Простите, если бы я знал, что вы придете, я бы послал вместо него Джона.
Аморе смущенно посмотрела на цирюльника.
– Вы знаете, – сказала она.
– Да, но не от Бреандана. Я сам догадался.
– А патер Блэкшо?
– Не могу сказать точно. Он ничего не говорил, но вы ведь сами знаете, от него очень трудно что-либо утаить.
– Да, знаю, – вздохнула Аморе и опустилась на стул.
Ален внимательно посмотрел на нее, и ему показалась, что она так же подавлена, как и Бреандан.
– Простите мое любопытство, мадам. Это не мое дело, но мне не могло не броситься в глаза. После того вечера, когда Бреандан провожал вас в Уайтхолл, он очень изменился. Что-то гнетет его. Уверен, это связано с вами. Я бы очень хотел помочь ему, но он не говорит со мной. Может быть, вы мне скажете, что случилось?
Аморе нерешительно посмотрела на цирюльника, пытаясь понять его настрой. Серо-голубые глаза смотрели мягко и понимающе. Он сам слишком любил радости жизни, чтобы осуждать за это других. Аморе решила довериться ему. Она кивнула, подождала, пока он сядет на табурет, и коротко рассказала, как среагировал Бреандан на ее признание в беременности:
– Он распахнул дверь и убежал. Я не успела его удержать.
Ален задумался:
– Он ревнует к королю! Тогда дело хуже, чем казалось. Бессердечная женщина! Чем вы думали? Вы так долго держали осаду, что он не мог не пасть.
– Я не хотела причинить ему боль, – рассердилась Аморе.
– Вы имеете дело не с бесчувственным придворным, сердце которого истлело от бесчисленных связей. После всего, что ему пришлось пережить, Бреандан особенно чувствителен к женской ласке.
Аморе тепло улыбнулась:
– Вы говорите как настоящий друг. Я рада, что вы его приютили. Он не мог бы попасть в лучшие руки. Но поверьте, для меня он тоже значит очень много. Я никогда не испытывала таких чувств ни к одному мужчине. То, что я ношу ребенка короля, не может пройти незамеченным. Я бы очень хотела, чтобы он забыл об этом и простил меня.
– Мне кажется, вы настроены серьезно, – сказал Ален. – Поговорите с ним.
– Я для этого и пришла.
– Хорошо, я пошлю его к вам, как только он придет. Подождите в моей спальне, там вам никто не помешает.
Войдя в спальню по просьбе мастера Риджуэя полчаса спустя, Бреандан замер от изумления, увидев там Аморе. Он еще слышал, как цирюльник запер дверь, чтобы им никто не мешал, но забыл этому удивиться.
Ее лицо светилось радостью и вместе с тем выдавало робкую неуверенность, а вовсе не высокомерие и насмешку, чего он так боялся. Он испытал огромное счастье, расплылся в широкой улыбке и забыл о своих недавних чувствах. Быстро подойдя к ней, он заключил ее в своих объятиях. Их губы слились в поцелуе. Сгорая от нетерпения, он прижал ее к стене.
Ален, оставшись у двери следить, чтобы никто из обитателей дома не подошел к его спальне, услышал знакомые звуки и широко улыбнулся. Только когда все снова стихло, он оставил свой пост и вернулся в операционную.
Иеремия быстро догадался, что его друг покрывает влюбленных. Уже одно то, что Аморе приходила в цирюльню и не исповедалась, как обычно, свидетельствовало о тайных грехах, которые она пыталась скрыть от своего духовника. Но такому опытному наблюдателю, как Иеремия, и без того не сложно было заметить, что эти двое влюблены друг в друга. Однако он медлил и не говорил об этом с леди Сент-Клер. Иезуит не сомневался в том, что вся вина всецело лежит на ней. Бреандана он не мог и не хотел упрекать. Как же бедному парню было бороться с таким искушением? Однако было бессмысленно запрещать эту греховную, даже опасную, связь. Они все равно бы нашли возможность встречаться, он не мог им помешать. Тогда уж лучше пусть видятся в доме Алена, где нет чужих глаз, чем в какой-нибудь гостинице, где леди Сент-Клер могут узнать. Кроме того, к своему огорчению, Иеремия должен был признать, что, судя по всему, их чувства сильны – такого он в Аморе никогда не замечал. Все это очень беспокоило его, ведь ему было ясно – у этого романа нет будущего.
Глава двадцать четвертая
Когда открылась входная дверь, в операционную ворвался холодный ветер. Ален оторвался от своих инструментов, которые чистил вместе с Джоном, и задержал дыхание, увидев в дверном проеме полную фигуру Гвинет Блаундель. В нем поднялось желание и одновременно обида, так как аптекарша не появлялась уже больше двух недель. И это именно сейчас, когда его мысли благодаря Бреандану и леди Сент-Клер еще чаще, чем обычно, вертелись вокруг страстных свиданий, а надвигающаяся зима закутала всех женщин округи в плотные плащи и накидки. Ален уже подумывал, не наведаться ли ему к какой-нибудь доступной особе, но боялся подцепить болезнь.
Гвинет кивнула ему, он подошел к ней в нетерпении. Однако выражение ее лица не обещало быстрого исполнения его желаний.
– Что-нибудь случилось? – нетерпеливо спросил он.
– Какое-то время мы не сможем видеться, – серьезно ответила Гвинет.
– Неужели мастер Блаундель что-то подозревает?
– Да. Наверно, кто-то из соседей что-нибудь наплел ему, он не спускает с меня глаз. Было очень рискованно с моей стороны идти сюда, но я должна была тебе это сказать.
– Ну надо же, – пробормотал Ален. – Ты уверена, что это и в самом деле необходимо? Мы могли бы быть осторожнее.
– Боюсь, у нас нет выбора – отныне мы должны избегать друг друга. Мой муж неповоротливый человек, но если уж у него появилось подозрение, то он не отстанет. Мне очень жаль, Ален. Я и так слишком задержалась.
Расстроенный, он смотрел, как она, не оборачиваясь, шла к выходу. Открыв дверь, Гвинет остановилась, и Ален уже понадеялся, что она передумала. Но аптекарша сказала:
– Мастер Риджуэй? Да, это его цирюльня.
Кто-то говорил с ней с улицы, Ален не видел кто.
– Я передам, – сказала Гвинет незнакомцу и вернулась в операционную. – Вот, тебе записка.
С удивлением Ален взял сложенный лист бумаги. Рукой Иеремии на нем было написано: «Немедленно приходите. Мне нужна ваша помощь».
– Кто это принес? – спросил Ален.
– Слуга в ливрее, – пожала плечами Гвинет. – Он не назвал имени.
– Вероятно, острый случай. Я иду.
Ален попытался обнять и поцеловать Гвинет на прощание, но она проворно увернулась.
– Не осложняй мне жизнь! – почти раздраженно воскликнула она и быстро ушла.
Укладывая инструменты и давая указания подмастерью, Ален пытался избавиться от чувства горечи. Затем поднялся к комнате Иеремии, постучал и вошел.
За столом над книгой сидела леди Сент-Клер, пришедшая полчаса назад. Ей пришлось коротать время за чтением, поскольку она не сообщала о своих визитах заранее и случалось, как сегодня, что дома не оказывалось ни Иеремии, ни Бреандана.
– Я безутешен, мадам, но вынужден оставить вас в одиночестве, – объяснил Ален. – Я только что получил записку от патера Блэкшо, который находится у судьи Трелонея. Он просит меня немедленно прийти.
– Неужели новое покушение?
– Не думаю. Об этом он бы, несомненно, написал. Но как бы то ни было, мне нужно идти. Может быть, заболел кто-нибудь из слуг. Бреандан скоро должен вернуться. Вам не придется ждать слишком долго.
Ален хотел идти, но Аморе окликнула его. Улыбаясь, она подошла к нему, обняла и поцеловала в щеку.
– Благодарю вас за понимание и помощь, – тепло сказала она. – Вы просто чудо.
Ален вышел из дома с хорошим чувством, ему уже было не так горько после отказа Гвинет. Идя по шумной Патерностер-роу, закутавшись в теплое пальто, он с улыбкой рисовал себе в мельчайших подробностях свидание с леди Сент-Клер.
Был День святой Люсии, стояла мрачная декабрьская погода. Темные серые облака, сквозь которые не могли пробиться лучи тусклого зимнего солнца, громоздились на небе. То и дело моросил слабый, но неприятный дождь. До сумерек было еще далеко, но с близкой Темзы поднимался сырой туман, окутывавший все вокруг. Он смешивался с чадом мыловарен и красилен в густую угольную мглу, так что порой почти не было видно, куда ступать. Ален вдруг вспомнил, что в спешке забыл взять фонарь. Улицы освещались плохо, так как лишь немногие горожане подчинялись решениям городского совета и вешали перед домом светильники. Пока еще туман позволял разбирать дорогу, но скоро настанут сумерки. А одинокому невооруженному путнику небезопасно бродить ночью по лондонским улицам.
Ален не мог понять почему, но вдруг им овладело тревожное чувство, вытеснившее его сладкие мечтания. Несмотря на теплое шерстяное пальто, он почувствовал озноб. Нежные объятия из его фантазий растаяли от протрезвившей неприятной действительности.
Перед ним вырос каменный массив ворот Ладгейт. Проходя через ворота, Ален чувствовал, будто его поглощает мрачная бездна. Это ощущение не покинуло его и когда он миновал ворота и пошел по мосту через Флит. Невольно он ускорил шаги, чтобы как можно скорее добраться до дома судьи на Ченсери-лейн.
На Флит-стрит царила невероятная сутолока. Каждый старался вернуться в теплый дом до наступления темноты. Тяжело груженые телеги беспардонно прокладывали себе дорогу, оттесняя на обочину даже экипажи знати. Извозчики ругались до бесконечности и по полчаса задерживали все движение. Судя по всему, только что началась перебранка из-за того, кому ехать первым, – толпа гудела, бранилась и не могла двинуться ни взад, ни вперед. Чтобы обойти затор, Ален решил свернуть вправо на Шу-лейн. Обычно толпа не пугала Алена – рост позволял ему наблюдать за ней свысока, но сегодня его подгоняла неясная потребность держаться подальше от прохожих.
На Шу-лейн почти не было движения. Ремесленники и торговцы запирали двери. То и дело пробегал какой-нибудь мальчишка, торопясь выполнить последнее на сегодня задание. Ален ориентировался по освещенным окнам домов, вдоль которых шел, испытывая облегчение от того, что теперь двигался быстрее.
Почему Иеремия написал записку? Он все надеялся, что с судьей ничего не случилось и речь шла о какой-нибудь мелочи. Но в таком случае его друг, конечно, не стал бы за ним посылать, а справился бы сам.
Вдруг Ален остановился и обернулся. Несмотря на туман, он смутно разглядел примерно в ста ярдах за собой человека, закутанного в широкий плащ с капюшоном. Человек двигался в том же направлении. Не было никаких оснований сомневаться в том, что это добропорядочный горожанин, торопившийся домой, но по телу Алена пробежала неприятная дрожь. В нерешительности он остановился и какое-то время смотрел на бесформенную тень, приближавшуюся к нему в сгущающейся темноте. Ален хотел уже двинуться дальше, как незнакомец вдруг замедлил шаги и тоже остановился.
Ален стиснул зубы. Ему стало не по себе. Он слышал немало рассказов про нападения уличных разбойников на вечерних прохожих и испугался, что в этот вечер его постигнет та же участь, ведь ему так и не удалось избавиться от преследователя. Теперь он был уже убежден – незнакомец приближается именно к нему.
Ален внимательно осмотрелся в поисках фонаря ночного сторожа или факела фонарщика, которые обычно на каждом углу предлагали свои услуги. Но на улице не было ни одного человека. Ему ничего не оставалось, как идти дальше и надеяться, что следующий перекресток будет более оживленным. Ускорив шаги, Ален нащупал кожаный чехол, в котором лежали инструменты, достал узкий ножик и ланцет. Если случится худшее, он по крайней мере будет обороняться.
Туман густел. Обернувшись, Ален уже никого не увидел в молочных пеленах. Он снова замедлил шаг и попытался проанализировать угрожавшую ему опасность. Уличные разбойники обычно работают бандой или по меньшей мере вдвоем. Беспокойство Алена все усиливалось. Он напряженно вслушивался в то, что происходит позади, но туман скрадывал и все звуки. Он готов был закричать от отчаяния. Незнакомец мог находиться от него в нескольких шагах, а он мог не разглядеть его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Аморе смущенно посмотрела на цирюльника.
– Вы знаете, – сказала она.
– Да, но не от Бреандана. Я сам догадался.
– А патер Блэкшо?
– Не могу сказать точно. Он ничего не говорил, но вы ведь сами знаете, от него очень трудно что-либо утаить.
– Да, знаю, – вздохнула Аморе и опустилась на стул.
Ален внимательно посмотрел на нее, и ему показалась, что она так же подавлена, как и Бреандан.
– Простите мое любопытство, мадам. Это не мое дело, но мне не могло не броситься в глаза. После того вечера, когда Бреандан провожал вас в Уайтхолл, он очень изменился. Что-то гнетет его. Уверен, это связано с вами. Я бы очень хотел помочь ему, но он не говорит со мной. Может быть, вы мне скажете, что случилось?
Аморе нерешительно посмотрела на цирюльника, пытаясь понять его настрой. Серо-голубые глаза смотрели мягко и понимающе. Он сам слишком любил радости жизни, чтобы осуждать за это других. Аморе решила довериться ему. Она кивнула, подождала, пока он сядет на табурет, и коротко рассказала, как среагировал Бреандан на ее признание в беременности:
– Он распахнул дверь и убежал. Я не успела его удержать.
Ален задумался:
– Он ревнует к королю! Тогда дело хуже, чем казалось. Бессердечная женщина! Чем вы думали? Вы так долго держали осаду, что он не мог не пасть.
– Я не хотела причинить ему боль, – рассердилась Аморе.
– Вы имеете дело не с бесчувственным придворным, сердце которого истлело от бесчисленных связей. После всего, что ему пришлось пережить, Бреандан особенно чувствителен к женской ласке.
Аморе тепло улыбнулась:
– Вы говорите как настоящий друг. Я рада, что вы его приютили. Он не мог бы попасть в лучшие руки. Но поверьте, для меня он тоже значит очень много. Я никогда не испытывала таких чувств ни к одному мужчине. То, что я ношу ребенка короля, не может пройти незамеченным. Я бы очень хотела, чтобы он забыл об этом и простил меня.
– Мне кажется, вы настроены серьезно, – сказал Ален. – Поговорите с ним.
– Я для этого и пришла.
– Хорошо, я пошлю его к вам, как только он придет. Подождите в моей спальне, там вам никто не помешает.
Войдя в спальню по просьбе мастера Риджуэя полчаса спустя, Бреандан замер от изумления, увидев там Аморе. Он еще слышал, как цирюльник запер дверь, чтобы им никто не мешал, но забыл этому удивиться.
Ее лицо светилось радостью и вместе с тем выдавало робкую неуверенность, а вовсе не высокомерие и насмешку, чего он так боялся. Он испытал огромное счастье, расплылся в широкой улыбке и забыл о своих недавних чувствах. Быстро подойдя к ней, он заключил ее в своих объятиях. Их губы слились в поцелуе. Сгорая от нетерпения, он прижал ее к стене.
Ален, оставшись у двери следить, чтобы никто из обитателей дома не подошел к его спальне, услышал знакомые звуки и широко улыбнулся. Только когда все снова стихло, он оставил свой пост и вернулся в операционную.
Иеремия быстро догадался, что его друг покрывает влюбленных. Уже одно то, что Аморе приходила в цирюльню и не исповедалась, как обычно, свидетельствовало о тайных грехах, которые она пыталась скрыть от своего духовника. Но такому опытному наблюдателю, как Иеремия, и без того не сложно было заметить, что эти двое влюблены друг в друга. Однако он медлил и не говорил об этом с леди Сент-Клер. Иезуит не сомневался в том, что вся вина всецело лежит на ней. Бреандана он не мог и не хотел упрекать. Как же бедному парню было бороться с таким искушением? Однако было бессмысленно запрещать эту греховную, даже опасную, связь. Они все равно бы нашли возможность встречаться, он не мог им помешать. Тогда уж лучше пусть видятся в доме Алена, где нет чужих глаз, чем в какой-нибудь гостинице, где леди Сент-Клер могут узнать. Кроме того, к своему огорчению, Иеремия должен был признать, что, судя по всему, их чувства сильны – такого он в Аморе никогда не замечал. Все это очень беспокоило его, ведь ему было ясно – у этого романа нет будущего.
Глава двадцать четвертая
Когда открылась входная дверь, в операционную ворвался холодный ветер. Ален оторвался от своих инструментов, которые чистил вместе с Джоном, и задержал дыхание, увидев в дверном проеме полную фигуру Гвинет Блаундель. В нем поднялось желание и одновременно обида, так как аптекарша не появлялась уже больше двух недель. И это именно сейчас, когда его мысли благодаря Бреандану и леди Сент-Клер еще чаще, чем обычно, вертелись вокруг страстных свиданий, а надвигающаяся зима закутала всех женщин округи в плотные плащи и накидки. Ален уже подумывал, не наведаться ли ему к какой-нибудь доступной особе, но боялся подцепить болезнь.
Гвинет кивнула ему, он подошел к ней в нетерпении. Однако выражение ее лица не обещало быстрого исполнения его желаний.
– Что-нибудь случилось? – нетерпеливо спросил он.
– Какое-то время мы не сможем видеться, – серьезно ответила Гвинет.
– Неужели мастер Блаундель что-то подозревает?
– Да. Наверно, кто-то из соседей что-нибудь наплел ему, он не спускает с меня глаз. Было очень рискованно с моей стороны идти сюда, но я должна была тебе это сказать.
– Ну надо же, – пробормотал Ален. – Ты уверена, что это и в самом деле необходимо? Мы могли бы быть осторожнее.
– Боюсь, у нас нет выбора – отныне мы должны избегать друг друга. Мой муж неповоротливый человек, но если уж у него появилось подозрение, то он не отстанет. Мне очень жаль, Ален. Я и так слишком задержалась.
Расстроенный, он смотрел, как она, не оборачиваясь, шла к выходу. Открыв дверь, Гвинет остановилась, и Ален уже понадеялся, что она передумала. Но аптекарша сказала:
– Мастер Риджуэй? Да, это его цирюльня.
Кто-то говорил с ней с улицы, Ален не видел кто.
– Я передам, – сказала Гвинет незнакомцу и вернулась в операционную. – Вот, тебе записка.
С удивлением Ален взял сложенный лист бумаги. Рукой Иеремии на нем было написано: «Немедленно приходите. Мне нужна ваша помощь».
– Кто это принес? – спросил Ален.
– Слуга в ливрее, – пожала плечами Гвинет. – Он не назвал имени.
– Вероятно, острый случай. Я иду.
Ален попытался обнять и поцеловать Гвинет на прощание, но она проворно увернулась.
– Не осложняй мне жизнь! – почти раздраженно воскликнула она и быстро ушла.
Укладывая инструменты и давая указания подмастерью, Ален пытался избавиться от чувства горечи. Затем поднялся к комнате Иеремии, постучал и вошел.
За столом над книгой сидела леди Сент-Клер, пришедшая полчаса назад. Ей пришлось коротать время за чтением, поскольку она не сообщала о своих визитах заранее и случалось, как сегодня, что дома не оказывалось ни Иеремии, ни Бреандана.
– Я безутешен, мадам, но вынужден оставить вас в одиночестве, – объяснил Ален. – Я только что получил записку от патера Блэкшо, который находится у судьи Трелонея. Он просит меня немедленно прийти.
– Неужели новое покушение?
– Не думаю. Об этом он бы, несомненно, написал. Но как бы то ни было, мне нужно идти. Может быть, заболел кто-нибудь из слуг. Бреандан скоро должен вернуться. Вам не придется ждать слишком долго.
Ален хотел идти, но Аморе окликнула его. Улыбаясь, она подошла к нему, обняла и поцеловала в щеку.
– Благодарю вас за понимание и помощь, – тепло сказала она. – Вы просто чудо.
Ален вышел из дома с хорошим чувством, ему уже было не так горько после отказа Гвинет. Идя по шумной Патерностер-роу, закутавшись в теплое пальто, он с улыбкой рисовал себе в мельчайших подробностях свидание с леди Сент-Клер.
Был День святой Люсии, стояла мрачная декабрьская погода. Темные серые облака, сквозь которые не могли пробиться лучи тусклого зимнего солнца, громоздились на небе. То и дело моросил слабый, но неприятный дождь. До сумерек было еще далеко, но с близкой Темзы поднимался сырой туман, окутывавший все вокруг. Он смешивался с чадом мыловарен и красилен в густую угольную мглу, так что порой почти не было видно, куда ступать. Ален вдруг вспомнил, что в спешке забыл взять фонарь. Улицы освещались плохо, так как лишь немногие горожане подчинялись решениям городского совета и вешали перед домом светильники. Пока еще туман позволял разбирать дорогу, но скоро настанут сумерки. А одинокому невооруженному путнику небезопасно бродить ночью по лондонским улицам.
Ален не мог понять почему, но вдруг им овладело тревожное чувство, вытеснившее его сладкие мечтания. Несмотря на теплое шерстяное пальто, он почувствовал озноб. Нежные объятия из его фантазий растаяли от протрезвившей неприятной действительности.
Перед ним вырос каменный массив ворот Ладгейт. Проходя через ворота, Ален чувствовал, будто его поглощает мрачная бездна. Это ощущение не покинуло его и когда он миновал ворота и пошел по мосту через Флит. Невольно он ускорил шаги, чтобы как можно скорее добраться до дома судьи на Ченсери-лейн.
На Флит-стрит царила невероятная сутолока. Каждый старался вернуться в теплый дом до наступления темноты. Тяжело груженые телеги беспардонно прокладывали себе дорогу, оттесняя на обочину даже экипажи знати. Извозчики ругались до бесконечности и по полчаса задерживали все движение. Судя по всему, только что началась перебранка из-за того, кому ехать первым, – толпа гудела, бранилась и не могла двинуться ни взад, ни вперед. Чтобы обойти затор, Ален решил свернуть вправо на Шу-лейн. Обычно толпа не пугала Алена – рост позволял ему наблюдать за ней свысока, но сегодня его подгоняла неясная потребность держаться подальше от прохожих.
На Шу-лейн почти не было движения. Ремесленники и торговцы запирали двери. То и дело пробегал какой-нибудь мальчишка, торопясь выполнить последнее на сегодня задание. Ален ориентировался по освещенным окнам домов, вдоль которых шел, испытывая облегчение от того, что теперь двигался быстрее.
Почему Иеремия написал записку? Он все надеялся, что с судьей ничего не случилось и речь шла о какой-нибудь мелочи. Но в таком случае его друг, конечно, не стал бы за ним посылать, а справился бы сам.
Вдруг Ален остановился и обернулся. Несмотря на туман, он смутно разглядел примерно в ста ярдах за собой человека, закутанного в широкий плащ с капюшоном. Человек двигался в том же направлении. Не было никаких оснований сомневаться в том, что это добропорядочный горожанин, торопившийся домой, но по телу Алена пробежала неприятная дрожь. В нерешительности он остановился и какое-то время смотрел на бесформенную тень, приближавшуюся к нему в сгущающейся темноте. Ален хотел уже двинуться дальше, как незнакомец вдруг замедлил шаги и тоже остановился.
Ален стиснул зубы. Ему стало не по себе. Он слышал немало рассказов про нападения уличных разбойников на вечерних прохожих и испугался, что в этот вечер его постигнет та же участь, ведь ему так и не удалось избавиться от преследователя. Теперь он был уже убежден – незнакомец приближается именно к нему.
Ален внимательно осмотрелся в поисках фонаря ночного сторожа или факела фонарщика, которые обычно на каждом углу предлагали свои услуги. Но на улице не было ни одного человека. Ему ничего не оставалось, как идти дальше и надеяться, что следующий перекресток будет более оживленным. Ускорив шаги, Ален нащупал кожаный чехол, в котором лежали инструменты, достал узкий ножик и ланцет. Если случится худшее, он по крайней мере будет обороняться.
Туман густел. Обернувшись, Ален уже никого не увидел в молочных пеленах. Он снова замедлил шаг и попытался проанализировать угрожавшую ему опасность. Уличные разбойники обычно работают бандой или по меньшей мере вдвоем. Беспокойство Алена все усиливалось. Он напряженно вслушивался в то, что происходит позади, но туман скрадывал и все звуки. Он готов был закричать от отчаяния. Незнакомец мог находиться от него в нескольких шагах, а он мог не разглядеть его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61