сидевшие сейчас на скамейках вдоль стен
бронетранспортера, через сорок лет и в другом полушарии.
Тогда, в 1953 году, Джим спас свой взвод. Он знал, что спасти тех, кто
выпрыгнул сегодня из самолета, уже не удастся, но, по крайней мере, он
сможет за них отомстить. Одну за другой он осторожно доставал из ящика
гранаты. Когда их набралось пять, Конкэннон выдернул чеки и приготовился.
Резко перекатившись, он швырнул гранаты вперед.
В закрытом бронетранспортере скрыться было просто некуда. Нет, японцы
конечно, пытались что-то предпринять. Увидев подкатившиеся гранаты, они
вскочили на ноги и, стучась головами о крышу машины, спотыкаясь друг о
друга, попытались вылезти наружу.
Но было слишком поздно. Один за другим срабатывали запальные механизмы,
и, хотя из пяти гранат взорвались лишь три - что для гранат модели 67 было
неплохим результатом - этого хватило, чтобы превратить экипаж
бронетранспортера в кровавое месиво.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
За Арнольдом Зиффелем пришли, когда он пил свой ежеутренний кофе.
Арнольд всегда знал, что это когда-нибудь должно было произойти. Иногда
ему казалось, что придут русские, иногда - кубинцы, черные, азиаты или даже
мексиканцы. В голове у Зиффеля образ злейшего врага Свободного Мира все
время менялся. Однако его смелость было не изменить ничем, как он
неоднократно заявлял. Именно поэтому он держал в гараже трехмесячный запас
еды и всегда держал наготове заряженную винтовку АР-15. Он не собирается
сдаваться без боя. Квинтэссенцией философии Арнольда Зифеля была наклейка на
стекле его пикапа: "Мою жену - да. Мою собаку - может быть. Но ружье -
никогда!"
Когда пришли эти люди, миссис Зиффель им не потребовалась. Собака,
Расти, получила пинок сапогом и была выброшена во двор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
требовались крепкие нервы, однако у людей, решившихся управлять сорокатонной
летающей машиной, этого качества хватало в избытке.
Державшиеся рядом F-16 пикировали прямо на него. Стил сосредоточился на
узком пространстве между ними. Только бы они не дали залп раньше времени...
Вдруг, двигатель, задыхаясь, выбросил сноп пламени, и Стил
почувствовал, как наклонившееся почти горизонтально кресло устремилось вниз.
Обездвиженная машина клюнула носом и понеслась к земле.
- Двигатель! У меня сбои в двигателе! - прокричал Стил, судорожно
дергая стартер.
Мотор взревел, но снова заглох. Самолет вошел в штопор, и перед глазами
Стила завертелась, словно колесо рулетки, песчаная поверхность пустыни.
- Выброс! Выброс! - скомандовал он, нажимая на кнопку экстренного
катапультирования. Крышка кабины откинулась, и он ощутил мощный толчок,
когда сработал укрепленный под сиденьем двигатель. В следующее мгновение все
вокруг взорвалось. Истребитель Ф-15 разлетелся на части, словно яйцо,
забытое в микроволновке, за секунду превратившись из грозной боевой машины в
груду обломков.
Отлетевший при взрыве кусок крыла обезглавил капитана Стила прежде, чем
тот успел понять, что произошло. Его штурман не успел катапультироваться, и
теперь падал вниз вместе с обломками самолета.
Высоко в небе два F-16 со знаком Восходящего Солнца на борту стрелой
понеслись прочь.
Когда с базы Дэвис-Монтэн сообщили в Пентагон, что связь с посланными
ими самолетами-разведчиками прервалась, решено было собрать Высший Военный
Совет. Председатель, адмирал Уильям Блэкберд, приказал отправить два
вертолета военно-морских сил на базу морских пехотинцев в Юме, поскольку
оттуда тоже не было никаких известий. После этого он снял трубку аппарата
правительственной связи и попросил соединить его с президентом.
Подошедший к телефону начальник администрации ответил, что президент
сейчас как раз метает подковы на лужайке перед Белым домом, и заверил, что
тот перезвонит, как только освободится.
Председатель Совета поблагодарил его, а затем повернулся к собравшимся.
- Придется разбираться самим. Этот идиот-администратор, похоже,
считает, что если в Пентагоне не кричат от ужаса, то можно не торопиться.
Что там с посланными вертолетами?
Командующий ВМС попросил подождать секунду, и снял телефонную трубку.
Выслушав сообщение, он побледнел.
- Связь прервалась.
- Что произошло?
- Оба сбиты истребителями.
В воздухе повисла тишина.
- Проверьте все базы, - приказал адмирал Блэкберд. - Необходимо срочно
выяснить, что у них там происходит.
- Мы уже занялись этим, адмирал.
И действительно, по всей комнате уже суетились командующие всеми родами
войск, занимаясь тем, что получалось у них лучше всего - они делали спешные
телефонные звонки. Один за другим они докладывали председателю Военного
Совета - на остальных военных базах все было спокойно.
- Похоже, ЧП происходят только в окрестностях Юмы, - предположил
кто-то.
- Возможно, это диверсия. Мне нужна стратегическая сводка по всему
миру.
Присутствующие срочно бросились исполнять приказ, и на американские
военные базы по всей территории Соединенных Штатов, а также в Европе,
обрушился новый шквал телефонных звонков. В центре управления НАСА срочно
изменяли орбиты спутников слежения, каналы связи Пентагона накалились до
такого предела, что угрожали нормальной работе телефонных линий официального
Вашингтона.
Через несколько часов стало ясно, что во всем мире не происходит ровным
счетом ничего подозрительного. Оставалась одна только Юма. А оттуда по
прежнему не было никаких известий.
Римо Уильямс зажмурился. Он сделал это не для того, чтобы избавиться от
ужасного зрелища, которое представляли собой ударяющиеся о песок тела
парашютистов - их упало уже слишком много, чтобы это могло иметь хоть
какой-нибудь смысл. Снизу доносились их крики, приглушенные ревом ветра,
отчаянно задувавшего в уши распластавшемуся в свободном полете Римо.
Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на дыхании - в боевом искусстве
Синанджу все строилось именно на этом. Правильное дыхание позволяло
воспользоваться скрытым потенциалом человеческого тела. Исключительная сила,
быстродействие, способность моментально реагировать - вот какие возможности
таила в себе человеческая природа. И Римо, благодаря тому, что Синанджу
научило его погружаться в состояние гармонии с окружающим миром, мог
использовать их в полной мере.
Он знал, что людям случалось, падая с самолета, не разбиваться
насмерть. Обычно они переламывали все кости, а те, кому удавалось выжить,
обладали поистине редким везением.
Римо намеревался попасть в число последних. Он зажмурился, стараясь
поймать тот ритм, которым жил окружающий мир. Не обращая внимания на
собственные ощущения, он заглянул внутрь самого себя. Где-то в глубине его
организма, в области желудка, появилось холодное жжение, и Римо,
сконцентрировавшись, постарался слиться с ним целиком. Рев ветра в ушах
исчез, как будто у него внезапно пропал слух. Римо почувствовал, что пальцы
у него начали неметь, потом он перестал ощущать свои ноги.
Все ощущения, сосредоточенные в конечностях, теперь устремились к
желудку, месту, где, согласно учению Синанджу, располагалась душа человека.
Он понял, что стал легкими, как снежинка, но удариться о землю даже с той
силой, которой обладает маленький кристаллик льда, было опасно - в этом
состоянии его кости были слишком хрупкими. Вся масса тела Римо была
сосредоточена в одной точке, он весил ничтожно мало, но и эта масса
подчинялась всеобщему закону земного притяжения.
Римо мысленно постарался сжаться еще сильнее. Он не понимал природы
того, что пытался сейчас проделать, точно так же, как не понимал физических
законов, которые ниспровергал всякий раз, когда голыми руками разрывал
металл, или видел, словно кошка, в кромешной тьме.
Когда Римо понял, что стал почти невесомым, он позволил себе
прислушаться к окружавшим его звукам. Рев ветра теперь, казалось, стих. Римо
улыбнулся - он больше не несся к земле, словно камень. Но тем не менее, он
все-таки падал. Вытянув руку, он кончиками пальцев ощутил потоки теплого
воздуха, поднимавшегося с раскаленной поверхности пустыни. Римо
почувствовал, что составляет с ними единое целое. Они перестали
противоборствовать, и он сможет воспользоваться этими потоками, чтобы мягко
приземлиться на сверкавший далеко внизу песок.
Римо открыл глаза. Перед ним, всего в нескольких сантиметрах, был
песок. Улыбка, озарившая его лицо, испарилась, и он закричал во весь рот.
Однако крика не было слышно, потому что в следующую секунду Римо захлебнулся
песком, и шея его с сухим хрустом откинулась назад.
И где-то в черноте вселенной показался пышущий злобой красный взгляд, а
жестокий рот исказился от ярости.
Старший сержант в отставке Джим Конкэннон был слишком молод, чтобы
участвовать во Второй Мировой. К тому времени, когда началась война во
Вьетнаме, у него уже успело появиться брюшко, хотя за свою долгую армейскую
службу Джиму приходилось бывать и в Плейку, и в Да Нанге. Однако для Кореи
Джим оказался самого подходящего возраста. Именно там Конкэннон, бывший
тогда еще рядовым, научился, как нужно выживать и, став свидетелем страшных
событий, не терять при этом воли и рассудка.
Но теперь, в мирное время, в пустыне Юма, технический консультант
Бронзини, глядя, как пятьсот молодых парашютистов несутся навстречу
собственной гибели, в первые в жизни застыл, совершенно парализованный
происходящим.
Когда последнее тело, падавшее, казалось, бесконечно долго, ударилось,
наконец, о землю, старший сержант в отставке Джим Конкэннон, не веря своим
глазам, отбросил бинокль в сторону и повернулся к четвертому помощнику
режиссера Нинтендо Тошибе.
Лицо Тошибы скривилось в нездоровой улыбке, и Конкэннон бросился на
японца. От мощного удара кулака тот рухнул, и Джим, схватив Тошибу за горло,
принялся его душить. В этот момент сзади подкрался один из рядовых в
камуфляже и прикладом Калашникова уложил его на землю.
Конкэннон смутно чувствовал, что его подтащили к бронетранспортеру и
бесцеремонно забросили внутрь. У него страшно болели ребра. Когда машина
тронулась, он внезапно понял, почему - его бросили на груду ящиков.
Притворяясь мертвым, Конкэннон осторожно ощупал край ящика, от которого
пахло зеленью. Все ясно, в нем раньше перевозили с полей салат. Стараясь не
привлекать внимания, он просунул руку в щель между досками и нащупал что-то
гладкое и неметаллическое. Вытянув непонятный предмет наружу, Джим Конкэннон
слегка приоткрыл глаза.
Перед ним была ручная граната китайского производства, модель 67.
Конкэннон едва смог скрыть радостную улыбку. В Корее, когда его отправляли
на дежурство, Джим всегда носил с собой коробку с гранатами. Это стало
предметом постоянных шуток - ведь весила она немало. Но однажды, неподалеку
от Инчона, его взвод подкараулил отряд красных китайцев. Увидев, что его
товарищи падают на землю один за другим, Конкэннон раскрыл коробку и начал
выдергивать чеки и разбрасывать гранаты во все стороны. Он не задумывался
над тем, что делает - Джим просто действовал.
Когда в лесу затих последний разрыв, Джим Конкэннон приподнялся с земли
и огляделся. Со всех сторон его окружали тела солдат в китайской форме -
почти такой же, как носили люди, сидевшие сейчас на скамейках вдоль стен
бронетранспортера, через сорок лет и в другом полушарии.
Тогда, в 1953 году, Джим спас свой взвод. Он знал, что спасти тех, кто
выпрыгнул сегодня из самолета, уже не удастся, но, по крайней мере, он
сможет за них отомстить. Одну за другой он осторожно доставал из ящика
гранаты. Когда их набралось пять, Конкэннон выдернул чеки и приготовился.
Резко перекатившись, он швырнул гранаты вперед.
В закрытом бронетранспортере скрыться было просто некуда. Нет, японцы
конечно, пытались что-то предпринять. Увидев подкатившиеся гранаты, они
вскочили на ноги и, стучась головами о крышу машины, спотыкаясь друг о
друга, попытались вылезти наружу.
Но было слишком поздно. Один за другим срабатывали запальные механизмы,
и, хотя из пяти гранат взорвались лишь три - что для гранат модели 67 было
неплохим результатом - этого хватило, чтобы превратить экипаж
бронетранспортера в кровавое месиво.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
За Арнольдом Зиффелем пришли, когда он пил свой ежеутренний кофе.
Арнольд всегда знал, что это когда-нибудь должно было произойти. Иногда
ему казалось, что придут русские, иногда - кубинцы, черные, азиаты или даже
мексиканцы. В голове у Зиффеля образ злейшего врага Свободного Мира все
время менялся. Однако его смелость было не изменить ничем, как он
неоднократно заявлял. Именно поэтому он держал в гараже трехмесячный запас
еды и всегда держал наготове заряженную винтовку АР-15. Он не собирается
сдаваться без боя. Квинтэссенцией философии Арнольда Зифеля была наклейка на
стекле его пикапа: "Мою жену - да. Мою собаку - может быть. Но ружье -
никогда!"
Когда пришли эти люди, миссис Зиффель им не потребовалась. Собака,
Расти, получила пинок сапогом и была выброшена во двор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47